У самой границы - Чехов Анатолий Викторович


Никто не услышит, как по мягкой болотной траве пробирается враг. Пограничник услышит… Темной зимней ночью трудно увидеть на снегу белый маскхалат нарушителя. Пограничник увидит… Чей след? Кто здесь прошел? Почему сдвинут камень, сломан куст? Почему вдруг метнулась на дальней поляне косуля? Пограничник все разузнает. Об этой интересной, полной тревог и волнений жизни на границе рассказывает книжка Анатолия Чехова "У самой границы".

Анатолий Викторович Чехов опубликовал уже не одну книгу на эту тему: "Пять шагов до горизонта", сборники рассказов "Командир корабля", "След в пустыне", роман "Черный беркут"

Военной темой А. В. Чехов увлекся не случайно. В тридцать девятом году восемнадцати лет ушел он в армию с первого курса Ленинградского политехнического института. Участвовал в боях с немецко-фашистскими захватчиками на фронтах Отечественной войны: Западном, Ленинградском, 1-м Белорусском, 1-м Дальневосточном. А после войны закончил Литературный институт имени А. М. Горького и стал профессиональным писателем.

Содержание:

  • КРАСНЫЕ СКАЛЫ 1

  • СЛЕД В ПУСТЫНЕ 4

  • КАЗБЕК, НА ПОСТ! 8

  • БАРС 15

  • НАГРАДА 18

  • НАРУШИТЕЛЬ 19

  • У САМОЙ ГРАНИЦЫ - ОСТРОВ ПАНКРАТОВА - (Пролог) 21

  • ЧЕРЕЗ ДЕСЯТЬ ЛЕТ 23

  • "ДВОЙНАЯ ВОСЬМЕРКА" 25

  • У САМОЙ ГРАНИЦЫ 28

  • СЛАВКА ПРИЕХАЛ 30

  • ОДИН НАРЯД ВНЕ ОЧЕРЕДИ 34

  • НЕОЖИДАННАЯ ПОМОЩЬ 36

  • ГОЛУБЫЕ ИСКРЫ 37

  • НЕНАСТОЯЩЕЕ ДЕЛО 41

  • ОТЕЦ 45

  • ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ЧЕЛОВЕК 47

  • ХАУКИЛАХТИ 48

  • МЕСТО В СТРОЮ 52

  • ДОМОЙ НА ЗАСТАВУ 55

  • КЯРБЫШЕК 56

  • ПРАЗДНИК 59

  • ЭТО ВРАГ! 61

  • ТРЕВОЖНАЯ НОЧЬ 63

  • ЧЕРНЫЙ РУЧЕЙ 64

  • ТО, ЧЕГО НЕ ВИДЯТ ДРУГИЕ 66

  • ЗАСЛУЖЕННОЕ ПРАВО 67

КРАСНЫЕ СКАЛЫ

Серый хвост змеи скользнул по скале, исчез в расщелине. Донеслось грозное шипение. Гюрза уходила, но Яшка знал: деваться ей некуда. Еще неделю назад выследили ее они с Баратом на этой изрытой впадинами и трещинами скале.

- Давай, - по-курдски сказал Барат. Черные глаза его стали круглыми, ноздри хищно раздулись.

Яшка сунул руку за пазуху, достал мышь, которую тоже не просто было добыть. Мышеловки в поселке у каждого, но они решили взять мышь у богача Мордовцева. Попробуй-ка унеси у Мордовцева хотя бы мышонка. А Яшка - унес.

Барат оттянул заднюю лапку мыши. Яшка привязал к ней тонкую бечевку. Другой конец бечевки обмотал вокруг колышка, воткнул колышек в трещину. Оба спрятались за обломком скалы, стали ждать.

Мышь некоторое время сидела, сжавшись в комочек, поблескивая бусинками глаз. Потом вдруг резво побежала по плитняку. Веревочка натянулась, отбросила мышь назад.

Яшка оглянулся: не видит ли кто, чем они тут занялись? Недели не прошло, как отец больно отстегал его веревкой: "Не лови ты этих змей, укусит - подохнешь". А Яшка - ловит.

Молодой доктор, рыжий, очкастый, за каждую гюрзу или кобру пять копеек дает. Это ли не богатство! На пять копеек у азербайджанца Набиева можно купить пять длиннющих конфет с махрами. Хочешь - грызи, хочешь - махрами любуйся. Но веревка в руках отца тоже запомнилась… Яшка еще раз внимательно осмотрелся.

Отсюда, со Змеиной горы, видна вся окруженная горами долина. В верхней части ее поселок Дауган - сотни полторы глинобитных домов, вытянувшихся вдоль столбовой дороги. Над дорогой сомкнули кроны чинары и карагачи. Блестит в арыках вода, во дворе таможни готовят в путь караван верблюдов. В сторону пограничного казачьего поста проскакал по дороге верховой в туркменской папахе. Это фельдъегерь из сотни джигитов повез утреннюю почту. Как будто все спокойно. До них с Баратом никому нет дела.

Яшка расправил мешочек, что дал им доктор, протянул руку из своего укрытия, тронул мышь проволочкой* Мышь пискнула, снова побежала по плитняку. Барат на всякий случай удобнее перехватил палку, раздвоенную на конце. Змея не появлялась.

Молодой доктор предупреждал: "Смотрите, гюрза - по-научному "гадюка гробовая", укусит - смерть". Что он знает, этот доктор, о змеях! Только приехал, а учит! Яшке и без него известно, что будет, если укусит гюрза. Но где еще в пограничном поселке денег возьмешь? На Даугане заработки известные. Взрослый продаст караван-баши мякину, ячмень или отвезет в город сено, дрова. А где сено или дрова у мальчишек?

Яшка снова тронул мышь проволокой. Мышь пискнула, побежала. От нечего делать Яшка перевернул несколько камней: нет ли скорпионов - все же по копейке пара.

За скорпионов и фаланг отец не ругал. Кусали они и Яшку и Барата. Сначала жжет так, что хоть криком кричи. Сутки не знаешь, куда деться, а потом ничего, проходит: сырой земли приложишь, и всё. Доктор им и трубок стеклянных надавал - в одну трубку по два скорпиона сажать. Их-то всегда наловишь, а вот змея!..

Яшка затаил дыхание.

Из расщелины появилась гюрза, скользнула по каменистому склону, высоко подняв голову, стала свиваться кольцами. Злые глаза уставились на мышь, мелькнул раздвоенный язык.

Яшка во все глаза смотрел на гюрзу. Доктор еще говорил, что змеи видят и слышат плохо, зато у них есть какие-то инфракрасные точки около ноздрей. Вроде они даже мышиное тепло чувствуют. Наврал доктор. Сколько Яшка ни смотрел, никаких красных точек у гюрзы на морде не увидел.

Змея метнулась и схватила мышь. В ту же секунду Барат прижал ее голову рогатулькой. Мгновенно толстое серое тело обвилось вокруг палки. Но Яшка знал: зубы гюрзы так устроены, что мышь ей не выплюнуть, а проглотить рогатулька не дает.

Хвастаясь перед Баратом смелостью, Яшка схватил гюрзу за голову, сунул ее в мешок. Вдруг острая боль пронизала палец. Яшка вскрикнул. Встревоженный Барат успел завязать мешок со змеей, только после этого вскинул глаза: две маленькие ранки - следы зубов гюрзы темнели у Яшки на пальце возле ногтя. То ли он не рассчитал и сам накололся на ядовитые зубы, то ли гюрза сумела и с мышью в пасти схватить его за палец. Коричневое лицо Барата стало серым. Завязывая мешок, он с ужасом смотрел на Яшкин палец. Две маленькие ранки, две красные точки, словно следы иголок, а в них - смерть. Яшка почувствовал, что и у него самого кровь отливает от лица. В глазах стало темно.

- Ай, Ёшка, беда! - опомнился Барат.- Давай палец!

Выхватив из кармана самодельный нож, Барат глубоко надрезал ранки. Яшка скривился от боли.

- Опускай руку, Ёшка-джан, дави палец!

Яшка послушно опустил руку вниз, алая кровь закапала на камни.

- Ай, к доктору надо, он ученый, знает, что делать!

Барат обмотал бечевкой Яшкин палец, подхватил мешок с гюрзой, и они галопом понеслись в поселок.

Доктор приехал на Дауган недавно, в тот самый день, когда на общем сходе объявили Советскую власть. Отец сказал, что доктор - большевик. Что это такое, Яшка не знал. Но он - родной брат того высокого Василия, который еще раньше тайно приезжал к отцу. По вечерам они надолго запирались в закутке у Али-ага - конюха почтовой станции Рудометкиных. В такие вечера отец посылал Яшку и Барата на дорогу смотреть, чтобы, чего доброго, не нагрянули казаки.

- Эй, Ёшка, эй, Барат! Что такое? Зачем так бежите?.. - остановил ребят у самой таможни дауганский лекарь и костоправ Али-ага. Он тоже мог помочь, но Яшка боялся: сразу скажет отцу.

- Молчи, - приказал Яшка Барату. И они еще быстрее побежали к караван-сараю, где поселился доктор.

Загоревший под туркменским солнцем до черноты, молодой доктор, с рыжим чубом и чудным для дауганских ребят именем Вениамин, занимал в караван-сарае целые две комнаты. В одной поселился сам, в другой держал всякую живность.

Когда Яшка и Барат вбежали к нему, он рассматривал через микроскоп какое-то стеклышко, не оборачиваясь, спросил:

- Что у вас?

- Змею поймали.

- А, это хорошо. Давайте сюда…

Порывшись в кармане, он достал пятак и ловко шлепнул им о крышку стола:

- Забирайте.

- Она меня укусила, - сказал Яшка.

- Что?!

Всем корпусом доктор повернулся к ребятам. Яшка выставил свой туго перетянутый веревкой, посиневший и набрякший палец с надрезом, молча шмыгнул носом.

- Когда укусила?

- Только что, у Змеиной горы.

Доктор развязал мешок и вытряхнул змею в один из ящиков, обитых сверху проволочной сеткой, крепко завязал крышку. Около десятка таких же ящиков стояло вдоль стен.

- Гюрза, - сказал он. - Очень опасно…

На секунду задумавшись, он тряхнул рыжей лохматой головой, указал Яшке на топчан, весь заставленный стеклянными банками с лягушками, змеями, молодыми зям-зямами, которых он называл непонятным словом "вараны", и другими ящерицами, залитыми прозрачной жидкостью.

- Садись, змеелов.

Яшка сел.

- Как звать?

- Кайманов Яшка.

- Григория Кайманова сын? Дорожного рабочего?

- Он самый…

- О-о! Ну, тогда вытерпишь!..

Последние слова доктора насторожили ребят. "Что собирается делать доктор?" Яшка с тревогой следил за приготовлениями к операции.

Доктор вымыл руки, вскипятил на спиртовке воду в железной коробочке, сделал Яшке несколько уколов в палец, а потом и повыше - в руку, взял из коробочки узкий блестящий нож.

- Ну, что ж, Яков Кайманов, - сказал он.- Смотри в окно и медленно считай, скажем, до ста…

* * *

- Я-а-ша! Я-а-ша! - донесся голос матери. Не откликаясь, Яшка и Барат все дальше уходили от дома. Заросли бурьяна скрывали их с головой. Вдоль дороги попадались метелки гули-кона - телячьего цветка, рыбьей травы - марги-маи.

Стараясь заглушить нестерпимую боль, уже начинавшую сверлить палец, Яшка сбивал палкой метелки трав, огибая стороной амбар Мордовцевых, в котором сегодня он раздобыл мышь. Ему удалось вынести мышеловку в ту минуту, когда хозяин амбара молодой Флегонт Мордовцев за чем-то ушел в отгороженную бревенчатой стенкой кладовую.

Флегонта Мордовцева в поселке многие побаивались и вместе с тем уважали. От взрослых Яшка слышал, что в революцию он выступил против своего отца-богатея и в пику ему перешел на сторону красных. Когда началась гражданская война, занялся оставшимся после отца хозяйством.

Только подумал Яшка о Флегонте, как наткнулся прямо на него. Молодой Мордовцев стоял за амбаром с каким-то незнакомым казаком. Прищурясь вдруг и замолчав, Флегонт уставился серыми глазами на Яшку, будто спрашивал: "Что надо?"

Яшка почему-то всегда робел перед этим ладно скроенным погодком отца. Что-то лихое и вместе с тем вкрадчивое было в его точеном лице. От испытующего взгляда Флегонта у Яшки мороз подирал по коже.

- Слышишь, мать зовет? - Флегонт взял Яшку за локоть, повернул лицом к поселку.- Почему не идешь?

"Не знает про мышеловку", - подумал Яшка и, вывернувшись из-под руки Флегонта, скрылся в бурьяне.

На Даугане говорили, что Флегонт когда-то хотел посватать за себя Яшкину мать - Глафиру, первую красавицу поселка, но старый Лука Мордовцев, богатей и самодур, расстроил это сватовство. Потому, видно, сколько помнил себя Яшка, Флегонт никогда не притеснял его, не измывался, как другие казаки. Да и сейчас ничего не сделал, просто хотел завернуть домой. Но Яшке почему-то стало жутко. Уж очень пристально смотрел на него Флегонт…

Раздался негромкий свист. Из лопухов высунулась физиономия Барата. Мальчишки, прячась в бурьяне, направились к столбовой дороге.

- Отпустил?

- Сам ушел.

Барат не поверил, наверное, видел, как Мордовцев взял Яшку за руку.

- Я-а-аш-шка-а! Я-аш-ка-а! - На этот раз кричал отец.

Яшка и Барат, прибавив шагу, все дальше уходили от Даугана.

У Яшки нестерпимо болела рука, кружилась голова. Доктор наложил повязку не только на култышку, оставшуюся от пальца, но и на всю кисть, руку подвесил косынкой, завязанной узлом на шее. Яшка сейчас был похож на раненого отца, когда тот приезжал во время войны из лазарета на побывку.

Яшка и Барат вышли к тому месту, где от главного тракта отходила дорога в сторону горного кряжа Асульмы, замедлили шаги и просвистали условный сигнал. Справа и слева от них раздался такой же свист. Зашуршала сухая трава, со склона посыпались мелкие камни.

- Дур! - донесся мальчишеский голос.

Яшка остановился.

На русском языке Яшка говорил, пожалуй, только дома да еще с немногими русскими мальчишками поселка, такими, как Алешка Нырок. Остальные - курды, азербайджанцы, туркмены. На улице разговор велся чуть ли не на всех языках стран Востока.

Шуршание в бурьяне стихло.

- Ун кия лёу? (Кто идет?)

- Кочахчи (контрабандист) Аликпер Чары-оглы. А вы кто?

- Ладно, выходите,- приказал Яшка.

Сегодня, после истории с гюрзой, да еще встречи с Мордовцевым, ему было не до игры. С самого утра он ничего не ел. После операции тошнило. Все сильнее дергало палец.

Из бурьяна к Яшке и Барату вышли еще два подростка: стройный и быстрый, с развитыми икрами и тонким станом Аликпер и немного вялый, с круглым, как лепешка, лицом - Алешка Нырок. Увидев, что

Яшка перевязан, как настоящий раненый, оба остановились.

- Покажи, - сказал Алешка. Смотрел он на забинтованную Яшкину руку с уважением и страхом. Яшке хотелось показать, но предводителю разбойников негоже распускать слюни. Да и Аликпер поглядывал на него с таким видом, как будто хотел сказать: "Эка невидаль, хватила гюрза - бери топор и руби палец, а то всю руку отрежут".

- Отойди,-сказал Яшка.- Тебе не на палец, на дорогу надо смотреть.

Солнце клонилось к западу. Голубые тени выползали из ущелий. Рядом с тенями словно горели в отсветах заката выступы скал. Горы, как огромные древние мамонты, ставшие в ряд, протянули каменные лапы в долину, уложили между лапами бугристые хоботы, выставили каменные лбы. На самой высокой скале - колокольне Ивана Великого - белое пятно: орлиный помет. Выше - гнездо орлов. Там - старинная крепость Сарма-Узур. Жил в этой крепости когда-то предводитель древнего племени - Асульма. Яшка и его друзья забирались в развалины крепости, находили серебряные монеты, наконечники стрел. Оттуда хорошо видна вся долина и протянувшаяся через нее из края в край мощеная дорога. Считай, каждый десятый камень этой дороги вытесал и уложил своими руками Яшкин отец. Дорога кормила отца. Кормила она и Яшку, а вместе с ним и других самых отчаянных мальчишек поселка. Дни и ночи движутся по дороге огромные фургоны с грузами, идут верблюды. В Россию везут урюк, чищеный миндаль, сабзу, бидану (сорт сушеного винограда), хлопок, шерсть; из России - мануфактуру, сахар. Под перезвон колоколов, подвешенных к тюкам и шеям верблюдов, Яшка родился и вырос.

Идут караваны и сейчас, хотя начавшаяся в России гражданская война докатывалась и сюда, к границе.

У Яшки закружилась голова, он присел на прятавшийся в бурьяне обломок скалы.

"Дон! Дон! Дон!" - звенело в ушах. Нет, это не в ушах звенит. Это поднимается караван по дауганским вилюшкам, Еще немного, и он втянется в долину.

"Дон! Дон! Дон!.." - все явственнее и громче гремят колокола. Яшка рассудил, что все равно порки не миновать: и за гюрзу попадет, и за то, что опять увел свою братию караван встречать.

От каравана отделился всадник в белой рубахе, белых широченных штанах, черной жилетке. Всадник - караван-баши. Стоило только какому каравану войти в долину Даугана, каждый караван-баши пришпоривал коня и рысью мчался к таможне или караван-сараю проверить, есть ли корм для верблюдов, узнать, где будет место для ночлега, принять новые грузы. При виде поселка остальные караванщики собираются в голову каравана, курят свои чубуки, разговаривают. Караван-баши - большой начальник. Каждый мальчишка мечтает стать или знаменитым кочахчи - контрабандистом или караван-баши, лучше - караван-баши. Летом - в чалме и белой одежде, зимой - в накрученных на голову шарфах из верблюжьей шерсти, в расписной, вышитой шубе, караван-баши проезжают по Даугану. Все знакомые низко кланяются им, курды снимают свои вязаные шапочки, русские стаскивают кепки, треухи. Каждому лестно поговорить с караван-баши, расспросить о новостях. Дорожный человек все видит, все знает. Многие караван-баши знали и уважали Яшкиного отца. От того, будет ли дорога отремонтирована в срок, зависело - вовремя ли пройдет караван. Яшка мечтал, когда вырастет, быть караван-баши, но сейчас у него с караванщиками отношения были испорчены…

"Дон, дон, дон!.." - Мерно идут верблюды, раскачиваются взваленные на горбы тюки, все ближе и ближе подходит караван. На передних верблюдах ковровая шлея, множество колокольчиков. Колокол подцеплен к грузу еще и последнего в десятке верблюда. Уздечки, как недоуздки, привязаны к кольцу седла впереди идущего. У ленивых носы проколоты, палка с набалдашником вставлена в ноздрю, с другой стороны - ременная петля. Идут верблюды быстро, словно в такт этой гремящей музыке ставят в пыль широкие тяжелые подушки ног. Ритмично раскачиваются тюки на боках.

Яшка наметанным глазом определил, в каком мешке сахарный песок, вскочил, ткнул самодельным ножом. Из мешка потек белый ручеек. Яшка подставил лист лопуха, с десяток шагов бежал рядом с верблюдом, потом заткнул прореху жгутом травы, скрылся в бурьяне.

Уж он-то знал, как надо резать мешки. Весной Алешка перестарался и так полоснул по мешку, что песок ручьем потек на дорогу. Убежал бы Алешка - ничего бы им и не было. А он перепугался и давай затыкать прореху чем попало. А песок все течет да течет. Алешка оттянул края прорехи, хотел веревкой завязать, караванщики его, голубчика, и сцапали. В таможне дознались, кто еще был. Стоимость сахара взыскали с отцов. Отцы взыскали с сыновей… Горьким показался Яшке тот сахар. После этого случая Яшка с сахаром связывался лишь тогда, когда ничего более толкового не попадалось. То ли дело орехи или урюк! Ширнешь ножичком - и в бурьян. А караван идет себе и идет, верблюды шагают, тюки раскачиваются. А из прорехи орешки тюк да тюк, то один, то другой. Караван ушел - только и остается пройти по дороге, добычу собрать… Рубашку потуже подвяжешь, полную пазуху орехов или урюка наберешь - любо-дорого!

Дальше