Еще не понимая, что там произошло, полковник властно махнул рукой, заставляя весь отряд вжаться в отвесную скалу. Захарка с Петрашкой схватили коней под уздцы и придвинули коляски вплотную к каменному массиву, затем отвязали запасных лошадей от задков и вскочили в седла. Они все еще были недовольны тем, что Панкрат вместе с мамукой спровадили их из отчего дома, не дав возможности принять участие в новом походе на правый берег Терека для вызволения из плена близких своих родственников. Софьюшка прямо заявила, что матерые казаки из них не получились, а вот Панкрат воин прирожденный. На него, да на дядюку Савелия, младшего брата убитого своего мужа, она возложила обязанности по спасению дочери с внуком, принудив Захарку с Петрашкой и Буалком после похода в Дагестан собирать саквы и убираться с подворья в свои европы. А громкий цокот все нарастал, он действительно грозил перерасти в горный обвал, спасения от которого не было бы никому. Панкрат стиснул зубы, стараясь не выдавать беспокойства, он знал, что за ним наблюдает весь отряд. Терцы навели ружья на утес, нависший над дорогой, лица у них посуровели. Сидящие в колясках женщины тоже не остались без дела, взявшись забивать заряды в дула. Казаки притихли, лошади под ними напряглись. Но это временное затишье было готово в любую минуту взорваться смертельной круговертью, когда за тесным сплетением тел невозможно было разобрать, кто свой, а кто чужой. В этот момент Чигирька поднял руку и тут-же выдернул из-за пояса пистолет. Из-за скалы вылетели несколько всадников в гусарских голубых одеждах с золотым шитьем по бортам и обшлагам, они успели проскочить некоторое расстояние, когда один из них, в чине подпоручика, заметил отряд, прижавшийся к стене.
- Стоять! - крикнул он товарищам, заворачивая лошадь обратно и вытаскивая из ножен саблю. Он подскочил поближе к терцам и грозно спросил. - Кто такие, простые горцы или абреки с большой дороги? Говорите!
Никто из казаков не успел ответить, потому что офицер уже увидел коляски с женщинами, сидящими в них, и продолжавшими наводить на гусар оружие. По краснощекому лицу всадника пробежала снисходительная улыбка, он обернулся к товарищам, успокаивающим разгоряченных скакунов:
- Господа, поистине Кавказ - это мешок, набитый душистыми сухофруктами. Кого здесь только не встретишь, даже женщин в столичных шляпках, - он снял с головы кивер и картинно поклонился. - Экскюзи муа, мадемуазелле, примите наши восхищения вашими нарядами и тем спокойствием в этих глухих местах, которое написано на ваших лицах.
- Да уж, русская баба везде чувствует себя в своей тарелке, хоть в шалаше у какого-нибудь зулуса, хоть в хоромах английского лорда. И везде ее отличает от остального женского сословия великая терпимость ко всему - хоть к навозу вокруг, хоть к французскому парфюму, - грубо гоготнул товарищ гусара, плотный светлоусый ловелас. Он присмотрелся попристальнее, - Это точно наши женщины, в крайнем случае европейки, на горянок или казачек они никак не походят. Федор, спроси у этих сударыней, как их сюда занесло? Неужели Пятигорских источников с местными джигитами им уже стало мало?
Но тот, кого назвали Федором, вместо этого принялся рыскать глазами по всему отряду:
- Кто здесь у вас главный? - наконец спросил он. - Вы по русски понимаете, или ни бельмеса?
- Я главный, - отозвался Панкрат. - Мы терские казаки, провожаем своих родственников до станицы Пятигорской, а потом они уже сами поедут по своим делам.
- От… чертово племя, от абреков не отличишь! - снова подал голос ловелас. - Спроси у них, Федор, из какой они станицы?
Но в этот раз подпоручик не прислушался к мнению своего друга, он дернул коня за уздечку и подъехал к казаку поближе, не сводя взгляда с полковничьих погон на его черкеске. На сытом лице все так-же светилась непуганая дерзость.
- Господин полковник, вы ведете свой отряд из Моздока? - спросил он.
- Оттуда.
- Никого на дороге не встречали?
- Нам никто не попадался, а что случилось?
- Слыхали про полковника Панкрата Дарганова, атамана из станицы Стодеревской? - гусар чуть наклонился вперед, стараясь присмотреться к терцу получше. - Говорят, лихой казачура.
- Про лихость его не знаю, а про самого атамана слышал, - скромно признался Панкрат. - А что он такого натворил?
- Он разворошил Шамилево гнездо, которое имам свил в заоблачном ауле Гуниб, и теперь змеи из него расползлись по всему Кавказу. Уже грузины петицию императору Николаю Первому отправили, что чеченцы валом повалили в Кадорское ущелье на их территории, - разоткровенничался Федор, одним глазом подмигивая собеседнику. - Нам велено защитить бедных горцев, а заодно взять Дарганова и доставить его в штаб русских войск.
- Чтобы ему не повадно было нарушать перемирие с Шамилем, имамом всех горских народов, - с кривой ухмылкой добавил плотный гусар, тоже приглядывавшийся к погонам на плечах терца. Он добавил. - Без особого на то приказа Главнокомандующего войсками по всей Кавказской линии.
Русским офицерам было известно, что полковничье звание давали только атаманам терских юртов, состоящих из нескольких станиц, или товарищам атамана всего Терского войска.
- А если эти абреки обнаглели до такой степени, что перестали вылезать из наших селений? - возмущенно вздернул подбородок Панкрат. - Они убивают людей, грабят, насилуют и угоняют в полон наших женщин и детей. Тогда как?
- Ну, господин полковник, Господь терпел и нам велел, - развел руками Федор. - На этом принципе вся Библия держится, по законам которой мы с вами живем.
- Значит, если дикарь зашел к тебе в дом и сотворил все, что он захотел, то я должен эту дикость терпеть? - скрипнул зубами атаман.
- А что ты ему докажешь? Он же дикарь, значит, ничего не поймет, - ухмыльнулся собеседник. - Чтобы вы знали, умные люди, которые стоят во главе нас, сирых и беспомощных, проповедуют именно такое общежитие людей и заставляют неукоснительно его соблюдать.
- Вот и пусть бы соблюдали эти правила у себя в хоромах, а в наши дела соваться им не за чем, - сверкнул глазами атаман. - Лично у меня овцы с баранами находятся на своем месте - на базу, и за стол сажать их рядом с собой я не собираюсь.
Федор перемигнулся со своим нагловатым другом, затем улыбнулся собеседнику понимающей улыбкой и завернул морду лошади назад:
- Значит, до самого Моздока дорога чистая, господин полковник? - переспросил он.
- Мы не встретили никого, - подтвердил свои слова Панкрат.
- Тогда постойте здесь, пока проскачет наша часть, и езжайте дальше.
- Ясно, господин подпоручик.
- А если встретите этого атамана Дарганова, передайте ему привет от гусар лейб гвардейского полка Его Высочества Александра, наследника престола, - добавил светлоусый всадник. - Счастливой вам дороги.
- Вам тоже бог в помощь поймать этого… Шамиля.
Раздался дружный хохот, гусары отдали честь женщинам и с места пустили орловских скакунов в стелющийся намет. Скоро стук подкованных копыт утонул в надвигающемся гуле, стены ущелья отражали звуки словно боковины звонкой липовой кадушки. Они перекатывали их с места на место, пережевывали и перемалывали, чтобы сбросить всю эту какофонию на дно, а затем снова вознести ее наверх, не забыв по пути обстучать ею, уплотненной до множества разных упругих звуков, крутые отвесы скал, нависших по обе стороны дороги. Из-за уступа показались передовые ряды русского войска во главе с подполковником в гусарском голубом мундире с золотыми аксельбантами, они двигались размеренной рысью и остановить монолитное движение могло только чрезвычайное происшествие. Никто из всадников даже не подумал посмотреть в сторону путников, прижавшихся к стенам ущелья, лица у всех были сосредоточенными, нацеленными в затылки ехавших впереди. И если бы дно ущелья не было мокрым от разлившейся по нему реки, а представляло из себя обычную степную дорогу, то люди давно задохнулись бы в клубах пыли. Так продолжалось весьма долгое время, пока гусар не сменили верховые с духовыми инструментами в руках и за спинами. Солнце успело склониться к гребням гор, косые лучи его отскакивали от меди труб, они прошивали воздух золотыми нитями, которые в свою очередь скрещивались с отблесками от металлических частей на боевом убранстве всадников. И тогда казалось, что тесное пространство оплетено огромной сеткой, состоящей из золотых и серебряных ячеек. За музыкантами двинулись артиллерийские упряжки с пушками, укрепленными на деревянных лафетах. Их тащили мохнатые с ног до головы жеребцы с гривами едва не до земли, огромные колеса двуколок наезжали на камни, растирая их в порошок. Потом потащился обоз с походными кухнями и прачечными, замыкал шествие санитарный поезд с красными крестами, намалеванными на матерчатых боках будок, поставленных на телеги. И все это гремело, стучало, звенело и бабахало с такой силой, что когда войско прошло, станичники стали разговаривать друг с другом как глухонемые. А порассуждать было о чем, ведь подпоручик вольно или невольно выдал тайну передислокации целой армейской части, из которой следовало, что не только атамана Стодеревского юрта решили наказать за своевольный поход в логово Шамиля, но и готовится весьма важная операция против самих горцев.
- Значит, в Пятигорской нас должны ждать с распростертыми руками, - стараясь говорить погромче, сделал заключение Захарка. - Панкрат, я предлагаю нашему отряду вернуться назад в обход Моздока, чтобы обогнать русское войско и успеть поставить ему заслон.
- А что нам даст этот маневр? Он может привести только к окончательной размолвке со штабниками в Пятигорской и мы окажемся между двух огней - кавказским и русским, - пожал плечами полковник. - Я думаю, что надо прибыть в штаб и на месте разобраться со всеми ко мне претензиями.
- Мы тебя отдавать не собираемся, - набычился Захарка. - Если русские не пожелали защитить наши станицы от Шамилева войска, то терцы сделали это сами. А когда казаки добыли победу, они стали грозить нам наказаниями.
- Надо возвращаться и поднимать станичников, - раздались голоса терцов вокруг.
- Панкрат, мы тебя никуда не отпустим, мы пойдем вместе с тобой.
- Я знаю, - спокойно сказал атаман. - И они знают про наше стремление к свободе, поэтому гусарский подпоручик сказал, что им велено доставить меня не в Кизляр, где находится ставка командующего Кавказской линией и где сидит войсковой атаман, а в Пятигорскую, пред светлые очи начальника штаба. А это говорит о том, что мне вынесут всего лишь порицание, не более того.
- А если они надумают заковать тебя в кандалы и отправить в Петербург или в Москву, как того же Стеньку Разина? - предположил Петрашка. - Тогда что прикажешь нам делать?
- Вот тогда, братья казаки, и покажите москалям свой гонор. Мы служим не царю, а русскому народу, от царя мы только жалованье получаем, - сдвинул папаху на затылок Панкрат. - А теперь в путь, к утру нам надо добраться до Пятигорской, чтобы оправдать поговорку, что утро вечера мудренее.
Станичники быстро перестроились и поскакали по ущелью к его выходу, снова в середине конвоя покатились три коляски, а замыкали отряд матерые терцы из старой даргановской гвардии. Солнце зацепилось нижним боком за гребни далеких гор, лучи его на глазах начали угасать, нужно было поспешить, потому что времени было упущено предостаточно.
- А все-таки большое войско эти кацапы собрали против нас, - покачиваясь в седле, зло ухмыльнулся Захарка. - Больше, чем на всю Шамилеву банду.
- Полдня махали мимо своими вонючими сапогами и тарахтели телегами, смазанными дегтем, - сморщил нос Петрашка.
- На то мы и терские казаки, что представляем силу, - не стал с ними спорить старший брат.
Но как только ущелье закончилось, так сразу и солнце опустилось за далекие зубчатые вершины. Скакать ночью по пустынной дороге, подвергая женщин опасности, казаки не решились, потому что разбираться потом кто в кого стрелял было бы поздно. Панкрат завернул кабардинца на обочину и, проехав вглубь степи некоторое расстояние, указал станичникам на место привала. Перекусив и запив еду добрыми порциями чихиря, терцы выставили часовых и легли спать. Под утро все услышали, как по дороге в сторону Пятигорской промчалась большая группа всадников, за ней еще одна и еще. Но никто из путников даже не встрепенулся. Кромешная южная тьма укрыла временный бивуак плотным своим покрывалом, оградив его от посторонних глаз.
Утром на въезде в Пятигорскую Панкрат, а вместе с ним и весь отряд, почувствовали, что в станице происходит что-то необычное. Встречные казачьи патрули еще издали сворачивали на обочину и вздымали руки в знак приветствия, небольшие отряды из терцов стояли почти в каждом проулке. Когда стодеревцы подскакали к площади, на которой находился штаб русских войск, оказалось, что к нему невозможно пробиться. Вся площадь была запружена конными терцами при полном боевом снаряжении, в руках у них были пики с флажками под остриями, а за седлами, как перед дальним походом, приторочены бурки с саквами. Завидев атамана Стодеревского юрта, казаки воздели пики вверх и громко закричали:
- Слава Панкрату Дарганову, казачьему полководцу.
- Любо!!! Любо, атаман!
Клич подхватили сотни глоток, всадники развернулись к вновь прибывшим, они окружили отряд, не давая ему стронуться с места и не переставая выкрикивать здравицы Панкрату. В это время на крыльцо здания штаба вышли несколько высокопоставленных царских офицеров, среди которых был и атаман всего Терского войска в черной папахе с красным курпеем на ней. Он поднял руку, чтобы сказать речь, но его никто не собирался слушать. Все головы были повернуты в сторону Панкрата Дарганова.
- Что случилось, братья казаки? - привстал в стременах полковник. - По какому поводу вы здесь собрались?
- Нам сказали, что москальские штабники решили тебя арестовать, - выскочил вперед один из терцов, по внешнему виду он был из Ищерской станицы. - Эта весть облетела левый берег Терека, мы собрались и пришли в Пятигорскую тебе на выручку.
- А за что меня арестовывать? - удивился Панкрат. - Против царя я народ не поднимал.
- За поход в Дагестан, за то, что разгромил логово Шамиля и его мюридов.
- Третий имам горцев такого наказания заслужил, - подкрутил усы Панкрат. - Жалко, что терцы не успели его заарканить да засунуть в мешок, на потеху нашим бабам.
- Туда ему и дорога, тухлому козлу, со всем его бараньим стадом.
- Слава атаману-казаку!
- Любо, Панкрат! Любо!
Снова вся площадь взорвалась громкими возгласами воинственно настроенных людей, которых вряд ли чем можно было сейчас усмирить. Захарка с Петрашкой перескочили из колясок на запасных лошадей и протиснулись поближе к старшему брату, вслед за ними проделал такой-же фортель Буалок. В гражданской одежде они выглядели среди терцов инородцами, но станичники знали их в лицо, поэтому восприняли появление родственников полковника с еще большим воодушевлением.
- Братья казаки! - наконец сумел докричаться до собравшихся на площади станичников атаман всего Терского войска. - Панкрат Дарганов, атаман Стодеревского юрта, нарушил перемирие, заключенное между русскими войсками и армией горцев имама Шамиля. И теперь кавказцы как один поднялись на борьбу с русскими и с нами. Разве мало нам крови, пролитой за десятилетия беспощадной Кавказской войны? Мы жили с горцами веками, соблюдая законы гор, и стычки между нами были редкими. А сейчас мы стали их заклятыми врагами.
- Мы и раньше жили с ними как кошка с собакой, - не утерпел кто-то из слушателей.
- Без трупов и без воровства с угоном в плен наших казаков и баб ни один год не обходился.
- Господа казаки, ваш войсковой атаман говорит вам правду, - поддержал оратора генерал с отвисшими щеками и с аксельбантами, спускавшимися от золотых погон на его грудь. - Если раньше война с горскими народами велась локально, то теперь она расползлась по всему Большому и Малому Кавказу, и даже перекинулась на Закавказье. А это новые горы трупов и моря крови. Ваши трупы и ваша кровь.
- Нечего было их трогать вообще, это вы, русские, полезли завоевывать новые территории, - послышались со всех сторон возмущенные выкрики. - Сами теперь и расхлебывайте кашу, которую заварили.
- Если взялись воевать этого супостата Шамиля, то доводите дело до конца.
- Его согласие на ваше перемирие, как обещание нашей любушки принимать только одного казака, а остальным давать от ворот поворот.
- Слову имама, этого ущельного шакала, грош цена в базарный день.
- Жалко, что Панкрат не оторвал ему голову в его же ауле Гуниб.
Атаман Терского войска снова попытался было возвысить свой голос:
- Братья казаки…
Ему не дали договорить, заглушив криками "не любо". Масса конных терцов начала раздвигаться на края площади, освобождая ее середину. Сверкало на солнце оружие, повизгивали лошади, грозно покачивался лес пик. Но в действиях казаков не наблюдалось никакой суетливости. В воздухе все сильнее от большого скопления людей ощущался запах возбуждения.
- Казаки, на круг!
- Станичники, сходись на круг!
На крыльце произошло замешательство, штабной генерал вместе с другими офицерами хотел было скрыться в глубине здания, но в дверях вдруг возникли несколько хмурых терцов с нагайками в руках. Они не предпринимали никаких действий, только постукивали рукоятками по ладоням, словно решили отбить походный марш. И царский генерал, опасливо косясь на них, вернулся на свое место. Войсковой атаман заторопился было к своей лошади, привязанной к столбу возле угла здания. Ему тоже не дали дотянуться до уздечки, схватили за шиворот и вытащили на середину площади.
- Отвечай, сучья твоя морда, за сколько ты продался москалям!
- Говори, почему пляшешь под их дудку?
- Какой год проходу от абреков ни малому, ни старому, а этот боров по москальским конторам шастает, да водку ведрами хлещет.
- Объедки за ними подбирает, и в ихний рот еще заглядывает.
- В плети, продажника, чтобы дух из него вон.
- Казаки, растелешивай иуду и заваливай на лавку, я сам всыплю ему горячих.
Откуда-то притащили деревянную лавку, кто-то спрыгнул с коня на землю и принялся закатывать рукава черкески, потряхивая звеньями витой нагайки. Трое станичников сдирали с войскового атамана одежду с генеральскими погонами на плечах, обнажая ему жирную спину с задницей, подрагивающей свиным холодцом. Толстый человек с блудливыми глазами и вислыми усами сопротивлялся как мог, он норовил дотянуться до обидчиков и вцепиться в них зубами. Но терцы увертывались от оскаленного его рта, как бы походя наставляя теперь бывшему своему вожаку крепких тумаков.
- Не любо! Не любо!!! - ревела площадь.
- Вон с атаманского места, чтобы духом твоим не пахло.