В балканских ущельях - Май Карл Фридрих 8 стр.


- Ты что натворил? - закричала она на него. - Кто ты после этого есть? Осел! Самый настоящий осел! Вот тебе! - И она угостила его плеткой. - Сладкий осел! - И она дала ему во второй раз. - Обжора! - Плетка опять просвистела в воздухе.

Но животное явно не получило в детстве достойного образования и не научилось спокойно сносить нападки хозяйки. Осел мигом развернулся и лягнул ее обеими задними ногами. Все произошло настолько быстро, что та не успела отскочить.

- Эфенди, он меня лягнул! Неблагодарная скотина! Посмотри, есть ли где-нибудь ссадины?

- Вроде не видно, хотя нет - вот уже синяк появился!

- О ужас, как я его буду лечить? Прямо копытом заехал! Если бы попал в грудь, я бы уже умерла! Больше не буду бить это чудовище!

- Вот в этом ты права. Я же тебе говорил не делать этого. А ты не послушалась моего совета.

- Осел - моя собственность. Как он посмел напасть на меня! Он испугал меня. Видишь, как я дрожу?

- Вижу.

- Помоги же мне!

- А что, все на самом деле так плохо?

- Настолько, что мне просто необходимо сесть и отдохнуть. - И она так стремительно опустилась на землю, что я едва успел отодвинуть корзинку.

- Вот, хорошо, теперь я могу перевести дыхание.

Отдохнув, она попросила меня уложить все в корзины и привести в порядок седло, чтобы забраться на осла. Меня эта просьба прямо-таки устрашила, поскольку я понятия не имел, как ее туда взгромоздить. Встав на ноги, она беспомощно огляделась.

- Что ты ищешь? - спросил я ее.

- Такую маленькую лестницу.

- Лестницу? Откуда в чистом поле ей взяться?

- Мне нужна лестница, чтобы подняться.

Я тоже с таким же безысходным видом стал оглядываться.

- Вон там, - показала она, - вон там я вижу пенек. Веди меня туда.

Мне стоило немалых трудов усадить ее в седло с пенька. Несчастный осел прямо-таки просел под ее весом, но ожил, как только почувствовал, что дорога идет домой. Вскоре я уже увидел первые домишки.

- Это Енибашлы?

- Нет, сначала будет Новый Енибашлы. Но это и есть наша деревня.

Мы въехали в деревню и приблизились к довольно большому дому. Моя спутница указала на задний двор, где мы и спешились. Там было выкопано множество ям, в которых помещались сосуды с какой-то цветной жидкостью. Итак, мы находились во владениях красильщика и пекаря Бошака.

Моя амазонка издала пронзительный вопль, который ей пришлось неоднократно повторить. Тут открылась дверца какого-то дощатого сарая, и высунулась физиономия, похожая на птичью. Вся одежда этого человека составляла некое подобие плавок. Но меня поразило другое - то, как он весь был раскрашен: тело сверкало всеми цветами радуги - от темно-синего до ярко-оранжевого. При этом он сохранял такое серьезное выражение лица, будто сие художество являлось чем-то самим собой разумеющимся.

Я слез с лошади и стал ждать дальнейшего развития событий.

- Сигирджик, мою лестницу! - приказала она. Итак, его звали Сигирджик, то есть Скворец. Только весьма цветастый - с оперением, неведомым орнитологам. Он действительно поплелся к черному ходу дома, приволок большую стремянку и приставил ее к ослу. Всадница величественно сошла.

- Чем занимается мой муж? - спросила она.

- Не знаю, - последовал ответ.

- Но должен же он что-то делать!

- Нет.

- Идиот! Где он?

- Понятия не имею.

- В комнате?

- Нет.

- В мастерской?

- Нет.

- А где?

- Не знаю.

- Вообще - дома ли он?

- Нет.

- Уехал?

- Да.

- Так бы сразу и сказал. Уведи осла. Раскрашенный слуга ответствовал с таким важным видом, будто речь шла о рауте английской королевы. Он взял животное под уздцы и отвел его за дом.

- Сначала разгрузи его! - прикрикнула она. Он покорно кивнул и принялся разгружать осла.

- Иди сюда, эфенди! - позвала она меня.

Я привязал коня к железному колу, воткнутому в землю, и последовал за ней. Крепкий запах масла и щелочи ударил в нос. Слева находилось нечто, что я принял за печь для выпечки булок. Справа - вход в комнаты.

Войдя внутрь, я увидел перед собой копию моей Земляники с одной лишь поправкой на возраст. То была дочь. Она была одета по-домашнему легко, как принято у болгар, черты ее лица оказались более миловидные, от своей матери она отличалась скорее восточной красотой.

Перед ней стояло несколько мисок, и она увлажняла кожу молоком, не забывая отпивать его.

- Икбала, что ты делаешь? - спросила мать.

- Я снимаю пенки.

- Но я вижу, что ты пьешь.

- Да, и пью тоже.

- Но пить надо из кружки или тарелки.

- А мне и так вкусно!

Мамашу такой ответ, похоже, удовлетворил, потому как, подойдя к ней, она любовно хлопнула ее по пухлой щечке и проворковала:

- Сладкоежка моя!

Тут "молочница" с удивлением уставилась на меня. Мать пояснила:

- Этот эфенди остановится у нас ненадолго.

- Почему?

- Потому, что он устал.

- Так пусть полежит на травке. Как ты можешь общаться с ним без покрывала да еще заводить ко мне, хотя знаешь, что я тоже без накидки!

- О! Он мой друг и спаситель!

- Ты что, попала в передрягу?

- Еще в какую!

Тут дочка посмотрела на меняболее снисходительно.

- Тогда пусть остается. - И, повернувшись к матери, спросила: - Что-то случилось по дороге?

- Да, несчастный случай.

- Это я и так поняла. А что за случай?

- Я не подумала о том, что сегодня один из пятидесяти несчастливых дней в году, иначе осталась бы дома. С полчаса ехала нормально, а потом передо мной разверзлась земля…

- О Аллах! - воскликнула дочка в ужасе.

- Голубой дым клубился вокруг…

- Да ты что!

- …и из этого дыма возник дух, призрак и протянул ко мне сто сорок четыре руки…

- Аллах да сохранит тебя! Сколько же плохих духов на земле!

- Да, дочь моя. Осел испугался не меньше моего и понес. Я хорошая наездница, ты же знаешь. Но и я упала, а осел убежал.

- Какое несчастье.

- А потом появился этот эфенди, нашел осла, поднял меня с земли, и вот мы вернулись. А где отец?

- Поехал в деревню.

- А когда вернется?

- Он покупает миндаль и еще какие-то орехи. Когда Чилека вышла, я спросил Икбалу:

- Ты видела человека по имени Пимоза родом из Лопатиц?

Она удивилась:

- А где мне его видеть?

- Здесь, в вашем доме.

- Ты что-то путаешь.

- Ладно, пусть я ошибаюсь, но тебе от этого лучше не будет.

- А в чем дело, господин?

- Если бы ты знала, кто такой этот Пимоза и чем занимается, то отец твой, без сомнений, отдал бы тебя за Али.

- А как это сделать?

- Должен сказать тебе, что я специально прибыл сюда, чтобы встретиться с тобой. Если бы ты мне понравилась, я бы отправился к Али и доставил его сюда в качестве зятя твоего отца.

- Но это же невозможно!

- О нет, еще как возможно!

- А с чего же ты хочешь начать?

- Этого я пока тебе не могу сказать. Я хочу убедить твоего отца согласиться на этот вариант. Убедить сегодня, поняла?

- И ты полагаешь, он согласится?

- Надеюсь. Но ты ведь мне не веришь, и потому я отбываю.

Я хотел уже подняться, как она загородила мне дорогу.

- Сиди! Господин! Кто ты такой, раз считаешь, что у тебя есть власть над моим отцом?

- Я эфенди из полуденной страны, нахожусь под защитой падишаха и могу заставить твоего отца принять нужное решение. Но у меня уже нет времени. Мне пора ехать.

- Останься, я тебе уже верю.

- Вот это хорошо. Тебе же на пользу. Расскажи-ка мне про этого Пимозу.

- Да, я его знаю, прости, что сразу не призналась в этом.

- Прощаю. Знаю, что ты так сказала, желая выгородить отца.

- Но ты обещаешь мне, что не опозоришь его?

- Да, обещаю.

- Дай мне руку.

- Вот она. Если я что-то обещаю, то держу слово. Говори, кто такой Пимоза.

- Его зовут не Пимоза, это он так себя иногда называет. Настоящее его имя - Москлан, и я должна стать его женой.

- Это я уже знаю. Чем он занимается еще кроме торговли лошадьми?

- Он пашер и еще посланник жута.

- Жут направил его к твоему отцу?

- Да.

- За какой надобностью?

- Это мне не ведомо.

- А твой отец пашер?

- Нет.

- Говори правду.

- Он не пашер. Но контрабандисты приезжаютк нему и тогда…

Она замолчала.

- И что тогда?

- Тогда у него появляется много товаров.

- Где? Здесь, в доме?

- Нет, снаружи, со стороны поля.

- Где точнее?

- Не могу сказать, мы поклялись молчать.

- В этом нет нужды, я знаю это место не хуже тебя.

- Не может быть - ты ведь здесь чужак.

- И тем не менее. Это яма там, в кустарнике.

- О Аллах, откуда ты знаешь?

- Вот видишь! И там хранится очень много разного товара.

- Ты видел?

- Да, это одни ковры.

- Но кто выдал тебе это место?

- Никто. Откуда эти ковры?

- Они прибыли на корабле из-за моря, их выгрузили в Макри, и оттуда носильщики доставили их в Гюмюрджину и дальше к нам.

- Кому они предназначены?

- Они будут отправлены в Софию, а оттуда еще дальше, не знаю даже куда.

- Отец задействован в этой контрабанде?

- Нет. Главный предводитель - силаджи в Измилане.

- Ах так! У него тоже есть кавехане?

- Да.

- Он живет на улочке, что ведет к деревне Чатак?

- Эфенди, ты что, знаешь его?

- Я слышал о нем. Тебе знакомо его имя?

- Его звать Дезелим.

- Он бывал у вас?

- И даже очень часто. Он может приехать не сегодня-завтра.

- За коврами?

- Да, ведь их надо везти дальше.

- С ним будут носильщики?

- Несколько. Остальные живут здесь поблизости.

- В Енибашлы?

- Здесь и в соседних деревнях.

- Кто их созовет?

- Отец.

- Сам, лично?

- Нет, он обычно посылает нашего подмастерья, который знает их всех.

- Это тот самый человек, который помогал матери слезать с осла?

- Да. На его лице все краски. Он одновременно очень хитер и мужествен. Тише, кто-то идет.

Снаружи послышалось сопение и кряхтенье. Бух! Бух! - застучали башмаки.

- Это отец. Не нужно, чтобы он знал о нашем разговоре. И в следующее мгновение она исчезла. Я остался один в комнате, если не считать кота, устроившегося в уголке. Мне такое положение было не по душе, но ничего сделать было уже нельзя. Шаги приближались, и он вошел.

Сначала я даже опешил. Он был толст в такой же степени, как высок, и вынужден был буквально втискиваться в дверной проем. Одет был по-болгарски: штаны, туника, короткая куртка - все из шерсти. В это время летом османы переодеваются в складчатые льняные одежды. Ноги обернуты опять же на болгарский манер, в некое подобие онуч. Старые болгары не признают иной обуви. Такая одежда увеличивала его габариты еще больше. Кроме того, он еще и брил голову. Только вверху, посередине, оставался клок волос, расчесанный надвое и заброшенный назад. Ни фески, ни какого-либо иного убора не было. В руке он держал смятую тряпку с несколькими ягодами тутовника.

Если бы меня спросили, какого цвета был у него костюм, я бы затруднился ответить. Поначалу, конечно, была одна краска, но на нее наложились другие, и первоначальной "грунтовки" уже не было видно. Он вытирал об одежду и пальцы, измазанные как в краске, так и в тесте.

А лицо! Его можно было назвать грандиозным. У него, видимо, были три привычки, которые никак не вязались с его профессией - он нюхал табак, любил тереть глаза и чесать за ушами - все соответствующие места цвели чернилами, сливовой, клубничной, шафрановой и вишневой красками.

Когда восточная женщина красит ресницы углем, это придает ей некий меланхоличный, загадочный вид. Пекарь, вероятно, полагал, что раскраска тоже придаст ему красоты. Поэтому он давно заказал воде дорогу к своей физиономии. Такое у нас в Европе вряд ли кто допустит. Наверняка бы вмешалась местная полиция, поскольку такой человек становится опасным для общества. Мне было весело наблюдать, с каким удивлением он рассматривал меня, спокойно сидящего возле дверей. Лоб у него наморщился, рот широко открылся, а уши, казалось, даже отошли назад.

- Черт подери!

Больше он ничего не произнес. Ему нужно было срочно нюхнуть табачку, наверное, от удивления, не

знаю.

- С добрым утром, - приветствовал я его, медленно

поднимаясь.

- Чего тебе здесь надо? Что ты ищешь?

- Тебя, - ответил я кратко.

- Меня?! - Он воззрился на мою персону с удвоенным удивлением.

- Да, тебя.

- Ты меня с кем-то спутал.

- Вряд ли. Тебя ни с кем не спутаешь.

Мою иронию он не уловил. Тряхнув головой, он сновапроговорил:

- Ты ошибся домом.

- Нет, я нахожусь в том самом доме.

- Но я тебя не знаю.

- Мы познакомимся.

- Кто же тебе нужен?

- Бояджи, он же экмекчи, он же Бошак.

- Это я и есть.

- Вот видишь, я не ошибся.

- Ты сказал, что сразу узнал меня. Разве ты меняраньше видел?

- Нигде и никогда.

- Но как же ты смог меня узнать?

- По твоему виду, который неотразим, статусу, который высок.

Смысл этой фразы также не дошел до него, но он широко улыбнулся и заявил:

- Ты очень учтив, и ты прав. Мой статус действительно высок. Без нас население голодало бы, и мы же красим любое платье. Какие будут твои пожелания?

- Мне хотелось бы обговорить с тобой одно дельце.

- А ты часом не торговец мукой?

- Нет.

- Значит, торгуешь красками?

- Тоже нет. У меня другое дело.

- Тогда говори.

- А ты садись поудобнее, снимай наряд…

- Да, пожалуй, я именно так и сделаю. Подожди меня здесь. - И он удалился в ту же дверь, где незадолго до этого исчезли его жена и дочь.

Видимо, там имелось три комнаты, и оттуда приглушенно доносились три голоса.

Вернувшись, он решительно встал передо мной.

- Вот он я. Ты голоден?

- Нет, - ответил я решительно, вспомнив, как он вытирал пальцы о штаны.

- Пить хочешь?

- Премного благодарен! - Ни аппетита, ни жажды у меня почему-то не возникло.

- Тогда давай поговорим о твоем деле! - И он, кряхтя, стал усаживаться. Затем его физиономия приняла умильное выражение.

Мне хотелось рассмеяться ему в лицо, когда он корчил из себя важную персону. Но тут вошел помощник, которого дочь назвала храбрым и хитрым человеком. Он склонился, сложив руки на груди, и уставился на хозяина.

- Принеси мне трубку! - приказал тот с видом паши. Подмастерье рабски повиновался. Он принес трубку, которая выглядела так, будто очень долго пролежала в рыбной чешуе. Хозяин полез в карман штанов и вытащил пригоршню табака; засыпав его в трубку, спросил меня:

- Ты куришь?

- Да, - ответил я.

Я испугался, что он предложит трубку и мне, вынув ее из того же самого кармана. Но был приятно разочарован, когда пекарь спросил:

- А спички у тебя есть?

- А у тебя что, нет? - поинтересовался я.

Лицо у пекаря приобрело задумчивый, хитроватый вид. Спички в этих местах довольно редки, можно обшарить несколько деревень и не найти ни одной, и тот, у кого они имеются, - подозрителен. Пекарь наверняка хотел выяснить, можно ли причислить меня к этой категории людей. Поэтому я и ответил так.

- Мне снова придется вставать. А я думал, что у тебя есть спички, - пробормотал пекарь.

- Почему ты так решил?

- По твоей одежде. Ты ведь богат.

Если бы он заявил, что я чище его, я бы согласился безоговорочно. Тем не менее я покорно залез в карман, достал оттуда коробок и подал ему одну спичку. Он удивленно осмотрел ее и спросил:

- Она что, не из дерева?

- Из самого настоящего.

- И фосфор?

- Самый яркий.

- Прямо свечка! Никогда таких не видел! Может, подаришь коробок?

Мелочи зачастую играют значительную роль. Нужно было использовать представившуюся возможность, поэтому я сказал:

- Эти спички для меня большая ценность. Может, я и подарю их тебе, если буду доволен результатом нашей беседы.

- Так давай начнем, но сначала я зажгу трубку. Едва он закурил, я понял, что у него не самый плохой табак. Наверняка добыл его незаконным способом.

- Итак, сначала скажи, кто ты.

- Естественно, ты должен знать, с кем говоришь. Но лучше будет, если я сообщу это чуть погодя.

- Это почему же?

- Мне надо обсудить с тобой необычное дело. Тут нужны сообразительность и скрытность, и я хочу убедиться, что ты обладаешь обоими этими дарами.

- А, тогда я знаю, кто ты.

- И кто же?

- Ты контрабандист.

- Гм. Вообще-то ты не очень ошибся. Я продаю товар, который весьма дорог, а отдаю его по дешевке.

- А что за товар?

- Ковры.

- Хорошая вещь. А что за ковры?

- Настоящие, из Смирны.

- Аллах! Сколько их?

- Около сотни. Прошу тридцать пиастров за штуку. Тут он вынул трубку изо рта:

- Тридцать пиастров? В самом деле - тридцать?

- Ни больше ни меньше.

- Настоящие смирнские ковры?

- Ясное дело!

- А можно взглянуть?

- Конечно, покупатель сначала должен посмотреть!

- А где они?

- Ты в самом деле думаешь, что я скажу это, не убедившись, что покупатель - надежный человек?

- Ты весьма предусмотрителен. Скажи лишь, далеко ли это место?

- Близко.

- И как же ты на меня вышел?

- Ты известный красильщик. Кто же как не ты может определить ценность красок ковров?

- Да, это так, - проговорил он, польщенный.

- Поэтому я к тебе и приехал. Я не думал, что ты сам купишь ковры, но предполагал, что ты знаешь того, кому они могут понадобиться.

- Это верно.

- Так ты знаешь покупателя?

- Знаю.

- Он заплатит наличными?

- Такие дела чаще делают в кредит.

- Это не в моих правилах. Цены дешевые, товар хороший. И оба довольны - и покупатель, и продавец.

- Ладно, он заплатит сразу.

- Вот это по мне. Кто он?

- Это кузнец-оружейник.

- Боже!

- Что-то не так?

- Кузнец не купит столько ковров!

- Купит. Он еще и кофейню держит и знает толк в вещах.

- А где он живет?

- В Измилане.

- Это далековато.

- Ничего страшного - сегодня или завтра он будет здесь.

- До завтра я ждать не буду.

- Почему?

- Подумай сам.

- Не могу предположить.

Назад Дальше