8 июля
Тепло простившись с гостеприимными представителями закона, мы с утра отправились по отливной полосе на север, к следующей пограничной заставе - Третьяково. Ветер буквально валит с ног, на море сильнейший шторм - баллов семь-восемь, никак не меньше. Темно-зеленые волны с белыми барашками влетают на отливную полосу к нашим ногам, а прямо против нас, через пролив, громоздятся горы японского полуострова Сиретоко, которые в свистящем, ревущем воздухе кажутся совсем близкими. Да, приятно, что идем мы сушей, а не морем.
Обогнув мыс с "Двумя братьями" вышли к пограничным прожекторам, тем самым, что позавчера ночью устроили для нас такое замечательное театральное представление. Здесь самое строгое пограничное место, категорически запрещено разводить костры и местами даже ходить по отливной полосе, чтобы пограничники могли видеть следы нарушителей границы. В Алехине нам рассказали, что на этой вот самой полосе поймали двух японских шпионов. Одного русского, по фамилии Голубев, он во время войны был завербован японцами, они его как следует подготовили и потом с аквалангом забросили на Кунашир. Вот на этой самой полосе его, мокренького, и сцапал пограничный наряд. Второй же шпион, натуральный японец и профессионал, до того не однажды уже (тоже с аквалангом) навещал Кунашир, причем высаживали его с рыбацкой шхуны каждый раз где-то возле Серноводска (конечно, тот сволочной старлей только и горазд, что измываться над такими бедолагами, как мы, он бы лучше шпионов ловить научился). Японского шпиона интересовал гарнизон, стоящий в Менделееве: он по бамбукам пробирался почти к самой вершине вулкана и оттуда с помощью знаменитой японской кинотехники снимал учебу, работу, жизнь и быт тамошнего гарнизона (пьянчугу майора, наверное, тоже, лежат где-нибудь в японском шпионском ведомстве компрометирующие снимки!), а потом все теми же бамбуками благополучно возвращался назад, на шхуну, которая ждала его в нейтральных водах. Но вот стоило ему всего один раз высадиться здесь, между Алехинской и Третьяковской заставами, как пришел конец его гадкой карьере.
Бывший поселок Третьяково, на околице которого красуется новая застава, недавно построенная Колиными ребятами, брошена людьми, как видно, уже давно. Песок почти полностью пожрал уже все строения, посреди бывшей главной площади ржавеют разбитые сейнеры, кругом гниют километры сетей, валяются разбитые ящики и бочки, на останках разделочных столов и лотков лежит "культурный" слой, местами превышающий полметра. Говорят, что раньше на таких вот маленьких рыбзаводиках в основном и консервировали рыбу, делали икру и балыки, сейчас же всю эту работу делают плавучие базы. Может, это и выгодней, но вид селений, пожираемых песком, грустен и наводит на нехорошие мысли.
По заставе шляется толпа подростков лет одиннадцати-двенадцати. Вид у них довольно хулиганистый, занимаются они в основном тем, что дерутся друг с другом из-за пограничных сувениров. Это лагерь ЮДП - юных друзей пограничников. Да, хорошую свинью подложил кто-то Третьяковской заставе: ведь с этой публикой надо возиться, кормить-поить ее, а не дай бог что-нибудь случится с кем-нибудь из этих друзей (рядом море, оружие)! Впрочем, командира заставы, атлета с римским профилем, голого по пояс и в тренировочных штанах, все это, казалось, нисколько не волновало. На нас он тоже не обратил никакого внимания, лишь махнул рукой: дескать, все я про вас знаю, идите дальше своей дорогой. (Не думаю, чтобы командир проявлял беспечность, скорее всего командир Алехинской заставы в отношении нас все сделал профессионально, и потому никаких препятствий у нас не возникло.)
Тропой, петляющей в густых джунглях, ушли в Менделеево. Дорога, конечно, не подарок: и сопки, и болота, но в сравнении с тем, что нам пришлось пережить позавчера, это сущий пустяк.
В Менделееве гостиница закрыта на замок - хозяйка ушла в баню. Мы как-то привыкли все больше видеть гостиницы, где "свободных мест нет", здесь же; наоборот, нет ни одного занятого места. Ночевали втроем во всей гостинице - каждому досталось по комнате. Впрочем, хозяйка говорит, что позавчера тут спали по двое на каждой кровати - ждали самолет из Южно-Сахалинска.
9 июля
Прилетел самолет из Южно-Сахалинска. На летном поле хлопочет Иван Минич, седой обветренный старик в авиационной форме, начальник аэропорта, а также весь прочий персонал в единственном лице. Пассажиры, у которых Иван Минич с пограничниками проверил документы, получили у Ивана Минича багаж, и Иван Минич повел их на посадку в автобус. Минут десять Иван Минич о чем-то говорил с шофером, причем тот все время серьезно кивал головой. После кратких переговоров Иван Минич позволил ехать этим автобусом в Южно- Курильск и нам.
Посреди дороги автобус вдруг остановился, шофер выскочил из него и кинулся под откос, в джунгли. Паники в автобусе, однако, не произошло, все сидели и терпеливо ждали. Минут через пятнадцать из зарослей карликового бамбука показался тягач, который тащил по почти отвесному склону грузовик с дровами. За рулем грузовика сидел наш шофер, а рядом с ним какой-то белобрысый парень, который смущенно улыбался. Тягач вытащил грузовик на дорогу, наш шофер уступил место за рулем в грузовике, вернулся в свой автобус, и мы поехали дальше.
У въезда в Южно-Курильск, прямо на отливной полосе, воткнувшись головой в песок, лежал человек. Ба, мы же совсем забыли: сегодня тут большой праздник - День рыбака, последний день с водкой. С завтрашнего дня на всех Курилах - сухой закон!
В поселке праздник в самом разгаре: на рейде болтается множество сейнеров и грузопассажирский пароход "Курильск" (несколько лет спустя я путешествовал на нем, причем не один, а со своим театром). На остров завезли двадцать пять бочек пива, которое несут по улицам прямо ведрами. В столовой (есть даже сметана!) все столики заняты. От одной компании к другой кочует пьяненький старичок в морской фуражке с крабом. У старичка сизый нос и слезящиеся голубые глазки, он произносит бесхитростные тосты, непрестанно извиняясь. Какая-то длинноногая блондинка идет по мостовой на четвереньках, заливаясь от хохота. Пьяные "сайры" прямо на улице просятся к любым встречным рыбакам "в коечку". На стадионе большой спортивный праздник: поднятие гирь, перетягивание каната, эстафеты и венец состязаний - футбольный матч между рыбаками и пограничниками. Несколько нахальных "сайрочек", окружив крытый военный грузовик, просят взять их с собой, в казармы. Молодой старший лейтенант, явно смущенный пикантностью ситуации, отбивается от девушек, как только может:
- Вам же завтра с утра на работу, рабочий день ведь завтра...
- Да мы утречком по холодку в момент добежим.
- Да в какой же момент-то?! От нас до поселка двадцать пять километров, вы же их с похмелья-то целый день идти будете.
- Да мы ничего, мы добежим... Возьми, начальник, а?..
- Да не положено в казарму посторонним...
- Какие же мы посторонние, мы свои...
- Да мне за вас майор голову снимет!
- Кого там снимет! Майор, поди, тоже мужчина, ему тоже небось бабу охота...
(Черт его знает, может, все-таки в рассказах о "сайре" и есть большая доля истины.)
10 июля
С утра наш геолог Володя ходил на местную погранзаставу за пропусками и разрешениями на следующий маршрут, до северной оконечности Кунашира, и узнал, что итоги вчерашнего праздника в Южно-Курильске таковы: двое убитых, один покалеченный, еще за двумя гонялись с ножами, но, слава Богу, не догнали. По здешним меркам результат средний (бывает, праздник обходится дешевле, бывает, дороже). Но есть и новость: экипажи нескольких сейнеров, объединившись, обратились в поселковый Совет с просьбой праздновать не День, а Неделю рыбака, потому что так и так всю неделю никто работать не будет - все будут похмеляться.
Часов в одиннадцать утра в сильный туман мы вышли с полными рюкзаками (немного еды, посуды, личные вещи, маленькая палатка, чехлы от спальных мешков) на север Кунашира. Идти туда океанской стороной острова не менее трех дней.
Километрах в пяти от поселка возле селения Отрадного (селение конечно же брошенное) нас остановил пограничный наряд с прекрасной умной овчаркой пепельного цвета. Пограничники долго и тщательно проверяли наши документы, но, поскольку все у нас было в полном порядке, разрешили следовать дальше, пожелав счастливого пути.
Тем временем туман еще более сгустился, идем, словно в молоке. Ветер стих совершенно, но океан, раскачанный двухдневным штормом, все еще продолжает бушевать, выбрасывая нам под ноги медуз, маленьких крабов, морских ежей, а также различные пластиковые сосуды, поплавки, щепки, обрывки сетей и прочие предметы.
А километрах в десяти от поселка, в заливе Космодемьянский, стояла табором бригада рыбаков колхоза "Россия". Лагерь их обустроен как следует: большая армейская палатка на деревянном каркасе, в ней нары, стол. Возле палатки, на берегу - большая железная печка, над нею - навес. Кругом лежат горы новеньких капроновых сетей и большие желтые пенопластовые круги поплавков. Сейчас рыбаки готовят грузила - набивают песком большие "крапивные" мешки. Нас рыбаки встретили приветливо и сразу же потащили за стол обедать.
- Извините, ребята, рыбы пока нет, - смущенно улыбаясь, разводил руками молодой повар, - суп с тушенкой. Рыбаки, а без рыбы. Вы когда обратно-то пойдете?
- Да, наверное, через неделю, может, дней через десять, - солидно отвечал наш Володя.
- Ну, через неделю-то мы уж вас точно и балычком угостим, и икоркой, это не сомневайтесь.
Среди рыбаков вертится рыжий веснушчатый мальчишка лет десяти.
- А чего же это вы без ружья идете? - спрашивает он нас.
- Да на что нам лишняя тяжесть? - отвечаю я вопросом на вопрос.
- А говорят, возле Тяти мишек полно...
- А мы песню заорем, засвистим, заулюлюкаем, мишка испугается и убежит, - снисходительно улыбаясь, говорю я маленькому нахалу.
- Ну, это смотря какое ваше счастье, - встревает в разговор длинный костлявый рыбак в телогрейке, надетой на голое тело, - я в прошлом году и пел, и свистел - ни хрена! Бежит за мной - и на тебе! Спасибо, под горку бежать пришлось - медведь под горку слабо бежит. Добежал я до моря, залез на камень и сижу там, как попка на жердочке. А он, скотина, ходит по отливу, смотрит на меня да облизывается. Часа три этак ходил, а я все сидел как столпник... Потом шлюпка с сейнера подошла, и сняли меня с камня ребята.
- А почему же в море-то за вами медведь не полез? - испуганно спросил наш Коля.
- Что он - дурак, в море-то лезть? -- засмеялся рыбак.
Так мы и не поняли, шутил рыбак, стращая нас, или рассказывал действительный случай.
Поблагодарили рыбаков за гостеприимство и двинулись дальше. На прощанье мальчишка пожелал нам:
- Чтобы вас в бамбуках мишенька скушал.
Чем-то мы ему не понравились.
Опять идем вдоль по отливной полосе. Туман потихоньку развеивается, открывая нам совершенно непуганый мир зверей, птиц и вообще всякой живности. Причем все что-то едят. Вон валяется огромный дохлый сивуч, морской лев, в боку у него три больших дыры - следы разрывных пуль. Кто стрелял в этого красавца, для какой надобности? Этого сивуча с разных концов пожирают, опасливо косясь друг на друга, лисы и стервятники. Причем стервятники клюют голову, а лисы, вымазавшись в крови, как вурдалаки, рвут сладкое загнившее мясо возле ран. Чуть подальше три лисы доедают труп сивучонка и тоже не обращают на нас ни малейшего внимания. Даже обидно, ей-богу! Тысячи уток и бакланов кормятся у самого берега и на наши крики, свистки, даже камни, которые Коля в остервенении швыряет в их скопления, отвечают поразительным равнодушием. Вдалеке видим медведя, который тоже что-то жрет в устье мелкого ручья, но медведь при нашем приближении, правда, нехотя бросает свою трапезу и не торопясь скрывается в бамбуках.
Под самый вечер, словно специально нам к ужину, море выбросило прямо под ноги большого живого налима, из которого мы и сварили уху.
11 июля
Встав пораньше, двинулись на север дальше, по-прежнему берегом океана. Над водой вновь лежит туман, хотя и не такой плотный, как вчера утром. На камнях, торчащих из моря, серыми изваяниями сидят стервятники. Вот один лениво поднялся, несколько раз махнул крыльями и вдруг упал в море. Тут же поднялся в воздух - в когтях у него извивалась большая рыбина.
На обед в речке Мостовой поймали первую горбушу. Несу ее на палочке, и всем отрядом строим догадки: горбыль или горбуша, с икрой или без икры.
Подошли к мысу Геммерлинга. Еще на погранзаставе в Южно-Курильске пограничники говорили нам, что берегом этот мыс не обойти. Володя ушел в разведку, а мы разулись, сели на песочке. Сидим и осматриваем окрестности. А они действительно стоят того, чтобы их внимательно рассмотреть! Мыс так красив, что описать его мне, пожалуй, не под силу. Это просто какое-то чудо, созданное природой: отвесные скалы высотой метров двести - триста словно бы сложены из гигантских каменных, поставленных на попа брусьев, идеально ровно тесанных; они с трех сторон окружают уютную бухточку, вход в которую с четвертой стороны закрывает длинное тонкое лезвие высоченной скалы. И в эту скалу с ревом бьется океан.
Володя вернулся через полчаса с двумя пограничниками, майором и солдатом. Майор подтвердил, что берегом мыс обойти невозможно - нужно карабкаться по почти отвесным скалам и переплывать четыре залива, так что придется нам возвращаться назад и идти тропой в обход через джунгли.
Возле речки Мостовой, к которой нам пришлось возвратиться, сварили уху из пойманной здесь же горбуши, а икру ее засолили. Однако первый блин вышел комом - икру я пересолил.
После обеда простились с пограничниками и двинулись в глубь бамбуков. Идем кучно, не растягиваясь, все-таки боимся встречи с медведем. Однако вместо медведя встретили здоровенного лиса. Он стоял прямо посреди дороги и с любопытством смотрел на нас. И буквально за два шага, вильнув облезлым хвостом, нехотя ушел в бамбуки.
Вечером вновь спустились к океану и стали на ночлег в рыбачьем балагане на речке Саратовской. Ужинали при свечах за столом, стоящим на крутом бережку речки, а перед самым отходом ко сну прямо у стола поставили сеть, валявшуюся возле балагана. Здесь я разыскал стеклянную трехлитровую банку, которую тщательно вымыл с песком и водорослями - под завтрашнюю икру.
12 июля
Я встал, по обыкновению, первым и сразу же обнаружил, что огарки свечей, которые мы вчера оставили на столе, скушали вороны. Лисы, привлеченные какими-то соблазнительными запахами, сделали шесть подкопов под наш балаган. А в сетку, к сожалению, не попалось ничего: видно, горбуша в реки еще не идет.
Опять идем по тропе в бамбуках. Это, конечно, не так интересно, как идти берегом океана, зато тут часто попадаются поляны, полные спелой земляники. Причем земляника очень крупная и растет хотя и среди сплошных бамбуков, но почему-то правильными рядами. Может, это бывшие культурные плантации, возделываемые при японцах, которые теперь поглотили джунгли?
Пришли на бывшую погранзаставу Тятино, расположенную у самого подножия великого курильского вулкана Тяти. Застава оставлена совсем недавно: года три-четыре назад, не более, но джунгли уже заполонили все пограничные сооружения: строения переплетены лианами, сквозь полусгнившие доски пола растет бамбук, и вообще заставы уже почти и не видно в трехметровых лопухах и медвежьих дудках. Из останков конюшни, переплетенных лианами, разожгли костер и сварили обед. Обедали на пограничной вышке (в "скворешнике"), откуда открывался потрясающий вид на океан, океанский берег, подножие вулкана и его дальние склоны. Вокруг, насколько хватает глаз, все то же буйное царство природы и никаких признаков людей.
После Тятина тропа круто ушла в горы, и океан уже даже почти и не был слышен. Зато теперь явственно слышен медвежий рев, и повсюду на тропе видны свежайшие медвежьи следы. А вот даже и следы медведицы с медвежонком - это совсем опасно. Дорога, вернее тропа, ползет все круче по скалам и распадкам, бамбук стоит стеной выше человеческого роста, приходится буквально проламывать его всем телом. Смеркается, но становиться лагерем здесь, в медвежьем царстве, без дров и воды, среди бамбуков нам кажется немыслимым делом. Вскоре опускается кромешная тьма. Идем с фонариком, у которого откровенно садится батарейка. Единодушно приходим к выводу, что американцам никогда не победить во Вьетнаме - ходить по бамбукам белому человеку невозможно! Самое страшное сейчас - потерять тропу. Несколько раз теряем ее и вновь находим. Наконец ставим палатку прямо поперек тропы и, обессиленные, безо всякого ужина засыпаем.
13 июля
Рано утром, быстро свернув лагерь, бросаемся дальше, не позавтракав и даже не умывшись. Впрочем, о каком завтраке могла идти речь: тут нет ни дров, ни воды. Все мысли об одном: скорее вниз, к океану! Однако ломиться по проклятому бамбуку нам пришлось еще часа четыре, прежде чем мы вышли к Кругловской погранзаставе, а она тоже оказалась брошенной. Ох, до чего же надоело брошенное человеком жилье! Посмотришь на карту - поселки через каждые пять километров, а как пройдешь берегом, так и увидишь, что все это либо брошенные заставы и поселения, либо просто разрушенные избы да рыбацкие балаганы, а вместо поселка Никитинского, например, который обозначен на карте, просто стояла посреди ручья ржавая железная кровать с панцирной сеткой - вот и весь поселок!..
Однако вскоре людей мы все-таки увидели - километрах в трех от брошенной погранзаставы, на берегу озера Круглое, располагалась точка ПВО. Солдаты обрадовались нам, как родным, и тут же обрушили на нас массу удовольствий (а мы восприняли их как плату за все вчерашние страхи и мучения): сначала нас напоили настоящим деревенским молоком, желтым и жирным, а потом пригласили в прекрасную русскую баню с вениками (правда, бамбуковыми) и свирепой парной. При этом ребята ужасно удивились, что мы ночью да еще без оружия прошли тропами через бамбуковые джунгли. Они рассказали нам множество историй, когда такое путешествие оканчивалось трагически. Оказывается, этими тропами ходят через джунгли только верхом на лошадях хорошо вооруженные наряды пограничников. Мы сразу же вспомнили наш ночной переход через эти ужасные бамбуки, и нам опять стало страшно.
14 июля
С утра ушли на охотскую сторону Кунашира, на заставу в Урвитово. Пограничники приняли нас очень приветливо и даже выделили целую квартиру, где недавно жил замполит. В квартире пусто, в одном углу стоит солдатская койка, а в другом углу на яйцах сидит наседка. По квартире изредка пробегают крысы, и наседка с ними все время воюет.
Вечером Володя ушел в маршрут, а мы с Колей пошли на берег моря ловить рыбу кунжу на блесны, которые нам дали пограничники. Вместе с нами увязались Игорь и Коля, ребятишки здешнего старшины-сверхсрочника, а с ними - Мишка, здоровенная заставская собака, черная ленивая дворняга. Ребята ездят на этом Мишке верхом, крутят ему хвост и вообще относятся крайне непочтительно. Мишка же не только терпеливо сносит все это, но даже как будто жмурится от удовольствия, по крайней мере, смотрит на ребят с нескрываемым обожанием. Весь вечер, помогая и мешая ловить нам рыбу, пацаны трещали без умолку, сообщив массу полезных и бесполезных сведений из жизни заставы:
- А Мишка намедни трех лис задавил...
- Ага, поймал и задавил.
- А еще у нас тут лошади есть: Васька-большой и Васька-маленький. И кобыла Стрелка.
- А в запрошлом годе солдаты прямо на заставе медведя убили.
- Я сам видел.
- И я тоже.