В земле зияет огромная дыра. Кругом валяются обломки мрамора и декоративного ограждения. Говорят, часть этого дорогостоящего материала нашла достойное применение в некоторых художественных мастерских Луцка…
Следующий склеп разрушен, как в большевистской песне, до основания. Я прыгаю в яму. Кроме догнивающих гробовых досок и ржавых железных конструкций, на которых устанавливался гроб – здесь ничего нет.
Мы идем еще дальше. И находим в правом углу несколько гранитных скульптур. Комаровский старательно фиксирует их на фотоплёнку…
В ста метрах отсюда, в песчаном карьере гитлеровцы расстреляли всё еврейское население Мельницы. К сожалению, у нас нет времени, чтобы заглянуть туда.
Маршрут поездки тщательно разработан наперёд. И всё надо успеть. После Мельницы – Крывлин, затем Кашовка… Десятки километров по бездорожью, лесными партизанскими тропами. Конечно, можно ехать в объезд, как в прошлый раз – через бетонку. Но в том и смысл, чтобы посетить наиболее глухие места!
– Ну, что ты скажешь по этому поводу? – спросил Владимир, когда мы снова оказались в машине.
– Ты о чем? – удивился я.
– Стоит походить здесь с металлоискателем или нет?
– Если можешь пойти на такое кощунство – пожалуйста. До нас тут копали явно непрофессионалы. Скорее всего – простые сельские мальчишки…
– К тому же последний раз достаточно давно, – поддержал меня археолог Панышко. – Но я бы не советовал тревожить память мёртвых.
На нашего предводителя, приверженного к мистике, такое предостережение должно подействовать!
– Здесь можно делать бабки быстрее и проще, – встрял в разговор Комаровский.
Кливанский удивлённо уставился на него.
– Как?
– Всем известно, как ревностно относятся поляки к своему культурному наследию. Ты можешь возить их сюда на экскурсии. Спонсоры из-за Буга найдутся всегда…
Я вижу, что предложение журналиста пришлось Клёве по нраву. Он хитро улыбнулся и начал прокручивать в своей щедрой на выдумки башке какие-то новые варианты…
20
Следующую остановку совершили в центре Мельницы возле церкви, стоявшей на берегу узенькой речушки, в прозрачных водах которой чёрными тенями шмыгали крупные караси.
– Может, затянем? – предложил я. (Кловня, конечно же, лежит в багажнике.)
– Первым делом – самолеты, – назидательно изрек Вован, воспользовавшись словами из песни военных лет.
– Понял! Слушаю и повинуюсь…
Сергей, не медля, побежал к видневшимся на горизонте валам древнерусского городища, Николай принялся фотографировать окрестности, а мы с Клёвой, обогнув величественное культовое сооружение, оказались на простом крестьянском подворье с перекошенной избой посередине.
– Здесь живёт Жуковский . Краевед-любитель. Он точно знает, где стоял замок, – на ходу пояснил Кливанский.
Двери домов в здешних сёлах на ключ не запирают.
– Добрый день! – крикнул я с порога.
На звук вылетела резвая бабулька с веником в руке.
– Вы к кому?
– К Виталию Михайловичу.
– Ой-ёй-ёй, – вдруг запричитала она. – Беда у нас… Дед после инсульта плохо слышит. И часто не понимает, чего от него хотят.
Нет, чтобы приехать на полгода раньше!
– И всё же, можно его увидеть? – настоял Кливанский.
– Конечно-конечно… Проходите в комнату.
Высокий мужчина с длинными седыми усами смотрел на нас без тени настороженности. Его лицо светилось неземной благодатью, добром и теплотой.
– Цэ до тэбэ! – бросила хозяйка.
"Присядьте!" – жестом пригласил ветеран.
– Я был у вас в прошлом году, – издалека зашел Владимир. – Вы мне показывали могилу неизвестного солдата четвёртого полка легионов польских в урочище "Березина"…
– А! – вспомнил Жуковский и, выдвинув ящик стола, достал из него несколько листов писчей бумаги, соединённых между собой канцелярской скрепкой.
Положил их прямо передо мною.
Матерь божья, да это же полный список бойцов УПА из деревни Мельница! За такое при коммунистах можно было схлопотать лет пятнадцать… А при Сталине – и вовсе пулю в лоб. Что-то перемкнуло старика!
Принимаюсь лихорадочно переписывать бесценные сведения в блокнот. Загурские, Демидицкие, Жуковские, Шевчуки, Ткачуки, Стрижевские… Всего 69 фамилий. А коммунистическая пропаганда утверждала, что движение сопротивления на Западе Украины не было массовым!
Мобилизационно-организационный отдел, идеолого-организационный, хозяйственный, боевая группа самообороны. Здесь же связные, медсёстры… Рядовые, подстаршины, старшины. Четкая военизированная структура, иерархия!
Мой авторитетный товарищ совершенно не понимает, какая сенсация попала нам в руки. Зачем ему реестр повстанцев? Вот если бы карта с указанием места, где хранятся драгоценности.
– Может, вы подарите этот список писателю?! Я заплачу! – предложил Владимир и сразу же обрёл союзника в лице шустрой бабульки.
– Отдай им бумаги, Виталичку, – ласково промурлыкала старушка. – На кой ляд он нам сдался?
– Берите, – улыбнувшись, прошептал краевед.
На радостях Григорьевич "отстегнул" им несколько червонцев и, довольный собой, приступил к дальнейшему "допросу":
– Вы про казну ничего не слышали?
Хозяйка усекла, что дело пахнет деньгами, и, сориентировавшись в обстановке, взяла на себя роль переводчика:
– Про казну спрашивають! – закричала она прямо в ухо супругу.
– Какую? – тихо выдавил тот.
– То ли брусиловскую, то ли польскую…
– Польскую! – следом за Клёвой повторила старуха. Фамилию Брусилова она, по-видимому, слышала впервые.
– Не знаю.
– А замок… Замок где был?
– Про замок спрашивають…
– Боны?
– А то кого же!
– Да как вам сказать? В поле. Между Мельницей и Крывлином. С левой стороны. Между прудами…
– Понял? – Кливанский победно взглянул на меня.
Задерживаться дольше мы не стали.
Позвали Комаровского и попросили сфотографировать на память стариков.
Как раз поспел и Панышко!
– Это фантастика! Здесь столько работы… Копать и копать… Но где взять средства? – несвязно бормотал он.
21
Возле телеграфного столба, на котором свили гнездо аисты, поворачиваем налево.
– До Крывлина – километров пять. Через поле, – вполголоса сообщает Кливанский. Неизвестно только кому. Любой из нас знает этот регион не хуже его!
"Мерс" лихо бежит по извилистой дороге, щедро усыпанной крупным гравием. Некоторые камушки из-под наших колес отлетают далеко в сторону… Хорошо, что нет встречных машин, иначе б мы непременно разбили кому-то стекло.
– Гляди! – Панышко вдруг ткнул пальцем в сторону двух небольших холмиков, рядом с которыми располагалась ровная площадка, напоминающая футбольное поле. – Здесь я уже искал… Может, предпринять еще одну попытку?
Мы вышли из машины и принялись кружить по болоту. Может быть, когда-то здесь ступала нога самой королевы Боны… Чтобы начать раскопки, нужны хоть какие-то ориентиры, точные показания свидетелей. А их-то у нас и нет! Не принимать же всерьёз утверждения тяжело больного Жуковского…
На поле пасут коров сельские пацаны.
– Эй, поди сюда! – позвал Панышко одного из них.
Курносый паренёк с гладко выбритой головой, не робея, приблизился к нам.
– Что это за место, знаешь?
– Поле!
– А что здесь раньше было?
– Поле!
– Про замок ничего не слышал?
– Не-а…
– И дедушка с бабушкой ничего не рассказывали?
– Нет…
"Так нам никогда не добраться до истины. Лучше переговорить с оставшимися в живых фигурантами списка. Эти в основном национально сознательные люди, жадно схватывающие всё, связанное с историей родного края. Соберу их всех вместе и выведу на поиски", – решил я.
Спустя мгновение мы заняли места "согласно купленным билетам", и "мерс", ведомый крепкой Славкиной рукой, рванул вперёд к уже показавшейся на горизонте деревне Крывлин.
Впрочем, такие населённые пункты уже и деревней называть как-то неудобно. Несколько покосившихся изб вдоль одной-единственной улочки…
Работая в архиве, я установил, что где-то здесь должны располагаться фортификационные сооружения австрийской армии периода Первой мировой войны. Сообщение об этом не вызвало энтузиазма у Кливанского, зато Панышко проявил бурный восторг.
Всего мы нашли четыре дота. Все они в нынешнее время находятся на огородах местных жителей и служат в качестве… овощехранилищ.
Бетонные бункера и сейчас выглядят внушительно. Прорвать оборону врага было совсем непросто… Гонимые на убой простые русские крестьяне, облачённые в воинскую форму, со слезами на глазах (исторический, между прочим, факт) раз за разом штурмуют укрепрайон. Строчат пулемёты. Ряды нападающих заметно редеют… Сколько их полегло в наших широтах! Сколько юных жизней с обеих сторон поглотила та бессмысленная бойня! Воздать бы всем должное… Но наше обанкротившееся государство не в состоянии сберечь оставшиеся памятники, не говоря уже о том, чтобы поставить новые…
"Минуту молчания" прерывает мощный сигнал клаксона. Князю Кливанскому не терпится в дорогу. Что ж, у него в этом регионе свой, узкий, специфический интерес! И мы вынуждены считаться с этим.
22
Теперь "мерседес" летит в направлении бетонки, чтобы за деревней Мырин юркнуть направо в густой смешанный лес, через который лежит прямая (и самая короткая) дорога на Кашовку – конечный пункт нашего сегодняшнего путешествия.
Минут двадцать петляем среди берёз, дубов и елей. Периодически останавливаясь для того, чтобы срезать очередной гриб. Летом они предпочитают расти вдоль просёлочных дорог. Может быть, потому, что именно там собирается наибольшее количество тепла и влаги?
Проходит еще четверть часа – и мы паркуем авто во дворе моего друга Леонида.
Поздоровавшись, выкладываем подарки: несколько бутылок "Кагора", парочку арбузов да с пол-ящика "Зэмана". Вино – для Ольги, прислуживающей батюшке в местной церкви, пиво – гостеприимному хозяину.
На часах – 11.00. Сейчас нам, как всегда, предложат завтрак, плавно переходящий в обед. С горилкой и нудными разговорами про "лыху селянську долю". Отмазаться на сей раз будет непросто – за рулём ведь не я, а Славик.
Что ж… Помирать так с музыкой! Вот только поболтаю с другом, пока мы оба трезвы – и за стол.
Отзываю Ткачука в сторону, и мы вдвоём, сопровождаемые настороженными взглядами Кливанского, не спеша, спускаемся к Стоходу.
– У меня к тебе большая просьба, Лёнь…
– Говори!
– Помоги установить имена всех воинов УПА.
– Зачем?
– Меня интересуют бандеровские схроны…
– В наших сёлах остались только те, кого в сорок четвёртом мобилизовали в Красную Армию, или же те, кто после войны получил срок и, отмотав его, вернулся на родину… "Непримиримые" прекратили сопротивление гораздо позже, в середине пятидесятых. Большинство из них сумели уйти на Запад, остальные полегли. Так что и расспрашивать, в принципе, некого. Хотя… Есть один дедок в соседней деревне. По кличке Ворошилов. Может, он что-то знает?
– Устрой нам встречу.
– Запросто. Но, мне кажется, никакого проку от нее не будет…
– Поясни…
– Сейчас только и слышно: схроны, схроны… А кто их видел? То-то же – нет таких людей.
– Ну, не скажи!
– Как ты думаешь, за годы вооружённой борьбы энкаведисты нашли хоть один бункер?
– Конечно!
– И где он?
– Обнаруженные схроны сразу взрывали.
– Давай зайдём с другой стороны… Нынче борцы за вильну Украину – в большом почёте. Почему же никто из них не показал, где он прятался в послевоенные годы, а?
– Те, кто и по окончании войны продолжал бороться с Советами, или погибли, или слиняли за границу – ты сам об этом говорил.
– Вот мы и пришли к общему знаменателю… – торжествуя, подытожил Ткачук. – Айда, накатим по соточке. Сегодня я тебя живым не выпущу!
– Погоди… Успеем ещё… Скажи, про замок Боны тебе ничего не известно?
– Ты ещё пять лет назад об этом спрашивал.
– А про брусиловскую казну?
– Не знаю, Брусилова она или ещё чья-то, но слухи в деревне ходят. А дыма без огня, как известно, не бывает…
– Вот и я о том же. Найди нужных людей, побалакай с ними…
– Поговорить нетрудно…
– Все расходы беру на себя…
– Что я бутылки самогона не найду?
– Вот-вот… Водки не жалей. И денег тоже. Мы компенсируем!
– Оставь! – решительно рявкнул Леонид, заметив, что я полез в карман. – Дружбу деньгами не измерить… А мы с тобой кто?
– Самые первые кореша!
– Так-то оно лучше… Оставайся ночевать – утро вечера мудренее. Завтра все вопросы и порешаем.
– Забыл? Нас много!
– Ничего, места всем хватит…
– Ладно, я перетру с Володей…
– Что это за тип?
– Князь. Наместник короля на Волыни.
– Да ну?
– Точно!
– А с виду такой простак… Он пусть тоже останется. Народ разговорчивее становится в присутствии титулованной особы… Ну, пошли завтракать, а то Ольга обидится!
23
Как оказалось, не один я хотел поболтать с Леонидом. Кливанский тоже намеревался задать ему несколько вопросов. Он уже давно выглядывал нас, нетерпеливо прохаживаясь по просторному крестьянскому двору…
– Что вы замышляете? – спросил он, насупив брови.
– Переворот! – улыбнулся я.
– Не люблю, когда вокруг меня плетут интриги…
– Никто ничего не плетёт! – огрызнулся Леонид.
– Тебя никто не спрашивает! – грубо оборвал Клёва. (Что на него нашло?) – Думаю, у компаньонов не должно быть секретов друг от друга? (Это уже в мой адрес!)
– Никаких секретов нет и быть не может. Я просил Леонида познакомить меня с ветеранами УПА. Может, они посодействуют в наших поисках.
– Это правда? – Владимир пристально посмотрел в глаза моего товарища.
– А то как же…
– Тогда – прошу прощения. Не хотел вас обидеть…
– Ничего…
– Жизнь нонче пошла такая… Вокруг – одни подонки и предатели. Только и жди подвоха…
– Может, не в тех кругах вращаешься? – поддел Ткачук.
– Наверное, – миролюбиво согласился Кливанский. – Больно многие ищут выгоды от дружбы со мной…
– К нам это не относится!
– Согласен… Недавно мне доложили, что в вашем районе проживает один бандеровец, которому известно местонахождение некоторых схронов.
– Кто?
– Безногий.
– Не знаю такого…
– Найди!
– Попробую. Оставайтесь ночевать у нас…
– А что, я – за! Только как на это посмотрят Серёгины друзья?
– Отпусти их домой. На машине. Утром водитель вернётся, – быстро нашёл выход из положения Леонид.
…Часа в три дня окосевшие Комаровский и Панышко отбыли со Славиком в Луцк, а мы с Владимиром отправились… на Стоход. Сколько ни говори, что пьяному нельзя лезть в воду – на нашего брата это не действует.
К счастью, никто не утонул. Зато оба протрезвели. Так что от нарушения правил бывает не только вред, но и… польза.
Вдоволь накупавшись, устало плюхаемся на жёлтый песочек. Я гляжу на живот Кливанского и подсознательно начинаю считать шрамы. Их явно больше трёх!
– Эй, Григорьевич, можно один нескромный вопрос?
– Валяй!
– Сколько пуль выпустили в тебя?
– Семь.
– И все попали в цель?
– Так точно… Вот смотри: одна – в руку, вторая – в…
– Стоп… Стоп, – недипломатично перебиваю его. – Сейчас не этот вопрос меня волнует. По ментовским материалам, у тебя три ранения. Понял? Всего лишь три! И то из мелкокалиберки.
– Так вот почему они запустили в обиход "утку", что киллер стрелял не на поражение!
– Тебе тоже известно об этом?
– А то как же… Но ты не сомневайся, Серёга – семь… Семь дырок девятого калибра.
– Как "девятого"? 5,6!
– Это тебе тоже "мусора" сказали?
– Да.
– Странно… В прокуратуре мне показывали гильзы. От "макарова". Можешь проверить…
– Тогда почему у ментов другие сведения?
– А ты у них спроси…
Мать моя! Спортивный пистолет калибра 5,6 (например, "марголин") и боевая девятимиллиметровая "пушка" – всё равно, что земля и небо! В те годы, когда наша страна (я имею в виду СССР) не без успеха боролась за утверждение коммунистических идеалов во всём мире, на Острова Зелёного мыса поставили крупную партию пистолетов Макарова… Тамошние полицейские без раздумий применяли огнестрельное оружие, и в стране резко возросло число жертв среди гражданского населения. До такой степени, что даже видавшие виды аборигены стали требовать перевооружения стражей правопорядка. И тогда ПМ заменили мелкокалиберными вальтерами производства ГДР. Количество пострадавших резко пошло на убыль…
Что из этого следует?
А то, что кому-то было выгодно приуменьшить опасность, грозившую Кливанскому в результате покушения. Кому? Зачем? На этот вопрос мы оба по сей день не нашли ответа.
24
Вернувшись с реки, стали искать хозяина. Его нигде не было.
– Леня пошёл в Пидрижжя, по вашим делам, – пояснила Ольга, выпекавшая пирожки с маком.
И мы решили покемарить. Для этих целей лучше всего подходит горыще , имеющееся в каждом приличном сельском доме… Одевшись, зарываемся с головою в сено. Засыпаем, как сказал бы дедушка Ильич, надолго и всерьёз.
…Ткачук вернулся только в семь вечера и сразу принялся нас тормошить.
– Подъем, лежебоки! Ночь впереди!
– Ну что, выходил? – потягиваясь, спросил я.
– Ворошилов придёт сам. В девять утра.
– Спасибо.
– Вставайте. Пора вечерять…
Стол уже был накрыт. При виде горилки мы с Вованом чуть не лишились дара речи. Попросили заменить её молочком. Хозяева, к счастью, не возражали.
Пироги получились пышными, румяными и чрезвычайно вкусными. Мы долго не могли оторваться от них. А когда все же оторвались, то решили снова пойти на Стоход, чтобы поставить на ночь путанку – так здесь называют сеть, ударившись в которую один раз, рыба уже не в состоянии самостоятельно выбраться из нее. Как и кловня, это чисто браконьерская снасть. Но, полагаю, щедрая матушка-природа не останется в особом накладе, если мы лишим ее нескольких крупных представителей класса водных позвоночных. Мелкая рыбка не пострадает – она спокойно пройдёт через трёхсантиметровое очко…
На берегу возле мостика какие-то люди колдуют с мощным аккумулятором. Рядом с ними уже готова к плаванию двухместная резиновая лодка.
– Снова эти подонки! – грозно зарычал Леонид.
– Ты чего? – недоумённо переспросил Кливанский.
– Да вот… Повадились к нам одни ковельчане. С электроудочкой. После них не остаётся даже колючки. А если и уцелеет какая особо шустрая рыбина – давать потомство уже не сможет никогда…