"Вчера вечером я сказал, что решил бежать из школы и поступить на судно, но не объяснил, как сделал это. Я не мог незаметно выскользнуть из дому до тех пор, пока воспитанники не лягут спать. Я спал в верхнем этаже; все двери замыкались, но я знал о существовании трапа, который вел на чердак и крышу и запирался только засовом изнутри. К нему шла маленькая лесенка. Я решил бежать этим путем. Когда остальные ученики заснули, я поднялся с постели, тихо оделся и вышел из моей спальни.
Месяц светил ярко - это было удобно для меня, и я без шума и благополучно дошел до трапа. Не без труда поднял я его, так как он был тяжел для мальчика моих лет, но все же, наконец, добился своего и очутился на крыше дома. Стоя в водосточном желобе, я огляделся кругом: в гавани виднелись корабли; вдали поблескивало море, и я уже чувствовал себя свободным, совсем забыв, что мне еще предстояло спуститься на землю. Наконец, вспомнив об этом, осматриваясь и соображая, я понял, как это можно сделать, а именно, соскользнуть по широкой водосточной трубе, которая опускалась к земле. Она неплотно прилегала к кирпичной стене, так что я мог обхватить ее своими детскими руками; в то время я был легок как перышко и ловок как кошка! Перебравшись через балюстраду крыши, я - крепко накрепко обхватил трубу руками, сжал ее коленями, скользнул вниз и счастливо достигнул земли".
- Удивительно, что вы не сломали себе шеи, - прервала рассказчика миссис Сигрев.
- Конечно, - ответил он, - но в ту минуту я думая только об исполнении моего желания. Едва я опустился на цветочную грядку, которая приходилась под трубой, как пошел к чугунной входной калитке, перебрался через нее и очутился на дороге. Я был без шляпы, так как все наши фуражки висели на гвоздях в школьной комнате; но я не заботился об этом.
"Как можно скорее пошел я к порту и, придя на пристань, увидел судно с поднятым топселем; очевидно оно собиралось воспользоваться только что начавшимся отливом. Матросы кричали нараспев: "По-од-ни-май!", вытаскивая якорь. Я стоял и смотрел, решаясь кинуться за судном вплавь. В эту самую минуту я увидел спущенный с него ботик, в котором матрос двигался к берегу, очевидно, с целью отвязать причал этой шкуны. Я подбежал раньше, чем матрос успел отвязать канат, и, ничего не говоря, вскочил в ботик.
- Что тебе, малыш? - спросил моряк.
- Хочу идти в море, - задыхаясь, ответил я, - возьмите меня к себе на палубу, пожалуйста, возьмите!
- Пожалуй, - ответил он. - Я слышал, капитан говорил, что ему нужен ученик.
Он отчалил и скоро был подле шкуны; я взобрался на ее палубу.
- Кто ты? - спросил капитан.
Я и ему сказал, что хочу идти в море.
- Ты еще слишком мал.
- Нет, - ответил я.
- Неужели ты думаешь, что не побоишься карабкаться на реи?
- Я вам покажу это, - ответил я.
И как кошка поднялся по снастям до верхней реи.
Когда я спустился, капитан сказал:
- Ну, я думаю, ты со временем сделаешься хорошим матросом. Я беру тебя в Лондон, запишу в ученики. - Где твоя шапка?
- Я ее оставил дома.
- Не важность; красный колпак лучше фуражки, - сказал капитан, ушел вниз в каюту и скоро принес оттуда колпак.
Это судно, угольная шкуна, скоро ушла из порта, и еще до утренней зари я очутился в безбрежном океане, которому с этих пор предстояло сделаться моим приютом.
Когда все пришло в порядок, капитан осмотрел меня. Мне он показался грубым, резким человеком. И действительно, к вечеру первого же дня я уже почти раскаялся в сделанном мной шаге. Сидя, весь иззябший и мокрый, на свертке негодного паруса, я в первый раз подумал о матушке, о ее печали и невольно горько заплакал. Но было уже поздно. Мне часто позже казалось, м-р Сигрев, что все последующие мои затруднения и печали были наказанием за то, что я бросил ее. Ведь я был ее единственный сын, ее единственная любовь, и я разбил ее сердце. Плохо отплатил я ей, мастер Уильям, за все заботы обо мне и за доброту. Да простит меня Господь".
Старый Риди замолчал; молчали и остальные. Наконец, Уильям, сидевший рядом со своей матерью, повернулся к ней и поцеловал ее.
- Мне приятно видеть это, мастер Уильям, - сказал Риди, - я вижу, что мой рассказ не пропадает для вас даром, и считаю ваш поцелуй печатью, которая доказывает, что вы никогда не бросите ваших родителей.
Когда миссис Сигрев, в свою очередь, поцеловала старшего сына, по ее щекам скатились две слезы.
- Теперь я оборву мой рассказ, - сказал Риди, - я не могу говорить; мое сердце слишком переполнено при мысли о моем безумном и дурном поступке. М-р Сигрев, - прибавил старик, - я думаю, нам пора отойти ко сну. Вот Библия; пожалуйста, прочтите из Евангелия то место, в котором говорится: "Придите ко мне все нуждающиеся и обремененные, и я успокою вас". О, сэр, сколько утешений дает эта святая книга.
ГЛАВА XXXIII
Начало постройки сарая. - Томми в немилости. - Наперсток. - Прощение. - История Риди.
Наступило прекрасное утро. После завтрака Сигрев и Риди с Уильямом отвезли колеса на оси к черепашьему садку. Риди поймал одну из самых больших черепах острогой, которую устроил для этой цели, потом, привесив животное под ось, отвез к дому. Черепаху убили. Юнона изрезала ее мясо по указаниям старика и поставила суп вариться.
Между тем Риди, Уиль и Сигрев отправились рубить новые пальмы для постройки сарая-склада.
- Я хочу, чтобы в то же время он служил нам приютом в случае опасности, - заметил Риди, - а потому и выбрал эту чащу леса; дом отсюда недалеко, но, прорубив к нему извилистый проход, мы совершенно скроем наш сарай; проход мы сделаем возможно узким, так чтобы по нему только-только могли проехать колеса; нам также придется выкорчевать пни срубленных деревьев, не то они, пожалуй, будут привлекать внимание. Я не думаю, чтобы все это понадобилось нам. но все же лучше принять предосторожности, а лишнего труда это почти не доставит.
- Правда, Риди, - сказал Сигрев. - Никто никогда не знает, что может случиться.
- Видите ли, сэр, говоря между нами, туземцы часто переправляются с одного из островов на другой за кокосовыми орехами. Не знаю, населены ли соседние острова; может быть нет, может быть да; и если населены, мы не знаем характера туземцев. Я это сообщаю вам; но лучше не говорите ничего миссис Сигрев; это может встревожить ее. Я уверен, мастер Уильям, что вы не проговоритесь?
- О, нет, ни за что, поверьте мне, Риди.
- Вот мы и на месте, - продолжал старик. - Видите, мы перешли через холм, покрытый густым лесом. Тут впадина. Это тоже поможет скрыть наше строение. Отличное место; покатость достаточно велика, и вода будет быстро и хорошо стекать с нее.
- А далеко ли мы от дома, Риди? - спросил Сигрев.
- По моим соображениям, не больше, как на расстоянии полутораста ярдов по прямой линии. Но по дорожке будет вдвое дальше.
- Итак, начнем.
- Я отмечу деревья, чтобы знать, которые нужно свалить и которые останутся. Пожалуйста, мастер Уильям, возьмитесь за другой конец веревки.
Наметив место для постройки, они пустили в ход топоры и пилы. Одно дерево падало за другим. Работа продолжалась до обеда.
- Дорогой Уильям, и ты, мой друг, вы устали, вам жарко - сказала миссис Сигрев, когда все уселись за столом. - Вам не следует так усиленно работать.
- Рубить деревья жарко, мама, - ответил Уильям, - но усиленная работа никому не может повредить, особенно, если после этого за обедом ешь вкусный суп из черепахи. Мы порядком проголодались и сделаем честь стряпне Юноны. Но что с тобой, Томми?
- Мы с Томми в ссоре, - сказала миссис Сигрев. - Утром у меня был наперсток; я сидела и шила. Потом Юнона позвала меня из дома. Ушла я; Каролина была со мной, Томми же остался дома. Когда я вернулась обратно, Томми был у порога, а подле моего шитья я не увидела наперстка. Я спросила Томми, не видал ли он - его, и в ответ услышала, что он его поищет. Томми поискал наперсток, но ничего не нашел. Тогда я спросила, не унес ли он его с собой из дому, но опять услышала, что наперсток скоро будет найден. Я уверена, что Томми его взял и только не хочет сказать, брал он его или нет. И вот я целое утро не работала.
- Томми, ты взял наперсток? - серьезно спросил Сигрев.
- Я его найду, папа.
- Это не ответ. Ты взял наперсток?
- Я его найду, - плаксиво ответил Томми.
- Только это я от него и слышу, - сказала миссис Сигрев.
- Хорошо же; он не получит обеда, пока наперсток не отыщется, - заметил м-р Сигрев.
Томми заплакал.
В это время Юнона внесла черепаший суп, от которого распространялся очень привлекательный запах. Томми заплакал еще громче.
Работники сильно проголодались, и после первой тарелки Уиль попросил дать ему вторую порцию. Проглотив несколько ложек, он вдруг поднес руку ко рту и через секунду вынул оттуда что-то.
- Мама! - вскрикнул мальчик. - Твой наперсток! Я чуть не проглотил его.
- Вот почему Томми уверял, что он скоро найдет пропажу, - с улыбкой сказал Риди. - Он, верно, хотел выудить его после обеда из остатков супа. Ну, миссис Сигрев, я не говорю, что Томми хороший мальчик, но все же он ведь не сказал неправды.
- Конечно, - поддержал его Уильям. - И раз наперсток нашелся, я думаю, если Томми попросит прощения, папа его простит.
- Поди сюда, Томми, - сказал Сигрев, - скажи, как и зачем ты опустил в суп наперсток?
- Мне очень хотелось попробовать супа, папа, и я собирался наперстком зачерпнуть бульон, но обжегся и уронил его.
- Ну, в наперсток, во всяком случае, не поместилось бы много черепашьего бульона, - заметил Риди. - А почему вы не сказали маме, где наперсток?
- Я боялся, что мама выльет весь суп, - ответил Томми, - и его не останется.
- Вот в чем дело! Ну, Томми, я сказал, что тебе не дадут обеда, пока наперсток не найдется; раз он нашелся - обедай. Только, если ты когда-нибудь снова откажешься отвечать, я тебя накажу гораздо строже, - сказал отец.
Томми был доволен, что выговор окончился, а еще довольнее, что ему дали поесть. Окончив одну тарелку и попросив другую, он сказал:
- В следующий раз Томми возьмет не наперсток, а оловянную кружечку.
- Масса Томми ничего не возьмет, - сказала Юнона, которая сидела рядом с ним. - Когда-нибудь масса Томми весь обварится! Жадный!
После обеда трое работников снова ушли и вернулись только к закату.
- Тучи собираются, - проговорил Риди. - Пожалуй, ночью будет дождь.
- Да, боюсь, - сказал Сигрев.
- Риди, - проговорила Селина, - если вы не очень устали, не будете ли вы продолжать вашу историю?
- Конечно, миссис Сигрев, если вам это угодно, - ответил старик и продолжал:
"Итак, наша угольная шкуна шла к Лондону. Держался хороший ветер, и мы скоро завершили этот рейс. Я был очень болен до Дувра, а тут поправился и, понятно, изумился при виде количества судов на реке и оживления на берегу. Но мой капитан мне не нравился, он очень строго обращался с экипажем, а ученик, служивший на палубе, советовал мне бежать, поступить учеником на другое судно и не подписывать условия на этой шкуне, не то меня будут колотить целый день. Я знал это, потому что капитан действительно по двадцати раз в сутки бил его ногами или давал пощечины. Матросы говорили мне, что он, до поры до времени, меня щадил, боясь, что я откажусь быть его учеником, но что после подписания условия он будет и со мной обращаться таким же образом.
Ну, я и решил не оставаться на угольной шкуне, я как только наш капитан отправился на берег, стал осматриваться кругом.
В реке стоял большой корабль, готовый к отплытию. Я переговорил с двумя мальчиками, которые стояли у борта, и они сказали, что им живется недурно, и что их капитану нужен третий ученик. Я отправился к ним на палубу и предложил свои услуги. Капитан задал мне много вопросов, и я сказал ему всю правду, объяснив, почему не хочу оставаться на угольной шкуне. Он согласился меня принять к себе. Я отправился вместе с ним на берег, подписал договор, получил от него достаточное количество платья, и через два дня мы отошли, направляясь сначала в Бомбей, потом в Китай".
- А вы написали вашей матери? - спросил Уильям.
- Да, сэр, капитан пожелал, чтобы я ей дал о себе вести, и он сделал от себя приписку, чтобы утешить и успокоить ее. К несчастью, это письмо, отосланное им с поваром, не дошло. Неизвестно, потерял ли он его или забыл отправить до отхода судна; только я позже узнал, что оно так и не попало к ней в руки.
- Не по вашей вине, Риди, - заметила миссис Сигрев.
- Не по моей вине, миссис Сигрев, но проступок был совершен раньше.
"Для своих лет я был очень ловок и смел и скоро сделался всеобщим любимцем. Особенно нравился я пассажиркам за то, что был еще так мал.
Мы счастливо пришли в Бомбей, где наши пассажиры высадились, а через три недели двинулись к Китаю. Была война, и за нами часто гонялись французские каперские суда; но у нас был хороший экипаж и достаточное количество пушек, ни один из каперов не решился на нас напасть. Мы благополучно пристали к Макао, выгрузили там наш товар и забрали чай.
Простояв в гавани Макао несколько времени в ожидании судов-конвоиров, мы снова отплыли к Англии. Подле Иль-де-Франса поднялась буря. Суда, сопровождавшие нас, были разбросаны ветром, а через три дня к нам подошел французский фрегат. После обмена выстрелами нам пришлось спустить флаг.
На нашу палубу прислали лейтенанта и сорок матросов, они захватили нас. Наша шкуна была для них отличным призовым судном. Капитана и большую часть экипажа перевели на палубу французского судна, но десять ласкаров и трое учеников остались на нашем "Индейце", чтобы помочь отвести эту шкуну на Иль-де-Франс, в то время находившийся в руках французов.
Мне было тяжело в двенадцать лет отправиться в тюрьму, но все же я не унывал и был по-прежнему весел.
Мы шли к острову, когда с подветренной стороны показалось судно, и хотя я не понимал, что говорили французы, видел, что они очень волнуются и то и дело смотрят в подзорную трубу.
Джек Ромер, один из моих товарищей-учеников, сказал:
- Не думаю, что нас заточать в тюрьму, Риди; это английское военное судно, если я не ошибаюсь.
Оно подошло ближе и было уже на расстоянии трех миль от нас. И вот этот фрегат выкинул английский флаг и дал выстрел.
Французы поставили шкуну по ветру, но напрасно. Англичанин быстро настигал нас. Тут французы стали упаковывать свое платье и вещи нашего капитана и все, что они захватили. Выстрелили. Ядро пролетело у нас над головами. Они бросили руль; Джек Ромер стал на колесо и, с моей помощью, повернул шкуну против ветра. Подошел бот, шкуна была захвачена.
Узнав, как поступили французы, капитан английского фрегата приказал осмотреть все их вещи и отнять от них награбленное добро.
Английский капитан не взял ни одной вещицы из собственности французов, прислал на их шкуну мичмана и оставил на ее палубе всех нас с тем, чтобы мы помогли довести это судно до порта; ему не хотелось отпускать для этого людей со своего корабля.
Вскоре все мы двинулись к Англии, радуясь, что не попали во французскую тюрьму. Однако мы только переменили французскую неволю на голландскую".
- Как так?
- Да через два дня мы огибали мыс Доброй Надежды; в это время на нас налетело новое французское судно и захватило в плен. Теперь поблизости не было друзей, и нас ввели в Столовую бухту; в те времена она была в руках Голландии, которая тоже вела с нами войну.
"Нам было плохо в голландской тюрьме. Но я, тогда еще очень юный, легко относился к этому…"
- А теперь пора и в постели. Мисс Каролина спит, а мастер Томми сильно зевает. Итак, я остановлюсь.
ГЛАВАXXXIV
Удар молнии. - Юнона оглушена. - Коза убита. - Громоотвод. - Рассказ Риди. - Рыбная ловля.
Скоро началась сильная гроза. Молния ярко сверкала, гром гремел, мешая спать.
Дети дрожали и плакали в объятиях матери и Юноны, которые сами были в сильной тревоге.
- Это ужасно, - сказал Сигрев, обращаясь к Риди. (Они оба поднялись с постели).
- Да, я еще не видывал такой страшной грозы.
- Ах, милосердный Бог! - вдруг вскрикнул Сигрев. В ту же минуту страшный толчок отбросил их обоих назад. Грохот грозы потряс дом; все задрожало; вещи попадали на пол. Серный запах наполнил комнату. И когда они поднялись на ноги, то увидели, что все наполнено дымом. Послышались стоны женщин и пронзительные крики детей.
- Боже, помилуй нас! - вскричал Риди, который оправился первый. - Молния ударила в наш дом, и, боюсь, начался пожар.
- Жена, дети! - закричал Сигрев. - Целы ли они?
- Да, целы, - ответила миссис Сигрев, - Томми здесь у меня. Но Юнона! Где Юнона? Юнона! - закричала она.
Негритянка не ответила.
Уильям бросился в другой край помещения и увидел, что Юнона неподвижно лежит на боку.
- Она умерла! - с отчаянием вскрикнула Уильям.
- М-р Сигрев, помогите мне вынести ее из дому, - сказал Риди, поднявший бедную девушку, - может быть, она только без чувств.
Юнону вынесли на воздух и положили на землю. Дождь лил потоками.
Риди осмотрел дом, чтобы увидеть, не начался ли пожар, но скоро убедился, что дождь залил огонь.
Потом он вернулся к Уильяму и Сигреву, которые остались подле Юноны.
- Я постараюсь привести ее в чувство, - сказал Риди, - а вы с мастером Уильямом идите в дом; миссис Сигрев слишком страшно одной в такую ужасную ночь. Но смотрите, сэр, Юнона не умерла… Она дышит… Она скоро придет в себя. Слава Богу.
Уильям и Сигрев вернулись в дом.
Миссис Сигрев лишилась чувств от страха. Ее очень утешило известие, что Юнона жива. Уиль успокоил крошку Альберта, а Томми скоро заснул в объятиях отца. Теперь гроза утихла; начался рассвет. Риди пришел и привел настолько оправившуюся Юнону, что она могла идти с его поддержкой. Ее уложили в постель, и Риди с Сигревом пошли осматривать, каких еще бед наделала молния.
Она ударила в то место, где предполагалось устроить очаг, растопила часть железного котла и, что было еще печальнее, убила козу Нанни; козлята же остались целы.
- Мы еще счастливо отделались, - сказал Сигрев.
- Да, сэр, слава Богу, - ответил Риди, - я думал, что бедная Юнона убита.
- Скажите, Риди, помнится, у нас был большой сверток медной проволоки? - спросил Сигрев.
- Да, сэр, я сам думал, что нам нужно поскорее устроить громоотвод, - заметил Риди.
Совсем рассвело. Миссис Сигрев оделась сама и одела детей; Уильям пошел готовить завтрак, а Риди достал сверток медной проволоки из запасов, сложенных под кроватями. Он его распрямил, принес и отправился за приставной лестницей, которая была в начатом ими сарае. После завтрака Риди и Сигрев пошли устраивать громоотвод, предоставив Уильяму все дела негритянки, которая все еще крепко спала на своей кровати.
- Мне кажется, сэр, - сказал Риди, - что одно из двух близких к дому деревьев годится. Они не слишком близки к дому, однако достаточно близки, чтобы проволока отводила молнию от нашего жилища.
- Я согласен с вами, Риди, но нельзя оставить обоих, - сказал Сигрев.
- Конечно, сэр. Однако обе пальмы понадобятся нам, чтобы мы могли подняться и прикрепить проволоку; после этого мы срубим вторую.