- Пестиков! - сказал он вслух. Он вспомнил того студента-медика, с которым познакомился в родном хуторе и который присылал ему книги из Новгорода. Филипп вспомнил также и письма Пестикова, тексты которых он легкомысленно воспринимал как слова искренней дружбы. Но как он изменился! Его когда-то чистое юношеское лицо превратилось в жалкое подобие мужского лица. Он был отвратителен, но мало кто замечал это. Филипп же разгадал его сразу.
- Что? Вы что-то сказали? Простите, я не расслышал? - обратился к нему старенький профессор из Московского эпидемиологического центра.
- Нет, нет! - Филипп успокоил бьющееся сердце и вперил взгляд в говорившего Аничкова Петра Давидовича, блестящего врача-хирурга и столь же блистательного оратора, но ничего не слышал. В палату лазарета вошел Пестиков и, взглянув на Филиппа, опять мерзко улыбнулся. Филипп знал, что в тюрьме сидят личности, подобные Пестикову. Их презирают, избивают и совершенно не признают за мужчин.
- Мужчина, любящий себе подобных, не может быть достойным членом общества, даже общества такого ограниченного, как наше! - сказал однажды Азиз.
"А если кто-нибудь узнает, что я любим мужчиной? Господи, что со мной будет? Но ведь мне-то он противен! Тем более, что я несу наказание за любовь к женщине! О, Боже, зачем ты послал мне его?" - думал Филипп, хотя знал, что Пестикову никоим образом не удастся его соблазнить.
"Никогда этому не бывать!" - сказал сам себе Филипп и немного успокоился. Он уже внимательно слушал Аничкова и даже записывал его дельные советы. Потом, когда все вышли из палаты лазарета, где лежал комендант, Филипп заметил, что Пестиков остался там.
"Наверное, коменданта соблазняет", - подумал Филипп и рассмеялся, представив эту картину.
В два часа, то есть после часового обеденного перерыва заключенных послали на работы. Филипп покинул стены тюрьмы и под конвоем поспешил на вырубку леса. Ему хотелось с кем-нибудь поделиться своей заботой, но здесь у него не было друзей, кроме покровителя Азиза, да и тот… Филипп не знал, как отреагирует Азиз на такое сообщение. После тяжелого трудового дня Филипп, совершенно обессиленный, вернулся в свою камеру и свалился на топчан. Через несколько минут его вырвали из сладких и таких желанных объятий сна.
- Филипп! Филипп! - подбежал к нему Лавр. - Тебя срочно к заместителю коменданта!
- Зачем? - спросил он.
- Не знаю! - и Лавр скрылся. В последнее время в тюрьме нередко вспыхивал тиф, и Филиппу часто приходилось много времени проводить в разных ее казематах, где он вместе с другими врачами оказывал помощь заболевшим. Тиф не щадил никого, врачи, надзиратели тоже заболевали, одного только Филиппа Бог спасал от этой заразы. И, наконец, общими усилиями ее удалось заглушить. Но тут комиссия! Филипп совершенно выматывался, но усталости не чувствовал, давили только рутинность и беспросветность бытия.
Он уже подходил к кабинету Аристарха Демидовича, как услышал голоса людей. Они говорили о нем, о Филиппе. Природная гордость не позволила ему подслушать, и он, постучавшись, вошел.
Взгляд, который кинул на него Пестиков, окатил Филиппа будто холодной водой. Тело покрылось мурашками.
- Мы хотели бы поговорить с вами об одном деликатном деле, - начал Петр Давидович Аничков. - Понимаете, мы никак не можем заставить нашего уважаемого коменданта лечь в городскую больницу, так как он уверяет нас в вашем отличном знании своего дела. Так вот, по этому поводу мы решили помочь вашему лазарету с лекарствами и хозяйственными мелочами. И - познакомьтесь, - он обернулся к улыбающемуся Пестикову, - Николай Алексеевич Пестиков будет контролировать вашу работу все время, пока не убедится в вашей компетентности и честности, - он опустил глаза, поняв, что сказал не совсем то, о чем думал, но потом быстро собрался и добавил: - Я надеюсь, вы понимаете, о чем я?
- В общих чертах, - равнодушно ответил Филипп. Такой тон очень разозлил его собеседника.
- Мы дождемся выздоровления Аристарха Демидовича и отзовем нашего сотрудника! - резко продолжил Петр Давидович и сел в кресло.
- Это все? - спросил Филипп, оглядывая врачей. - Спасибо, что поставили меня в известность, прошу простить меня, но у нас строгий режим.
Филипп вышел, оставив коллег в легком недоумении. Они не могли понять, почему он воспринял в штыки такую новость? Ведь с ним будет работать один из лучших студентов, закончивших в этом году университет! Ответ знали только Филипп и сам Пестиков, который скрывал свою радость, пряча ее за легкой ухмылкой.
"Надо срочно поговорить с Азизом! - решил Филипп. - Только он может помочь мне в этой нелепой ситуации!"
Он развернулся и бегом направился в камеру. Азиз сидел на кровати и со стоном ощупывал ногу. Филипп сел рядом и, тяжело дыша, принялся говорить о сложившейся ситуации.
- Я удивляюсь одному, - промолвил Азиз, - ты сидишь здесь около трех месяцев, а такое ощущение, будто сами боги оберегают тебя от неприятностей. Сначала твой талант оратора заставил меня стать твоим заступником, потом твоя профессия врача, которая очень тебе здесь пригодилась, и, наконец, этот полоумный студент-медик, влюбленный в тебя!
- Последний момент своей жизни я бы не назвал удачным! - ответил Филипп.
- Ну почему же? Он хороший специалист, надежда будущей медицины, и я не думаю, что его оставят здесь надолго. Вот этим и можно воспользоваться, - уже тише произнес Азиз.
- Это как? - еще тише спросил Филипп.
- Я расскажу тебе об этом позже, а пока уходи, - сказал он Филиппу и, привстав на ногу, заорал что было сил и стал осыпать его проклятиями, обвинять во всех смертных грехах и требовать более опытного и серьезного врача. Филипп даже обиделся поначалу, но Азиз подмигнул ему, и он спрятал обиду, хотя все равно мало что понял. Тем не менее он также стал в ответ оскорблять Азиза, и они чуть не подрались, но их тут же разняли, и они разошлись по своим углам.
Вечером Филипп получил письмо от Дианы. Он был так счастлив этой первой весточке, что совершенно забыл о неприятностях с Пестиковым. Придя в камеру, он полностью погрузился в чтение письма.
Ему завидовали, поздравляли и расспрашивали о Диане, о том, что случилось перед их расставанием. Филипп охотно рассказал всю свою историю от начала до конца.
- Дмитрий Богун? - вдруг спросил Прокоп Кулагин, отбывавший срок за тяжкое увечье, нанесенное молодому человеку.
- Да, он был с ней помолвлен, и не сразу отказался от нее, потому что тоже влюблен. Я его понимаю, в Диану нельзя не влюбиться! - горячо сказал Филипп.
- Ты, конечно, можешь мне не верить, но именно из-за Богуна я попал сюда! И еще, я краем уха услышал, что твоя девушка упоминает его имя в письме. Ты позволишь прочесть? - Прокоп был одним из самых уравновешенных и спокойных людей, сидевших тут, и было невозможно поверить в то, что он совершил преступление.
- Да, конечно. А откуда ты знаешь его? - спросил Филипп. Но Прокоп не ответил, он внимательно перечитывал письмо Дианы, и постепенно лицо его принимало серьезный и тревожный вид.
Он отложил письмо и, повернувшись к Филиппу, медленно проговорил:
- Тебе нужно срочно спасать девушку. Если он узнает, что она находится в монастыре, он попытается ее выкрасть, и… - он не договорил и отвернулся.
- Но ведь она под опекой своей матери! Пусть даже она такая, какой описала ее Диана, но, я думаю, игуменья Антония не позволит так поступить с родной дочерью! - воскликнул Филипп и понял, что довод его не слишком убедителен.
И тут Прокоп рассказал, как он узнал про общество антигиппократов и самолично попытался расквитаться с ними.
- Главного я не достал, но вот этого Богуна запомнил на всю жизнь! - договорил Прокоп дрожащим голосом.
- Как же мне быть? - в отчаянии спросил Филипп.
- Надо бежать! - тихо сказал Прокоп, когда все разошлись.
- Я знаю, но вот как?
- А это знаю я! - сказал подошедший Азиз. Прокоп и Азиз уже предпринимали попытку побега, но их поймали и вернули, и все равно ни тот, ни другой не теряли надежды вырваться отсюда, и потому они изучали ходы, замки, составляли график дежурства надзирателей, заводили дружбу с персоналом тюрьмы, и все эти годы готовились к побегу.
- Этот парень поможет нам! - сказал Азиз Прокопу, когда Филиппа назначили врачом. Но они быстро поняли, что поторопились. Филиппу не выдавали нужных лекарств, из которых можно было бы изготовить яд или усыпляющее зелье.
- Ничего. Подождем, - успокоил Азиза Прокоп.
И вот теперь, когда Азиз узнал, что в тюрьме появился человек из мира, до отчаяния влюбленный в Филиппа, он придумал рискованный план.
- Некоторое время я буду издеваться над тобой, - сказал он Филиппу. - Ты станешь жаловаться на меня своему коллеге и попросишь его приготовить какое-нибудь зелье, чтобы убить меня, а мы воспользуемся им и сможем сбежать отсюда. У меня есть дубликаты ключей и план тюрьмы. Но нам надо торопиться! Твоя девушка в опасности, я скоро потеряю ногу, а Прокопу нужно отомстить за своих детей, которые умерли по вине этого Дмитрия Богуна! - глаза Азиза блестели, Филипп видел в них решимость и веру в успешный исход дела. Он согласился.
- Я долго не мог решиться на второй побег, но, увидев тебя, сразу понял, что нам это удастся с твоей помощью! Я поверил в тебя! - сказал напоследок Азиз.
Филипп лег спать, уверенный, что их план сработает и в скором времени он окажется рядом со своей любимой. А пока он вспоминал свое письмо, написанное сегодня, и представлял, как она будет его читать.
"Меня приветствуешь в письме; тебя приветствую в ответе; вот так мы оба узнаем, что мы еще на этом свете! - начиналось послание Филиппа. - Милая Диана, ты не представляешь радость, охватившую мое сердце и мой разум, когда я прочел твои строки. Я столько писал и, наконец, Бог услышал мои молитвы и ниспослал мне твой ответ.
Ты пишешь, что дружна с сестрой Елены и что она такая же хорошая, как и сама Елена, я очень этому рад. Молю тебя об одном: остерегайся человека, которого мы прозвали "Стервятником". Остерегайся! Скоро я буду с тобой. Мне осталось еще немного! Потерпи, любимая, и пиши мне чаще!
Твой Филипп".
Глава 16
Цензура, через которую проходили письма Дианы и Филиппа, не позволяла им более открыто заявлять о своих планах и опасениях. Диана писала только словами любви и только намеками сообщала о том или ином событии. Они понимали друг друга, и этого было достаточно.
Первую неделю, как и посоветовал Азиз, Филипп избегал встреч с Пестиковым. Он виделся с ним только по делам - при подписании бумаг или получении лекарств.
- Тебе тут еще долго томиться, так что поневоле станешь моим, - плотоядно говорил ему Пестиков, а у Филиппа даже от голоса этого человека волосы становились дыбом. Нет, не от страха, а от отвращения, которое внушал ему Николай, по кличке "Никки", как его здесь прозвали.
- Ну, ну, - только и отвечал Филипп и уходил.
Прошло две недели. Никки не мог не слышать о том, какая вражда существует между Азизом и Филиппом. Азиз никого не подпускал к себе и даже пригрозил Пестикову.
…Вчера Филипп получил тревожные вести от Дианы и поторопил Азиза с финальным актом спектакля, который они разыгрывали уже почти месяц. На руку было и то, что пока в тюрьме никто не знал о наклонностях нового врача. Азиз, Прокоп и Филипп тщательно это скрывали. Иначе плохо пришлось бы в первую очередь Филиппу.
- Мне надо быстрее отсюда уйти, понимаешь? - говорил он. - Твоя нога тоже нуждается в более тщательном уходе. Из-за наших якобы разногласий и Никки к тебе относится хуже! - переживал он, но тут заметил, что мимо прошмыгнул Лавр. Азиз не растерялся и со всей силы врезал… Филиппу по уху. Потом еще, еще, и начал бить его так, что со стороны казалось, будто он решил забить его насмерть.
Филипп кричал, отбивался. Тут вбежали люди, которых позвал Лавр.
- Пошел вон! - кричал на Филиппа Азиз. - Щенок! Ты не заставишь меня лечь под нож! Я лучше подохну здесь, чем буду зависеть от чьей-то милости. - На шум явился и Пестиков. Нужно было видеть его глаза! Этот взгляд, убивающий Азиза своим холодом. Он осторожно поднял почти бесчувственного с виду Филиппа и отнес к себе.
Никки облегчил задачу Филиппу, сам предложив убить Азиза.
- Тебе не надоело все это? - спросил он, прикладывая повязку к раненой голове Филиппа.
- А что я могу сделать? Я хочу просто облегчить ему боль, но этот придурок! - он не договорил. Никки неожиданно прислонился щекой к небритой щеке Филиппа и тяжело задышал.
- П-п-послушай, Никки, я тебя понимаю, но… - Филипп вскочил и отошел к двери. Пестиков умоляюще смотрел на него.
- Не уходи! Я ведь столько времени тебя искал! - слезы на глазах Никки привели Филиппа в бешенство.
- Если любишь меня, так помоги! - закричал он.
Пестиков упал на колени и пополз к Филиппу, вытянув худые белые руки.
- Все… все, что хочешь! - вымолвил он.
Филипп успокоился, обошел его и сел в кресло.
- Первое - надо приготовить сильнодействующий яд. Аква-тофана тебе известна?
- Да, - ответил тихо Никки, глядя на предмет своего обожания.
- Его ведь можно приготовить здесь?
- Да, я попрошу передать мне мышьяк, будто для травли крыс, и мы с тобой убъем всех неугодных и сбежим отсюда! - страстно заговорил он.
- Вот когда сделаем дело, тогда и поговорим, а пока прощай и не попадайся мне на глаза, - Филипп улыбнулся и добавил уже мягче, - до поры, до времени!
У Пестикова перехватило дыхание от последних слов Филиппа. Он стал лелеять надежду на то, что его любовь все-таки будет по-настоящему вознаграждена, Филипп полюбит его!
Несчастный! Если над ним так горько подшутила судьба, значит, и человеку не грех внести некоторые коррективы в его больное воображение.
Уже через три дня Никки дал знать, что мышьяк получен и дело осталось за малым.
- Дай мне хоть толику надежды, что я могу рассчитывать на твою симпатию, - глядя в глаза Филиппу, произнес он.
"Вот напасть-то! Что же придумать?" - раздумывал Филипп.
- Моя просьба разве не повод думать, что ты мне небезразличен? - последние слова он произнес с явным отвращением, но попытался заглушить презрение, звучавшее в голосе; произнося эти отвратительные слова, он, якобы в смущении, потупил взор.
- Конечно! Конечно! Прости, если я… Да, сегодня же ночью аква-тофана лучшего качества будет готова! И мы убьем всех! А ты знаешь, ведь если в малых дозах настоять аква-тофану на траве мурыжника в течение двух часов, этим отваром можно вылечить ногу твоего врага! А мы убьем его! - Никас, в экстазе от будущих событий, говорил, не останавливаясь.
- Можешь показать эту отраву? - спросил Филипп.
Пестиков вскочил и с нижней полки старого деревянного шкафа достал маленький пузырек. Филипп с трепетом посмотрел на яд.
- А хочешь почитать, что случается с жертвой после его применения? Ведь мы убежим и не увидим, как Азиз будет мучиться? - Никки кинулся к полке с книгами, а Филипп ловко подменил пузырек с ядом на свой, точно такой же. Еще с юности он был наслышан об аква-тофане, и ему без труда удалось найти схожий по составу препарат и заменить его, не вызывая у Пестикова подозрений.
Он отказался читать и вышел из лазарета. Теперь у Филиппа было мало свободного времени, так как в тюремной больнице его заменил Никки, и Филиппу приходилось работать наравне с остальными. А раньше его освобождали от общих работ на часть дня для осмотра больных и назначения лечения. Но так как ему доверяли, ему все равно приходилось предупреждать, давать советы, осматривать, перебинтовывать.
Ночью он нарвал мурыжника, который беспорядочно рос вокруг бараков, и из благоухающих цветков быстро приготовил настойку.
Через два часа, уже ближе к утру, он разбудил спящего тревожным сном Азиза и быстро обработал воспаляющийся гнойник.
- Это пустое! - отмахивался Азиз. - Оставь эту затею! Я знаю, что мне придется подохнуть, но все равно я тебе благодарен! Ты настоящий человек и преданный своему делу лекарь! За это мы тебя здесь и ува-а-а-жаем!!! - заорал он на весь барак.
- Тише! Не ори! Черт тебя побери! - приказал Филипп.
- Что ты со мной сделал, неверный? Ведь говорили мне - не верь русским, а я? Как последний осел! - ругал сам себя Азиз. Он стонал добрых полчаса и проклинал Филиппа и всю эту братию, посмевшую, как он говорил, калечить людей.
Филипп только устало улыбнулся и, пожелав ему спокойной ночи, лег спать. Наутро он Азиза не мог добудиться.
- Эй! Вставай! - нарочито командным голосом приказал Филипп. Он видел, что Азиз впервые спит спокойным и здоровым сном, оттого и проснуться не может. Через минуту показались жандармы, и кандальники двинулись на завтрак. Азиз шел, слегка прихрамывая, и все больше удивления было в его огромных черных глазах. Филипп, заметя это, лишь подмигнул ему и встретил полный благодарности взгляд. Вечером того же дня, пока Никки не обнаружил подмены, он приготовил отраву, а Азиз передал ее Глашке, которая к тому моменту готовила еду для надзирателей.
Бедняжка! Ей тоже пришлось пострадать, но Филипп никогда об этом не узнает. Азиз сам принял такое решение, значит, смерть Глашки остается на его совести.
Яд действует ровно через час. Тюремщики, злые, усталые и вечно голодные, даже не подождали и десяти минут после того, как Глашка попробовала приготовленную пищу. Они с волчьим аппетитом съели ужин и, немного передохнув, вышли опять на посты.
Азиз, Прокоп и Филипп с замиранием сердца следили за ходом дальнейших событий. Азиз уже держал наготове ключ-отмычку, Прокоп маленькую, но внушающую страх дубинку, а Филипп... Филипп уже сделал все, что мог, и потому сейчас только молился, чтобы скорее яд подействовал, чтобы они смогли сбежать.
У них был точный и подробный план побега. Они знали, что остальные, кто побежит следом, не протянут и пары километров, как за ними пошлют собак и жандармов, а они трое (вернее, Прокоп) выведали, что губернатор недавно обзавелся новшеством, единственным на всю округу автомобилем, и что стоит эта диковинка в его сарае на заднем дворе. Благо, что губернатор жил недалеко от тюрьмы, а Прокоп, механик-самоучка, еще до ареста, в Москве, научился и заводить машины, и даже управлять ими. Так что у них больше шансов достигнуть желанной свободы.
- Господи! - один жандарм, сидевший на стуле напротив камеры Филиппа, схватился за горло и, сжав в руке газету, повалился на пол. Следом за ним попадали словно мухи все остальные. Они даже не успели понять, что произошло.
- Пошли! - крикнул Филипп, и Азиз стал быстро отмыкать тяжелую дверь. В это время проснулся еще один из узников - Коршунов, которого загнали в кутузку по воле злодея-чиновника, оговорившего его в воровстве. Увидев, что делают сокамерники, он, ни слова не говоря, схватил свою торбу с бельишком и побежал следом. Азиз кинул отмычку в соседнюю камеру, и они выбежали в длинный и плохо освещенный коридор тюрьмы. По темному, много раз исхоженному тоннелю Азиз вел друзей к знакомой маленькой двери. Она оказалась забетонированной. Они повернули назад и тут услышали крик Никки.
- В окно! - крикнул Азиз. - Прыгаем в окно!
Они с трудом освободили маленький проем от решеток и по очереди попрыгали в ночную мглу.