Жара в Аномо - Коваленко Игорь Васильевич 15 стр.


Штат этого учебного заведения укомплектован быв­шими полицейскими, солдатами и шпионами. Среди них, например, флотский капитан - в прошлом колле­га Вер-Белла по работе в Управлении стратегических служб (предшественник ЦРУ), а также бывший "джи-ай", на совести которого более сотни убитых вьетнам­цев.

В "Кобрее" обучают полицейских, телохранителей директоров крупных компаний и глав государств, чле­нов неофашистских организаций. Естественно, имена "студентов" хранятся в тайне.

Во время второй мировой войны Вер-Белл находил­ся в Китае в качестве американского шпиона. Потом стал международным торговцем оружием и одновре­менно агентом ЦРУ.

Вер-Белл отрицает свою связь с ЦРУ, хотя и не опро­вергает слухов о своем участии во многих международ­ных конфликтах, происшедших в последние тридцать лет.

Вер-Белл считает, что его заведение весьма полезно тем, кто заинтересован в сохранении статус-кво капита­листической системы.

Вы обратили внимание, что в штате этого враж­дебного центра подготовки числятся бывшие полицей­ские? - закончив чтение информационной записки, спросил комиссар.

-Так точно, - кивнул отставной инспектор, - от­метил.

-Теперь вам ясно, что послужило толчком для вы­работки вашей легенды? Неплохой щит.

-В каком смысле, гражданин окружной комиссар?

-Наблюдательный противник всегда угадает поли­цейского, под кого бы он ни рядился, по множеству не­избежных, кажущихся незначительными проявлений в речи, поведении и облике.

-Абсолютная истина! Примите уважение тертого сыщика. А теперь, с вашего позволения, поговорим о том, что происходит не за морями.

Они перешли к обсуждению злободневных событий на континенте, по возможности связывая их с характе­ром предстоявшего краткого визита "Человека в чер­ном костюме" на побережье Индийского океана, точнее, в Кению.

Данные разведки подтверждали опубликованные разными газетами мира сведения о том, что более со­рока резидентур ЦРУ и РУО Североамериканских Шта­тов под вывесками посольств, консульств и торговых представительств действовали в странах Африки.

Эти шпионские гнезда готовили и осуществляли под­рывные операции. Их сотрудники заводили широкие знакомства в дипломатических и журналистских кру­гах, вербовали агентов среди специалистов, работавших в африканских государствах, привлекали студентов из числа африканцев, обучавшихся за рубежом.

Важнейшая задача этих спецслужб - подготовка на­емных убийц и физическое уничтожение прогрессивных политических деятелей, представителей квалифициро­ванного труда и экономические ""диверсии, обработка средств массовой информации, материалы для которой фабрикуются в штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли.

-Убийства представителей квалифицированного труда и политических деятелей, - проронил отставной инспектор, - таких, например, как Патрис Лумумба в Конго. А сколько еще...

-Кстати, - сказал комиссар, - вы слышали о но­вых сообщениях прессы по поводу обстоятельств гибе­ли Патриса Лумумбы?

- Нет, - признался бывший инспектор, - послед­нее время я почти не отрывался дома от письменного стола. Да и прежде, на службе, был слишком поглощен погонями за местными уголовниками, увы, почти не удавалось следить как подобает за деталями между­народной политики. А что за сообщения? Прошло уже столько лет... Что еще откопали газетчики?

-Английская "Дейли телеграф" на днях опубли­ковала статью своего нью-йоркского корреспондента Хью Дэвиса, который сообщает, что в США вскоре бу­дут опубликованы сведения о том, что президент Эйзен­хауэр в свое время лично отдал приказ об убийстве Патриса Лумумбы.

-Как же он узнал, этот Дэвис? Откуда?

-Он ссылается на готовящуюся к печати книгу Мадлен Гелб "Конголезские телеграммы", в которой рассказывается о прибытии в Конго перед убийством Патриса Лумумбы высокопоставленного сотрудника ЦРУ мистера Сиднея Готлиба. По словам последнего, планы убийства конголезского лидера рассматривались на одном из заседаний американского совета нацио­нальной безопасности. Согласно книге на этом заседа­нии присутствовали сотрудники ЦРУ и госдепартамен­та, а председательствовал на нем президент.

-Нелегко придется Мадлен Гелб, если книга вый­дет, - отметил "Человек в черном костюме" после пау­зы, - но в мужестве ей уже не откажешь.

Продолжив беседу, комиссар подчеркнул, что в по­следние годы Запад усилил изучение африканских проблем в интересах проведения в странах континента политики "холодной войны".

-В нашей почте из Луанды я недавно обнаружил любопытное сообщение. "Жорнал ди Ангола" пишет, что отдел Африки ЦРУ, о котором вы спросили в нача­ле нашего разговора, насчитывающий сейчас уже более четырехсот сотрудников, получил право расширить свой состав за счет других отделов этого ведомства, а также использовать студентов различных специальностей из американских колледжей.

-Нельзя не удивляться, гражданин комиссар, бесперспективному упрямству парней, сменяющих друг друга в Белом доме, которые надеются установить здесь неоколониальные порядки.

-Ошибаются, надеясь на это, политики-ястребы не только на Потомаке, но и на туманных островах роди­ны ваших предков, инспектор, и кое-где еще на Западе и среди его подпевал.

-Да, немало человечеству с ними хлопот. - Отста­вной инспектор вдруг криво улыбнулся. - Хм, даже мне не дают спокойно дописать мемуары. Наш Кима­таре Ойбор из-за них просто завалил меня беготней до поездки!

-Вы еще и литературой занялись? - спросил ко­миссар.

-Что поделаешь, старею.

Окружной комиссар посмотрел на крепыша с улыб­кой и доверительно сказал:

-Знаете, и мне иногда ужасно хочется всерьез поделиться с молодежью пережитым, обстоятельно и откровенно рассказать, какими тяжелыми были сраже­ния за свободу.

28

В химической лаборатории на колесах Габи Амель заносила первые строчки в свой новый журнал-ежене­дельник, писала не спеша, старательно, хотя, в сущно­сти, писать еще было нечего. Она, словно маленькая ученица, пришептывала, повторяя про себя каждое вы­водимое слово.

По соседству с усердным химиком стряпуха Джой священнодействовала над большой алюминиевой ка­стрюлей, тихонько поругивая спиртовку и успевая при этом мурлыкать под нос какую-то нехитрую песенку.

-Когда я была маленькой, - сказала Джой, - я мечтала стать джазовой певицей, победить в конкур­се и отхватить кучу денег.

-Для чего? - рассеянно отозвалась Габи.

-Чтобы купить микросилонный проигрыватель, ле­жать и слушать Бесси. Я была от нее без ума, от мо­ей Бесси Смит.

-А сейчас?

-Я и сейчас от нее без ума. Но не так. Теперь мне нравится группа Кена Хенсли. И вообще хард-рок. А те­бе?

-Мне? - Габи подняла голову и улыбнулась де­вушке глазами. - Да, да, мне тоже. Но я хотела спро­сить: сейчас ты уже не мечтаешь стать певицей, как в детстве?

-Детство - это замечательно, сплошные иллю­зии. - Джой не очень умело сняла деревянными щип­чиками крышку с кастрюли, потрогала варево ложкой, зачерпнула, пригубила и добавила соли с видом титу­лованного кулинара-дегустатора. - Габи, ты действи­тельно тоже без ума от группы Кена или притворяешь­ся, чтобы мне было приятно?

-Кена? Это который?

-Из "Урия Гип", конечно.

-Прости, где это?

-Да ты что, Габи!

-Да, да, вспоминаю, Урия Гип... Ну конечно же, имя злодея из "Дэвида Копперфилда" Диккенса.

-Габи! Что ты говоришь! Ты же образованная женщина! - ужаснулась девушка, всплеснув руками. - "Урия Гип" - название ансамбля Кена Хенсли в Анг­лии! Не притворяйся, я не ребенок.

-Маме, наверное, трудно с ним одной... - промол­вила Габи.

-Ты о чем?

-Маме нелегко с Арбатом одной в городе, он такой непоседа, прямо маленький Банго...

-Сколько раз твердила тебе: вызови сынишку сюда. Хоть на денек. Я бы играла с ним, обожаю малышей.

Габи только усмехнулась невесело и снова заня­лась своим журналом, обронив:

-Нет, пусть уж с мамой, это не вечно.

-На то они и бабушки, чтобы тащить тяжкий крест при детишках своих детей, - рассудительно из­рекла Джой. - Уф!.. Как ты выносишь такую духо­ту? - Бросила взгляд в окошко. - Не нравится мне песок в воздухе, скрипит на зубах. Как бы не напал на нас сильный ветер.

-Это возможно. Нужно запросить прогноз.

-Я запрошу, ладно? Такая простая рация.

-Немного позже, - кивнула Габи, - заканчивай с кастрюлей, столько пара от нее.

-Спиртовка слабая. Борису обещали полевую кух­ню, вот когда заживем. Ох уж мне эти мужчины, ни­чего не понимают. Как только ты их терпела раньше, одна-одинешенька, без меня, подумать страшно,

-Если бы можно было вернуть...

Ровно, солидно гудела поодаль буровая. Плавный и однотонный рокот иногда разрезал лязгающий стук металла или звон стальных труб, катящихся по доща­тому настилу "стеллажа". Шум работы царил над всем.

-А почему вы дали сыну такое странное имя? - спросила Джой. - По вашему обычаю ему положено называться именем деда, отца твоего... твоего мужа. Как зовут деда твоего малыша?

-Его звали Рукира Амель Басаст.

-Какое звучное имя! Ну вот, видишь, нарушили обычай. Впервые здесь встречаю такое. - Джой вдруг тихонько напела, ритмично подергиваясь и пристукивая черпачком по кастрюле:

-Очаг предков - пламя, Имя отца - святыня, Свято храни пламя, Свято храни имя И завещай хранить...

-Мы с Банго не нарушили обычай, - возразила Габи. - Когда мы учились в Москве, часто любили гу­лять вечером в одном месте, называется Арбат. Краси­во. Хорошо. Там родился наш сын, там он и свет увидел впервые. Это был лучший очаг в его и нашей жизни.

-Я понимаю, - сказала Джой, - у него прекрас­ное имя.

Они умолкли, слушая гул работы. А тем временем на буровой по ходу дела вахта Ни­ка Матье сменяла вахту Бориса Корина.

-Ну как, шеф?

-Нормально, личность!

-Разогрелись, как погляжу!

-Верно, тепло! Вкалывать через восемь не фунт изюма!

-Мне и шесть часов на сон хватает! - бахва­лился Ник.

-Я про температуру!

Ник стал к пульту, подмигнул своим помбурам, сви­стнул верховому, пошла очередная "свечка" к пасти ротора.

-Когда подъем колонны, шеф?

-Забой - сто сорок шесть! Порода как масло, долоту по зубам еще полсотни метров! Габи следит за шламом! Давай, личность, не роняй темп! Главное - не роняй темп, если ты личность.

Засунув длинные руки в карманы некогда белых по­лотняных штанин, Самбонанга с независимым видом праздного гуляки вышагивал вдоль чередовавшихся ог­рад разной высоты, но одинаковой сухой каменной кладки. За ними виднелись аккуратные верхушки фрук­товых деревьев и черепичные крыши добротных особ­няков. Он шел по улице, где еще несколько лет назад запрещалось прогуливаться цветным из непривилегиро­ванного сословия. Да и сомнительной элите из числа коренных жителей прежние власти, мягко говоря, не рекомендовали появляться здесь без приглашения за­морских господ.

Изредка Самбонанга останавливался перед какой-нибудь витриной и разглядывал ее с необычайным ин­тересом, однако в магазин не заходил.

Магазины посещал европеец, "Человек в черном ко­стюме", который следовал за юношей через весь город вот уже третий час. Всякий раз, войдя в магазин, ев­ропеец возвращался оттуда без покупки, и они двига­лись дальше по противоположным сторонам улиц, слов­но не были знакомы друг с другом.

Лишь однажды, возле питьевого фонтанчика, они перебросились несколькими фразами.

Ушел на покой, но предчувствовал, что снова займусь беготней на склоне лет. Ай да Кими-старина! Зашвырнул меня в молодость! Вот только ноги чуть хуже стали слушаться.

Мой учитель говорил, что вы своими ногами жонглируете в каратэ с потрясающей силой, - заме­тил юноша, восхищенно поглядывая на отставного ин­спектора, - а дед зря не скажет.

В суперкаратэ, сынок, верно, я еще ничего, Ой­бор прав. Но таскаться по городу столько времени в этакую духотищу не по вкусу даже тренированным но­гам.

-А мне хоть бы что! - вырвалось у Самбонанги.

-У тебя преимущество. Интересно, что ты запоешь в мои годы.

-О! Вы самый молодой из всех старых, кого я знаю! Смотрю на вас и сильно удивляюсь! Какие бицеп­сы! Плечи! Зубы!

Бывший инспектор расхохотался. Юноша выждал, когда он успокоится, и недоуменно спросил:

-Разве не правда?

Про зубы - это ты хорошо. Долго нам еще?

-Осталось немного, хороший белый человек, сов­сем немного, - заверил Самбонанга, - после этой за­глянем только на улицу Капуцинов, там белые тоже облюбовали два местечка.

-Капуцинов? Это недалеко, знаю.

-Очень близко, совсем рядом. Там, в кофейне "Зо­лотая чаша", есть табачная лавка, старое пристанище контрабанды. И респектабельный бар на углу, "Куту-бия", бывали там?

-Не имел удовольствия, - поморщился отстав­ной инспектор, - много потерял?

-Не знаю, мне тоже не довелось. Некогда, - ска­зал Самбонанга с ухмылкой, - да и девчонкой не ус­пел обзавестись.

-В мое время этот бар меня не завлекал. Пошли, сынок.

Они продолжили путь.

Редкие дуновения ветра не радовали прохожих, они с беспокойством поглядывали наверх. Хрустально чи­стый с утра купол неба сейчас подернулся пепельно-серой дымкой, испещренной длинными, тягучими, как следы пролетевшей реактивной эскадрильи, по­лосами.

На углу улицы Капуцинов сидел на ступеньке перед входом в бар полусонный папаша Гикуйю.

После долгого и задумчивого созерцания преобразив­шейся небесной тверди Гикуйю осенил себя крестным знамением, зевнул и принялся опускать на окнах жа­люзи.

-Закрыто? - послышалось за спиной бармена. Он обернулся и увидел незнакомого мужчину в черном костюме и белоснежной сорочке, воротник которой, не­смотря на удушливую жару, был стянут галстуком.

Вдоволь полюбовавшись чудаком, что средь бела дня задал такой вопрос у порога ночного заведения, папаша Гикуйю спросил, в свою очередь:

-Господин впервые в нашем городе?

-Мм... да, впервые. Мне советовали посетить...

-Я так и понял, - прервал его бармен с широкой улыбкой, - не знаю, как и благодарить приезжего гос­подина. Для человека, проделавшего по меньшей мере четыре тысячи шагов от вокзала, чтобы, минуя прочие вполне привлекательные заведения, порадовать своим вниманием именно "Кутубию", не существует запертых дверей.

-Вы чемпион, король всех риторов, - сказал евро­пеец, изображая не менее широкую улыбку. - Убий­ственная ирония, непревзойденная!

Хозяин решительно повел любезного незнакомца к стойке, снял с полки бутылку и вынул из стерилизато­ра два стакана.

-Нет, нет, - сказал гость, - только коробку си­гарет, пожалуйста. Что-нибудь кисленькое, ароматное.

После короткой и неловкой паузы бармен заставил себя произнести:

-Какие прикажете?

-Мм... Вообще-то мне по душе балканские та-баки.

-Понимаю, промасленная травка Вирджинии уже набила оскомину.

-Да нет, просто вдруг захотелось кисленького. Я бы взял пару коробочек, скажем, "Хеласа", "Хелас Папо-стратос" я имею в виду.

-И все? - удивился Гикуйю. - За этим вы та­щились от вокзала?

-Только сигареты, пожалуйста.

Бармен спрятал бутылку и стаканы, тщательно про­тер тряпицей и без того идеально блестевшую пластмас­совую поверхность стойки и сказал:

-Я в отчаянии, но этот сорт слишком большая редкость по нынешним временам. У меня не бывает. Не взыщите. Заходите-ка вечером, разумеется, не за табаком. Вы к нам надолго? Или проездом?

-Да так, знаете... Жаль, что зря обеспокоил вас.

-Напротив, это честь для моей "Кутубии"!

-Может быть, подскажете, где купить?

-"Хелас" у нас не найдется, только за границей, мой господин.

-В таком случае еще раз извините за беспокой­ство.

-Что вы, что вы, - улыбка вновь растянула тол­стые губы папаши Гикуйю, - весьма польщен вашим вниманием.

-До свидания.

-Всего лучшего. Осторожно, ступенька.

Едва прошуршал, сомкнувшись за посетителем, бамбуковый полог, улыбка мигом слетела с лица бармена.

Встревоженный не на шутку, папаша Гикуйю на цы­почках, точно осторожную его поступь могли расслы­шать снаружи, устремился к щели и разглядел сквозь нее, как опрятный белый мужчина, выйдя на улицу, от­рицательно покачал головой в ответ на немой вопрос босоногого молодого африканца в потрепанных штанах и майке.

Отпрянув от окна, Гикуйю опустился на стул. Его охватил страх. Он узнал молодого человека, которому обычно больше шла форменка сотрудника уголовной по­лиции.

30

Поглощенная изучением каких-то документов и из­вещений, Светлана спускалась, стуча каблучками, по ступеням внешней лестницы посольского здания и не­ожиданно для себя чуть не столкнулась с Виктором Лу-ковским, шедшим навстречу с озабоченным видом.

- Здравствуй.

- Мы уже здоровались, но все равно здравствуй. Всегда здравствуй, мой дорогой мыслитель.

- У тебя прекрасное настроение. Ты у меня молод­чина. За это и люблю тебя, доктор.

- Надеюсь, вслед за этим высказыванием ты выска­жешь еще и благодарность мне за идеальную уборку в твоем ужасном кабинете.

- А, это твоих рук дело, - без особого восторга промолвил Виктор Иванович, - то-то я не могу найти ни единой вещи на месте.

- Я, глупая, думала, что оценишь мою заботу.

- Оценил, и высоко. Но считаю, что рукам врача, как и рукам музыканта, необязательна грубая работа. Они священны, руки врача.

- Какой слог! Карамзин! Смотри не превратись в зануду.

- Отчего ты сияешь так ярко?

- Прибыли медикаменты и аппаратура для стома­тологии. Да здравствуют крепкие зубы народов!

- Отправляешься получать?

- Как видишь. Честно говоря, я опасалась, что аэропорт еще не откроют из-за вчерашней бури. Да вы, как погляжу, не очень-то рады моей новости, месье Луковский.

-Только что разговаривал с Кориным. Прошли уже без малого пять сотен метров - сухо. Бедные ре­бята, в Аномо немыслимая жара. А тут еще циклон шалит. Если буря обрушится и на них...

- Корин? Борис Корин жаловался на погоду?

- Нет, конечно, но мы-то знаем, каково там.

-Отличное стихотворение у Николая Тихонова, - сказала она, - прав поэт, гвозди бы делать из этих людей.

-Борис, Борька, Боренька, только и слышу от те­бя, - улыбнулся Луковский, - учти, я - Отелло.

-Ничего, ревность придает мужчине романтич­ность.

-Ты думаешь?

-Во всяком случае, будит в нем хоть что-то род­ственное настоящему чувству, сбивает спесь, извечное ваше самодовольство. Без ревности вы, мужики, жире­ете душой и телом, не кровь, а сплошной холестерин.

-Терпеть тебя не могу за такие лекции.

Назад Дальше