12
Просыпался капитан под завывание ветра. Выглянув из палатки, он увидел желтый полукруг солнца, который едва-едва очерчивался в заснеженном полярном поднебесье. В этих краях все еще продолжался полярный день, и солнце вершило свою круговерть, исчезая разве что за густой пеленой снежного тумана, но и оттуда оно умудрялось являться взору человека - по-неземному холодное и столь же по-неземному далекое и безразличное.
Когда проснулись все остальные члены экспедиции, метель уже разыгралась настолько, что даже мечтать об очередном переходе было бессмысленно.
- Если мы решимся убрать палатку, то рискуем сбиться со следа, после чего вряд ли сможем выйти на контрольную "метку бытия", - заключил Бауэрс, первым вернувшись из вынужденной прогулки по поводу естественной надобности. Остальным еще только предстояло пройти через сию мучительную в полярных условиях процедуру. - И найти ее потом будет очень сложно.
- Не кажется ли странным, капитан, - проговорил Уилсон, - что пугает нас блужданием всегда один и тот же человек - штатный навигатор экспедиции?
- Это он из перестраховки, - предположил Скотт.
- А еще потому, что подобное буйство природы лучше пересидеть хоть в каком-то укрытии, - добавил уже сам Бауэрс. - А еще приятнее - попросту проспать его.
После завтрака полярники провели несколько часов в гнетущем молчании. Даже неугомонный Отс присмирел и мирно лежал в своем мешке, время от времени лениво ворочая головой, чтобы держать в поле зрения всех остальных членов команды; а еще через каждые полчаса требовал от лейтенанта докладывать обстановку за стенками палатки.
Причем Бауэрс подчинялся безропотно, зная, что этим же интересуется и командир экспедиции, который колдует над своим дневником, и Уилсон, при свете лампы рассматривавший камни из коллекции своих минералов. Однако ответ был лаконичным и всегда одинаковым: "Пресквернейшая погода, сэр. Пре-сквер-нейшая, должен вам доложить!"
Члены экспедиции понимали, что надеяться особо не на что, поскольку с каждым днем погода будет только ухудшаться. Поэтому каждый потерянный таким образом час лишь усугублял их положение. Они теряли время, теряли темп продвижения, расходовали продовольствие и керосин, запасы которых были рассчитаны на сутки и мили переходов.
Однако на сей раз именно Отс своим особым чутьем уловил перемены в погоде, поспешно выбрался из палатки и объявил, что можно готовиться к выступлению.
- Но ведь ветер вроде бы не стихает? - усомнился капитан. - Скорее, наоборот…
- Это последние порывы, - объяснил ротмистр, на четвереньках, по-медвежьи стоя в проходе палатки. - Советую приступить ко второму завтраку, чтобы потом уже идти без привалов.
Вроде бы никто и не поверил ему, но все вдруг ощутили приступ голода и молча принялись кипятить воду, чтобы приготовить себе какао и поесть пеммиканы с сухарями и коровьим маслом.
Увлекшись пиршеством, они не сразу заметили, что прогноз Отса каким-то странным образом осуществился. Обратили на это внимание, лишь когда сам ротмистр выбрался из палатки и архиерейским басом прокричал:
- Солнце! Джентльмены, все - к санкам, я вижу солнце!
Выползая из полузасыпанной снегом палатки, полярные странники разочарованно отыскивали взглядами зависающее под низким серым куполом неба светило - неяркое, источающее ледяной холод и окаймленное каким-то угрожающе багровым серпантином. Никакого ликования этот божий светильник вызвать был не способен, однако полярники радовались ему, как "робинзоны" - показавшемуся вдали случайному паруснику.
Впрочем, радоваться и в самом деле было рановато. Пурга действительно утихла, но, прежде чем тронуться в путь, полярникам пришлось сначала очистить полозья, борта и поклажу саней от снега и наледи, а затем в течение нескольких часов тащиться по плоскогорью, на котором небольшие ледяные поля перемежались с высокими застругами. К тому же под вечер им пришлось подниматься на плато, на склонах которого сани казались совершенно неподъемными, и люди буквально выбивались из сил. То один, то другой из них на этом бесконечном склоне спотыкался и падал, причем все чувствовали, что подниматься становилось все труднее. Вот только капитан Скотт права на привал или хоть какой-то отдых не давал.
- Кстати, сегодня воскресенье, - не выдержал наконец Эванс, - и было бы по-христиански, если бы мы отдохнули и помолились местным ветрам и духам.
- Советую думать только о том, что вскоре мы окажемся в теплых южноафриканских морях, в неприлично уютных каютах, - посоветовал Бауэрс.
- Почаще растирайте лицо, ротмистр, - добавил доктор.
- Иначе не пользоваться вам больше успехом даже у провинциальных новозеландских леди, - решил окончательно развеять его мрачные мысли Эванс. И был неприятно удивлен, услышав неожиданный вердикт врача:
- Вас, унтер-офицер Эванс, это касается еще в большей степени, нежели закаленного африканским солнцем ротмистра британских драгун.
Об этом вердикте Скотт вспомнил два дня спустя, когда, сидя в насквозь промерзшей палатке, полуобмороженными пальцами выводил: "Выступили при небольшом ветре по трудной дороге. Затем ветер усилился, и мы до завтрака прошли 8,7 мили, когда уже разыгралась настоящая метель. Старый след очень выразительный, и мы легко могли придерживаться его; это большая удача.
Днем пришлось распорядиться иначе. Можно было распустить весь парус. Бауэрс вцепился в сани, Эванс и Отс должны были удлинить постромки. Мы пошли очень быстро и оказались бы недалеко от второго склада, если б Уилсон вдруг не заметил, что у Эванса отморожен нос: побелел и затвердел. Решили остановиться на ночь в шесть сорок пять. С большими усилиями поставили палатку, но, хорошо поужинав, теперь чувствуем себя неплохо".
Капитан уже хотел отложить карандаш и поместить дневник в вещмешок, но, немного поколебавшись, решил изложить то, что его в последние два дня серьезно беспокоило.
"Эванс несомненно очень болен. Пальцы у него в волдырях, а нос серьезно поврежден частыми обморожениями. Сам он очень скучает, заботится о себе, а это плохой признак. Уилсон, Бауэрс и я здоровы и бодры, насколько это возможно в нынешних условиях. У Отса очень мерзнут ноги. Так или иначе я буду очень рад, когда сойдем с вершины. Мы всего лишь в тринадцати милях от склада и должны завтра же туда дойти. Погода вроде бы проясняется. Пошли нам, Господь, хоть немного заметный след до склада, который называется "Триградусным", а там уже не так страшно…"
Скотт несколько раз порывался продолжить эту запись, но так и не смог собраться ни с силами, ни с мыслями. Онемевшие от мороза пальцы попросту отказывались слушаться его и угрожающе деревенели, а мозг спасительно отключался, предаваясь упоительной дреме, в состоянии которой капитан только и мог восстанавливать свои силы и спасать свою психику.
Но в тот момент, когда капитану показалось, что он уже окончательно уснул, сквозь эту дрему к нему явственно пробился журавлиный клич. Он был настолько громким и выразительным, что, встрепенувшись, Роберт отбросил дневник, буквально вырвался из спального мешка, словно из трясины, и метнулся к выходу.
Ночь, как всегда, оказалась понятием условным, при полярном дне восход и заход солнца исчислялся какими-то минутами низинного поднебесного стояния. Тем не менее Скотт вдруг со всей мыслимой выразительностью увидел привычный, "земной" закат солнца и большой птичий клин вдали; и услышал, как откуда-то из предзакатной багровости доносится крик журавлиной стаи, возникавший вслед за призывным, душераздирающим кличем вожака.
Все это представлялось настолько реалистичным, что прежде чем осознать, что он оказался во власти галлюцинаций, Роберт интуитивно подался вслед за стаей, словно пытался догнать ее и присоединиться, догнать и…
- Капитан, сэр! - вдруг остановил его решительный голос Отса, в баритонной хрипоте которого мгновенно растворились и крик вожака, и видение клина.
- Но там… - пробормотал он, как бы оправдываясь.
- …Но и там тоже ничего нет, капитан, - бесцеремонно возвращал его к реальной действительности драгунский ротмистр. - Ничего, кроме сотен миль хорошо известного вам "ледового безумия".
Только теперь Скотт окончательно прозрел и обратил внимание, что давно пересек старый санный след экспедиции и почти на два десятка шагов углубился в промежуток между высокими обледеневшими застругами. Осмотревшись, Роберт осенил себя крестом спасения, к которому, как всякий моряк-фаталист, прибегал крайне редко, и подумал, как было бы хорошо, если бы Лоуренс не остановил его. Впрочем, тут же прикрикнул на себя: "Опомнись! "Уйти" сейчас - все равно, что броситься к спасательной шлюпке, не позаботившись о спасении команды!"
- Вы правы, Отс, - покаянно покачал он головой, вновь поражаясь точности определения, которое еще в самом начале этой полярной одиссеи дал Антарктиде командир "Терра Новы" лейтенант Эдвард Эванс. - Вы, как всегда, правы: ничего, кроме "ледового безумия".
- И все же, что это было: паруса на горизонте, видение родного дома, зов матери? - сильно прихрамывая, подался ему навстречу ротмистр.
- Очевидно, все вместе, - стараясь не встречаться с ним взглядом, проворчал Скотт. - Только доходило до моего сознания в виде зова журавлиной стаи.
- Стаи? Журавлиной? - многозначительно переспросил Лоуренс. Капитан не уловил в его словах такой привычной и уже порядком поднадоевшей "кавалерийской иронии".
- Однако из моих уст ничего подобного не слетало, Отс, - тут же решил подстраховаться начальник экспедиции. Не хватало только, чтобы Бауэрс, или доктор Уилсон вдруг решили, что с начальником экспедиции творится что-то неладное. - Во всяком случае, вы ничего такого не слышали. Из палатки я уходил по естественной надобности - только-то и всего.
- Это понятно, сэр. Но позволю себе заметить: именно с этого, с журавлиной стаи на горизонте, или еще какой-то чертовщины, обычно все и начиналось. Там, у нас в полку, на изможденной земле Южной Африки, в прериях Трансвааля.
- Начиналось с этого, говорите, ротмистр? И что, существовало какое-то противоядие?
- От того душевного яда, которым отравляем сами себя?! Даже такие мудрецы, как доктор Уилсон, в нашем умственном кавардаке бессильны, сэр, - поддерживал его Отс за руку, хотя сам передвигался с большим трудом, явно пересиливая боль. - Старайтесь, как можно реже замыкаться в себе и оставаться наедине со своим дневником. Возможно, я потому и болтаю порой всякий вздор, что боюсь, как бы однажды, сквозь пелену одиночества, в сознание мое не ворвался такой вот крик журавлиной стаи.
Выслушав это, Скотт впервые за все время их знакомства посмотрел на ротмистра с явным уважением, и даже с признательностью. Оказывается, ни там, на основной базе, ни в полубредовой суете полярного похода, он так и не сумел по-настоящему присмотреться к этому человеку.
13
Четверо полярных скитальцев уже стояли у саней, а Эванс все еще продолжал возиться с походной обувью, точно так же, как вчера вечером он возился со своими ночными сапогами. Скотт повелительно взглянул на Бауэрса; лейтенант кивнул и вернулся в палатку, чтобы поторопить, а то и помочь товарищу.
- Я так полагаю, что ноги унтер-офицера вообще вскоре откажутся служить ему, - вполголоса проговорил капитан, приблизившись к врачу.
- Откажутся служить как путешественнику, решившемуся на такой переход, - уточнил Уилсон, задумчиво глядя на собственные изрядно истоптанные сапоги. - Обувь не успевает просушиваться, в тридцатипятиградусный мороз мы выходим в насквозь промокших сапогах.
- Если мы сделаем суточный привал, вы сможете чем-то помочь унтер-офицеру?
- Применю мази, дам небольшую дозу обезболивающего, чтобы он поспал дольше обычного, а значит, набрался сил. Но ровно через два-три часа похода он вновь окажется в том же состоянии, в котором находится сейчас.
- Хотите сказать, что мы лишь зря потеряем сутки?
- Вместе с продуктами, которых нам может не хватить до следующего склада, - молвил Отс.
- Даже если бы мы изыскали возможность устроить себе недельный отдых, все равно общего характера состояния Эванса это не изменило бы. Спасти его может только госпиталь. И еще уход в условиях нашей основной базы или хотя бы корабельной каюты. Но самое страшное не это.
- А что же?
- То, что вскоре все мы окажемся в том же состоянии, что и Эванс. Возможно, с разницей в пять-шесть дней. В том числе и я, потому что…
- Сейчас меня беспокоит состояние Эванса, доктор, - жестко прервал его Скотт, как прерывал каждого, кто пытался затевать с ним разговор о приближающейся гибели экспедиции. - Именно его. При всем уважении к вам, вашему состоянию и конечно же вашему просвещенному мнению.
- Прошу прощения, сэр. Просто я пытался говорить с вами языком медика.
- Если языком медика, то коротко и ясно ответьте мне на один вопрос: сколько дней Эванс еще может продержаться?
- Максимум неделю. При условии, что перед сном мы будем заниматься его ногами и носом, спасая то и другое от гангрены.
- Вот и настаивайте на этом, доктор, настаивайте.
Они молча, сочувственно проследили за тем, как Бауэрс помогает унтер-офицеру выбраться из палатки. Заметив, что все трое обратили на него внимание, Эванс вырвал руку из руки лейтенанта, чтобы показать, что ни в какой помощи не нуждается.
- Если вы ждете меня, джентльмены, то я готов, - проговорил он, впрягаясь в лямки и недоуменно глядя на своих спутников, которые все еще оставались по обе стороны от саней.
Состояние Эдгара не просто беспокоило начальника экспедиции, но и вызывало горечь и недоумение. Он с трудом понимал, что произошло с этим рослым, почти могучего телосложения человеком. На этого унтер-офицера капитан возлагал особые надежды - физически наиболее сильный, уравновешенный, а главное, умелый и по-настоящему мастеровитый, он казался незаменимым и при ремонте саней, и при закреплении поклажи на них или разбивке лагеря, и когда приходилось тащить сани на очередную возвышенность.
И вдруг оказалось, что именно он, Эванс, сдал первым; состояние именно его здоровья вызывало сейчас наибольшую тревогу у доктора Уилсона. Но даже доктор не мог понять, почему Эванс и Отс так быстро мерзнут и так часто обмораживаются. Когда следующим вечером капитан спросил об этом Уилсона, уже после того, как драгун и унтер-офицер скрылись в палатке, тот с академической многозначительностью ответил:
- На мой взгляд, это вызвано двумя причинами, сэр: особенностями восприятия их организмами тех очень сильных и влажных морозов, во власти которых мы здесь оказались, и общей ослабленностью этих людей.
- Вот оно, значит, как…
- Вопрос в том, что, собственно, дает нам знание этих причин? - тут же добавил доктор, как бы упрекая командира экспедиции в желании вникать в подобные медицинские тонкости.
- Нам, возможно, уже ничего, - угрюмо согласился Скотт. - Однако мы должны понять причины, чтобы охарактеризовать их, донести до сведения наших последователей.
- Если бы мы включили в группу гренландских эскимосов, то убедились бы, что они воспринимают антарктический мороз как естественную среду обитания. Точно так же, как они воспринимают морозы Гренландии, Канадского Севера или Аляски.
- Именно поэтому Амундсен и включил группу северных аборигенов, точнее, эскимосов, в список своей команды, - задумчиво согласился с ним полковник флота, чуть ли не после каждого слова решительно кивая головой.
- И не только эскимосов. То же самое касается и некоторых других индейцев Полярного Севера, - попытался доктор уйти от опасной для Скотта темы подготовки Норвежцем своей полярной команды.
- То есть нужен специальный отбор кандидатов в полярники, - вновь согласно кивнул начальник экспедиции.
- Причем не по тому, принадлежит тот или иной человек к касте морских офицеров или нет, и какую сумму он пожертвовал в фонд экспедиции. Уж извините за откровенность, сэр.
- Не нужно всякий раз извиняться. В эти решающие дни мы должны быть предельно откровенны друг с другом.
- Но окончательно откровенными должны оставаться только мы с вами, сэр, и только в разговоре между собой. С Эвансом и Отсом в каких-то ситуациях мне придется беседовать осторожно, как с пациентами, заботясь об их настроении, душевном состоянии.
- Принимается, док. Кстати, вы заметили: когда нам удается хоть в какой-то степени увеличить наш рацион, мы это делаем.
- Слишком редко и очень уж в незначительной степени, господин капитан, - сурово заметил доктор.
- Я ведь подчеркнул, что по мере наших совершенно убогих возможностей. Там, на основной базе, мы могли хоть как-то восполнять наши запасы мясом моржей, тюленей, пингвинов, наконец. Здесь же у нас нет абсолютно никаких резервов.
- Пока что нет, но вскоре они появятся. Как только мы достигнем стоянки лагеря "Бойня", нужно будет отыскать туши убитых нами лошадей и посадить группу на мясные бульоны, на усиленное питание. При таком морозе мясо, уверен, прекрасно сохранилось. Правда, чтобы обеспечить себя витаминами, северные племена поглощают свежую кровь оленей и всевозможные настойки из трав; а еще едят сырую рыбу, насыщаются тюленьим и моржовым мясом и жиром, питаются яйцами птиц.
- И жуют только им известные листья и ягоды, плоды тундры, которыми запасаются на зиму, - продолжил его перечень полковник флота. - О чем мы с вами тоже не позаботились.
- И снова потому, что не обратились к житейскому опыту эскимосов.
- Когда вы в очередной раз акцентируете на этом внимание, я тут же представляю себе, как будет выглядеть тот перечень обвинений, который неминуемо выдвинут мне в Австралии, Новой Зеландии, Южной Африке, а главное - в Британии, как только там станет известна окончательная судьба нашей экспедиции. Не тушуйтесь, я сказал это не в упрек вам; так, раздумья вслух.
- Как и я тоже - без какого-либо упрека… Сама ситуация вынуждает.
Они прохаживались между палаткой и санками и разговаривали вполголоса, зная, что Эванс и Отс в это время уже кипятят на примусе воду для чая и подогревают кубики пеммикана, а каптенармус Бауэрс раздает сухари и остатки масла.
- Как жаль, что мы с вами находимся не в тундре, а в Антарктиде, где не имели возможности запастись хоть каким-то полезным зельем, - заметил Скотт.
- Наш рацион вообще лишен каких бы то ни было витаминов, сэр. Более бедного на витамины питания даже представить себе невозможно. Не забывайте, что все мы уже больны цингой, основной причиной которой как раз и является отсутствие полноценной пищи.
- Воспринимаю это как горький упрек, но признаю, что он справедливый.
- Благодарю за понимание, сэр. - Уилсон достал платок и промокнул глаза, словно их застилали слезы. - Как у вас со зрением, капитан?
- Порой мне кажется, что вот-вот ослепну.
- У меня точно такое же ощущение. Как только появляется солнце, так сразу же дает знать о себе "снежная слепота".