Эпоха освоения Дикого Запада - одна из самых притягательных страниц американской истории. Но судьбу великой страны вершили обычные люди - переселенцы, двинувшиеся на новые земли в поисках лучшей доли. Главный герой `Одиноких богов` - обаятельный, рано повзрослевший Иоханнес Верн оказывается вовлеченным в круговорот захватывающих событий, где смешались любовь и ненависть, бескорыстная дружба и жажда мести, честь и предательство.
Содержание:
Глава 1 1
Глава 2 3
Глава 3 4
Глава 4 5
Глава 5 7
Глава 6 9
Глава 7 10
Глава 8 12
Глава 9 13
Глава 10 14
Глава 11 15
Глава 12 16
Глава 13 17
Глава 14 19
Глава 15 21
Глава 16 22
Глава 17 24
Глава 18 25
Глава 19 27
Глава 20 29
Глава 21 31
Глава 22 31
Глава 23 33
Глава 24 34
Глава 25 35
Глава 26 37
Глава 27 38
Глава 28 40
Глава 29 41
Глава 30 43
Глава 31 44
Глава 32 46
Глава 33 47
Глава 34 49
Глава 35 50
Глава 36 52
Глава 37 53
Глава 38 55
Глава 39 56
Глава 40 58
Глава 41 59
Глава 42 61
Глава 43 62
Глава 44 64
Глава 4 5 65
Глава 46 67
Глава 47 69
Глава 48 70
Глава 49 72
Глава 50 73
Глава 51 75
Глава 52 76
Глава S3 78
Глава 54 79
Глава 55 81
Глава 56 82
Глава 57 84
Глава 58 85
Глава 59 87
Глава 60 88
Глава 61 90
Примечания 90
Луис Ламур
Одинокие боги
Глава 1
Я сидел очень тихо, как и подобает маленькому мальчику, который только-только вступает в жизнь, начинает познавать ее и, волею обстоятельств, оказывается вдруг среди незнакомых людей.
Мне было шесть лет, и мой отец угасал.
Всего лишь год назад я потерял горячо любимую мать. Она скончалась, тоскуя по далекой родине, милой Калифорнии, о которой никогда не уставала рассказывать мне с отцом.
Люди называли Калифорнию теплой и солнечной, но у меня, едва заходил разговор об этой земле, возникало непонятное предчувствие опасности.
Теперь, пересекая пустыню, мы направлялись именно туда, и я был уверен: непременно навстречу беде. Поэтому все мое маленькое существо переполнял постоянный страх.
Отец в фургоне ехал рядом со мной и тщетно старался заснуть, но сотрясающие его время от времени сильнейшие приступы кашля не позволяли даже задремать. А едущие с нами пассажиры то и дело поворачивали, словно по команде, головы в нашу сторону: одни поглядывали с сочувствием, другие - явно с раздражением.
Наш фургон, запряженный шестью мустангами, катился в ночи, подпрыгивая и громыхая на камнях пыльной дороги, которую, казалось, только возница и мог разглядеть. Поистине отчаянная затея: одинокий экипаж с двумя сопровождающими пытался пробраться из Сан-Франциско в Калифорнию...
Глядя в охватывающую со всех сторон наш фургон мглу, я вспоминал разговор, незадолго до поездки услышанный еще в Сан-Франциско.
- Это безумие! - предрекал первый. - У них всего-навсего один фургон? Даже если они благополучно и минуют владения апачей, то уж в Колорадо непременно встретятся с юмами!
- А помните, что произошло с прошлой экспедицией? Конечно, юмы помогли переправиться путешественникам через реку, но едва часть из них добралась до другого берега, они тотчас захватили багаж и провизию, оставили бедолаг умирать с голоду в пустыне, - проявлял редкую осведомленность другой.
- К счастью, кажется, никто не погиб, ни один человек! - успокаивал третий.
- Скажу одно, - подхватил с уверенностью четвертый. - Если кто и сможет провести такой вот фургон через все препятствия, так это только Дуг Фарлей.
- Точно! Ему одному это под силу. Но мы-то лучше подождем до весны. - Мнение большинства выразил пятый. - И отправимся в путь с караваном. Так надежнее...
Когда я рассказал отцу об услышанном, он только покачал головой, возразив:
- Нет, сынок! Мы должны ехать сейчас, ждать невозможно. - И, немного помолчав, добавил: - Не думаю, что все эти россказни соответствуют истине, но надо быть готовыми ко всему... Я не могу ждать весны. Врачи не обещают мне много времени... Я скоро умру, и тебе придется расти и взрослеть без меня, а взрослеть, сынок, всегда трудно. Не верь тому, кто говорит о своей прекрасной молодости как о лучшей поре жизни: он просто забыл, какое это нелегкое для человека время.
И мы с отцом отправились осматривать фургон. Дуг Фарлей соорудил его специально для дальних трудных поездок: обшивка не только тщательно пригнана, но и просмолена, чтобы в случае необходимости иметь возможность переправиться по воде, а стенки для защиты от пуль обиты двойным слоем толстых воловьих шкур.
Такой относительно комфортабельный экипаж мог вместить восемь человек, но теперь нас ехало всего шестеро, включая и меня, а я ведь занимал так мало места. Каждый пассажир, независимо от того, мужчина он или женщина, обязан был иметь с собой хорошее ружье и не менее двухсот патронов к нему, а непосредственно перед отправкой в путь продемонстрировать владельцу фургона свое умение заряжать оружие и стрелять из него.
- Мы будем передвигаться ночью. - Фарлей пристально оглядел каждого. - Запрещается громко разговаривать, шуметь. Стрелять - только в случае крайней необходимости.
- А как с охотой? Можно...
Я оглянулся на голос и увидел крупного, с мощной шеей мужчину в черном костюме. Его звали Флетчер. Квадратное жесткое лицо этого человека с маленькими недобрыми глазками сразу почему-то не внушило мне доверия: он мне не понравился.
- Об охоте не может быть и речи, - резко махнул рукой Фарлей. - У нас достаточно запасов провизии, поэтому мы во время пути ни в чем не будем нуждаться. Любые выстрелы только привлекут нежелательное внимание.
- Вы, мистер, уже когда-нибудь ездили этим маршрутом? - проявлял настойчивость Флетчер, желая непременно все разузнать у хозяина фургона.
- Я совершал такие поездки раз пять и прилично изучил дорогу. Место для каждой нашей стоянки заранее выбрано, но если что-нибудь, не приведи Бог, сложится не так, у меня обдумано несколько запасных вариантов.
- Расскажите все же, как проходили ваши прежние поездки.
- Первый раз я вез охотников с гор. Пятеро, увы, были убиты, и мы потеряли все шкуры.
- Ну, а другие? Столь же неудачны?
- Во второй поездке пассажиры были в основном солдаты, поэтому никаких проблем не возникло, кроме разве нескольких по дороге потерянных мулов. Да... один пассажир заблудился и отстал. В следующий раз я ехал уже с целым караваном фургонов и добрался до Лос-Анджелеса благополучно, не считая оставленных на дороге двух других экипажей. Да и скота пало тогда... ну, совсем немного.
- Лос-Анджелес? Я что-то никогда и не слыхал о таком месте.
- Мы направляемся туда. Это небольшой городок, где живут ковбои, всего в каких-нибудь двенадцати милях от моря.
- Сколько вы, мистер, хотите за проезд?
- Триста долларов с каждого. Оплата сразу.
- О! Это же куча денег!
- Платить или не платить, мистер Флетчер, - ваше дело. Коли будете ждать до весны, это обойдется вам, конечно, в два-три раза дешевле. Но сейчас я говорю только с теми, кто желает отправиться в путь немедленно. - Фарлей помолчал. Потом уточнил: - Отправляемся на рассвете.
- А сколько вы возьмете за поездку сына? - подал голос мой отец.
Фарлей обернулся и внимательно поглядел на меня своими пронзительными глазами.
- Ваш мальчик еще маленький, сэр, поэтому он может ехать за сто долларов.
- Но это же нечестно! - взорвался Флетчер, кипя от негодования. - Вы говорили, что берете только тех, кто умеет стрелять! А этот... малец, да он и ружья-то толком в руках не удержит!
Отец холодно глянул на Флетчера.
- Вы, любезнейший, не беспокойтесь. Еще посмотрим! В конце концов, я стреляю довольно прилично и, думаю, смогу еще постоять за двоих.
- Из-за чего шум? - недовольно поинтересовался хозяин фургона.
- Мистер Фарлей, я Зачари Верн, - представился отец.
Дуг Фарлей достал из костра головешку, прикурил от нее сигару и кинул обратно.
- Для меня этого вполне достаточно, мистер Верн. Все разговоры окончены!
- Но... - начал было Флетчер.
Фарлей явно не желал его слушать, положив конец перепалке:
- Мальчик едет. И точка.
Я почувствовал на своем плече руку отца.
- Пойдем-ка, сынок, соберем свои пожитки.
Когда все стали расходиться, я услышал, как грузный Флетчер пожаловался кому-то:
- Не пойму, почему так получается? Этому Верну достаточно было назвать свое имя, как Фарлей сразу согласился взять его, да еще вместе с мальчишкой. Чахоточный... не даст никому из нас покоя всю дорогу своим кашлем...
- Что бы там ни было, а Фарлей его знает, - не поддержал сетований Флетчера кто-то из отправляющихся с нами.
Отец велел мне подождать возле дома, сам же пошел укладывать наш нехитрый скарб. А я сидел на скамейке и думал о незнакомом и почему-то, мне казалось, страшном человеке, который поджидал меня в Лос-Анджелесе. Моем дедушке. Он, я слышал, ненавидел отца, мужа своей умершей дочери, и вроде бы отдал однажды приказ догнать и убить моих родителей, когда те бежали от него через пустыню.
Но я никогда не осмеливался признаться отцу в своем страхе. Не помню, когда это было, но проснувшись как-то однажды, когда мать еще была жива, среди ночи, услышал разговор моих родителей.
- В конце концов, он же его дедушка! Как можно ненавидеть собственного родного внука? - недоумевал отец. После недолгого молчания он печально произнес: - Ведь у нашего Ханни больше никого нет, дорогая Конни, никого!
Помню, отец был высоким и сильным, но туберкулез превратил его в слабого и немощного, а тоска по умершей любимой жене и сознание того, что он не сможет вырастить собственного ребенка, постоянно разрывали его сердце.
Думая, наверное, что их никто не слышит, родители тихо продолжали перешептываться.
- Зак, - говорила мать. - Что еще ты можешь сделать? Здесь никого не осталось, кто мог бы нам помочь.
И однажды ночью, это было уже незадолго до смерти мамы, отца словно вдруг осенило.
- Дело в другом, Конни! Если бы у меня в свое время хватило ума держать язык за зубами, он никогда бы не узнал то, что известно мне...
- Ты был очень разгневан в тот момент, Зак, и, наверное, не думал, что говоришь.
- Да я просто кипел от злости, но, понимаю, меня это не оправдывает. Я очень расстроился из-за Фелипе. Он молчал, он никому ничего не сказал тогда, но все равно он был убит. Я уверен - убит! Подумай только, как мог человек свалиться с утеса, мимо которого проходил сотни раз и ночью и днем, и в шторм и в ветер. А тогда ночь была лунная, дорога хорошо просматривалась, да и Фелипе всегда был очень осторожен. Что ни говори, а это было самое настоящее убийство. Только убийство!..
- Знаю, дорогой! Мой отец очень жестокий человек, но...
- Его обуяла гордыня, Конни, - в нетерпении перебил отец. - Знатность и родовитость сделали его властным и честолюбивым. Конечно, таких, как твой отец, немало. Это все представители старинных испанских семей. Дело в том, что в Калифорнии первые поселенцы были в основном солдатами или обыкновенными погонщиками скота. И те, кто появились позже, ни за что не желали объединяться с первопроходцами, презирали их... В мире, в котором живет твой отец, Конни, не принято, чтобы мужчина работал: он обязан только уметь сидеть верхом на лошади. Но те, с кем свела меня жизнь, всегда уважали людей, которые сами зарабатывают себе на хлеб, своими собственными руками. Помнишь, когда я встретил тебя, я ведь был простым моряком, хотя мой отец - капитан корабля, кем и я намеревался стать... Человек, подобный мне, не смеет и обратиться к таким, как твой отец, пока их сиятельство сами случайно не соизволят заметить. Но и тогда такой, как я, должен стоять со шляпой в руках и низко опущенной головой. И уж совсем худо, что я англичанин-протестант. Я и теперь, Конни, даже представить себе не могу, как это я осмелился первым заговорить с тобой.
Хотя моя мать и отвечала очень тихо, я все же расслышал ее едва раздающийся в ночи шепот.
- Я очень хотела и ждала этого. Ты мне нравился, ты был так красив, что даже моя тетя Елена считала...
- Да, а после этого трое помощников твоего батюшки прискакали и пригрозили, если я еще когда-нибудь осмелюсь заговорить с тобой, они до смерти изобьют меня палками.
- Я слышала об этом, Зак, - горестно вздохнула мама.
- Что мне оставалось?.. Я ответил, что они бравые парни, однако, если будут продолжать угрожать, мне будет очень жаль, что они погибнут такими молодыми.
- Я слышала и об этом! Слышала, как они разговаривали между собой. Мы, женщины, не привыкли много говорить, но зато умеем слушать, и мало, что проходит мимо наших ушей. Они были тогда восхищены твоим ответом. Помню, как один из них даже не удержался от похвалы: "Вот это настоящий мужчина!.. "
После этих слов разговор надолго смолк, потом отец едва слышно спросил:
- Конни, а Фелипе знал?
- Да... да, думаю, да! Какая еще может быть причина? Фелипе такой хороший старик, и мне все время кажется, что он все еще с нами.
- Что же произошло той ночью? Что?..
Ответа не последовало. Лежа в темноте с открытыми глазами, превратившись в слух, я заранее знал, что продолжения разговора не последует. Так было каждый раз: едва задавался этот вопрос, как наступала тишина: моя мать молчала.
Что же это была за смертельная тайна, которую она так боялась открыть даже отцу?
Разглашения чего опасался мой дед?..
Рано утром, как и обещал Фарлей, мы выехали на запад. Сначала наш фургон быстро катился по пыльной дороге, будто спешащий невесть куда одинокий путник. Но к концу дня, с тех пор как на пути появились первые следы лавы, мы стали передвигаться только ночью.
И костер теперь разжигали лишь днем, да и то ненадолго, лишь для того, чтобы приготовить обед или сварить кофе. Пока светило солнце, люди спали, отдыхали и лошади. Стоянки, как и обещал перед отъездом хозяин, были заранее тщательно выбраны, и на отдыхе мы чувствовали себя в безопасности, скрытые от посторонних глаз. Оба наших сопровождающих дежурили по очереди. Я сразу же познакомился с ними.
Джакоб Финней, худой жилистый парень родом из Северной Джорджии, казалось, никогда не улыбался, но обладал своеобразным чувством юмора.
- Я добываю для себя еду с тех самых пор, когда был еще зеленым лягушонком. Даже мяса не ел, пока не научился охотиться.
Джакобу, по его словам, было двадцать лет, но выглядел он значительно старше.
- Наш старик умер, оставив нам с Эмби ферму, но Эмби собирался жениться. Ферма не могла прокормить нас всех, поэтому мне пришлось уйти. Жена Эмби была из нетчей. Слыхал о таких? Они не похожи на индейцев. Поклоняются солнцу. Они враждовали с французами из Луизианы, потому что те насмехались над их обрядами. Из-за этого они и ушли, часть из них отправилась в горы, где наш Эмби и встретил свою жену. Она была из рода вождей племени, одной из Солнц, как их все называли. Славная женщина! Высокая, стройная и необыкновенно красивая. Ну, Эмби-то тоже был хорош собой, большой, сильный и к книжкам пристрастился, не то что я. Меня всегда тянуло в леса да дальние страны, а он все время, бывало, сидит и что-то читает... И так, я тебе скажу, хорошо им было вдвоем, что я постоянно чувствовал себя лишним. Ну, я и сказал: мол, ухаживайте за фермой и землей, - а сам подался на запад... Знаешь, пришлось мне несколько раз столкнуться и с индейцами. Как-то однажды, помню, было нас всего двадцать против их двух сотен. Нами тогда командовал Карнес. Ну и задали же мы им жару!..
Второй сопровождающий, Келсо, выглядел намного старше Джакоба: его темно-рыжие волосы были заметно тронуты сединой. Келсо уже дважды сопровождал фургоны до Сан-Франциско, был ветераном двух или трех боев с кайовами и команчами.
Мы неуклонно продвигались под покровом ночи на запад, внимательно вглядываясь в горизонт. Перед рассветом фургон останавливался. Днем, как я уже говорил, мы спали, играли в карты и ждали наступления темноты, которая несла с собой долгожданную прохладу и спасение от невыносимой жары.
Когда ехали, почти не разговаривали. Отец, прежде очень общительный, с каждым днем, видел я, все более углублялся в себя и, бывало, за день не произносил ни слова. Может быть, это явилось результатом его неважного самочувствия, а может, что-то иное, что по мере нашего приближения к Калифорнии настойчиво беспокоило его и внушало тревогу.
Однажды во время короткого отдыха, который мы нередко давали лошадям, Джакоб Финней подъехал ко мне, предложил:
- Хочешь, сынок, прокатиться верхом, а заодно поможешь мне разглядеть следы индейцев.
Один из пассажиров возразил:
- Не пугали бы вы ребенка!..
- Нет, сэр, - ответил я. - Мне не страшно... Хочу сказать, я не из трусливых! - Так не хотелось выглядеть перед посторонними маленьким мальчиком, который всего на свете боится, хотя сердце мое, признаюсь, сильно тогда забилось.
Финней посадил меня перед собой на седло.
- Мы не должны разговаривать, - поставил он условие. - Будем только слушать. Договорились?.. Индейцы обычно спят по ночам, но иногда как раз в это время возвращаются на свои стоянки. И нам нужно обнаружить их раньше, чем они нас.
- Тогда мы сразимся с ними! - Я чуть не задохнулся от восторга.