- Сдается мне, что здесь кому-то не нравятся наши бамбергские порядки, - чуть заплетающимся голосом сказал Бразак. - Вы, трое, а ну-ка выметайтесь из трактира, пока вам ребра не пересчитали.
Самым разумным сейчас было бы действительно встать и уйти, расплатившись на выходе. Подобные стычки в трактирах добром не заканчиваются. Даже если они втроем сумеют начистить рыла солдатам - в чем Альфред отнюдь не был уверен, - на следующий день их могут арестовать. "Неповиновение представителям княжеской власти": цена такого рода проступкам - несколько часов у позорного столба и потеря должности в канцелярии. А при неблагоприятном развитии событий - еще и месяц тюрьмы. Но как может уважающий себя человек подчиниться приказам злобного хряка?!
Обреченно вздохнув, Альфред потянулся рукой к ножнам.
- Вот это дело, - пьяно усмехнулся Башмак, выпятив заросшую пегой щетиной нижнюю челюсть. - Проверим, крепкие ли у вас кости.
У входа в залу показался трактирщик Вюрцель со своими помощниками. Быстро оценив ситуацию, он шепнул одной из служанок, чтобы та бежала за патрулем. Все головы в зале повернулись в сторону Альфреда и его друзей. Назревала крепкая потасовка: хруст зубов, багровые синяки, капающая из разбитого рта густая красная патока. Разве такое пропустишь?
- Слушай, - сказал Ханс, в упор глядя на Башмака, - а ведь ты похож на одного моего знакомца.
- Какой еще, к черту, знакомец? - подозрительно спросил тот.
- Которому свеклу в нос запихали, - пояснил Ханс.
- Ты своей смертью не умрешь, парень, - ответил солдат, поднимая дубинку. Губы у него были блеклыми, бледно-розовыми, словно жабры весь день провалявшегося на рыбном прилавке сома.
- Господа, - громко произнес Вюрцель, подходя ближе. - Если вам угодно поговорить, милости прошу во двор. Не портите честным людям отдых.
Ответом его не удостоили. Окованные железом дубинки неторопливо выползли из гнезд на широких кожаных поясах. Свен щелкнул пистолетным замком. Увидев это, Вильгельм вышел вперед и встал между друзьями и стражниками.
- Курт, узнаешь меня? - обратился он к Башмаку, который уже намеревался сцепиться с Хансом. - Я Вильгельм, сын фельдфебеля Пфюттера.
- А, это ты, Вилли, - пробурчал тот, хмурясь и опуская руку с дубинкой. - Какого лешего ты затесался в их табор?
- Это мои друзья. Люди достойные, но немного горячие.
- Вот-вот. Кое-кому из них не помешало бы засунуть свой язык в…
Но Пфюттер не дал ему договорить:
- Стоит ли сыновьям Бамберга ссориться между собой? Все мы верные слуги его сиятельства. А посему - предлагаю выпить за его здоровье!
Он поднял вверх пивную кружку. Остальные, поколебавшись, спрятали оружие и последовали его примеру.
- Здоровье Иоганна Георга, князя-епископа Бамберга! - крикнул Вильгельм. - До дна!
Кружки опустели, и Вильгельм кивнул трактирщику, чтоб тот принес им еще.
- За наш счет, друзья, - сказал он солдатам.
А Ханс присовокупил:
- В Италии я слышал одну поговорку: лошадь пьет, пока не напьется; итальянец - пока не захмелеет; а немец, захмелев, только тогда и начинает пить по-настоящему. И я скажу так: как же все-таки хорошо, черт возьми, что мы с вами немцы!
Глава 14
Вену заливал стылый ноябрьский дождь. Дождь стучался в окна, просил милостыню у деревьев, вздыхал, жаловался на судьбу. Все вокруг казалось обшарпанным, глинисто-серым. Дома, колокольни, башни и зубастые челюсти крепостных стен как будто крошились, таяли, оплывали вниз.
Вильгельм Ламормейн - высокий худой старик с впалыми щеками и вечным пятном света на убегающей к затылку отполированной лысине - сидел за столом, одну за другой просматривая бумаги, которые приносили секретари. Какие-то откладывал в сторону, какие-то возвращал, даже не прочитав, на остальных ставил пометки: "к рассмотрению…", "поместить под арест…", "передать в канцелярию фон Эггенберга…"
Ламормейн стал духовником императора Фердинанда II два года назад. Доктор философии, проповедник, теолог, - еще недавно он был профессором иезуитского колледжа в Вене и не подозревал, что судьба вознесет его к недосягаемым, ледяным вершинам европейской политики. Теперь он - один из самых близких к трону людей, посвященный во многие тайны, пользующийся полным доверием кайзера. Впрочем, кто скажет, что выбор императора был случаен? Фердинанд Габсбург привык доверять иезуитам с самого детства. Они обучали его, занимались его воспитанием, готовили к выполнению благородной, великой миссии - защите и возрождению католической церкви. Неудивительно, что одного из членов Ордена Святого Игнатия он, в конце концов, выбрал в качестве своего духовника.
Ламормейн щелкнул пальцами, и на его столе появилась рюмка травяного ликера. Это взбодрит, поможет сосредоточиться.
В последние дни очень много работы. Германию лихорадит. Интриги и заговоры протестантов. Кровопролитная война с Данией. Нехватка зерна, голод, случаи людоедства. Банды дезертиров, нападающие на деревни. Лютеранские памфлеты, которые злоумышленники тайком расклеивают на стенах церквей и общественных зданий. Императорскую власть атакуют со всех сторон. Кайзера называют кровожадным тираном, его советников и министров - падальщиками, которые наживаются на чужой беде. Все это ложь. Бесстыдная, наглая ложь. Фердинанд II - человек, посланный Небом. Без него Германия уже давно обратилась бы в ничто. Он - он один! - спасает государство от катастрофы.
Вот уже два года, как Ламормейн находился рядом с кайзером. Советовал, утешал, вразумлял, разделял радости и заботы, старался взять на себя хоть часть нечеловечески тяжелого бремени, которое легло на плечи Фердинанда. Он, Ламормейн, был одним из немногих, кто видел перед собой не могущественного властителя, но человека. Человека мягкого, деликатного, доброго. Человека, который любит жену и детей, который может печалиться и смеяться, который любит сидеть у камина и гладить собаку, лежащую у его ног.
Фердинанд Габсбург никогда не был одержим властью. Власть не кружила ему головы, не делала жестоким и высокомерным. Но он знал, в чем состоит его долг, его призвание, его святая обязанность. Он был истинным слугой церкви, отдал всего себя ее процветанию и защите. К священнослужителям Фердинанд относился с огромным почтением. Однажды он сказал, что если бы встретил на дороге монаха и ангела, то сначала поклонился бы монаху, и лишь затем - ангелу.
Впрочем, религиозное чувство не превращало Фердинанда II в фанатика. Интересы церкви для него всегда уступали интересам династии и государства. Он мог любезно разговаривать с сельским священником, а минуту спустя отдать приказ бросить в тюрьму кардинала - как это случилось с Клёзлем.
В характере Фердинанда удивительным образом сочетались упорство и мягкость, набожность и государственный ум. Он желал своим подданным мира и процветания, но, если обстоятельства требовали этого, не останавливался перед самыми суровыми мерами. Решительно и жестко он подавлял любые попытки бунта против верховной власти. И видя, что протестантская партия угрожает уничтожить единство Германии, не колеблясь, начал войну.
Ламормейн сделал из рюмки глоток. Его бледное, не лишенное благородства лицо чуть заметно порозовело.
Война, которая длится вот уже восемь лет… Чудовищное, страшное бедствие. Но, как ни печально признать, бедствие необходимое. Гноящиеся раны прижигают огнем, раскаленным железом, кипящим маслом. Восемь лет назад вся Германия представляла собой огромную рану. Богемия. Рейн. Балтийское побережье. Язва протестантизма распространялась всюду. Предшественники Фердинанда - Маттиас и Рудольф - были слишком слабы, чтобы навести в государстве порядок. Дошло до того, что князья стали вновь объединяться между собой в обход императорской власти. Протестанты учредили Евангелическую унию, католики - Лигу. Власть кайзера превратилась в ничто. Чешские аристократы требовали себе все новых привилегий, гарантий, свобод. Глядя на них, то же требовали сословия в Австрии, Штирии, Рейнланде. Церковь - истинная, католическая церковь - с каждым днем утрачивала свои позиции. Дошло до того, что даже архиепископ Кёльна объявил себя кальвинистом. Германия стояла на пороге распада и гибели. Гибели политической и духовной. И, чтобы спасти Германию, было необходимо прибегнуть к силе оружия.
Сейчас все это в прошлом. Протестанты разгромлены. Дания отступает - ее солдатам не справиться с мощью армий Тилли и Валленштайна. Скоро будет подписан мир. И когда это произойдет, кайзер и его преданные министры смогут, наконец, заняться восстановлением и преобразованием великого германского рейха. Германия больше не будет рыхлым образованием епископств, княжеств и вольных городов. Все будет подчинено сильной центральной власти. И церковь тоже станет единой. Восемьдесят лет назад кайзеру Карлу V пришлось пойти на уступки и подписать Аугсбургский мир, гарантирующий права лютеран. Но эта уступка не помогла. Как сорняк, который пролезает сквозь любую трещину, зараза продолжала распространяться. В нарушение положений Аугсбургского договора князья-протестанты продолжили захватывать земли монастырей и аббатств, продолжили сажать своих сынков на престолы католических епархий. Отпрыски Гогенцоллернов обосновались в архиепископстве Магдебург, Гольштейн-Готторпы - в епископстве Любек, Вельфы - в епископстве Хальберштадт. Герцог Вольфенбюттеля захватил земли тринадцати монастырей и часть епископства Хильдесхайм. То же происходило в Гессене, Вюртемберге и Бадене.
Земли, незаконно занятые протестантами, должны быть возвращены католической церкви. Это необходимо. Необходимо для полного искоренения ереси, для объединения германского государства. Кайзер полностью одобрил эту идею и распорядился, чтобы он, Ламормейн, подготовил проект закона о возврате церкви незаконно отнятых у нее земель и имуществ. "Реституционный эдикт" - так будет назван этот закон. Безусловно, для его подготовки потребуется совместная работа дипломатов, правоведов, священников. Потребуется преодолеть сопротивление протестантской партии и ее союзников, окопавшихся в Париже, Стокгольме, Лондоне, Копенгагене, Амстердаме.
Впрочем, все это - дело будущего. Эдикт может быть подписан не раньше, чем через год. В делах подобного рода спешка недопустима.
А сейчас нужно покончить с делами.
Допив остатки ликера, Ламормейн пододвинул к себе стопку бумаг.
Депеша из Майнца: эрцканцлер Георг Фридрих фон Грайффенклау тяжело болен, и доктора опасаются, что в скором времени может наступить смерть.
Отчет Венцеля, агента при берлинском дворе: "В Бранденбурге растут антикайзерские настроения… Пасторы во время проповедей открыто называют Его Величество единственным виновником голода и войны… Армейские офицеры требуют от курфюрста закрыть проход армии Валленштайна… Министр фон Шварценберг по-прежнему сохраняет свое влияние на курфюрста и удерживает его от антикайзерских выступлений… В ближайшее время Бранденбург предположительно сохранит свой нейтралитет…"
Конверт из Бамберга. Протоколы допросов, письмо на пяти страницах за подписью Георга Адама Хаана… Целая стопка бумаг.
Поднеся письмо ближе к глазам - его зрение в последнее время стало ухудшаться, но он из принципа не хотел надевать очков, - Ламормейн быстро прочел его. "…Десятки арестованных… пытки… отсутствие улик… самооговор… из желания отомстить или завладеть имуществом обвиняемого… серьезное недовольство среди уважаемых горожан… угроза интересам Католической Лиги…"
Угроза интересам Католической Лиги, вот как… Это может быть очень и очень серьезно.
Ламормейн поднял взгляд на одного из сидящих перед ним секретарей. Тот поспешно вскочил со своего места, громыхнув стулом.
- Вирт, - сказал Ламормейн, - принесите мне материалы по Бамбергу.
- Бамбергу? - переспросил тот, морща лоб от усердия.
Хозяин кабинета нахмурился.
- Да, по Бамбергу. Вы еще не запомнили? Четвертый шкаф, секция Франконского округа.
С тех самых пор, как император сделал его своим духовником и поручил выполнение самых деликатных вопросов управления государством, Вильгельм Ламормейн собирал сведения обо всех крупных фигурах имперской политики. Родословные. Титулы. Земли. Доходы. Жены, дети, родственники, друзья. Он, Ламормейн, должен знать, какая аристократическая группировка усилилась или ослабла, кого можно привлечь в качестве союзника, кого воспринимать как врага, кого держать под надзором.
Бамберг - союзник. Но союзник неверный. Вот уже много десятилетий, как бамбергское епископство входит в сферу влияния Баварии.
Пыхтя и насупив брови, секретарь подтащил к одному из шкафов маленькую лестницу и некоторые время рылся в стоящих на полке кожаных папках, пытаясь отыскать нужную. Через три минуты папка с надписью "Бамберг" лежала на столе иезуита.
- Спасибо, Вирт, - ровным голосом сказал Ламормейн. Он не кричал на своих подчиненных. Более того, никогда не повышал голоса. Крик и угрозы - оружие слабых натур. - Вы служите у меня три недели, но так и не потрудились запомнить, где что находится. Имейте в виду: если не проявите усердия и не подстегнете свою ленивую память, то потеряете место.
- Господин Ламормейн…
- Сядьте, Вирт, - жестко оборвал его иезуит. - И займитесь делом.
Ламормейн пододвинул к себе папку, просмотрел лежащие внутри листки. Бамберг. Форпост католических сил, практически со всех сторон окруженный владениями протестантов. На юге граничит с землями вольного имперского города Нюрнберга и землями маркграфства Бранденбург-Ансбах; на западе - с епископством Вюрцбург; на востоке - с маркграфством Бранденбург-Байройт; на севере - с герцогством Саксен-Кобург.
Князь-епископ Бамберга - Иоганн Георг Фукс фон Дорнхайм. Избран три года назад, в тысяча шестьсот двадцать третьем. Отнюдь не старик - ему только-только исполнилось сорок лет. Ревностный католик, один из наиболее активных участников Католической Лиги. После своего избрания укрепил армию княжества и оказал Лиге неоценимую помощь, предоставив денежную субсидию в сто пятьдесят тысяч гульденов. Как и большинство других имперских прелатов, отнюдь не чурается земных удовольствий: охота, карточная игра, женщины.
Наиболее влиятельные сановники княжества: Фридрих Фёрнер, генеральный викарий; Георг Адам Хаан, канцлер, фактически возглавляет княжескую администрацию; Нейтард фон Менгерсдорф, командующий армией.