Потом поступило деловое предложение: мы даем им небольшой задаток, а они за это берут нас в долю на надежнейший из надежных "клэйм" - право на участок на золотых приисках.
- Франц, - сказал я по-немецки, - не торопись, давай-ка прежде все хорошенько обмозгуем.
- Эй, Ханнес, была ни была! Кто не рискует, не выигрывает, - дрожа от азарта, воскликнул Франц.
Удивительное дело: на каждую поговорку обязательно есть своя контрпоговорка. Я вполне мог бы ему ответить: "Поспешить - людей насмешишь" или, скажем, "Семь раз отмерь, один раз отрежь". Но я не стал подбирать подходящую пословицу, а сказал прямо:
- Никогда не заключай сделок в пьяном виде, дружище.
И то сказать, захмелели мы с непривычки довольно изрядно, не то что наши "золотоискатели". Эти-то, похоже, каждый вечер у стойки собираются. Горло полощут, от пыли пересохшее, от сан-францисской уличной пыли. Что же касается пыли золотоносных полей Сакраменто, то она им столь же неведома, как и мне, многогрешному. Что-что, а уж это-то я сообразил, невзирая на изрядную дозу чудовищного пойла, которое хозяин выдавал за виски.
Я расплатился за свою долю выпивки, слегка пошатываясь, добрался до нашей комнаты и остаток ночи метался взад-вперед по узкому проходу между койкой и сундучком. Смертельная усталость так и тянула на койку, но стоило не то чтобы даже прилечь, а просто склониться к ней, как тут же на меня набрасывалась стайка клопов и вновь запускала мой маятник.
Франц явился только под утро и прямо в одежде и сапогах плюхнулся на кровать.
К счастью, вскоре совсем рассвело. Я спустился в холл и попросил портье выпустить меня на улицу.
Неподалеку от нашей ночлежки работало уже вовсю маленькое кафе. Расправляясь с завтраком, я поглядывал в окошко. Тысячами шли люди мимо окон моей кафушки и ни один почему-то не был похож на миллионера. Да что там на миллионера: ни ста, ни даже десяти тысяч марок, бьюсь об заклад, ни у кого из них отродясь не бывало. Из осторожности я вел счет на марки. Мне хотелось заиметь миллион марок, а не долларов. Эти самые долларовые миллионеры со вчерашнего вечера стали мне почему-то очень подозрительны.
Может, я не туда попал или чего-то не понимаю? Ведь если золото валяется здесь повсюду кучами, почему же не все люди богаты или по крайней мере состоятельны?
Поглощенный этими размышлениями, я покинул кафе и направился к порту. Сотни огромных парусников устремили свои мачты и реи в утреннее небо. Маленькие, коптящие пароходики сновали между ними по бухте. Я стоял у парапета и глядел на всю эту столь знакомую мне картину, как вдруг кто-то тронул меня за плечо. Это был капитан Педерсен.
- Ну что, морячок, еще не в Сакраменто?
Я покачал головой и рассказал капитану обо всем, что передумал и к чему пришел вчера вечером и сегодня утром.
- В основном до этого доходят, когда деньги уже кончились, а золота еще и в помине нет, да и вряд ли вообще будет, - сказал Педерсен. - Вот что, Восс, у меня предложение: пойдем-ка вместе позавтракаем.
У меня дыхание перехватило. Капитан приглашает матроса (ну пусть хоть и не матроса, а корабельного плотника) позавтракать!
Это что-то новое. Мы побрели рядышком к стоящему под разгрузкой "Дж.У.Паркеру". Кок Джим, увидев меня, осклабился во всю свою черную физиономию.
- Джим - единственный из старой команды, кто остался на корабле.
Джим поставил на стол второй прибор. Долго упрашивать меня не потребовалось. Если надо, я вполне мог бы позавтракать еще и в третий раз. Но что же все-таки хочет от меня Педерсен?
- Вы, наверное, заметили, что в последнем рейсе я много болел?
Я кивнул. Так оно и было, кэп действительно появлялся наверху довольно редко.
- Я и теперь еще не совсем в форме. Поэтому мне нужен секретарь. Нет, нет, не для писания бумаг, - успокоил меня Педерсен, поймав мой недоуменный взгляд, - а для помощи в управлении кораблем.
Я был слегка ошарашен.
- Но что я понимаю в навигации?
- Всему этому вы научитесь. Или, может, вам слабо?
Он знал, чем меня достать. На эту удочку я и сейчас еще вполне могу клюнуть. И все-таки что-то мне здесь казалось неладным.
- Кэптен, вы же знаете, что я едва говорю по-английски, а писать так и вовсе не умею.
Педерсен только рассмеялся:
- Я хочу быть до конца честным с вами, мистер Восс. Ваши знания в этом рейсе не так уж важны. Мне нужен свой, доверенный человек на шканцах.
Когда мне кто-то говорит, что хочет быть со мной до конца честным, это меня всегда настораживает. Но с другой стороны, "мистер Восс", да еще из уст капитана… Педерсен протянул мне судовую роль, и я расписался в ней как секретарь капитана.
В последующие дни явились остальные офицеры и кое-кто из команды. Первым штурманом был янки по имени Шульце. Он сказал, что его предки больше сотни лет назад переселились за океан из Вестфалии. Короче говоря, нутром он был все еще вестфальским крестьянином, зато манерами и ухватками - истинный янки. В его вахту входил также и третий штурман, имя которого я позабыл.
Второго штурмана звали Макферсон, и был он чистокровным шотландцем. Мы жили с ним в одной каюте. Перво-наперво он расспросил меня о моем жалованье.
- Скажите, Джон, сколько вам платит кэптен как секретарю?
Я ответил.
- Вы знаете, а ведь кэп вас здорово надувает: он платит вам лишь половину офицерского оклада.
Я разъяснил, что слабо еще разбираюсь в судовождении. Точнее говоря, почти не разбираюсь.
- Но ведь он-то и нанял вас, как я понимаю, для помощи в управлении не кораблем, а командой.
Что подразумевал под этим Макферсон, мне стало ясно три дня спустя. "Дж.У.Паркер" готов был к выходу в море, но команду укомплектовать мы так и не смогли. Недоставало свыше двадцати человек. Под бортом у нас пыхтел уже маленький буксирчик, сажа хлопьями летела на чистую палубу. Кэптен Педерсен прогуливался взад-вперед по шканцам и, казалось, что-то выжидал.
На набережной показалось пять извозчичьих фургонов. Они остановились у нашего трапа. Рядом с каждым извозчиком сидело по сопровождающему (все, как на подбор, вылитые вышибалы из портовых кабачков). Эти пятеро джентльменов проворно отворили дверцы фургонов, выгрузили из каждого по четыре, а то и по пять вусмерть пьяных парней и, взбадривая свои жертвы крепкими тумаками, поволокли их на "Дж.У.Паркер", где и сложили рядком у шканечного трапа.
Кэптен Педерсен внимательно рассмотрел пьяных забулдыг. Одного, слишком хилого, он возмущенно отверг. На остальных зашанхаенных выдал расписку в приеме. Едва торговцы людьми убрались с борта, "Паркер" отвалил от стенки. Буксир медленно потянул нас из гавани и бухты Сан-Франциско.
На внешнем рейде буксир, тоненько свистнув, распрощался с нами и весело пошлепал назад в порт. Силами основной команды мы поставили несколько парусов, и "Дж.У.Паркер" получил ход. Покончив с первоочередными матросскими работами, мы занялись новичками. Ну и публика! Лежат как бревна - кто спит, как пшеницу продал, кто, стеная и кряхтя, держится за голову. Шульце приказал изготовить к работе палубную помпу, после чего самолично взялся за шланг и направил тугую струю прямо на головы своих вновь испеченных матросов. Холодная морская вода - самое действенное отрезвляющее средство, от нее и мертвый встрепенется.
И в самом деле, не прошло и пяти минут, как все наши новички, насквозь промокшие, все еще слегка ошалелые, но уже способные шевелить языком, стояли на нетвердых ногах возле шканцев.
Педерсен внимательно оглядел их сверху:
- Итак, вы пожелали наняться на "Дж.У.Паркер". Ну что ж, теперь мы распределим вас по вахтам.
Люди удрученно молчали, все еще не в состоянии прийти в себя. Всего каких-то несколько часов назад они сидели себе в шумных портовых кабачках и рассуждали, как бы поскорее добраться до сакраментских золотых россыпей. Участливые хозяева поддакивали и щедро наливали виски… И вдруг - проснуться на борту чужого судна! Наваждение какое-то!
Шульце подошел к правому трапу. Первому штурману первым и выбирать.
- Эй ты, длинный, подойди сюда, - он ткнул пальцем в самого рослого и на вид самого сильного.
То ли парень не желал, то ли котелок у него с похмелья еще плохо варил, только на слова чифа он почему-то не отреагировал. Прыжок - и Шульце уже возле матроса, серия резких коротких ударов - и несчастный бич летит уже к трапу и со стоном падает на палубу. Я взглянул на Педерсена, но тот увлеченно наблюдал за постановкой марселей и, казалось, ни на что больше не обращал внимания.
Теперь настала очередь Макферсона:
- А ну, подойди ко мне, сынок, будешь в моей вахте левого борта.
Вызванный без промедления выполнил команду.
И снова орет Шульце:
- Эй ты, толстяк, иди сюда!
Несколько минут - и люди без всяких препирательств уже разделены по вахтам.
И капитан Педерсен, должно быть, на марсели вдоволь нагляделся.
- Подходи по одному расписываться в судовой роли! Начнем с тебя, - он кивнул в сторону сбитого с ног парня из вахты правого борта. Со стеклянными глазами, пошатываясь, тот медленно поднялся с колен. И снова рядом с ним оказался Шульце, и снова молниеносный боксерский удар в солнечное сплетение:
- Как надо отвечать, когда тебя вызывают, ты, проклятая вонючка?
- Йес, сэр.
Педерсен опять переключился на паруса и инцидента "не заметил". С парусами, очевидно, все было в порядке, и он снова обратился к команде:
- Ну, подойди ко мне!
- Иес, сэр, - сказал парень.
- Ну, Джон, теперь вы поняли, зачем в каждой вахте нужны два офицера? - подмигнул мне Макферсон.
Учитель Беренс рассказывал нам в школе о рабах в Древнем Риме, и я, помню, очень удивлялся, почему они не перебили сразу же всех своих господ. Ведь рабов-то было куда больше! Теперь мне самому, на собственном опыте довелось испытать, как это происходит. И я оказался на стороне рабовладельцев, или, точнее, надсмотрщиков. Нечего сказать, вляпался, сам не заметив как!
В нашу вахту люди получали из "шляпной коробки" снаряжение и одежду. Макферсон аккуратненько заносил все в гроссбух.
- Это стоит 33 доллара, да еще 10 долларов за посредничество вербовщику, да 6 долларов 35 центов за неоплаченное виски. Итого - 49 долларов и 35 центов. Распишись-ка здесь, сынок.
И матросик послушно отвечает:
- Иес, сэр.
И ставит свое имя под суммой, за которую должен трубить целых два месяца.
Макферсон с первой же вахты урегулировал и свои отношения со мной:
- Вы прикомандированы ко мне, Джон, но я не люблю, когда кто-то путается у меня под ногами. Занимайтесь чем хотите. Ну, а придется пойти в атаку, прикрывайте меня с тыла.
Ясность в отношениях, что ж, и меня это тоже вполне устраивало.
- Мистер Восс, - сказал мне на другой день Педерсен, меланхолично скользя взглядом вдоль своей ноги, на которую совсем недавно я накладывал смоляной лубок, - принимайте аптечку. Вы ведь в этом деле великий спец.
Аптечка оказалась большой деревянной коробкой вроде сундучка с перевязочными материалами и мазями. Кроме того, в ней было еще десятка два пузырьков со всякими лекарствами. К аптечке прилагалась маленькая тетрадочка, в которой были описаны важнейшие болезни, и после каждого описания указывалось, сколько капель и из какого пузырька следовало принимать больному.
На многих кораблях среди матросов очень популярна история о том, как некий капитан пожелал вылечить одного из своих пациентов от болезни, против которой предписывалось средство под номером 7. Однако пузырек с этим средством оказался пуст, и тогда капитан дал больному лекарства под номерами 3 и 4. Ну а дальше рассказчик-оптимист вылечивал больного, а рассказчик-пессимист зашивал его в парусину и привязывал к ногам тяжелую балластину. Но это все так, треп один, а если по правде, то никаких других средств, кроме номера 2 - касторки, из этих ящиков никому сроду и не выдавали. Да и за номером 2 обращались не очень часто. Так что в часы вахты я посиживал себе в штурманской рубке возле своего медицинского ящика да листал забытую кем-то книгу. Книга эта была напечатана сразу на трех языках: английском, немецком и испанском. Что меня удивило, так это то, что, оказывается, я могу довольно сносно читать по-испански. Мануэль явно был совсем не плохим учителем, и общение с ним, как видно, пошло мне на пользу. Во всяком случае словарный запас у меня оказался куда шире, чем я считал поначалу. От нечего делать я решил перевести на немецкий испанскую часть, а затем сравнить свой перевод с немецким текстом. Время быстрее пройдет, опять же практика. Поглощенный своим занятием, я сосредоточенно жевал кончик карандаша, как вдруг распахнулась дверь, и в рубку вошел Педерсен.
- Что, вахта вас не касается?
У меня не было причин что-либо скрывать, и я объяснил, что Макферсон не хочет моей помощи.
Педерсен устремил взор на паруса, как всегда, когда не желал чего-нибудь видеть или слышать. Потом достал из шкафчика какую-то книгу:
- Ну что ж, в таком случае переводите-ка вот эту. Как раз хватит на весь рейс.
На синей обложке золотом было вытиснено: Натаниэл Боудич. "Американская морская практика".
Я бодро принялся за перевод. Книга мне попалась подходящая. Во-первых, речь в ней шла о мореплавании, и, стало быть, специальные термины мне были уже знакомы. Во-вторых, вся она была разбита на очень краткие отдельные параграфы, а в них - еще и по пунктам, так что перевод продвигался споро и не очень утомлял. И покуда "Дж.У.Паркер" бежал по дуге большого круга к зюйд-весту, чтобы, достигнув зоны пассатов, пересечь затем экватор и Южный тропик и обогнуть наконец с зюйда мыс Горн, я переводил, переводил и переводил.
К великому моему счастью, навигация в те времена шагнула еще не столь далеко, как нынче. "Боудич" был куда тоньше иных современных изданий. Главное же, нынешние методы определения места корабля были тогда еще не известны, а те, что использовались, были не в пример проще. Недели три спустя после выхода в море ни один капитан на свои часы уже не полагался. Поэтому очень-то сильно ломать голову над определением долготы нам было просто ни к чему: хоть расшибись ты в расчетах, а уж коли часы неточные, ошибки все равно не избежать. И ведь вот, поди ж ты, несмотря ни на что, приходили-таки парусники в свой порт назначения, и баста.
Шульце только пофыркивал на мои занятия:
- Держи прямо к норду или к зюйду, пока не достигнешь широты, на которой лежит твоя цель, а потом правь себе к осту или к весту, покуда не дойдешь куда требуется.
Макферсон придерживался иного мнения:
- Наука все время идет вперед, и методы с каждым днем становятся лучше. Хорошая навигация экономит время и деньги.
Что ж, так оно и есть. В чем, в чем, а в экономии шотландцы толк знают. Третий штурман, имя которого я позабыл, по этому поводу вообще ничего не говорил.
Время от времени Педерсен заходил в рубку и просматривал мой перевод. Настроение у капитана большей частью было хорошее. Да и с чего бы ему, собственно, портиться? "Дж.У.Паркер" исправно бежал вперед, команда особых хлопот не доставляла. Вот он и развлекался, как мог: проверял мой перевод, а иной раз пускался даже в воспоминания о собственной навигационной практике. Порассуждать было о чем, потому как хлопот с определением места корабля у капитана всегда выше головы.
Постоянные (пусть даже и небольшие) отклонения от курса из-за перемены направления ветра, морских течений, облаков, целыми днями закрывающих солнце, неточных часов - все это сильно затрудняло определение истинного места корабля. Да плюс ко всему еще множество различных ошибок при измерении углов секстаном, потому как корабль - платформа весьма неустойчивая. Ну и, наконец, сами-то вычисления велись таким способом, что ошибиться было легче легкого. Поэтому любой капитан только радовался, если прокладку независимо от него вел еще и кто-то другой. Когда "Дж.У.Паркер" обогнул мыс Горн, включился в эту работу и я. Каждый полдень, если, конечно, боженька показывал нам Солнце, я брал его высоту и вычислял свою широту.
Слава "Боудичу", все получалось довольно складно. Конечно, похвастаться доскональным изучением этого отличного руководства было бы с моей стороны большим нахальством. Я и прочитать его до конца не успел, не то что освоить. А получалось все единственно только благодаря самой американской системе обучения. У них ведь как: сперва практика, затем разные приемы, облегчающие эту практику, а уж потом, под конец, очень кратко - теория.
Позднее я купил себе немецкий учебник по навигации. Там с самого начала шла математика, каждое положение было обстоятельно аргументировано. Ежели бедный матросик, вознамерившийся сдать штурманский экзамен, от всего этого не впадал в полное уныние и не отказывался от своей затеи, его снова ждала математика, а уж где-то в самом конце говорилось кое-что и о практике. Что же касается всевозможных приемов, облегчающих практику, то такого раздела в немецкой книге просто не было.
Чем дальше я вгрызался в "Боудича", тем выше поднимался в глазах Макферсона. Он-то свой штурманский диплом получил добрых лет двадцать назад, но до капитана так и не дорос. Теперь мне приходилось объяснять ему то, чего не было в учебниках, по которым он когда-то учился, а может, и было, да он успел позабыть.
- Мак, - сказал как-то я, работая над переводом главы об особенностях плавания на спасательных шлюпках, - послушайте-ка, что здесь говорится: "Офицер, уважаемый командой как человек, восхищающий ее как моряк и признаваемый ею как личность, особых трудностей в спасательной шлюпке не почувствует".
- Да, - сказал дважды испытавший кораблекрушение Макферсон, - в спасательной шлюпке жизнь тяжелая.
- Я не об этом, Мак. А вот, как вы думаете, были бы трудности с командой у нашего капитана, или у Шульце, или у меня?
- Очень уж много ваш старина Боудич от нас требует. Сразу три условия! Нет, такое если и совпадает, то крайне редко.
- А все-таки вдруг кому-то из нас придется-таки угодить в спасательную шлюпку и болтаться в ней долгое время?
Мак пожал плечами.
- Кое-каких затруднений нам, пожалуй, не избежать и здесь, на борту "Дж.У.Паркера". Недаром ведь вас наняли. Но пока что, слава богу, все идет хорошо. Команда признает капитана как личность, считает его джентльменом, потому что не знает, какой он скупой и расчетливый. А ближе с ним матросам и не познакомиться: слишком редко показывается он на людях. О судоводительских талантах Шульце команда представления не имеет. Ну, ошибся он в прокладке, так капитан его поправит, а людям-то и невдомек, что как штурман он пустое место. А вы… - Макферсон взглянул на меня и ухмыльнулся, - про вас в команде взахлеб рассказывают, как в прошлом рейсе вы "приложили" самого сильного парня на корабле. Такие доблести всегда очень импонируют матросам.