Он велел приготовить ей комнатку, затем, переодевшись, поцеловал ее в лоб и удалился.
В передней лакей подал ему два письма из отеля де Салландрера: первое - было приглашение на обед к герцогу; второе - от Концепчьоны - просьба приехать непременно на этот обед.
Выйдя на улицу в двенадцатом часу, Рокамболь сел в фиакр и поехал в Кастильонскую улицу.
Приехав к Банко, Мортон Тайнер распорядился, чтобы управитель ее надел бороду и немедленно ехал за доном Хозе, так как он уже окрасил платок.
- Боже мой! - воскликнула Банко. - Он убил ее?
- Успокойтесь, платок окрашен в крови болонки, но он уверен, что это кровь его любовницы.
И он продиктовал ей письмо, которое замаскированная Карло подала дону Хозе.
- Все это очень хорошо, - сказала Банко, - но к чему это письмо?
- Ты должна идти к нему завтра вечером.
- Что же я буду говорить?
- Завтра я научу тебя.
- Еще один вопрос.
- Какого рода?
- Где же тут ваше мщение, о котором вы мне говорили, и каким образом вы расстроите свадьбу дона Хозе?
- Я держу Фатиму под замком, но обещал ей показать дона Хозе рука об руку с тобой.
- Со мной?
- Да, и это будет в среду, на маскараде у генерала С
- Так я буду у генерала С.?
- Да. Когда дон Хозе пойдет с тобою под руку, цыганка, вероятно, бросится на него с пистолетом в руке.
- О, это не совсем безопасно.
- Не беспокойся: пистолет я буду заряжать без пули. От этого произойдет только маленький скандальчик: гитану арестуют, с дона Хозе снимут маску, подойдет Концепчьона и увидит своего жениха между двумя любовницами… Однако прощай, мы завтра увидимся.
На следующий день в шестом часу купе мнимого маркиза де Шамери въехало во двор отеля де Салландрера.
Концепчьона де Салландрера сидела в своей мастерской, окруженная толпой молодых людей и дам.
Рокамболь любезно поклонился этому обществу и подошел к Концепчьоне.
Она бросила на него взгляд, говоривший:
- Боже мой, вы явились так поздно, а мне многое нужно передать вам.
Вскоре приехал дон Хозе в очень мрачном настроении. Начался общий разговор, в котором кто-то коснулся газетного известия об убийстве, совершенном в улице Роше. Рокамболь взял газету и прочел вслух о таинственном убийстве в улице Роше, где довольно верно описывалось убийство кормилицы вместо молодой цыганки.
Во время чтения Рокамболь несколько раз бросал пытливый взгляд на дона Хозе. Он был бледен и с трудом сидел на стуле. Концепчьона заметила это, и в голову ее вкралось подозрение.
Вскоре явился лакей в парадной ливрее и доложил, что подано кушать.
Маркиз де Шамери подал руку Концепчьоне, бледной и трепещущей не менее самого дона Хозе.
- Дама-испанка, о которой идет речь в газете, - прошептал Рокамболь, - есть цыганка Фатима, а человек в одежде мастерового - он! Убитая женщина есть кормилица, убийца - негр; он впотьмах вместо госпожи убил служанку… Наконец, - добавил Рокамболь, когда они входили в столовую, - он отравил и дона Педро, чтобы жениться на вас, и, чтобы устранить последнее препятствие, решился избавиться от своей сообщницы в преступлении.
Рокамболь уселся за столом рядом с Концепчьоной.
- Если вы хотите, чтобы я вас спас, - прошептал он ей во время тостов, - то скройте новую тайну в глубине сердца. В будущую среду вы должны быть на балу у генерала С.
В девять часов дон Хозе вышел или, вернее, выбежал из отеля, так как был крайне расстроен, узнав о непростительной ошибке негра.
Привратник его дома вручил ему письмо. Он сразу узнал почерк Фатимы; она писала:
"Дон Хозе, ты жесток к своей Фатиме: она любила тебя, а ты хотел ее убить, но я прощаю тебя. Когда ты получишь это письмо, меня уже не будет в Париже. Прощай, дон Хозе, будь счастлив с той, которая сменила меня в твоем сердце. Не бойся за тайну, так долго связывавшую нас друг с другом. Никто никогда не узнает, что ты отравил своего брата дона Педро. Еще раз прощай навеки.
Фатима".
Дон Хозе изумился содержанию этого письма; сначала он не верил ему, но мало-помалу поверил.
Пробило полночь. Дон Хозе вдруг услышал стук кареты, остановившейся у ворот. Спустя минуту раздался звонок. Дон Хозе сам отпер дверь, так как Цампу он отправил еще с утра.
Вошла дама, закрытая густой вуалью, она быстро направилась в освещенную гостиную.
Это была Банко - его княгиня.
- Здравствуйте, мой друг, - сказала она, - благодарю вас за послушание, ведь Фатима умерла, не правда ли?
- Да.
- Як вам на этот раз только на одну минутку - с просьбой.
- Какой?
- В среду вы пришлете мне два пригласительных билета с пробелом для имени на бал к супруге испанского генерала С. Бал этот будет костюмированный, и маска обязательна.
- Как же вам их доставить?
- В среду я пришлю вам письмо, в котором опишу свой костюм и признаки, по которым вы меня легко узнаете. Отдайте посланному билеты и напишите несколько слов о вашем костюме.
- Хорошо.
Она поцеловала его и побежала к двери. Минуты через две послышался стук отъезжающего экипажа.
В среду вечером отель испанского генерала С. был в полном освещении. Здесь собралась вся парижская и иностранная знать.
Длинная вереница экипажей стояла уже по обеим сторонам улицы.
В одиннадцать часов вечера подъехал к крыльцу экипаж, запряженный четверкой белых, как снег, лошадей.
Из экипажа вышли две дамы в богатых костюмах польских крестьянок.
Одна из них была высокая стройная женщина с золотистыми кудрями. Другая была женщина полная, по-видимому, не первой молодости.
Лишь только они вошли в залу, к ним подошел мужчина в черном костюме с красными отворотами и взял под руку толстую даму; молодая стройная женщина шла рядом.
- Я видела своего отца, - проговорила Банко с детскою радостью.
- Да, он величествен в своей красной одежде швейцара и, наверное, не подозревает, что распахнул двери перед своей дочкой.
- А где же мой испанец?
- Он приедет с герцогом и герцогиней. Ты знаешь его костюм?
- Знаю: коричневое домино с зеленым бантом на плече.
- Возьми его под руку и разыграй с ним сцену ревности, но когда увидишь синее домино с красным бантом на правом плече, то постарайся возвысить голос.
- Отлично. А вы обещаете мне скандальчик, о котором я мечтаю?
- Будь покойна: твой родитель - твой царь увидит тебя, когда ты будешь уезжать на своей четверке.
- Ах! Как отлично я отомщу этой каналье.
В это время Рокамболь взял у полной дамы ее пригласительный билет и, спрятав его в карман, удалился.
Он поспешно вышел из отеля и поехал на Сюренскую улицу.
Он надел на Фатиму сверх богатого цыганского костюма синее домино с красным бантом и маску, а сам переоделся арлекином.
Они вышли и сели в наемный купе.
Дорогой Рокамболь снял повязку с глаз Фатимы и дал ей кинжал - тот самый, которым негр убил кормилицу. Цыганка конвульсивно сжала его и спрятала под домино.
Не доезжая до отеля, Рокамболь вышел из купе, говоря:
- Я должен подъехать в моей коляске, которая ждет меня здесь, вот тебе билет на имя баронессы Арлевской, с которым тебя свободно пропустят; там мы увидимся.
Спустя несколько минут перед Фатимой расступились, когда она показала свой билет.
У самого входа в залу Рокамболь подал Фатиме руку.
- Смотри, вот дон Хозе, - сказал он шепотом, указывая на испанца, который вошел под руку с герцогиней де Салландрера, - но успокойся: это не она, но скоро ты увидишь его с твоей соперницей.
Сердце цыганки сжалось, и она невольно схватилась за кинжал.
Спустя полчаса дон Хозе, оставив герцогиню, начал бродить по залам, отыскивая свою польскую княгиню. Наконец он увидел ее в толпе, с трепетом сердца пробрался к ней и, пригласив на кадриль, подал ей руку.
Рокамболь, оставив гитану в соседней зале, подошел к Концепчьоне и также ангажировал ее на кадриль vis-a-vis с доном Хозе и польской княгиней.
Раздались звуки оркестра; кадриль началась.
- Ведь это дон Хозе? - спросил он шепотом Концепчьону. - Она вздрогнула, узнав голос маркиза де Шамери.
- Вы хорошо сделали, что приехали, - продолжал он, - так как в последний раз танцуете с вашим кузеном.
- Боже мой, разве он умрет?
- Да.
- О, пощадите его! - молила молодая испанка. - Я ему прощаю.
Когда кадриль кончилась, Рокамболь прошептал ей:
- Сеньорита, ради Бога, уезжайте и увезите с собой герцогиню.
Концепчьона повиновалась и, сказав матери, что ей нездоровится, поехала вместе с ней домой.
Рокамболь искал глазами дона Хозе и полячку, но их в залах не было.
Он обошел сад и снова воротился в залу за гитаной.
- Пойдем, - сказал он ей, - время настало.
Он увел ее в сад, остановился в пустой аллее и, вынув из кармана флакон, подал его цыганке.
- Выпей, - сказал он, - это придаст тебе отваги. Цыганка выпила и, отбросив флакон, спросила:
- Где же они?
- Тут в беседке.
Цыганка бросилась за решетку беседки и подползла к дону Хозе, который, ничего не слыша и не видя, объяснялся в любви своей мнимой княгине.
Рокамболь отошел в сторону, сбросил с себя домино и остался в костюме арлекина.
- Теперь Фатима не узнает меня, - проговорил он и начал прислушиваться.
"Бедная Фатима, - подумал он, - она питала ко мне полное доверие, а я заставил ее выпить яд, убивающий в двадцать минут… Но это для того, чтобы она молчала после его смерти…"
В эту минуту раздался громкий болезненный вопль.
- Браво, - пробормотал Рокамболь, - цыганка сдержала слово, дон Хозе умер!..
На следующий день после бала у генерала С. маркиз де Шамери завтракал в cafe de Paris. Несколько молодых людей сидели за соседними столиками; все они были одного общества с маркизом.
- Скажите, пожалуйста, Шамери, - спросил, входя, молодой хорошенький блондин с маленькими усиками, - вы были вчера на бале у генерала С.?
- Был, - ответил Рокамболь, разрезая крылышко куропатки, - а вы?
- Как? Вы говорите об этом бале таким спокойным тоном?
- А почему же и не так?
- Следовательно, вы ничего не знаете?
- Знаю только то, что этот бал был великолепен и очень оригинален.
- И больше ничего?
- Я знаю еще, что генеральша С. была прелестнее обыкновенного.
- Но где же вы были, mon cher? - заметил блондин.
- Спал; я лег сегодня ровно в три часа утра.
- Что-о? Вы уехали с балу в три часа?
- Ровно в два.
- А, теперь я понимаю.
- Ну, а я так ровно ничего не понимаю.
- Я этим хотел сказать, что не удивляюсь больше, что вы не знаете…
- Что?
- То, что произошло на этом бале.
- Уж не сгорел ли отель, - заметил совершенно равнодушно Рокамболь, - или не поджег ли кто-нибудь себе платья?
- Хуже того, мой милый.
- В таком случае, я теряюсь и предвижу только одно возможное приключение.
- Какое?.. Говорите же? - раздалось с нескольких сторон.
- Генерал очень ревнив и, вероятно, сделал сцену какому-нибудь юноше, когда тот ухаживал за его женой.
Блондин передернул плечами.
- Нет, любезный, - сказал он, - вы простодушны и наивны в таких делах, как моряк…
- Но, наконец, объяснитесь же, Макс! - раздалось опять с разных сторон.
- Вероятно, вы знаете, - начал блондин, - что на балу у генеральши С. было много испанцев?
- Да, генерал в большом уважении и почете у своих соотечественников.
- Вы, конечно, знаете герцога де Салландрера?
- Знаю, - ответил маркиз, - герцогиня знакома с моей сестрой - виконтессой д'Асмолль.
Рокамболь говорил о своей сестре с небрежностью и простодушием, которые блондин называл морскими.
- Так речь идет о герцоге? - спросил он.
- Нет, об его племяннике.
- Ах, знаю! Высокий смуглый молодой человек, очень красивый собой, но, сколько мне кажется, глуповатый и даже отчасти нахальный.
- Ну, вот об нем-то и речь.
- Его, кажется, зовут доном Хозе?
- Да.
- Разве он был на балу?
- На свою беду.
- Что? Как!.. Что с ним случилось?
- Довольно серьезное происшествие - он умер.
- Что вы! Что же, с ним случился удар?
- Удар кинжалом.
- На балу?
- Ну да… после вашего отъезда… в три часа.
- Господа! - сказал Рокамболь. - Я думаю, что Макс или сошел с ума, или был вчера на представлении Густава III и грезит им до сих пор. Разве мыслимо в Париже убивать кинжалами?.. Разве, наконец, это могло случиться на балу?..
- Господа! - перебил его холодно блондин. - Повторяю еще раз, что дон Хозе убит вчера ночью кинжалом…
- На балу?
- На балу.
- Я бы желал знать подробности этого происшествия, - заметил Рокамболь.
- Да их почти не знают.
- Кто же убил его?
- Женщина.
- Из ревности?
- Да. Его любовница.
- Вот как!
- При такой кузине, как дочь герцога де Салландрера, он мог иметь любовницу!.. - вскрикнул Рокамболь.
- О, наивный моряк! - заметил Макс.
- Что же узнали еще?
- Что на бал пробралась женщина в домино и маске и следила за доном Хозе, который ухаживал за второй любовницей.
При этих словах Рокамболь выронил из рук вилку.
- Как! - вскрикнул он. - Их было две?
- Две.
- И он еще намеревался жениться! Что за Дон-Жуан - черт бы его побрал!
- Итак, - продолжал рассказчик, - она следила за доном Хозе в саду… там-то, в то время, как он стоял на коленях перед другой…
- Но кто же была эта другая?
- Погодите и позвольте мне сперва сказать, кто была первая.
- Это справедливое желание.
- Хорошенькая смуглая девушка с огненным взором - испанская цыганка, которую дон Хозе привез с собой в Париж. Нанося удар ему, она сбросила с себя домино и маску и сказала:
- Узнаешь ли ты меня, подлец?
- И убила?
- Он даже и не вскрикнул и умер мгновенно.
- Это пахнет просто мелодрамой, - заметил один из слушателей.
- Ваше сравнение гораздо удачнее, чем вы даже и думаете, - продолжал рассказчик.
- В самом деле?
- Ни одна трагическая актриса не была бы лучше этой цыганки, когда она замахнулась кинжалом и вскричала: "Я отомщена!"
- Конечно, ее арестовали?
- Сейчас же… ее обступили со всех сторон, начали расспрашивать… сначала даже все думали, что она сумасшедшая, но вдруг она побледнела, зашаталась, глухо вскрикнула и грохнулась на пол.
- Без чувств?
- Нет, мертвая.
- Господа! - крикнул Рокамболь. - Эта смерть уже совершенно излишняя для правдоподобия рассказа. Если мы сейчас же не арестуем нашего приятеля Макса, то он в двадцать минут убьет всех гостей генерала… Я хорошо сделал, что уехал раньше, а иначе…
- Любезнейший маркиз, - перебил его сухо рассказчик, заметно нахмурившись, - вы шутите очень мило, не посмотрите на меня хорошенько… Уверяю вас, что я говорю правду - кому угодно держать пари на сто луидоров - пожалуйста.
- Да ведь это неслыханная вещь! - заметили почти в один голос два или три молодых человека. - Это ведь просто страница из Crimes Celebres!
- Совершенно согласен с вами, - сказал Рокамболь, - а между тем в словах Макса звучит истина.
- Я видел, - продолжал блондин, - собственными глазами труп дона Хозе, когда его уносили, и мертвое тело цыганки, лежавшее на диване в красной гостиной.
- Но от чего же она умерла?
- Доктор утверждает, что от яда, принятого ею за несколько минут до убийства дона Хозе.
- Следовательно, она сама себя наказала, - заметил спокойно Рокамболь.
- Очень не мудрено. Теперь представьте себе весь эффект этой драмы, ужас и уныние гостей, суматоху, гвалт - и, наконец, выслушайте ее последнюю, так сказать, комическую часть.
- Как, неужели не обошлось и без комического?
- Разумеется, как и во всех драмах.
- Что же такое?
- Я уже говорил вам, что дон Хозе был убит у ног другой своей любовницы?
- Говорили.
- Вы, вероятно, заметили ее, если только были на jtom балу.
- Как она была одета?
- Польской крестьянкой.
- Вся в бриллиантах?
- Буквально.
- Она приехала с другою дамой - на четверке белых, как снег, лошадей?
- Да, да.
- Ну, так кто же она? Какая-нибудь княгиня?..
- Как бы не так! Когда дон Хозе упал, она лишилась чувств… Все бросились к ней, сняли с нее маску… и узнали… ну, да вам никогда не догадаться!.. Это была дочь генеральского привратника.
Громкий и дружный смех всей компании был ответом на эти слова.
- Ну, не смейтесь, господа! - заметил Макс серьезно. - Может случиться, что и вы тоже влюбитесь в нее. Эта женщина, из-за которой убили дона Хозе, эта дочь привратника, которую приняли за княгиню, танцевавшая с посланником и со всею аристократией, - первая красавица всего Парижа… вы все ее знаете…
- Как же ее зовут?
- Банко.
- Конечно! - заметил громко Рокамболь. - У нее есть ложа в опере.
- Она на содержании у одного русского князя. Теперь мне понятны и белые лошади и бриллианты…
- Она дочь привратника в отеле генерала С. - проговорил Макс медленно и с ударением на словах.
- Но я удивляюсь не столько этому, как тому, что она могла попасть на этот бал, - заметил холодно Рокамболь.
- Это правда!
- И право, не могу этого понять.
- Позвольте же, - перебил опять Макс, - и дайте мне досказать все подробности этой истории.
- Говорите…
- Итак, Банко лишилась чувств в ту минуту, когда дон Хозе упал мертвый… Это убийство произошло в саду, где, разумеется, было не так светло, как в залах… Сначала никто не понял того, что случилось. Видели только, как дон Хозе упал… Танцевавшие сбежались, окружили маску, которая была в обмороке, арестовали цыганку и перенесли дона Хозе на диван в гостиную. Никто из окружавших Банко не знал ее в лицо. Сначала она была предметом общих попечений об ней; ее перенесли тоже в гостиную, и дамы поспешили снять с нее маску. Наконец, Банко открыла глаза и обвела вокруг себя изумленными глазами. В это время к ней подошел молодой человек и… вскрикнул от. удивления.
- Это невозможно! - прошептал он.
- Что вы хотите этим сказать? - обратились к нему.
- Вы знаете эту даму? - спросил он вместо ответа.
- Нет… Это, говорят, какая-то иностранка.
- В таком случае, - сказал он, - она поразительно похожа…
Он' не успел договорить своих слов, как подошел другой танцор и, не задумываясь, сказал: "Да ведь это Банко!"
Это имя мгновенно пробежало в толпе и дошло до ушей самого генерала. Пораженный этим именем, генерал подошел тоже к ней.
- И узнал дочь своего привратника?
- Ну нет; ее узнал отец. Услыхав имя Банко, он подошел вместе с прочими, - право, это имело трагикомическую сторону. При виде своей дочери отец побледнел от гнева, а она расхохоталась ему в лицо. Вышел громадный скандал. Отец Банко хотел вывести ее, но она, не стесняясь, сказала ему: