Он повел нас вниз к реке, и потом вдоль нее по покрытому галькой берегу к голой скале, на которую мы поднялись. Снова вернувшись к тропе, мы перепрыгнули через нее и пробрались еще на тридцать-сорок ярдов дальше по камням. Там мы скрылись в густых кустах, через которые могли видеть любого, кто шел по тропе. Мы сняли свои сумки, открыли их и достали мясо и камасс, которые приготовила для нас мать Молодой Выдры.
Мы очень устали и хотели спать. Ворон приказал нам с Питамаканом лечь, а сам остался караулить, но едва мы растянулись, чтобы отдохнуть, как снизу из долины послышались звуки, которые могли принадлежать только проходящему отряду – разговоры, собачий лай и лошадиное ржание. Мы приготовили ружья и присели за кустами, чтобы выяснить, что происходит.
Долго ждать не пришлось. В нашем поле зрения на тропе появился высокий, красивый, в гордой осанкой индеец, одетый в костюм из оленьей кожи, сидящий на крупной сильной пятнистой лошади. Поперек седла лежало ружье, красивый колчан из шкуры выдры со стрелами и луком висел у него за спиной, слева был большой щит. Я сразу понял, что это вождь, человек сильный умом и телом, привыкший вести, а не следовать.
Он возглавлял длинную колонну всадников, которые один за другим появлялись в поле нашего зрения и пересекли скалистую возвышенность, снова скрывшись в лесу. Их было несколько сотен, все на хороших лошадях и с хорошим оружием.
За ними шли женщины и дети, ведущие вьючных лошадей, все были верхом на таких же хороших лошадях, как и воины перед ними. За ними шли, табун за табуном, остальные лошади, которых подгоняли мальчики и юноши, а за ними – еще несколько сотен воинов, арьергард колонны. Они двигались, не останавливаясь, и звук их голосов и топот лошадей на таком расстоянии был не слышен.
Облегченно вздохнув, я обернулся к своим товарищам. Губы Ворона шевелились, и я знал, что он молится. Потом он повернулся к нам и сказал:
– Всегда, всегда она со мной. На этот раз я не совсем понимал ее и думал, что она хочет предупредить меня о том, что враг приближается к нам сзади. Теперь все хорошо; ноги многих сотен лошадей уничтожили наши следы на тропе. Теперь всем можно лечь и выспаться.
– Кто это были? – спросил я.
– Люди Синей Земли, наши враги, – ответил он. – Они идут, без сомнения, чтобы охотиться на наших равнинах и убивать наших бизонов.
Питамакан засмеялся.
– Без сомнения, это так, но наши люди найдут их. Многие из тех, кто сейчас проехал мимо нас, никогда больше по этой тропе не пройдут, – сказал он.
Так я впервые увидел Ко-мо-не-туп-пи, Людей Синей Земли, или, как называли их белые, нез-персе (проткнутые носы).
Мы спали среди скал и кустов до самой ночи, затем спустились к реке и искупались, потом поели из своих запасов. В моей памяти пронеслись события дня – я вспоминал разные эпизоды и веру Ворона в то, что дух его покойной жены указывает ему путь. Думаю, что для меня было простительно, хотя я только недавно начал жить среди индейцев, перенять часть их веры.
Когда луна взошла, мы взяли свои вещи, поднялись на горный хребет, вышли на тропу и пошли по ней с той скоростью, которую могло позволить нам тусклое освещение.
Иногда мы могли увидеть Большую Медведицу и убедится в том, что за ночь не сбились с пути. Ближе к рассвету мы оказались в части леса, где деревья росли гуще, чем обычно, и было так темно, что Ворон, шедший впереди, должен был шаг за шагом нащупывать тропинку. Земля была покрыта слоем прошлогодней хвои, которая полностью заглушала шаги наших обутых в мокасины ног. Внезапно прямо перед нами громко хрустнула ветка, Ворон остановился и почти сразу выстрелил. При вспышке выстрела мы увидели в десяти шагах перед собой несколько человек, и по лассо и сумкам с амулетами, которые у них были, нам стало понятно, что мы столкнулись с военным отрядом.
– Падайте! – скомандовал Ворон. Едва мы это сделали, как над нами прошелестели лассо и стрелы.
ГЛАВА V
Вспышка выстрела на мгновение ослепила нас. Когда глаза снова привыкли к темноте, мы попробовали разглядеть своих врагов, но было так темно, сто ничего не было видно; ветки елей так густо переплелись, что не пропускали ни одного лучика лунного света. Более того, выпустив стрелы, они замерли и не издавали больше ни звука, так что мы никак не могли отследить их положение; такая неподвижность казалась странной.
Я лежал рядом с Вороном справа от него; Питамакан был слева. Теперь я почувствовал, что Ворон поднялся на четвереньки. Он схватил меня за рукав и дернул, одновременно отползя назад на несколько дюймов. Я понял, что он хотел сказать, и держался рядом с ним, очень тщательно следя за тем, чтобы мне под руку или под ногу не попалась какая-нибудь ветка, что могло бы выдать ваше положение. За полчаса таким образом мы отползли на сто ярдов.
Наконец, после долгой остановки Ворон поднялся на ноги, потянул нас кверху, и, взяв меня за руку, накрыл ее полой одежды в знак того, что я должен был держаться за него. Затем, сделав то же для Питамакана, он начал двигаться к реке.
Наш спуск с холма был медленным и тихим, как растекание воды по сухой земле. Мы опасались – в любой момент мы могли бы столкнуться с врагом. Их было много против нас троих, и несомненно они были полны решимости уничтожить нас.
Примерно в двухстах ярдах ниже тропы мы оказались на краю густого леса и увидели не только лунный свет, но и признаки приближающегося рассвета. Прямо перед нами земля, поросшая высокой травой, спускалась к берегу; сам берег и поверхность воды скрывал густой туман. Теперь мы могли видеть друг друга. Ворон разжал мою руку, сжимавшую край его одежды, и знаком велел Питамакану отпустить меня. Потом он продолжил быстро двигаться широкими бесшумными шагами и, оставляя за собой ясный след на росистой траве, мы последовали за ним. Скрывшись в тумане, мы остановились и внимательно прислушивались в течение нескольких минут, но никаких подозрительных звуков не услышали.
К счастью, река в том месте была мелкой, и мы, стараясь не делать всплесков, вошли в нее и пошли вниз по течению. Пройдя некоторое расстояние, мы обнаружили, что река становится глубже, а вскоре поднявшийся туман позволил нам увидеть впереди место, где река между скал сужалась и спокойное течение превращалось в бурный поток. Идти дальше мы не могли.
Я предположил, что Ворон поведет нас к берегу, чтобы обойти это место, но к моему удивлению он повернул назад вверх по течению и остановился около огромной груды плавника, застрявшего на мели. На краю груды лежала сухая сосна, которую раскачивало течение, она держалась в груде только двумя кривыми корнями, а с другого конца несколько ее сучьев поднимались верх на четыре-пять футов. Ворон, велев нам оставаться на месте, подошел к стволу и закрепил на его ветвях свое оружие, вещи и одежду. Потом он вернулся к нам, взял все наши вещи и закрепил их на других сучьях. Хотя он о своих планах нам не говорил, намерения его были понятны. Пока он привязывал наши вещи, мы убрали все, что удерживало корни дерева. После этого мы обнаружили, что один из корней застрял в песке.
Вместе мы вытянули его и потом, держась за дерево и не позволяя ему опрокинуться и утопить наши драгоценные вещи, мы вошли на стремнину.
Вниз мимо каменных стен мы пронеслись с такой скоростью, что понадеялись очень быстро миновать участок, на котором могли встретить врагов. Но скоро течение вынесло нас к другому берегу, где сосна села на мель.
Туман начал подниматься. Прямо перед нами мы увидели поросший кустарником остров; времени терять было нельзя, и мы, отвязав от веток свои вещи, поспешили к нему. Присев в густых кустах, дрожа от холода, мы оделись и, достав мясо и камасс, с жадностью набросились на еду.
К тому времени, когда мы покончили с едой, солнце взошло и туман исчез. Поскольку кустарники на острове были только высотой только по пояс, мы подползли к их краю и стали наблюдать за южным берегом реки.
До этого времени нам было не до разговоров. Теперь я спросил Ворона, как он обнаружил врага в темноте. Он, казалось, удивился этому вопросу.
– Да разве ты сам их не слышал? Один из них ясно сказал: "Кайк, пишиш"
– Кайк, пишиш! Кайк, пишиш! – повторил я и запомнил эти слова на всю жизнь.
– Ай! Только это, – сказал он рассеянно. – Это слова из языка Змей и обозначают "да, бизон". Еще давно мой отец захватил мальчика из племени Змей и я узнал некоторые слова из их языка.
Тут мне в голову пришла другая мысль.
– Ворон, – спросил я, – а как насчет нее? Она не предупредила тебя, что идти туда, в темноту, опасно?
Питамакан бросил на меня предупреждающий взгляд. Я уже пожалел об этом вопросе, но Ворон не обиделся и ответил:
– Почему же, она вовремя оказалась на месте. Никто из вас не услышал слова, произнесенные Змеями, но меня она заставила их услышать; и теперь мы в безопасности здесь, этом острове.
В этот момент на берегу, в том месте где мы за час или два до того вошли в реку, появился человек. Потом стали подходить другие, пока их не стало четырнадцать. Они осмотрели реку вверх и вниз по течению, потом подошли к воде и осмотрели самый берег; очевидно, они нашли места, где наши ноги содрали с камней у воды скользкий налет. Я помню, что сам на такие камни наступал.
Двое из них вошли в воду; остальные тщательно осмотрели берег, ища признаки того, что мы вернулись. Наконец они приблизились к груде плавника на отмели.
– То, что мы там сделали, они увидят! – сказал Питамакан.
Он был прав. Через мгновение или два те, что были в воде, позвали остальных, и все они собрались вокруг этого места и исследовали край груды; потом они пошли вниз по берегу, быстро миновали скальную стену и, даже не посмотрев в нашем направлении, прошли мимо нас.
Обычно, когда отряд торопится переправиться через реку, каждый хватает себе первый попавшийся кусок дерева, который поможет ему держаться на воде и поможет сохранить сухим оружие и снаряжение. Без сомнения, они подумали, что мы так и сделали.
Когда они отошли примерно на сто ярдов от нашего убежища, мы смогли хорошо их рассмотреть, и, привыкнув к высоким и хорошо одетым индейцам равнин, я я удивился тому, как они выглядят. Почти все они были невысокого роста и мощного телосложения. Они носили потертые, темные гетры из оленьей кожи, рваную и изношенную одежду из бизоньей кожи и их головные уборы сделаны из шкуры с волчьей головы. Их растрепанные и спутанные волосы свободно падали на плечи и частично скрывали их лица. Ружей н у кого не было; у некоторых не было и щитов, но у всех были луки и колчаны со стрелами.
Отряд продолжал двигаться вниз по берегу и скоро исчез за поворотом реки. Ворон решил что, скорее всего, они направились в набег за лошадьми, поэтому слишком усердно нас искать не станут. Мы решили остаться на этом месте до темноты, а потом столкнуть сосну на глубокую воду и попробовать вернуться к южному берегу.
Мы с Питамаканом заговорили о том, как неудачно появились эти Змеи, и Ворон сказал нам, что они не все такие как те, что здесь прошли. В этот союз, по его словам, входило три племени: одно называло себя Шин-и-дай-кас, что значило Едящие Собак; другое – Уах-ан-и-кас, или Едящие Рыбу, и Пан-ах-тис, или Воры. Самым большим из этих племен были Едящие Собак. Это были высокие, стройные люди, они хорошо одевались и владели огромными табунами. Жили они на равнинах между Змеиной и Лососиной реками, где водилось много бизонов. Едящие Рыбу тоже были большим племенем, но это были грязные, неопрятные, бедные люди, все свое время они проводили у воды, где ловили рыбу, которой и питались. Хуже всех были Воры; они бродили небольшими отрядами и воровали у всех, даже в у других племен своего народа. Хотя они и были бедными и грязными, охотниками они были самыми лучшими, поскольку могли где угодно проползти, не будучи замеченными, и так хорошо умели подражать голосам зверей и птиц, что те сами к ним шли. Несомненно, встреченные нами принадлежали к Ворам.
Мы спали по очереди весь день. Как только настали сумерки, мы приготовились оставить остров. Мы обнаружили, что мель простиралась с верхнего конца острова к северному берегу реки; поэтому мы оставили сосну в покое, и пересекши реку, продолжили наш поход по той стороне. Идти в темноте через лес, постоянно на что-то натыкаясь, было трудно, и за ночь мы прошли не более восьми – десяти миль. Когда рассвело, мы сделали плот из плавника и березовых прутьев, срезанных на южном берегу реки, и вернулись к тропе. На пыли отпечатались следы босых мужчин, идущих на восток – очевидно, Воры были слишком бедны, чтобы носить мокасины, или же их женщины были слишком ленивыми, чтобы сшить их.
Вместо того, чтобы ждать до сумерек, мы отправились дальше в полдень в тот же день и начали охотиться, потому чт о за время пути съели последние запасы сушеного мяса. Мы подстрелили из лука нескольких оленей, но упустили их. В конце дня Питамакан убил молодую олениху, которая пересекла тропу прямо перед нами.
Мы очень хотели есть. Отнеся животное к реке, мы поджарили часть мяса на костре из плавника. Пока мясо жарилось, Ворон стоял на страже, когда все было готово, мы погасили костер и отошли подальше в густой лес, чтобы попировать.
Наевшись нежного мяса с жареных ребер, мы потеряли всякий интерес к путешествию через бесконечный темный лес, поэтому завернулись в одеяла и проспали всю ночь.
Ушли мы с этого места только днем. Тропа пересекала долину, по которой текла быстрая и извилистая Грин-Ривер, и день за днем было одно и то же – однообразный темный тихий лес, в котором лишь иногда встречались ручейки.
Однажды мы остановились, чтобы смотреть на поток, который, как я думаю, теперь известен как водопад Томпсона. Потом мы обошли подножие горного массива, Кор д’Аленс, который годы спустя стал известен своими шахтами.
На десятое утро после того, как мы покинули Плоскоголовых, мы вышли из леса на травянистую равнину, обдуваемую сильным западным ветром. Мы пересекли ее и попали в край хлопковых деревьев, перед нами лежало озеро, где жили Речные Люди. Зеленые волны накатывались на покрытом кусками гранита берег, на поверхности воды тут и там возвышались поросшие лесом островки, некоторые из них образовывали цепочку, идущую до противоположного берега, где возвышалась цепь высоких гор. Мы завершили вторую часть нашего путешествия.
Как мы могли видеть с нашего берега, река впадала в озеро примерно в середине юго-восточного берега и вытекала с юго-западного конца. Мы знали, что вытекающая река впадает в большую реку, которая нам и нужна, поэтому пошли на юг через луга, окаймлявшие берег.
Над нашими головами кружило множество водных птиц – утки, чайки, пеликаны. Ворон сказал, что пеликан – это плохое предзнаменование, потому что они – потомки убитых ножом птиц, которые перед этим погубили всех детей Солнца и Луны, кроме одного, Утренней Звезды.
Рассказав это нам, он некоторое время что-то бормотал, а потом сказал, что мы должны остановиться и принести жертву людям и существам глубоких вод озера. Развязав свой мешок, он достал из него маленький амулет из оленьей кожи, или священный мешочек, и из него совсем маленький, украшенный красной вышивкой из игл дикобраза. В него он положил пучок сладкой травы, полоску шкуры выдры, кусочек киновари и священного камня, называемого и-ниским (бизоний камень). Затем, надежно завязав горловину мешочка, он выбросил его в волны, молясь:
– Слушайте, Вы, Верхние Люди! Слушайте, Вы, люди и странные существа глубоких, темных вод! И Вы, духи земли и воздуха, слушайте! Вы все – пожалейте нас! Помогите нам; дайте нам вашей силы, чтобы мы могли безопасно пройти через земли многих врагов, и, найдя то, что мы ищем, невредимыми вернуться в вигвамы своих родных! Мы бедны, но жертвуем Вам самые священные предметы, которые у нас есть. Смотрите с любовью на наш дар и сохраните нас от опасностей, которые окружают нас со всех сторон.
– Ай! Пожалейте нас! – с чувством отозвался Питамакан. В его глазах были слезы, а мои словно закрыл туман; величественность и искренность, с которой Ворон совершил этот обряд, могли тронуть и более грубое сердце, чем мое.
– Она сказала мне сделать это! – сказал он нам, снова идя впереди. Его поступь снова стала твердой и энергичной, а на лице появилось выражение умиротворения, которое разделили и мы.
В полдень мы достигли глубокого залива, и рядом с ним были видны верхушки нескольких вигвамов, стоявших выше зарослей ив на берегу. На песчаном пляже играли дети, и мимо прошла женщина, неся на спине связку хвороста. Чтобы нас не заметили, мы спрятались в кустах, но нас и так никто не видел.
– Я думаю, что это – Речные Люди, несколько вигвамов племени, обитатели которых хотели остаться здесь вместо того, чтобы уйти на равнины, – сказал Ворон.
– Ай! Очень может быть, – согласился Питамакан. – Следовало бы нам перед выходом в поход поговорить со старым вождем – он мог бы рассказать нам немало интересного.
Я тоже не раз об этом думал, кода мы перешли горы. Мы слишком хотели первыми успеть добыть волшебную шкуру, чтобы никто нас не опередил.
– Хорошо, мы заляжем здесь до темноты, и затем выясним, кто эти люди, – объявил Ворон. – Если это окажутся Речные Люди, то мы поживем в их лагере день-два.
Мы оставались на месте до конца дня и видели, что прибыли еще другие люди и расположились на берегу. Когда совсем стемнело, мы осторожно приблизились к вигвамам, которые были все освещены небольшими горящими в них кострами. Мы надеялись, что послушаем разговоры людей и выясним, что это друзья; мы с Питамаканом очень надеялись на хороший прием и хорошую компанию. Что касается Ворона, то я не думаю, что он думал о чем-то, кроме общения с тенью его покойной жены.
Поскольку вокруг было много собак, мы остановились на безопасном расстоянии и стали слушать, чтобы понять , на каком языке говорят обитатели вигвамов. Мы с Питамаканом не знали ни слова из языка Речных Людей, но Ворону было достаточно услышать несколько слов.
– Это Речные Люди, – сказал он через минуту, а затем на языке черноногих закричал:
– Речные Люди! К вам идут друзья из племени черноногих!
Как только он начал кричать, собаки бросились к нам и заглушили его слова громким лаем; женщины кричали, дети орали; мужчины звали друг друга и с оружием в руках выбегали из вигвамов. После того, как Ворон несколько раз повторил свои слова, кто – то наконец понял его, и ответил:
– Ай! Ай! Ки-ка! Ки-ка!" (Да! Да! Ждите! Ждите!)
Мужчины успокоили собаки и пошли к нам, и мы пошли им навстречу. Ворон не переставал повторять, что мы – друзья, черноногие. Мы встретились в темноте и дрожащий голос, выдававший преклонный возраст говорящего, приветствовал нас на ломаном языке черноногих:
– Мы, Речные Люди, рады, – произнес старик. – Идите, черноногие, в наши вигвамы входить.
Нас проводили к самому большому из тридцати вигвамов в лагере. Это был вигвам старика, говорившего на языке черноногих, и он усадил нас на почетные места. Несколько вождей тоже вошли в вигвам м уселись, желая услышать новости. Женщин и детей не было видно – они все попрятались в кустах, как только залаяли собаки. Но женщины из этого вигвама скоро вернулись и, как попросил их старик, стали готовить нам еду.