Жара в Аномо - Коваленко Игорь Васильевич 13 стр.

- Значит, я ошибся, - слегка огорчился Нгоро.

- Впервые тебя вижу, сынок, - сказал старик по­чти ласково. - Отпусти меня с богом, а то моя старуха помирает от страха. Сроду не имели с полицией дела.

- Вы уж простите, отец, всего несколько минут. Будьте добры.

- Хорошо. В последний раз?

- Даю слово. Сразу видно образованного человека. Вы ведь раньше служили у крупного фармацевта?

- Да, у него были свои плантации папайи и большая фабрика по производству целебного экстракта. Если у тебя бывало несварение желудка, ты, наверное, поль­зовался нашей продукцией. Мы экспортировали папайю даже в Европу. Я дважды выезжал туда с хозяином.

- Это неплохо, что вы с любовью вспоминаете то­го, кто дал вам возможность увидеть свет и наделил знаниями.

-С любовью! Будь он проклят, осел! Зря позволи­ли ему удрать!

- Согласен с вами, - сказал Нгоро, - и рад, что вы так реагируете на мою шутку. А отчего, простите, вы впоследствии сменили фармакологию на уличное ре­месло?

- Это мое дело. Тебе не о чем больше спрашивать?

- Виноват, отвлекся, уважаемый. Скажите, вы дей­ствительно смогли бы опознать машину, если бы увиде­ли снова?

- Может быть, и узнаю, - нехотя просипел баш­мачник, - по звуку. Тогда было темно. Тьфу!.. Неужели не надоело?

- Позвольте, тогда вы утверждали, что успели за­метить и цвет и марку автомобиля.

- Да.

- Вы уверены в своих предыдущих показаниях?

- Да.

- Имейте в виду, дача ложных показаний ка­рается...

- Я пошел, - сказал старец и поплелся к двери, бормоча проклятия вперемешку с ругательствами.

Нгоро рассердился, он бросился за ним и загородил дорогу.

- Не испытывайте терпение властей! Только ува­жение к вашему возрасту сдерживает меня, не то при­казал бы арестовать за дерзость и уклонение от граж­данского долга.

- Закон был бы на твоей стороне?

- Да.

- Выходит, ты вправе посадить меня за решетку?

- Да.

Старик вернулся и сел со словами:

-Ладно, давай потолкуем впустую. Мне некуда спешить, меня не ждут заказчики, так?

Нгоро тоже опустился в свое плетеное кресло. Во­царилась гнетущая пауза, нарушаемая лишь недоволь­ным сопением обоих.

Наконец Нгоро сказал:

- Раз вы могли бы признать автомобиль, может, все-таки припомните и того, кто в нем уехал? Хоть что-нибудь. Какую-нибудь особенность, кроме цвета ко­жи. Подумайте.

- Я уже говорил, белый вроде прихрамывал. А вто­рого я не разглядел. Того, за рулем.

Нгоро вдруг открыл ящик стола и вынул две фото­графии. Луковского и Ника Матье.

- Взгляните-ка, его тут нет? Захромать можно и нарочно.

- Он, - сказал старик, ткнув пальцем в фотогра­фию Луковского, и отвернулся, играя желваками.

Даги Нгоро с минуту ошеломленно смотрел на него, затем произнес:

-Подтвердите письменно.

-Как бы не так. Хватит валять дурака.

- Почему?

- Этот не враг, и ты знаешь это не хуже меня. Хва­тит валять дурака со старым, больным человеком!

- Спокойно. А второй?

- И второй - он. И третий, четвертый, пятый, все - он.

- Вы знаете второго, я спрашиваю? - загремел Нгоро, вскакивая.

Башмачник испугался.

- Не знаю, - быстро сказал он, - и знать не хочу. Я хочу домой.

- Ну хорошо, - обессиленно молвил Нгоро и снова плюхнулся в кресло, уронив руки на стол, - оставим... поговорим о другом. У меня к вам предложение... по­ручение, то есть просьба. Выслушайте спокойно.

- Спокойно? Теперь о другом? Все сначала? - внезапно разразился старец. - Не знаю я никого! Зато все вы на один манер! До тебя тут сидел один! Тоже лю­битель приставать к честным людям! Нос задрал, как выбился в полицейские! Вырос на моих глазах! Маль­чишка! Я еще деда его знал! И он, и его несчастный отец были каменотесами! А туда же, нос задирать! Ты вроде них! Ну какой из тебя полицейский? Каменоте­сы! Убийцы разгуливают на свободе, а честных граж­дан ты пугаешь тюрьмой! Что ж, так мне и надо! Сам, старый осел, впутался в эту историю! Куда теперь де­ваться? Давай приказывай! Поручай! Проси! Умоляй! Я готов!

- Как вы относитесь к переселению?

- За что?.. - уже чуть слышно прошептал баш­мачник.

- Да нет, уважаемый, - Нгоро успокаивающе взмахнул руками, - вы меня не поняли. Я имею в виду временное переселение. Временное, переселение вашей мастерской.

- Зачем, ваша милость? Мне и на площади хоро­шо. Не годится вам, такому доброму и большому на­чальнику, обижать слабого старика.

- Уверяю вас, это временно. Сейчас все объ­ясню.

- Слушаю внимательно, готов всегда и во всем оказывать посильную любезность, - пролепетал баш­мачник, - только, если можно, выключите эту шту­ку, - он повел головой в сторону магнитофона, - у меня уши болят от скрипа ее катушек. И, если не­трудно, глоток воды, пожалуйста.

23

В новый лагерь нефтяников, с большим трудом пре­одолев сыпучие пески, колонна грузовиков доставила мешки с цементом и глинистым порошком.

Гордые своим отважным рейсом, шоферы в армей­ской форме степенно, по-хозяйски осмотрели натружен­ные машины с окрашенными в маскировочный цвет ку­зовами, сменили воду в радиаторах и принялись дружно сгружать мешки, аккуратно складывая их неподалеку от вибросита буровой, как проделывали это в свое вре­мя на старом месте.

Сергей Гринюк, Габи и Джой ставили палатки. Не­подалеку от них, укрывшись в тени складского тента, буррабочие Лумбо и Даб промывали в тазу с соляркой детали разобранного движка.

Все остальные члены экспедиции находились на выш­ке, наводя гам, как говорится "последний лоск".

- Для чего глина? - спросила Джой, у которой уже вошло в привычку то и дело задавать нефтяникам вопросы, а для них стало привычным отвечать любо­знательной стряпухе.

- Из глинистого порошка получается раствор, обя­зательный в бурении, - сказала Габи без особого эн­тузиазма.

- А цемент?

- Цементировать устье забоя.

- Ничего не понимаю, - сокрушалась Джой. - Прочитала массу книг, а все равно не понимаю.

Хорошенько закрепив дно последней палатки, Сер­гей предоставил женщинам заниматься верхними рас­тяжками самостоятельно, сам же поспешил на помощь ссорящимся над тазом рабочим, утирая на ходу обиль­ный пот рукавом и восклицая:

- Ну мороз, аж пар идет!

- Точно, как паровоз! - крикнула ему вслед Джой.

-Что, старатели, не клеится? - весело обратился Сергей к рабочим.

-Лумбо мешает, бвана, - сказал Даб.

-Нет, это Даб мешает, не умеет, - сказал Лумбо. Сергей присоединился к ним, приговаривая:

- А ну подвиньтесь. Эх, варенички вы мои распре­красные, одна голова хорошо, а две, как погляжу, еще хуже. Долой антагонизм, вы же пролетарии всех стран! Да не три ты глаза соляркой! Ну артисты. Сейчас раз­беремся в железяках, без паники, братцы...

- Я вам приготовлю сюрприз, - сообщила Джой дизелисту, - обязательно приготовлю. Скоро.

- Опять борщ из кукурузы?

- Представьте себе... - Девушка выдержала паузу для пущего эффекта и выпалила: - Вареники! С кар­тофелем! Мне Габи объяснила!

- Да ну! - обрадовался Сергей. - Уважаю жен­ский пол в международном масштабе. Хотя картошку здешнюю, извиняюсь, не уважаю, слишком сладкая ва­ша картошка.

- А я присолю хорошо, - пообещала Джой, - бу­дет вкусно, не сомневайтесь. Уж постараюсь для вас.

Сергей Гринюк, огромный, плечистый, распрямился, растопырив измазанные мокрые пальцы, сдвинул брови, вперившись взглядом в бликующую чернь солярки в та­зу у его ног, сказал негромко и мечтательно:

- Моя жиночка харч готовит капитально. И дочки мастерицы, вылитые она, Люба. В отпуск не успел нарадоваться на них. Ничего, осталось недолго, деньков через сорок-пятьдесят, думаю, пошабашим - и домой, на Днепро... Четыре года на конкретную солидар­ность - нормально.

- Так вот от кого вам пришли письма с картинка­ми, - сказала Джой. - Сколько же у вас дочек?

- Аж две! - оживился дизелист. - Умницы, учат­ся капитально. Одна в третьем, другая в первом. С укло­ном по математике. Младшая еще и в музыкалку по­шла - на скрипке. Умора! В отпуск прилетал - пи­ликает, как напильником, а Люба на нее умиляется до слез. Эх братцы-бабоньки, без семьи погано.

Лумбо толкнул его в колено. Сергей спохватился, посмотрел на Габи, которая застыла с провисшей рас­тяжкой в руке, печально глядя в одну точку.

В сухом, безветренном воздухе слышался позвяки­вающий перестук работы на вышке и у водонасоса. Глу­хо доносились голоса рабочих, рывших и облицовывав­ших отстойники. Какие-то необычайно храбрые птицы облепили ажурную сталь "бэушки" и любопытно посви­стывали с хрипотцой, будто приветствовали невидаль в своих владениях.

Подойдя к Габи Амель, Сергей положил ей руку на плечо и сказал:

- У тебя, Габи, тоже растет исключительный хлоп­чик. Орел, вылитый батя. Вырастет нефтярем наш ма­лыш, как Банго. Банго начал, а его сын продолжит. Еще как, помяни мое слово. На то и рожаем детвору, чтоб нас продолжали...

- Лучше рожай движок быстро, - заворчал Лум­бо, - полоскаемся в солярке без толку. Надо к вечеру собрать и опробовать. Обермастер рассердится.

- Слыхали? - Сергей всплеснул руками. - Уже яйца курицу учат, как надо с железом. Всякий двига­тель ни мыть, ни собирать на тяп-ляп не годится. Спер­ва помозгуй, потом навинчивай.

- Помоги, - сказал Даб.

- За что я вас обожаю, вареники, - улыбнулся ди­зелист Лумбо и Дабу, - так это за самостоятельность. Ученички мои капитальные! С вами на сдельной бы вка­лывать! По миру бы пустили, виртуозы вы мои непре­взойденные!

- Нерадивым не дам вареники, - рассмеялась Джой, подмигнув Сергею.

- Молодец, куховарочка, надо их воспитывать со страшной жестокостью, пусть сидят на бобах и каше по-прежнему, да на консервах, да на лепешках своих, да на супах твоих, да...

- Что?! - В нарочитом гневе Джой выпучила гла­за и показала насмешнику кулак. - Вам не нравятся мои супы? Трепещите, я вне себя!

- А мне нравятся, - заявил Даб. - Когда обед?

- Вот, вот, я ж говорил, работнички! - потешался Сергей, посматривая на Габи с надеждой расшевелить ее хоть немного, отвлечь от печали. - С едой биться - богатыри, а с несчастным движком - ни с места. Толь­ко в солярке вывозились, как поросята.

- Лумбо мешает, -- сказал Даб.

-Даб мешает, - сказал Лумбо.

-Ладно, старатели, знаю, что вам мешает, так и стреляете глазами на вышку. - Сергей милостиво от­странил их от таза. - Бегите туда, так и быть, сам управлюсь.

Радостно подскочив, они помчались к буровой, слов­но спринтеры к финишной ленте на стометровке. Оно и понятно, там куда приятней, чем возиться в тазу с де­талями по соседству с женщинами. Джой ласково обняла Габи и тихо сказала: - Почему ты не вызовешь сынишку к себе? Мы бы все очень его любили, уверена.

- Арбат еще мал для пустыни. Он у меня един­ственный...

- Ах, как хорошо, когда рядышком дети! - вос­кликнула девушка. - Они такие забавные, просто про-лесть! Дети - это такое счастье! Я бы тоже хотела мальчика.

-У тебя все еще впереди.

- Слушай, Габи, и правда, не нужно так... ты же сильная, я знаю. Иногда я просто поражаюсь, какая ты сильная и смелая. И добрая. Тебя все так любят и ува­жают, прямо завидно, слово чести.

- Придержи-ка, пока натяну, - сказала ей Габи с грустной улыбкой, передавая веревку и выбирая ко­лышек понадежней, - ты славная девочка, Джой, я рада, что ты с нами. А завидовать мне не нужно. Мы с малышом осиротели навсегда.

- Ты еще очень молодая, - с жаром возразила Джой, - и очень красивая. А жизнь впереди долгая.

- Спасибо тебе. Только в моем доме иного не бу­дет. И не говори ничего, пожалуйста. Ведь ты не зна­ешь, какой это был человек.

Между тем шоферы грузовиков управились с меш­ками, сложив их в аккуратную пирамиду, и, прогудев на прощание сигналами, повели свою колонну в обрат­ный путь. С ними уехали некоторые подсобные рабо­чие, они уже не нужны были в экспедиции. Практиче­ски подготовительный период уже завершился, предсто­яло бурение.

Опережая спускавшихся по трапику вышки товари­щей, Борис Корин возбужденно спрыгнул к Нику Матье на палубку насосного блока, швырнул под ноги рукави­цы и крикнул:

-Ну, братцы, скоро начнем буравить!

Капитан Даги Нгоро был явно не в духе. Он устро­ил в управлении настоящий разнос. Обошел все слу­жебные комнаты, придираясь ко всякой мелочи, разда­вая выговоры направо-налево, чего никогда не делал прежде.

Новый начальник вообще-то слыл человеком терпи­мым к несколько вольной и слегка панибратской атмо­сфере на службе, он не раз высказывался в том смыс­ле, что дух товарищества куда полезней муштры. Одна­ко высказывания эти, несмотря на внешнюю их привле­кательность, в конечном счете не принесли отрадных результатов, ибо каждый склонен был трактовать их по-своему.

Дисциплина пошатнулась, и сам Нгоро скоро понял это.

Сегодня он был просто взбешен, когда часовой у входа при виде капитана приветствовал его совсем уж бульварным поклоном вместо того, чтобы отдать честь, как предусмотрено уставом.

Неосмотрительная развязность часового породила бурю.

Нгоро приказал выстроить весь личный состав, обо­шел строй и разнес в пух и прах внешний вид рядовых и офицеров.

Затем он в сопровождении притихших заместителей осмотрел помещение, вновь велел выстроить людей и произнес короткую, но весьма внушительную речь, смысл которой сводился к тому, что отныне он не по­терпит беспорядка и разгильдяйства.

- Полиция республики не сборище каменотесов, а образец служения интересам народа! - заключил он.

Пристыженные и удрученные полицейские, едва их отпустили, с особым старанием принялись за дела, не открывая ртов для посторонних разговоров.

Даги Нгоро долго еще грохотал, распекал, воз­мущался, закрывшись с заместителями в своем ка­бинете.

Его было не узнать. Нет, этот взрыв не обычная го­ловомойка для профилактики. Каждый почувствовал, что капитан всерьез намерен разом покончить с нару­шениями дисциплины.

Поостыв немного, все пришли к выводу, что началь­ник прав, хотя и был на удивление резок, а порой и не­справедлив, обрушивая свой внезапный, так не вяжу­щийся с его репутацией гнев на всех поголовно.

Сам же он, казалось, был не меньше других огорчен вынужденным конфликтом с подчиненными, однако весь его вид говорил о готовности поступиться соб­ственным настроением ради интересов службы и чести вверенного ему управления.

Отпустив заместителей с наказом не беспокоить его в течение двух часов, Нгоро прослушивал записи всех допросов по делу Банго Амеля и полицейского из отря­да охраны дипкорпуса.

Некоторые ленты он прослушивал по нескольку раз.

Между тем у его заместителей, покинувших кабинет начальника управления, произошел такой разговор.

- Капитан думает, будто никто не догадывается, что он занялся расследованием параллельно с Ойбором.

- Чудак, не доверяет старику.

- Не может смириться с тем, что дело об убийстве полицейского и нефтяника поручили простому сер­жанту.

- Ну, положим, дед первым вышел на дело, убий­ство случилось в его дежурство, вот он и завелся, вы­хлопотал разрешение. К тому же у него репутация и опыт в распутывании таких дел. Зря наш капитан на­супился, зря, дед Ойбор не просто сержант, а сержант с тремя золотыми лентами, это, братец, не что-нибудь. Я лично снимаю шлем перед Ойбором.

- Правда, что деду присвоят офицерское звание, едва подаст рапорт на отставку по возрасту? Для пен­сии, а?

- Говорят, указ уже давно заготовлен. Ну и ориги­нал наш Кими Ойбор, король оригиналов! Надо же, всю жизнь зубами держаться за сержантство! Каких чудес не бывает на свете!

- Интересно, кто из них раньше раскрутит это дело об убийстве на площади - Ойбор или Нгоро?

- Кто его знает... Пусть конкурируют, а мы посмо­трим, чья возьмет. Хочешь пари?

- Нет. Просто любопытно. Спортивный интерес.

- Нашел спорт... Хотя, конечно, интересно, кто из них скорее придет к финишу. У деда опыт, но и у Нго­ро голова работает, как видно, если на два часа сам себя запер в такую жарищу. Соображает, поди, анали­зирует наш грозный Шерлок Холмс.

Покончив с прослушиванием магнитофонных запи­сей, капитан потребовал к себе Киматаре Ойбора. Ко­гда же капитану напомнили, что сержант отсутствует, поскольку ему предоставлено право на свободу дей­ствий по личному распоряжению окружного комиссара, Нгоро чертыхнулся. Хлопнув в сердцах дверью, он спу­стился в гараж, где стоял его личный "джип".

Капитан вскочил в машину и лихо выехал в город, еще раз восхитив сотрудников своим незаурядным уме­нием управлять автомобилем.

Около часа петлял он по лабиринту улиц и переул­ков, впившись внимательным взглядом в зеркало задне­го вида, прежде чем остановиться возле телефона-автомата в одном из тихих и удаленных от центра рай­онов.

Проговорив по телефону не больше минуты, скорее всего отдал какой-то приказ, тотчас же отправился в ближайшее бистро, где долго сидел за чашкой остыв­шего кофе, смущая других посетителей своим присут­ствием.

Снова отправился к телефону, набрал номер, на­звался, выслушал что-то от того, кому звонил, и, замет­но повеселев, бросил:

-Отлично! Благодарю!

Теперь уже гнал свой "джип" через весь город с уверенностью человека, точно знающего маршрут.

Машину Даги Нгоро оставил под крайними деревья­ми сквера, нисколько не беспокоясь, что она открыта и в ней лежат кой-какие вещи, соблазнительные для во­ришек: полицейская машина, как правило, только отпу­гивает таковых. Сам же зашагал через лужайку, на которой прогуливались хворые люди в клейменых хала­тах, прямо к зданию больницы.

Там он легко разыскал русского доктора Светлану, представился ей, будто забыл, что уже виделись мель­ком, когда однажды приезжал в советское посольство, и сказал, не жалея улыбки:

- Хочу вас просить, мемсаб, передать вашему дру­гу, уважаемому Виктору Луковскому, чтобы он был любезен позвонить мне вот по этому номеру. - Нгоро передал ей свою визитную карточку. - После девяти, вернее, с половины десятого, с нетерпением буду ждать его звонка. Пожалуйста, очень прошу.

- Простите, а в чем дело, я могу узнать?

- Уверяю вас, нет и малейшего повода для беспо­койства. Просто возникла необходимость в интересах общего дела перекинуться парой слов с человеком, у которого угнали и разбили автомобиль.

- Насколько мне известно, уже перекидывались, и не раз. Чего вы хотите?

- Поговорить, не больше. Удивлен вашей беспри­чинной настороженностью. Такой пустяк.

- А почему вы обращаетесь ко мне, а не офици­ально?