Проплыв по центральному нефу от западных врат до расположенного в восточной части высокого алтаря, он вдруг остановился. Прямо перед ним, придавленный одной из упавших статуй, лежал человек. Живой человек. Он пытался выбраться, пытался сдвинуть каменного истукана, который весил в несколько раз больше, чем он сам. Белые пузыри бешено рвались из его рта, глаза вылезли из орбит, пряди волос поднимались вверх, извиваясь, как стебли водорослей. Немой крик убивал его, лишая остатков воздуха.
Генрих Риттер рванулся вперед, чтобы подплыть к этому человеку, - и в следующее мгновенье проснулся…
Он остановился, чтобы набрать в грудь воздуха, и продолжил с еще большим нажимом:
- Что представляет собой империя сейчас? Кайзер, власть которого не передается по праву наследования. Под ним - выборщики, курфюрсты, от которых зависит, кто станет следующим императором. Далее - имперские князья, которые приросли задами к своим столицам и не считаются с мнением Вены. Кроме них - бароны, графы, епископы, вольные города, каждый из которых живет по собственному уставу. Чтобы собрать армию, чтобы пополнить казну, чтобы предпринять любой мало-мальски значимый шаг, приходится долго и нудно вести переговоры со всей этой сворой в горностаевых мантиях. Мы это изменим. Мы установим новый порядок. Установим единовластие, наследственную монархию, перед скипетром которой склонится и Веттин, и Гогенцоллерн, и Виттельсбах, склонятся все державы Европы. Не мы будем плестись в хвосте испанской политики. Не мы будем подражать им во всем. Нет! Они будут смотреть нам в рот и ждать наших распоряжений. Германский рейх будет править в Европе. Мы будем задавать тон в политике, в архитектуре, мы будем стоять на страже католической церкви и засунем Римского Папу себе в карман вместе с патримонием Святого Петра.
Эггенберг снова набрал полную грудь воздуха.
- Я всегда был сторонником действия, - чеканил он. - И это приносило плоды. Но сейчас я говорю: нужно выждать. Если эдикт о реституции - или хотя бы слухи о его подготовке - появится в ближайшее время, вся наша политика, все, чему мы посвятили свои жизни, все это рассыплется в прах. Я знаю, я сам не раз говорил кайзеру: одним из важнейших шагов на пути к восстановлению монархии и возвращения ей былой силы является восстановление прав католической церкви.
- Если бы вы знали, как странно слышать подобное из уст человека, которого при рождении крестили в лютеранской кирхе.
- Я давно переменил веру, мой друг Ламормейн.
- Ради карьеры?
- Из убеждений. Германия всегда была католической империей. Одно государство, один монарх, одна церковь. И если я хочу служить этому государству, я должен быть католиком. Язва, которую выпестовал Лютер, должна быть уничтожена. Или как минимум низведена до презираемого второстепенного культа. Князья, банкиры, старшины гильдий, чиновники - должны быть католиками. Пусть лютеране поют свои гимны, пусть их вера останется уделом простолюдинов, неудачников, бедняков. Но!
Произнося это слово, Эггенберг как будто увеличился в размерах.