- Этого не нужно, моя матушка, - ответила Мадлен, - его невиновность вполне может быть доказана без вашего свидетельского показания; выйдя из беспамятства, мой брат заявил, что Мариус вовсе не виновен.
Милетта подняла глаза к Небу, сложила руки, и вся ее поза, шевеление губ, выражение лица явно указывали на то, что она благодарила Бога.
- Господи! - произнесла она в конце. - Пусть по милости твоей именно он закроет мне глаза.
- Не думайте об этом, моя матушка! Вы не умрете, вы будете жить, чтобы быть счастливой его счастьем.
- Да, только бы она жила, - перебил ее г-н Кумб прерывающимся от рыданий голосом, - и пусть даже это будет стоить мне сумасшедших денег, я хочу, чтобы она жила. Ты будешь жить, моя бедная Милетта, будешь жить; и как говорит эта добрая мадемуазель, обладающая значительно большими достоинствами по сравнению с другими членами ее семьи, ты будешь жить, чтобы быть счастливой. Видишь ли, - добавил он, наклонившись над ней и шепча ей на ухо, - теперь, когда мы окончательно отделались от этого подонка, я могу жениться на тебе, и я женюсь на тебе и дам свою фамилию твоему сыну, у тебя будет все… нет, половина того, чем я владею; и, хотя я постоянно ношу один и тот же левит, - прошептал он, понизив голос так, чтобы никто, кроме Милетты, не услышал его, - я богат и, быть может, гораздо богаче, - добавил он с горечью, - тех людей, что растрачивают богатства земли Господа Бога, выращивая на ней массу зловонной дряни. Знаешь, в нижней части секретера, который этот злодей взломал бы, если бы ты так храбро не бросилась на него, - так вот, в нем лежат шестьдесят тысяч франков золотом, и это еще не все, вот так-то! Еще есть рента, дом в Марселе и деревенский домик. Итак, ты всем этим будешь владеть вместе со мной. Ты прекрасно понимаешь, что не можешь умереть!
Услышав такой довод, в силе действия которого г-н Кумб не сомневался, Милетта горько улыбнулась.
Богатства г-на Кумба стоили слишком мало перед вечным сиянием Неба, раскрывавшего уже для нее свои горизонты. Однако она, приблизив свои губы к лицу г-на Кумба, запечатлела у него на лбу целомудренный и в то же время нежный поцелуй; затем она повернула голову и сторону Мадлен.
- Будьте тысячу раз благословенны, - сказала она, - за вашу любовь к нему… Я прошу вас о последнем утешении: постарайтесь сделать так, чтобы я обняла его еще один раз!
Мадлен понимающе кивнула и вышла из домика.
Прибыл комиссар полиции; он рассчитывал на присутствие Мадлен, чтобы получить свидетельские показания Милетты и г-на Кумба по поводу событий, происшедших той памятной ночью. Мадлен проводила его в шале к постели своего брата.
Тесак Пьера Мана поразил г-на Жана Риуфа в грудь и вошел в грудную полость, затронув стенки сердца; рана была опасной, но не смертельной. Холодное оружие, войдя н соприкосновение с наиболее важным из наших органов, вызвало кровотечение в легких, что и привело к продолжительному обмороку, лишившему раненого чувств более чем на тридцать часов.
Он повторил комиссару полиции то же, что сказал своей сестре, и, благодаря его описанию примет своего убийцы, совершенно точно совпадавшему с обликом того, кто смертельно ранил Милетту, вся эта мрачная история начала постепенно проясняться. Он вручил Мадлен записку для передачи ее следователю, чтобы испросить его - основываясь на желании умирающей - распорядиться хотя бы о временном освобождении Мариуса из-под стражи.
Тем временем Милетта слабела прямо на глазах.
Ей стоило нечеловеческих усилий рассказать комиссару полиции в подробностях обо всем, что произошло между нею и ее мужем; ей это удалось, но силы ее при этом иссякли. Ее рану надрезали по краям и расширили; однако сокращение мышц, возникшее вследствие того, что она удерживала Пьера Мана, чтобы дать г-ну Кумбу время приготовиться к защите, привело к весьма значительному внутреннему кровоизлиянию; дыхание ее становилось все более затрудненным, а хрип - все более пронзительным. При каждом приступе икоты, вызывавшем у нее сильнейшую боль, на ее губах появлялась красноватая пена; синеватые круги под глазами расширялись; выражение глаз становилось неподвижным; на лбу выступили капли холодного пота, а кожа, еще совсем недавно такая белоснежная и атласная, стала вдруг шероховатой.
Печальное зрелище этой агонии закончилось для г-на Кумба тем, что он почти лишился рассудка. Казалось, что, когда для него пробил час потерять свою спутницу жизни, он осознал истинную цену этого сокровища, которое он столь долго, на протяжении двадцати лет недооценивал, и теперь искупал свое неблагодарное равнодушие. Его отчаяние выражалось чуть ли не в ярости; он никак не хотел смириться с тем, что приношение в жертву денег не могло сохранить ему Милетту, и его скорбь, еще суетная, превозносила то, что он был настроен сделать. Он поносил врача, тревожил последние мгновения пребывания умирающей на земле, и пришлось удалить его от нее.
Лицо Милетты, напротив, сохраняло полную безмятежность и полный покой. Когда на смену врачу пришел священник, она слушала его увещания с благоговейностью искренней веры. Однако, несмотря на ее религиозное рвение, время от времени она казалась беспокойной: она с усилием отрывала голову от подушки и внимательно к чему-то прислушиналась; губы ее растягивались в улыбке, слабый огонек света появлялся в ее глазах, обращенных к Небу, и, осознавая, что тот, кого она ждала, еще не пришел, шептала:
- Боже, Боже, да исполнится воля твоя!
Вскоре стало казаться, что она совсем близка к концу: глаза ее стали неподвижно смотреть к одну точку; о едва заметном биении жизни в ней можно было судить лишь по легкому шевелению ее губ, пена на которых становилась все более и более бесцветной. Она потеряла много крови и вот-вот должна была испустить последний вздох.
Вдруг, к тот миг, когда врач пытался уловить последние биения ее пульса, она самостоятельно приподнялась и села на кровати, чем привела в ужас присутствующих. Тогда все услышали шаги человека, стремительно поднимавшегося по лестнице; звук их чудесным образом связал готовую оборваться нить, на которой все еще висела ее жизнь.
- Это он!.. Благодарю тебя, Господь мой, благодарю! - внятно воскликнула Милетта.
И в самом деле, в проеме двери показалось взволнованное лицо Мариуса; но, прежде чем он пересек порог двери, каким бы стремительным ни был его порыв, руки бедной женщины, протянутые навстречу ему, тяжело упали на кровать. Она испустила слабый вздох, и молодой человек, потерявший от горя голову, бросился обнимать не что иное, как покинутое жизнью тело своей матери.
Бог, вне всякого сомнения, предначертал другие утешения этому смиренному и достойному похвалы созданию, поскольку он отказал ему еще раз ощутить на губах поцелуй своего ребенка.
Заключение
Поскольку его отец уже не мог понести наказание, Мариус без колебаний рассказал об обстоятельствах, заставивших его взять на себя ответственность за одно из последних преступлений Пьера Мана. Показания Милетты и утверждения г-на Жана Риуфа подкрепили его рассказ. Временное освобождение Мариуса стало окончательным.
Какой бы сильной ни была его любовь к Мадлен, какими бы очевидными ни были проявления ее нежной любви к нему, он, тем не менее, никак не отозвался на ее напоминание об их планах супружества, взлелеянных ими еще во время их первой прогулки среди прибрежных скал.
Благородный в своих чувствах и чрезмерно деликатный, он ужасался при мысли о том, что может принести девушке позор, связанный с именем его родного отца. Он испытывал стойкое нежелание давать той, кого он любил больше всего на свете, имя, обесчещенное каторгой.
Тем временем намеки мадемуазель Риуф становились более явными и Жан, оправившийся от ранения и совершенно убежденный в том, что счастье его сестры связано с этим браком, отправился к Мариусу и сделал ему формальное предложение. Сын Милетты пребывал в раздумьях и попросил дать ему еще несколько дней на размышление.
В действительности эта отсрочка была нужна ему лишь для того, чтобы подготовить себя к жертвоприношению, которое он рассматривал как свой долг. Он решил уехать куда-нибудь; он рассчитывал, что время и его отсутствие вылечат сердечную рану мадемуазель Мадлен; что же касается его душевной муки, то он не хотел и думать о ней. Накануне того дня, когда Мариус должен был дать ответ г-ну Риуфу, в час, когда г-н Кумб, по его мнению, должен был спать, он взвалил на плечо мешок со своими скромными пожитками и, взяв в руки дорожный посох, отправился в путь, не осмеливаясь даже бросить прощальный взгляд на шале, где оставалась та, которую он так обожал.
Когда он преодолел полчетверти льё, ему вдруг послышался позади легкий скрип песка и чье-то дыхание, словно кто-то украдкой шел за ним. Он резко обернулся и увидел Мадлен, шедшую за ним следом.
- Это вы, вы, Мадлен?! - воскликнул он.
- Ну разумеется, неблагодарный, - ответила она, - я же не забыла, как мы поклялись, что ничто в этом мире не сможет помешать нам принадлежать друг другу. Вы уходите отсюда, так разве место вашей супруги не рядом с вами?..
Две недели спустя тот же священник, что принял последний вздох Милетты, сочетал молодых людей браком в маленькой церкви Бонвена.
По этому случаю г-н Кумб проявил несравненное великодушие: он пожелал усыновить Мариуса и дать ему денег перед вступлением его в брак. Молодой человек не согласился на это, и сразу после свадьбы он и его супруга уехали в Триест, где они намеревались основать торговый дом, подобный тому, который Жан Риуф сохранил в Марселе.
Довольно долго после смерти Милетты хозяин деревенского домика оставался безутешным, хотя в утешениях он не испытывал недостатка.
Мариус и его жена не захотели, чтобы шале было продано; право пользования им они предоставили г-ну Кумбу, взявшему на себя обязанность содержать его в порядке; однако бывший грузчик настолько усердно избегал заниматься этим, что по прошествии некоторого времени прекрасный сад Мадлен, как он того и желал, с буйством тропической растительности заполнили крапива, колючий кустарник и сорная трава. Господин Кумб любил подниматься по лестнице, с помощью которой Мариус представал перед своей возлюбленной, и созерцать приходящую в запустение землю, следить за тем, как постепенно чахнут кусты, подмечать следы, которые каждый мистраль оставлял на прекрасном шале. И в этом подтверждении своего триумфа он находил забвение своим скорбям, отравившим последние годы его жизни, и когда, вдоволь насладившись этим зрелищем, он возвращался к себе в дом, одиночество уже не казалось ему таким горьким.
Постигшая его катастрофа имела еще и другое вознаграждение: она прочно закрепила за ним репутацию храброго человека, которой он так домогался. В Монредоне отцы рассказывали о его подвигах своим детям; вечерами напролет они слагали эти рассказы.
Первые годы все, что напоминало г-ну Кумбу ту, которая была столь смиренно предана ему, бросало его в дрожь, но понемногу похвалы его поведению стали достаточно приятно щекотать его самолюбие, и это чувство подавило сразу и его скорби, и угрызения совести; и очень скоро его прежнее тщеславие настолько сильно стало проступать, что в результате он, вместо того чтобы бояться разговоров, имевших отношение к смерти Пьера Мана, сам намеренно вызывал их. Справедливости ради надо сказать, что преувеличения тех, кто восхвалял подвиги г-на Кумба, придавали им чрезвычайные размеры.
Бандит постепенно превратился в пять ужасных разбойников, и половину их убил г-н Кумб, тогда как другие обратились в бегство.
Господин Кумб не возражал. Читая восхищение в обращенных к нему глазах слушателей, он говорил:
- Ах, Боже мой, но это не так уж трудно, как кажется; надо всего лишь немного сноровки и хладнокровия… Неужто вы думаете, что я не попаду в человека - я, кто попадает дробинкой в глаз воробья, причем с таким изяществом, словно вставляя ее рукой?
Короче говоря, преобладающая страсть г-на Кумба восторжествовала у него над всем, что еще оставалось на этой земле от бедной Милетты: над ее памятью.
Мало-помалу его посещения кладбища в Бонвене, где покоилась Милетта, становились все более редкими; вскоре он и вовсе перестал туда ходить, и земляной свод, покрывавший ее прах, порос травой, такой же густой, как и в саду шале.
Он забыл о ней столь прочно, что, когда он скончался (причем, как это свойственно эгоистам, в исключительно подходящее для этого время - за две недели до открытия канала на реке Дюранс, благодаря которому безлюдные пространства Монредона заполнились бы садами, а это вновь внесло бы беспокойство в жизнь хозяина деревенского домика), в его завещании не было обнаружено ни слова, подтверждавшего, что он все еще помнил о Мариусе или о его матери.
Нет мелких страстей, зато есть мелкие сердца.
Комментарии
Повесть Дюма "Сын каторжника" ("Le Fils du format") впервые была напечатана в периодическом издании "Европейское обозрение" ("Revue europeenne") 15.08-16.10.1859 под названием "История деревенского домика и шале" ("Господин Кумб") - "Histoire d'un Cabanon et d'un Chalet" ("Monsieur Coumbes"). Первое ее книжное издание во Франции: Paris, A.Bourdilliat et Co, 12mo, 1860.
Под названием же "Сын каторжника" ("Le Fils du format" - "Monsieur Coumbes") она впервые была напечатана в 1864 г. (Paris, Michel Levy freres, I2mo).
Время ее действия: 1831 - 1849 гг.
Ранее выходивший перевод повести был сверен по изданию: "Histoire d'un Cabanon et d'un Chalet", Paris, Editions Jeanne Laffitte, 1997.
… В то время … предместье Марселя было живописным и романтичным … - Марсель - французский средиземноморский портовый город в департаменте Буш-дю-Рон ("Устье Роны"); основан в VI в. до н.э. древнегреческими колонистами из Малой Азии (см. также примеч. к с. 382).
… С высоты горы Нотр-Дам де ла Гард … - Имеется в виду церковь Божьей Матери-охранительницы, одна из самых почитаемых святынь Марселя, его символ; известна с нач. XIII в.; находится на холме в южной части города, на территории крепости, воздвигнутой и XVI в. для обороны города со стороны моря.
… корабли и тартаны, испещрявшие белыми и красными парусами огромную голубую гладь мори … - Тартана - одномачтовое средиземноморское судно с грот-мачтой, которая несет парус на длинном рее, а также с выносной бизанью и бушпритом.
… ни один из этих домов, за исключением, быть может, построенных по берегам Ювоны на развалинах того самого замка Бель-Омбр, где некогда обитала внучка г-жи де Севинье… - Юнона (Юнон) - река в Южной Франции, в департаменте Буш-дю-Рон; протекает через южные окрестности Марселя и впадает в море севернее Монрсдона. Замок Бель-Омбр (chateau de Belle-Ombre) - сведений о нем найти не удалось.
Севинье, Мари де Рабютен-Шанталь, маркиза де (1626-1696) - французская писательница; получила известность благодаря стоим письмам к дочери, госпоже де Гриньян: изданным в 1726 г., им суждено было стать литературным памятником и ценным историческим источником. Внучка госпожи де Севинье, Полина де Гриньян, вышла замуж и конце 1695 г. за маркиза Жана де Симьяна, который принадлежал к старинному провансальскому роду и был придворным герцога Орлеанского, брата Людовика XIV; ее переписка с бабушкой была издана в 1773 г. в Париже под названием "Новые, или недавно обнаруженные письма маркизы де Севинье и маркизы де Симьян" ("Lettres nouvelles ou nouvellement recouvres de la marquise de Sevigne et de la marquise de Simiane).
… лавровыми рощами, тамарисками и бересклетами … - Лавр - род вечнозеленых деревьев или кустарников, произрастающих в основном в Южной Европе и на Кавказе; имеет прочную и упругую древесину. Тамариск - род кустов или небольших деревьев, произрастающих в Европе, Центральной и Южной Азии и Африке; засухоустойчив; используется для плетения различных изделий; его кора содержит красящие и дубильные вещества.
Бересклет - род кустарников или небольших деревьев, встречающихся во всех частях света; культивируется как декоративное растение.
… Дюранс не протекала тогда еще по этой местности … - Дюранс - река в Южной Франции, приток Роны; длина ее 305 км; известна сильными наводнениями в своем нижнем течении.
… так, как поступил г-н де Жюсьё со своим кедром … - Жюсьё, Бернар (1699 - 1777) - французский ботаник; основатель ботанического сада в Версале, в котором он расположил растения по разработанной им т.н. "естественной системе"; в 1736 г. посадил в парижском Ботаническом саду первый во Франции ливанский кедр.
… деревня Монредон как нельзя более полно представляла собой образ иссохшей земли, некогда характерный для окрестностей старинного поселения фокейцев. - Монредон - селение у южных окраин Марселя; ныне вошло в черту города.
Фокея - в древности греческий город в Малой Азии, основанный выходцами из Афин. Фокейцами здесь названы марсельцы, так как их город, называвшийся в античные времена Массалией, был основан колонистами из Фокеи.
… Монредон расположен за тремя деревнями, называемыми Сен-Женьес, Бонвен и Мазарг; он находится в основании треугольника - мыса Круазет, который выдается в море … - Сен-Женьес (Saint-Genies) - идентифицировать этот топоним не удалось.
Бонмен - селение и южной окрестности Марселя, к югу от города; ныне находится в черте города.
Мазарг - расположенное восточнее Монредона селение к югу от Марселя, ныне его пригород.
Круачет - мыс в южной окрестности Марселя.
… Восхитительный парк, который господа Пастре окружили степами, скрывал в себе скромную виллу, послужившую убежищем семье Бонапарта в период ее длительного пребывании в Марселе во время Революции … - Пастре - графское семейство, владевшее землями в окрестности Марселя; в 1974 г. принадлежавший ему парк площадью 125 га, располагающийся рядом с Монредоном, перешел в собственность города и наливается теперь парком Монредон-Пастре. Весной 1793 г. Бонапарт (см. примеч. к с. 11) после конфликта с сепаратистами на Корсике, где он служил, вынужден был покинуть родину и перевезти свою семью в Тулон, а затем в Марсель. Отец Наполеона Бонапарта, Шарль Бонапарт (1746-1785), к этому времени уже умер, и семья будущего генерала включала его мать Петицию Рамолино( 1750-1836) и братьев и сестер: Жозефа (1767-1844), Люсьена (1775-1840), Элизу (1777-1820), Луи (1778-1846), Полину (1780-1825), Каролину (1782-1839) и Жерома (1784-1860).
… короли и королевы доброй половины Европы оставили свои следы на его песчаных аллеях … - Из тех, кто бывал в этом парке, европейскими государями, помимо самого Наполеона, императора французов с 1804 г. и короля Италии с 1805 г., стали его братья и сестры: Жозеф - король Неаполя (1806-1808) и Испании (1808-1813); Люсьен - князь Канино (папский титул); Элиза - княгиня Луккская и Пьомбино (с 1805 г.), великая герцогиня Тосканская (с 1809 г.); Луи - король Голландии (1806 - 1810); Полина - герцогиня Гвастальская (1806 - 1814); Каролина, ставшая в 1800 г. супругой маршала Иоахима Мюрата (1767-1815), - великая герцогиня Бергская (1806-1808) и королева Неаполитанская (1808-1815); Жером - король Вестфалии (1807-1814).
Кроме того, королевами стали обе девицы Клари (см. след. примеч.).