Спать не хотелось; он выспался днём и теперь лежал с открытыми глазами, разглядывал на тыльной стене кабинета, над большим электрическим камином, полосу от Ташиной лампы, - Наташа читала, а было уже поздно, шёл второй час, и Борис всё больше изумлялся упорству, с которым Наташа постигала науки, стремилась к знаниям.
Всё так же, не включая свет, забрался в постель, разглядывал очертания камина, блестевшую в полумраке медную решётку у очага, и полосу света, лившегося из окна соседней дачи. Он и ещё лежал час, а может, и два - в голове рождались планы встреч в Наташей, а золотисто-желтая полоса на стене светилась фантастической дорогой, куда-то звала, манила. Борис так и не увидел, как эта дорога погасла.
Сон его был некрепок, тревожен, - он в последние годы и вообще-то спал плохо, а тут слишком сильные впечатления подарил ему первый день жизни на даче.
Назавтра должен был приехать экстрасенс, - очередной, и на этот раз самый важный, самый главный. О нём говорили: "Лечит все болезни, может поднять из могилы".
"Чепуха какая - все болезни!" - думал о нём Борис, проснувшись утром. Подниматься не спешил. Делать ему было нечего, он никуда не торопился, - и вообще, Качан решил здесь больше спать, валяться - отдыхать, отдыхать. В голове лениво чередовались мысли: "Как ещё глупы люди, верят: "Лечит все болезни". Очевидная глупость, а кое-кто верит. И мать моя - тоже верит. Ведь это даже с точки зрения здравого смысла никуда не годится. Противоречит всем законам диалектики. Шаманство, религиозный фанатизм".
Вспомнил фильм, - кажется, "Праздник святого Иоргена", - там артист Кторов играл исцеляющего людей святого. Одним мановением руки тот возвращал незрячим зрение, ставил на ноги калек и увечных. Так и этот - все болезни!..
Однако забавно. Посмотрим, как он меня будет лечить!
На улице оглушительно взревел мотоцикл, затрещал, захлопал. Борис в окно успел разглядеть, как из калитки выехала Наташа, как она свернула к шоссе и на красной чешской "Яве" метеором пронеслась по улице, скрылась за мостом у пруда. "Ездит на мотоцикле - вот ещё новость!"
Ему стало грустно и одиноко. Проснулся с тайной мыслью тотчас же увидеть Наташу, зайти к ней, поболтать, а она так бесцеремонно изменила его планы.
Оставался экстрасенс - забавный человек, надевший на себя маску всемогущего волшебника, напустивший вокруг себя туману, морочивший нормальных, и подчас совсем неглупых людей. И Борис снова подумал о матери, не жалевшей для него никаких средств. "Я для неё ребёнок. Для них, матерей, мы до конца - дети". Мысль эта привела к грустному заключению: "А я для неё ещё ничего не сделал".
Потом мысли приняли экономическое направление: "Интересно, сколько у неё денег, не слишком ли она много швыряет на этих самых всезнаек?" При случае решил поговорить с ней.
Борис согрел чайник и принялся за утреннюю трапезу, но как раз в этот момент к дому подкатил "жигулёнок" и из кабины вывалился толстяк, - подстать Качану. "Ну и ну, - подумал Борис. - Экстрасенс!"
Толстяк оказался проворным, быстро пересёк территорию, взбежал по приступкам веранды. Хрипло и неприятно кричал:
- Эй, люди! Есть кто тут?
- Входите! Дверь - не заперта.
И тотчас к нему вкатился колобок. Небрежно спросил:
- Вы - Качан?
- Он самый. Я вас ждал. Садитесь. Хотите чаю?
- С привеликим удовольствием. Из Москвы выскочил в шесть утра - не завтракал.
Борис предложил мёд, молоко, пододвинул пирожки и пончики. Тот с завидным энтузиазмом принялся за дело. И, казалось, не очень-то интересовался пациентом. А Борис удивлялся, почему гость до сих пор не представился.
- Вы - экстрасенс?
- Не-е! Такими вещами не балуюсь. Я приехал по его заданию. У нас всегда так: вначале приезжаю я, потом пожалует он, Николай Семёнович.
- А вы, в какой же роли?
- Водителем при их персоне. Ну и вот - вроде квартирьера. Произвожу разведку: что да как, где будет жить, и так далее. Он, Николай Семёнович, человек с запросами; ему условия нужны. Удобно жил чтобы, свежие продукты - молоко, яйца, фрукты. Магазинные не ест, и вообще… любит во всём порядок. Кстати, вы где его предполагаете поселить?
- А он разве с ночёвкой?
- А вы не знаете? Странно! Он сразу так, с наскоку не лечит. Минимум с неделю будет общаться с вами, изучать, а потом скажет, возьмётся лечить или нет. Он - такой… обстоятельный.
- Признаться, первый раз слышу о нём.
- Странно же, однако. В экстрасенса, чтобы у него лечиться, верить нужно. Николай Семёнович спросит, что вы о нём знаете, что читали.
- О нём разве пишут?
- Ещё бы! Все газеты мира. Его во Франции знают, в Англии. Раз к нему иностранный дипломат пожаловал. Излечи, говорит, мое чадо, от рук отбился парень: пьёт, в разврат ударился. Ну, привели того парня, долго с ним беседовал Николай Семёнович - и так к нему подойдёт, и этак. Пульс долго слушал, сердце. Огорчил папашу: сына, говорит, вашего лечить не стану, у него интеллект разрушен. Пил, значит, много. Мозг-то и того… Пошатнулся. Сам видел: не в дугу парень; смотрит точно очумелый и башкой мотает - так, будто его палкой огрели. Невменяемый, значит, с каталок слетел. Мы таких не берём.
- А говорят, все болезни лечит.
- Болезни - да, почитай все, но только если эта вот…
Он стукнул по лбу:
- …в порядке. А тот безнадёжен. Конченый человек. Хотя и живёт, а уж лучше бы умер - и ему бы и другим легче.
- Этак, каждого можно записать в безнадёжные.
- Не. У нас ошибок не бывает. Николай Семёнович долго в глаза смотрит, и потом, если надо, за образом жизни наблюдает. Вам, к примеру, диету пропишет. Так и скажет: "Полнота - враг экстрасенсов; мы лечим, полнота - калечит".
- А вам ничего не говорит хозяин?
- Мне? Зачем? Я пока, слава Богу, здоров. А у вас, кстати, - что болит-то?
- Сердце.
- Ясное дело: сердце. У нас, толстых, раньше всего сердце сдаёт. Устаёт, значит. В груди-то у нас тесновато ему. Жир со всех сторон давит. Впрочем, у кого как. У меня, к примеру, кость широкая, площадь позволяет.
- Худеть не пытались?
- Худеть? Нет, не пытался. У меня конституция - я есть много должен. А как не поем - мутит меня, внутрях всё трусится, будто льду положили. У меня тогда всё валится из рук и в глазах круги плавают. Николай Семёнович хоть и смеётся, а я ему говорю: вы других лечите, меня не замайте.
- А вы как у него - от государства или частным образом?
- Николай Семёнович сам себе государство. Зарплату из его кармана получаю, и не ту, что в автобазе платят, - вдвое больше, а работы меньше. Словом, лучше у него.
- А пенсия?
- Что пенсия?
- Когда старость придёт - кто пенсию начислит?
- А-а… Старость?.. Эта гостья к нам с тобой не пожалует. Не дотянем. Иллюзий не питай - долголетие не про нас. Толстые долго не живут, - читал, небось, в газетах. У нас не только сердце, но и прочие органы трудятся с перегрузом. Это как бы мотор на полных оборотах - долго ли прозвенит? Так-то, милый. Это уж как пить дать. Нам с тобой до пенсии не дошлёпать.
- Чепуху вы говорите! - обиделся Качан.
- Не. Не чепуха! Статистика. Я, брат, читал. Природу не обманешь. Среди долгожителей толстяков нет, пьяниц - тоже. А вы, ко всему прочему, ещё и курец-молодец. Хе-хе, о пенсии возмечтал! Ну да ладно, спасибо за угощение. Так пойдёмте, жилье пошукаем, с женщинами поговорим. Они всё знают.
Он оглядел комнату, сказал:
- У вас жить не будет. Он вместе с пациентом не живёт, не любит.
С тем они вышли на улицу.
Поравнявшись с Наташиным домом, толстяк остановился.
- Кто здесь живёт? - ткнул пальцем в калитку.
- Э-э… Как сказать?.. Люди. Пожилой человек, фронтовик с дочерью.
- Сколько лет дочери?
- Э-э… Лет двадцать, двадцать два.
- Красива, интересна?
- Ну уж это, как смотреть, кому как. А мы что - невесту ему выбираем?
- Эстетика. Семёныч любит молодых и красивых. Говорит, тонус поднимают.
- А они… Молодые да красивые - любят твоего Семё- ныча? - с закипевшим раздражением спросил Качан.
- Любят, - без тени сомнений проговорил шофёр. - Его все женщины любят. Чёрт знает - за что! - и старые и молодые. Ума не приложу! И девки - кровь с молоком! - пялят глаза, как зачумлённые! И ведь старый башмак, седой весь, а поди ты - Дон-Жуан! Видно, есть в нём тайная сила. Экстрасенс!
Толстяк двинулся к калитке. На ходу развивал свои мысли:
- Целителя должно окружать всё яркое, красивое, тогда у него и аура светится ярче.
- Что значит - аура?
- Свечение вокруг головы. Нимб такой. Электрический.
Толкнув калитку, добавил:
- К твоей же пользе стараюсь.
- Но погоди, - перешёл на фамильярный тон Борис. - Хозяйки нет дома.
- А хозяин?
- Он ничего не решает. Вчера пьян был. Спит, пожалуй.
- О-о-о! Пьяница - фрукт нежелательный. Семёныч духа спиртного не выносит.
Помялся у калитки, подумал, и махнул рукой:
- Всё равно! Если дивчина, да ещё гарная - будем проситься на постой.
Он уже готов был толкнуть калитку, но тут послышался рокот мотора, и через минуту из-за угла крайнего дома на большой скорости вылетел красный мотоцикл с высоким защитным козырьком и на нём в белом шлеме, очках и кожаной куртке - Наталья.
Резко затормозив, остановилась у калитки, кивнула Борису, хотела пройти, но ей дорогу заступил толстяк.
- У меня к вам дело. Один очень важный, очень интересный человек - экстрасенс с мировым именем - хотел бы на недельку снять у вас квартиру.
- Сожалею, но помочь вам не могу. Квартирантов не держим. Вот, может быть, у них?
Наташа кивнула на Качана, смерив его укоризненным взглядом: дескать, это ты предложил искать у нас квартиру.
Обращаясь к толстяку, - с улыбкой:
- Что за звание такое - экстрасенс? Вроде волшебника? Слышала про них, но толком не знаю. И лет ему сколько?
Толстяк обиделся, плотно сжал малиновые сочные губы. Глухо и серьёзно возразил:
- Мой шеф - известный целитель - о нём пишут в газетах. И сверх того, он доктор технических наук, руководит отделом в конструкторском бюро. А лет ему под пятьдесят, он вам в отцы годится.
- Старый, значит. Это хорошо. Я молодых не люблю, много о себе понимают.
Наташа кинула мимолётный взгляд на Бориса.
В тон ей толстяк заметил:
- Видно, молодые вам надоели.
- Отбоя нет. Устала я от них - ухажёров разных.
Борис невольно в досадном раздражении повёл плечом. А толстяк с задором продолжал:
- Вы очень красивы. Можно даже сказать - демонстративно.
- Не трудитесь расточать комплименты, - тем более, что ваше впечатление обманчиво. Люди скоро во мне разочаровываются. У нас тут глушь, и мы сильно отстаём в развитии. Люди в наше время только в городе имеют возможность гармонично развивать все свои способности.
Она мельком окидывала взглядом их бочкообразные фигуры и, почти не таясь, улыбалась. Борис под натиском этой атаки даже отступил в сторону. "Я, кажется, не заслужил этих её нападок, - думал Качан. - Неужели я с первых шагов был слишком назойлив и так не понравился?"
Горечь обиды подкатила к горлу, он покраснел и хотел бы только одного: чтобы Наташа не заметила его растерянного вида.
- Так вы говорите: экстрасенс? Это интересно. А каков он из себя - не очень страшный?
- Совсем даже наоборот куда как молодец - мужчина.
- Ну, если так - то я, пожалуй, пущу его. И даже предложу наш стол, если, конечно, простая крестьянская пища будет ему по душе. У меня есть две свободные комнатки - пойдёмте, покажу.
Толстяк, следуя за Наташей, потирал от удовольствия руки. Наталья его заинтриговала. "Прелюбопытная особа! - думал он о ней. - Не поймёшь: серьёзно говорит или в шутку, а получается забавно".
Глава пятая
Экстрасенс прибыл в тот же день вечером. Толстяк позвонил ему, он и приехал. На чёрной "Волге", с жёлтыми подфарниками, с велосипедом, укреплённым на багажнике.
Подъехал к Наташиному дому, не торопясь вышел из машины, огляделся. Затем так же не торопясь, точно он был тут хозяин, прошёл через калитку, постоял у крыльца. Осмотрел и соседний, близко примыкавший дом Морозова, остановил взгляд на окне второго этажа, - Борис, наблюдавший за ним, качнулся в угол, выждал минуту. А когда вновь выглянул, целителя не было, он вошёл в дом. И долго затем, - пожалуй, часа два не показывался. Борис всё это время не находил себе места, изнывал от нетерпения. Толстяк уехал, и Качан, не успевший спросить, как и в каком порядке начнётся лечение, не знал, что ему делать. Проглядел все глаза, но ни гость, ни Наташа на усадьбе не показывались. "Угощает его молоком и мёдом", - мысленно ворчал Борис, всё более раздражаясь и теряя терпение.
Синий и теплый вечер обволакивал позолоченную сентябрём крону деревьев, резче вычерчивал на фоне неба кромку леса, силуэты дачных крыш. Птичий гомон затихал, сменяясь общим, неясным и едва слышимым звоном. Смутное состояние тревоги испытывал Борис, и это ощущение с приближением ночи усиливалось. Он слушал сердце, - оно сегодня ныло и болело, - чутко улавливал ток крови, биение пульса в висках, - думал о смерти, которая, казалось, неотвратимо к нему приближалась. Циничные откровения толстяка, - "нам с тобой до пенсии не дошлёпать", - пренебрежение к нему экстрасенса, - приехал и носа не кажет, - грубые, бесцеремонные предостережения Натальи, - дескать, не вздумай приставать, - всё вместе взятое да плюс одиночество, повергли его в уныние, усугубили боли в сердце.
Борис чувствовал себя униженным, обделённым. Ему не оказывали внимания, его не звали, перед ним не рассыпали бисер. Это было новым, незнакомым, - унижало и оскорбляло.
С младенческих лет он привык к поклонению. В детстве над ним витала слава отца: директор института, академик, лауреат. Борис многое получал авансом. Не выучит урок - ничего, в другой раз подучишь; нашалит - учитель пожурит отечески, а уж взрослым стал - и диплом институтский, и звание кандидата наук, и должность начальника отдела в двадцать шесть лет… хоть и требовало усилий, но делалось как-то само собой, при поддержке окружающих, в доброжелательной обстановке.
Отдел у Бориса большой, - в нём трудится сорок человек, - проблему решают государственную: разрабатывают компактный электрический привод управления пахотным трактором на расстоянии.
Много лекций прочитано Борисом, много популярных статей им сочинено о тракторе без тракториста. И всегда они начинаются примерно так: "Трактор без тракториста - не мечта будущего, а реалии нынешнего дня. Он уже создан советскими конструкторами, он испытан, он действует в экспериментальном варианте, но управляющая система на нём лишь действует там, где ровное, как стол, поле, где оно хорошо спланировано и раскинулось от горизонта до горизонта. Мы же создаём управляющую систему для всех полей - больших и малых, ровных и неровных. Как опытный тракторист зорко смотрит под колёса и в каждый момент задаёт машине нужный и единственно верный для данного момента режим, так наш электронный его коллега надёжно поведёт машину по любому полю".
Бориса слушают, им восхищаются. И не беда, что в голове его пока одни прожекты, что сорок его подчинённых, имея высокие оклады, просторные квартиры, удобные кабинеты и дорогое оборудование, пока ещё далеки от практических решений, - почести и блага на их просвещённые головушки сыплются авансом.
Эксплуатировать можно не только то, что есть и действует, но и то, что ещё не родилось, но обещает быть. В науке обретает много людей, которые умело используют громкую тему, красивую мечту. Они могут долго обещать, красочно рисовать перспективу - в мире найдётся много людей, которые верят, слушают и ждут.
Борис Качан рано усвоил истину: умей красочно расписывать свои планы, и тебя будут не меньше уважать, а может и больше, чем того, кто кое-что создает, но трудится молча, вечно торчит в тени, в потёмках и даже о созданном не умеет толком и вовремя доложить.
Борис работал в институте, возглавляемом отцом, непререкаемым авторитетом в области электронных автоматических систем. Благосклонные улыбки, готовность помочь сыну директора, поддержать, - в глаза и за глаза лестные аттестации: "Какая умница! Голова, полная идей, организатор, стратег. Он, пожалуй, дальше папеньки шагнёт".
А тут не зовут к столу, - распалялся он в своей обиде.
Неожиданно на крыльце появился сенс - стройный, как парень, с шапкой волнистых красивых волос.
"Пятьдесят… Врёт, толстяк проклятый! Сенс этот - молодой, ему тридцать пять-сорок; он, видно, спортом занимается. Здоров, как бык. Светится от счастья. Вот он в обе ладони захватил руку Наташи, галантно наклонился, целует.
Прошёл к машине, снял велосипед. Ударил об землю колесами - раз, другой. Вскочил, как на коня. И - полетел.
Наташа вернулась на веранду и скоро вновь появилась с двумя вёдрами, - пошла доить корову.
С велосипедной прогулки экстрасенс вернулся нескоро; было уже темно, когда на веранде хлопнула дверь, и Наташа, счастливая, весёлая, взялась за руль велосипеда и до слуха стоявшего у чуть раскрытого окна Качана явственно донёсся её голос:
- Если не возражаете, я поставлю его во времянку.
К дому подъехал газик-вездеход и из него, словно горох, высыпались три человека. Быстро и ловко, - видно, свои люди, - открыли калитку, взбежали на крыльцо и скрылись за дверью. На веранде, дотоле затемнённой, вспыхнул свет, и за сине-голубыми газовыми гардинами задвигались, засуетились силуэты трёх мужчин. Они вели себя резво, бурно, будто пьяные, - вскидывали руки, устремлялись к Наташе, и кто обнимал её за плечи, целовал в щёку, кто тряс руку, приветствуя или поздравляя. Среди гостей маячили фигуры и отца Натальи, и постояльца, - все были возбуждены, расставляли на столе цветы, бутылки, вручали Наташе какие-то подарки.
Борис понял: у Наташи день рождения, друзья приехали её поздравлять. Нетерпение, взбодрённое ревностью, властно им овладело, он раскрыл чемодан, вытряхнул оттуда содержимое. Выбирал подарок. Сначала хотел понести махеровый шарф, затем отшвырнул его, достал со дна чемодана куртку из тончайшей замши цвета хаки, - недавно мать купила ему на иностранную валюту в "Берёзке". Сказала: "В расчёте на то, что когда-нибудь ты похудеешь". Отыскал в библиотеке друга цветную лощёную бумагу, сделал красивый пакет и принялся за свой туалет. Являлись и сомнения: "Удобно ли, я ведь почти незнаком", но тут же: "А, чёрт, будешь ты ещё хлопать ушами!"
И через несколько минут он уже стоял у двери веранды, звонил. Дверь ему открыла Наталья. Вскинула удивлённо чёрные ресницы, смотрела с явным недоумением.
- Вам молока?
- У вас, как мне кажется, сегодня день рождения?
Наташа вспыхнула румянцем, взгляд её потеплел.
- Да, да. Вы проходите, пожалуйста. Будете гостем.
- Вот вам подарок. Экспромтом, но от всего сердца.
К ним подошёл мужчина, с пышной прической седеющих темных волос, с карими, умными глазами.
Смотрел на Бориса пристально и как будто бы с неприязнью.
Наташа его назвала:
- Николай Семёнович.