- Полдня вас караулил. Видел, как ребята появились, а потом вы пришли, - он посмотрел на мать. - Немцы следят за вашей квартирой из дома с голубыми ставнями, из того, что наискосок от вашего, через улицу.
- Так это же дом Латаниных! - заметила мать. - Их дочка Светка с немцами путается. Вы знаете, что с Мишей?
- Мы успели только выяснить, что его схватили гестаповцы прямо на работе. Вызвали к начальнику цеха и из его кабинета увели. Что будет дальше, трудно сказать. Но мы посоветовались и решили, что вам надо уходить в лес.
- Нужно подумать... Все это так неожиданно.
- Думать некогда. Надо уходить сейчас, и немедленно.
Анастасия Георгиевна понимала, что уйти в лес - значит спасти и себя и детей от беды. Но муж... Как же он? Бросить его...
- А вдруг Мишу только подозревают, а серьезных улик нет. Подержат и отпустят. Отпустили же меня.
- То, что вас отпустили, ни о чем не говорит. Они уверены, что женщина с двумя детьми никуда не денется, а вот использовать ее как приманку - можно. Вот они и отпустили вас, а сами за домом наблюдают, ждут: кто к вам пожалует. Позже они схватят вас всех, если даже ничего подозрительного не заметят. Боюсь, что тогда помочь вам будет невозможно. Поэтому сейчас же надо взять необходимые вещи и уходить. К утру будете в безопасности.
Но мать колебалась, все больше склоняясь к тому, чтобы остаться на месте.
- Мне кажется, если немцы узнают, что мы ушли, то сразу догадаются о нашей связи с партизанами. И тогда уж Мишу ничто не спасет. Спасибо вам за заботу. Но мы остаемся.
До утра так и не ложились спать. Мать за завтраком, словно чувствуя приближение новой беды, сказала:
- Детки, если схватят меня, то мой наказ: уходите вдвоем в лес, к партизанам. Не ждите нас с отцом. Останемся живы - встретимся.
Видно, о многом успела передумать Анастасия Георгиевна за прошедшую ночь. И теперь понимала, что зря не ушли они в лес... Тревога за судьбу детей терзала ее душу...
Рабочий день подходил к концу. Володя промывал детали. В этот момент к нему подошел старый рабочий из другого цеха и спросил:
- Ты, что ли, Славин?
- Я.
- Ну, так сбегай к проходной, дивчина какая-то дожидается тебя.
Возле проходной его ждала Лена Козлова. Схватила его за руку, сама дрожит и тихо, чтобы никто из посторонних не расслышал, взволнованно сказала:
- Уходи! Немцы маму твою забрали!
- Когда?
- Да только что.
- Ты Женю предупредила?
- Нет. Я как узнала - сразу сюда.
- Спасибо, Лена! Иди домой.
Владимир понимал, что сейчас главное - сохранить присутствие духа, обдумать, что делать дальше. Самое главное - получить от Мартина новый аусвайс на следующую неделю, так как срок действия старого истекал сегодня.
Стараясь быть спокойным, Володя сказал шефу, что неожиданно тяжело заболела мать, попросил отпустить его на час раньше и, заодно, выписать аусвайс.
Настроение у шефа в тот день было хорошее, он снисходительно отнесся к этому старательному пареньку, выписал аусвайс и отпустил. Не знал Мартин, что через полчаса за Славиным придут гестаповцы...
Оказавшись за проходной, Владимир изо всех сил бросился к хлебопекарне, где работала сестра. Вызвал ее. Однако не успел сказать и двух слов, как увидел, что к служебному подъезду подкатил "черный ворон". Из машины выскочили два гестаповца и скрылись за дверью.
- Это за тобой, Женя! Уходим! - он потащил сестру за руку. Они свернули в небольшой переулок, а затем - во второй и быстро пошли по пустынной улице.
Женя плакала, спотыкалась.
- Что будет с мамой, папой? Что нам делать? Куда мы идем? - в который раз спрашивала она, забегая вперед.
Эти же вопросы мучили и Володю. Посоветовавшись, они решили, что домой возвращаться ни в коем случае нельзя, и отправились к дальним родственникам на Сторожовку. Следующую ночь провели у знакомых. О родителях ничего не знали. Володя очень жалел, что у него нет ни одного адреса друзей отца по подполью.
А в это время их разыскивали подпольщики, ждали на подходах к дому, за которым взбешенные гестаповцы еще больше усилили слежку.
Володя, хотя и был младше сестры, понимал, что теперь он должен позаботиться о их судьбе.
- Уходим в лес, к партизанам, - заявил он как-то утром.
Женя согласилась, только тихо сказала:
- Мы же совершенно раздеты. А у партизан с одеждой, наверное, плохо.
- Одежда будет. Ты жди меня здесь. Вернусь завтра.
- А куда ты? - заволновалась Женя.
Но Владимир решил не волновать сестру лишний раз. Кое-как успокоил ее, сказав, что идет искать кого-нибудь из подпольщиков, и направился... в свою квартиру.
Кто-кто, а уж Славин хорошо знал, как незаметно подойти к родному дому. Скрываясь в соседнем огороде среди густых кустов крыжовника и малины, он целый день следил за улицей, стараясь разгадать гестаповскую систему наблюдения. Он понимал, что немцы не могли оставить своих людей прямо в квартире Славиных. Значит, они придумали что-то другое.
Володя просидел в укрытии весь день и, хотя во рту не было даже маковой росинки, а живот подводило от голода, остался доволен. Выяснил, что одна группа фашистов, переодетых в гражданское, сидит все у тех же Латаниных, а на улице, как бы случайно прохаживаясь, дежурят еще два тина. Гестаповцы знали, что квартира Славиных расположена на втором этаже. Пройти в нее можно было лишь по деревянной лестнице, а потому усиленно наблюдали за домом со стороны улицы.
Володя дождался темноты, прокрался в свой огород. Отыскал за сараем приставную лестницу, которая однажды уже сослужила их семье добрую службу, приставил ее к стене, тихо полез к самому окну. На всякий случай замер на минуту перед отрытой форточкой. В квартире - тишина. И тогда отодвинул шпингалеты, осторожно открыл окно, ступил на пол и оказался в кромешной тьме. На миг стало страшно, но он быстро подавил в себе это холодящее чувство, начал на ощупь обследовать всю квартиру.
Входная дверь была заперта на внутренний замок, ключи от которого фашисты, конечно, отобрали у матери. В темноте, да еще после такого погрома, искать свои и Женины вещи было бесполезно, и Володя решил дождаться рассвета. Он взял стул и задвинул одну ножку между входной дверью и ручкой. "Если и вздумают войти в квартиру, то пока сообразят, почему дверь не открывается, сигану из окна в огород и дам деру", - думал он, укрепляя как можно надежнее стул. Затем осторожно втащил лестницу в комнату, закрыл окно, чтобы немцы не заметили, если ночью вздумают осмотреть дом со стороны огорода.
Когда забрезжил рассвет и в квартире можно было кое-что рассмотреть, Владимир нашел в чулане старый отцовский рюкзак, бросил в него свою и сестрину одежду, открыл окно, выставил лестницу, быстро спустился на землю. Еще некоторое время ему пришлось потратить, чтобы затащить лестницу за сарай, замести все следы ночного посещения. Володя представил себе, как будут удивлены немцы, когда станут открывать квартиру. "Долго же им придется ломать головы, чтобы решить загадку: как могла оказаться запертой дверь изнутри, которую они сторожили днем и ночью", - Володя еле сдержался, чтобы не рассмеяться.
Возвратившись в соседский сад, парень выждал время, когда можно будет ходить по городу, и смело зашагал по улице: ведь у него в кармане - аусвайс.
А вечером, словно тени, проскользнули брат и сестра мимо вражеских засад. И опять, уже в который раз, Женя удивилась:
- Откуда ты знаешь, где немцы в засадах сидят?
- Мне уже приходилось здесь хаживать, - важно отвечал брат, а сам думал: "Куда идти дальше? Хорошо было тем, кого из города выводил. Их встречали, а нас никто не ждет".
К утру добрались до деревни Птичь, но не остановились, пошли дальше. К вечеру набрели на хутор. Попросились у хозяев, одиноких стариков, переночевать, спросили у них, где можно найти партизан. Хозяева ничего на это не ответили, они накормили брата с сестрой и постелили спать на сеновале. Старики знали, что сейчас многие люди ищут в лесу партизан. Среди них могут быть и провокаторы. Поэтому обижаться на стариков за недоверие было нельзя.
Утром на хутор заглянули партизаны. Их было четверо. Долго расспрашивали они брата и сестру, стараясь понять, что за люди перед ними. Им особенно подозрительным показалось то, что парень был обут в немецкие ботинки. Долго Володя убеждал партизан, что эту обувь мать выменяла за отцовский костюм.
Партизаны вполголоса поговорили еще о чем-то и наконец решили доставить Славиных в отряд. Привели, а надежды Владимира на то, что здесь найдется хоть один человек, который знает отца или слышал о нем, не оправдались. С ними долго беседовали командир отряда, комиссар и начальник штаба, по нескольку раз переспрашивали о ранее рассказанных событиях. Чувствовалось, что проверяют. Володя понимал, что иначе и быть не должно. Раз в отряд попали неизвестные, значит надо тщательно разобраться, не подослал ли их враг.
Прошло несколько дней. Славин шел через небольшую поляну к землянке, в которой поселилась Женя. Вдруг он увидел, как четверо партизан складывают у штабной землянки оружие. Владимир догадался, что они только что вернулись с задания, а оружие - их трофеи. "Счастливчики, - с завистью подумал парень. - Сколько оружия принесли! Видно, немало фрицев укокошили!" Славин подошел поближе и вдруг - замер: он узнал одного из тех семерых, которых в прошлом году вывел мимо немецких постов из города. Владимир так растерялся, что даже забыл его имя. А тот положил в общую кучу немецкий автомат, выпрямился, безразлично взглянул на парня, повернулся к своим товарищам. Только теперь Володя вспомнил:
- Сергей Миронович!
Мужчина обернулся.
- Сергей Миронович! Узнаете меня? Я - Володя. Помните, вашу группу из города выводил? Вы еще спрашивали, не хочу ли вместе с вами в лес, к партизанам.
Лицо мужчины посветлело. Он подошел, крепко обнял Славина.
- Вот так встреча! Как ты здесь оказался? Сказать честно, даже не думал, что увижу тебя в лесу! - Он отпустил из своих объятий парня. - Давно ты здесь?
Славин коротко сообщил о своих приключениях.
- И куда тебя определили?
- Да пока еще никуда. Все проверяют нас с сестрой.
- А что, сестра тоже здесь?
- Да, в этой землянке.
- А ну, погоди. Я сейчас! - Сергей Миронович быстрым шагом направился к штабной землянке.
Минут через пять он вернулся.
- Пошли к командиру!
Командир пригласил Владимира сесть на толстый чурбан и сказал:
- Вы не серчайте за такой прием. Сам понимаешь, время военное. Всякое может быть. Требовалась проверка. Но Сергей Миронович подтверждает. Так что вопросов больше нет. Тебя зачислим бойцом в наш отряд, а сестру направим на базу, к хозяйственникам. Там тоже лишняя пара рук пригодится.
К горлу Славина подкатил комок, от радости закружилась голова.
- Товарищ командир! О моих родителях ничего не слышали?
- Нет, хлопец. Пока ничего. Сейчас очень трудно разобраться. В городе обстановка сложная. Немцы хватают первого встречного. Тысячи людей расстреляны.
- Поэтому нам с тобой, - добавил Сергей Миронович, - надо крепче держать оружие в руках, чтобы помочь Красной Армии. Нужно, Володя, поскорее выбить этих сволочей из Белоруссии, из столицы нашей. Да и о помощи подпольщикам в городе не должны забывать. Видел, какие "гостинцы" добыл я с хлопцами? Кое-что перешлем и подпольщикам.
- Товарищ командир, а автомат мне дадут?
- Нет, дорогой. У нас таков порядок: воевать ты можешь с любым оружием, какое только душа пожелает, но сначала добудь его у врага. Сначала наши бойцы имели только охотничьи ружья. Один и сейчас не желает со своим дробовиком расставаться. Ты с ним еще познакомишься. Теперь, конечно, время другое. Есть у нас и автоматы, и пулеметы, и даже пушка. Хотелось бы иметь побольше мин. Но ничего, пока обходимся тем, что есть.
Славин и Сергей Миронович вышли из штабной землянки. Один из партизан, отдыхавших недалеко от сложенного трофейного оружия, крикнул:
- Ну как, Коротков? Выйдут командиры на нашу добычу посмотреть?
- Подождите, братцы, дайте с человеком поговорить, - ответил Сергей Миронович.
Коротков и Славин перешли поляну, остановились.
- Значит, вы тогда в этот отряд попали? - спросил Владимир.
- Да, братец, в этот.
- А где остальные люди из той группы?
- Двух уже нет. Погибли. Двух чехов помнишь? Командование вызвало на Большую землю. Они там нужнее. Остальные воюют в другом отряде. Вот таковы дела, Владимир. Жаль только, что наша встреча одновременно будет и расставанием. Отзывают меня в Москву.
- И что, в отряд больше не вернетесь?
- Не знаю, браток, не знаю, - Коротков неожиданно улыбнулся. - Впрочем, после нашей сегодняшней встречи я почему-то верю, что мы с тобой еще свидимся. Ну ладно, я пошел за операцию отчитываться. К вечеру зайду попрощаться, ночью самолет должен прилететь.
Сергей Миронович пошел к своим, а Славин направился к сестре.
Так начал Славин новую партизанскую жизнь. Прощание с Женей было грустным. Каждый думал об одном и том же: доведется ли встретиться вновь? Долго смотрел парень вслед сестренке, которая шла рядом с повозкой, где лежал раненый боец...
18
КОМАНДИР ВЗВОДА РАЗВЕДКИ
ЛЕЙТЕНАНТ КУПРЕЙЧИК
К концу 1942 года немцы вновь захватили стратегическую инициативу.
Полк, в котором служил Купрейчик, был измотан в боях, с передовой в тыл его пока не отводили. Линия обороны сильно растянулась. Командование полка беспокоилось, что противник прорвет оборону.
Купрейчику и его солдатам было особенно тяжело. Почти каждую ночь уходили в тыл врага группы разведчиков. Они добывали сведения о размещении и количестве немцев, старались узнать о их замыслах.
Уже давно прошло время, когда Купрейчик чувствовал себя новичком среди разведчиков. Теперь это был смелый и решительный командир. Разведчики любили и уважали его, считались с каждым его словом.
День клонился к вечеру, разведчики, за исключением тех, кто вернулся с ночного поиска и отдыхал, дружно трудились. Они строили блиндаж. Место для него выбрали удачное. Небольшой кустарник вперемешку с березовым молодняком хорошо маскировал укрытие. Лейтенант, несмотря на то, что тоже утром вернулся из поиска, работал вместе со всеми. Он беспокоился, что разведчикам негде будет укрыться, если налетят немецкие самолеты.
Погода стояла жаркая, и все были без гимнастерок, подставляли спины щедрому и яркому солнцу. Купрейчик, увлекшись работой - он в это время покрывал бревенчатый накат блиндажа дерном, - не заметил командира и комиссара, которые остановились недалеко и наблюдали за работой.
Васильев улыбнулся:
- Видишь, комиссар, как стараются для себя, а ты говоришь, что они устали, и требуешь дать им пару деньков отдыха.
Малахов хмуро заметил:
- Когда я их сегодня встречал в траншеях, то скажу тебе, Василий Анатольевич, жалко было на ребят смотреть. Многие же из них практически каждую ночь к фрицам ходят. Не успел я переброситься с Купрейчиком и парой слов, как трое тут же, в траншее, уснули. Нет, я еще раз тебя прошу, сделай им хотя бы кратковременную передышку.
Командир полка, словно не слыша майора, весело проговорил:
- Посмотри на лейтенанта, каков парень - здоровяк, красавец!
Купрейчик, действительно, когда был в форме, выглядел обыкновенно: выше среднего роста, худощавый. Но теперь, без гимнастерки, было видно, что он хорошо сложен, широкоплеч, с развитой мускулатурой.
Командиры подошли поближе. Увидев их, Купрейчик доложил, чем занимается взвод. Васильев отозвал лейтенанта в сторонку. Командиры сели на поваленную березку и некоторое время молчали. Комиссар, очевидно, желая нарушить неловкое молчание, погладил ствол дерева, на котором они сидели, и с сожалением произнес:
- Жаль, дерево срубили, а оно не пригодилось.
- Никак нет, товарищ майор, оно пригодится. Нам же еще нужно сделать нары, стол и скамейку, чтобы было где присесть гостям, если к разведчикам пожалуют.
- Да, к таким молодым и симпатичным парням, - комиссар похлопал лейтенанта по влажной спине, - только девчатам в гости приходить, да вот жаль, что их мало в полку.
- Нам уже поздно на девчат поглядывать, - отшутился Алексей, - за исключением двух человек, весь взвод женат.
Командир полка спросил:
- Ну как, от жены весточку получил?
- Нет, уже седьмой раз в управление кадров написал.
- Ничего, найдется.
- Скорей бы! - воскликнул Купрейчик. И это у него получилось так естественно, по-детски простодушно и откровенно, что командир полка и комиссар рассмеялись. Васильев, желая успокоить его, проговорил:
- Ты молодой, еще успеет тебе она надоесть...
- Мне она никогда не надоест, - запальчиво ответил Алексей.
- Кто знает, - словно подзадоривая лейтенанта и лукаво поглядывая на комиссара, сказал командир полка. - Вот возьми меня. Женился в твоем возрасте и, конечно, любил, да и сейчас люблю жену, но знаешь, отчего, бывало, злился на нее? Оттого, что она каждое утро подойдет ко мне, обхватит за шею руками и повиснет. Это она потягивалась после сна. А мне, - майор непроизвольно потер рукой сзади по воротнику, - ходи с больной шеей. Так что видишь, из-за какой мелочи мы, мужчины, со временем начинаем к женам придираться.
Малахов улыбнулся:
- Признайся, Василий Анатольевич, по-честному, небось, уже десятки раз мечтал, чтобы поскорее вернулось то время?
- Не говори, - командир неожиданно рассмеялся. - Даже шея ноет порой от того, что ее рук не чувствует.
- Да, бывают вещи, которые оцениваешь только тогда, когда с ними расстаешься, - задумчиво проговорил комиссар. - Разве мечтал я в мирное время о тишине, о привычном ритме жизни, чистой, приятной постели и еще о многих мелочах, как о далеком и несбыточном чуде?
- Ничего. После победы все станет на свои места. Наступит время, когда мы фрицев погоним без остановки до самого Берлина, - уверенно заявил Купрейчик.
А командир полка словно дожидался этих слов, потому что встрепенулся и повернулся к комиссару:
- Вот видишь, человек сам понимает, что победа быстрее нужна, а это значит, что нечего нам животов жалеть.
Ничего не ответил комиссар, только лукаво улыбнулся, подумав: "Хитер комполка!" А Васильев уже атаковал Купрейчика:
- Раз понимаешь положение, значит, темнить не буду. Надо ночью снова идти в тыл. Надевай гимнастерку и при ходи в штаб, там и поговорим. - И не дожидаясь ответа, майор решительно встал: - Пошли, комиссар, пока Алексей Васильевич будет собираться, мы посмотрим, как пушкари устроились.
Командир полка редко кого называл по имени, отчеству. Купрейчик успел заметить, если он так называл - жди трудного задания. Алексей прикинул: "До позиции артиллеристов им идти минут десять - двадцать, там столько же побудут, да и до штаба дойти нужно время. Значит, я могу еще поработать". И занялся укладкой дерна.
Разведчики, конечно, видели, что лейтенант разговаривал с начальством, но вида не показывали, что их волнует вопрос: получат ли они сегодня очередное задание, или смогут отпраздновать новоселье. Только старшина Гончар не выдержал и подошел к Купрейчику, потоптался, а затем, решившись, тихо спросил:
- Мне что, кисеты готовить к ночи?