Агамемнон не успел ответить - Менелай его опередил.
- Елену! - воскликнул он.
По тому, как Приам переглянулся с сыновьями, было ясно, что это - дело для них уже решенное.
- Пусть будет по-твоему, - кивнул старец. - Знаю, какое горе я причиню своему сыну Парису, но его вина и перед вами, и перед Троей велика, потому, вопреки его воле, выдадим мы вам Елену. Еще?
И опять Агамемнон слова вымолвить не успел - Менелай выпалил:
- И Париса!
- Париса?.. - поникнув, спросил старец. - Зачем тебе Парис?
Надо было видеть лицо Менелая в этот миг.
- О! - воскликнул он. - Я найду, как его наказать за свое бесчестие! Он у меня позавидует тому сатиру, с которого заживо содрал шкуру Аполлон!
Опять переглянулся Приам с сыновьями, и я увидел, что Гектор едва заметно покачал головой, а вслед за ним и остальные сыновья.
- Нет, - проговорил наконец Приам. - Я не могу выдать тебе на расправу своего сына. Иное дело - потребуй выкупа. Возможно, договоримся, ибо мы не хотим войны.
По виду Менелая можно было догадаться, что сейчас он выкрикнет: "Никакого выкупа! Парис - и всё тут! Парис - или война!.." - но на сей раз Агамемнон остановил его движением руки и заговорил сам.
- Что ж, попробуем это обсудить, - ответил он. - Вижу, вы понимаете, сколь велика ваша вина, потому и выкупу быть немалому... Ну, скажем, сто талантов золота и двести талантов серебра...
Немыслимо! Столько золота и серебра не было, пожалуй, и в самих Микенах.
Однако Приам, хоть и с мукой на лице, но все же выговорил:
- Ладно, будет вам это золото и серебро.
Богата, сказочно богата была Троя!
- Это всё? - спросил старец. - Получив золото и серебро, уплывете назад?
- А Елена?.. - вставил Менелай, но снова был остановлен братом.
- О нет, - сказал Агамемнон Приаму. - Мы еще только начали переговоры... Помимо золота и серебра, вы должны нам дать еще сорок талантов драгоценного железа...
Помрачнело лицо Приама, однако старец снова кивнул.
- ...А также три таланта драгоценных каменьев, что вы получаете из Эфиопии, а также тысячу локтей восточных тканей, тех, что зовутся шелком...
- И Елену... - подсказал ему Менелай, но Агамемнон, казалось его не расслышал, ибо он продолжал:
- ...А также - пятьсот белых и пятьсот черных рабынь... А также - пятьдесят ассирийских колесниц... А также - двадцать кораблей египетской пшеницы...
Да стольких богатств, готов богами поклясться, и на всей данайской стороне в ту пору не было!.. Но в Трое они, оказывается, имелись. Ибо Приам, хоть и был уже мрачнее тучи, но, как ни тяжело ему это далось, все же снова кивнул:
- Ладно, будет тебе и это. Сегодня же погрузим на ваши корабли. Но это, надеюсь, все?
На лице Агамемнона появилась коварная улыбка.
- Все... - сказал он.- Все, если не считать...
- ...Елены! - выдохнул Менелай.
Агамемнон, казалось, не расслышал его.
- ...Если не считать, - продолжал он, - тех сокровищ, которые твой сын похитил у моего брата!
- Сокровищ? - недоуменно взглянул на него Приам. - Но мой сын Парис никаких сокровищ не похищал, он царевич, а не вор.
- Не вор?! Может, и Елену он не похищал?! - воскликнул Агамемнон.
- Хорошо! - зло ответил Приам. - И много ли было тех сокровищ, о которых ты говоришь?
- Да как сказать... - продолжал улыбаться Агамемнон. - По нашим меркам немало, а по вашим, троянским, уж не знаю... В общем, помнишь, о каком выкупе мы только что с тобой уговорились, - так вот, похищенного твоим Парисом в доме у моего брата было вдвое... нет, втрое против того!
Боги, боги, это в Спарте-то! В Спарте, где даже Менелаева серебряная чаша для вина считалась драгоценностью! Да, судя по ошеломленному виду троянцев, таких богатств не было и в самой Трое.
Приам явно теперь понял, что в действительности микенский царь не хочет ничего, кроме войны. Он решительно встал со своего треножника.
- Жаль, что наши переговоры ни к чему не привели, - сказал он. - Что ж, пускай тогда нас рассудят боги и оружие... Но учти, царь Агамемнон, боги не любят алчных, поэтому так могут распорядиться, что не получишь ты вовсе ничего.
- Что ж, пускай рассудят боги, - тоже вставая, сказал Агамемнон.
- Постой, брат! А как же Елена? - воскликнул Менелай. - Они же вначале готовы были отдать мне Елену!..
- Пойдем, пойдем, брат, - сказал Агамемнон. - Неужели не видишь сам - с ними нельзя ни о чем договариваться. Полагают, что бессмертные боги одобрят их воровство! - И обернулся к троянцам: - Может, и Елену похитить вас тоже боги сподобили?! Сразитесь за Елену! Это, конечно, не избавит ваш город от гибели, - но сразитесь за нее, как подобает мужчинам! Хотя бы тут мы узнаем, какова воля богов!.. Ну, герои троянцы, может, кто-нибудь из вас готов испытать на себе волю богов - сразиться с одним из наших мужей?
Гектор переглянулся с братьями и решительно вышел вперед:
- Я готов. Готов сразиться с любым из ваших воинов.
Смел был этот Гектор. Перед ним ведь стоял могучий Аякс, который даже без своей палицы всем внушал ужас. Но Гектор сказал: "С любым!" И смотрел бесстрашно, прямо. Ничего не скажешь, настоящий воин!
И главное - зачем было это? Независимо от исхода схватки, войны все равно не избежать, все тут это понимали. Из-за одной лишь Елены драться!.. Да у него своя жена была, Андромаха, слывшая первой красавицей всего ионического побережья, - что ему Елена?!..
А вот что! Хотел смыть позор, легший на Трою из-за женокрадства, совершенного братом. И когда Менелай потребовал выдать Париса на расправу - это ведь он, Гектор, первым тогда покачал головой.
Нам бы таких вождей! Этот, я уверен, не стал бы резать женщин и детей и выжигать беззащитные города. Ибо не только отважен был этот Гектор, но и благороден. Не зря, хоть и троянец, но и в наших песнях воспет. Как там у нас?.. "Не было в Трое смелей, справедливее..." Ну, как там?
Слепцы тут же подхватили:
Не было в Трое сильней, справедливее мужа!
И в благородстве был равен тем древним героям,
Слава о коих жива, хоть столетья минули!
Если бы создали боги такими всех смертных -
Снова бы век золотой на земле воцарился!..
- Вот-вот! - сказал Клеон. - Доблестью напоминал тех, древних, великих. Не устрашил его даже Аякс! Мало таких нашлось бы на земле!
Глаза Агамемнона снова загорелись. Уже, небось, видел Гектора этого, расплющенного Аяксовой палицей. Но тут вдруг брат его Менелай вскочил - тоже далеко не трус был спартанец:
- Молись всем богам, Гектор! Ибо я, спартанский царь Менелай, буду драться с тобой!
Уверен, Агамемнон в тот миг пожалел, что вообще взял его на эти переговоры. Как ни силен и храбр был его брат, но все же против такого воина, как Гектор, он едва ли выстоит. Не столько ему даже брата было жалко, сколько заботило его, что будет, если Гектор выйдет из этой схватки победителем. Решат наши воины, что боги на стороне троянцев. А те возомнят, что боги им покровительствуют.
Плохое начало для войны!..
Но тут же по лицу Агамемнона я понял, что благая мысль сразу вслед за тем осенила его. Смекнул, что и боевой пыл его брата может пойти на пользу дела.
- Так тому и быть! - возгласил. - С нашей стороны будет драться мой брат, славный спартанский царь Менелай, оскорбленный вашим Парисом! Но не с Гектором он будет драться, - ибо доблестный Гектор не наносил ему никакого оскорбления! Нет! Он будет драться с тем, кто нанес ему обиду! С вашим царевичем Парисом - вот с кем будет драться за жену свою, прекрасную Елену, мой брат!
И вправду, это было для него лучше, чем бой Гектора с Аяксом. Гектор - сразу видно - воин превосходнейший. Аякс, конечно, силен; однако и Бусилай когда-то был куда как силен, - а чем для него тогда схватка с Ахиллом закончилась? Мало ли что там будет, если Гектор выйдет против Аякса.
А вот если Менелай выйдет против Париса - иное дело. Менелай - настоящий воин, уже во многих битвах участвовал, а Парис хрупок, утончен, хорош только для совсем иного рода битв и не мечом, а совсем иным оружием силен. Тут уж исход схватки предрешен заранее. Зато - как воспрянут духом наши воины, когда увидят, что боги на нашей стороне!
Гектор же, наоборот, приуныл. Гибель брата, наверняка, уже виделась ему: не одолеть Парису закаленного спартанца. И отказаться нельзя: вызов уже принят. А если с той стороны драться будет Менелай, то кому же еще, как не Парису, обидчику, выходить против него?
Мрачно сказал:
- Будь по-вашему. Когда поединок?
- Сегодня! Сейчас! Немедленно! - снова подскочил Менелай, но Агамемнон его попридержал:
- Ну-ну-ну! Сперва договоримся об условиях... А условия наши таковы, - обратившись к троянцам, сказал он. - Поединок состоится завтра утром. И во время этого поединка ваши гоплиты будут стоять у стен города, а то, глядишь, кто-нибудь из них вмешается в схватку. А наши воины сойдут с кораблей и выстроятся линией у самого берега, тоже далеко не заходя. Лишь на таких условиях может быть угодный богам справедливый поединок! А вблизи дерущихся будут лишь двое. С вашей стороны - доблестный Гектор, в чье благородство я верю, а с нашей - кому еще и быть, как не мне, брату Менелая?.. Как, подходят вам эти условия?
- Да будет так, - сказал печально Приам.
Он сделал знак, и троянцы уныло покинули шатер.
Зато Агамемнон возвращался на корабль, не в силах сдержать своей радости. В этих переговорах он достиг даже больше, чем хотел. Помимо того, что большой войне быть, и теперь уже никто, даже боги, не предотвратит ее, - помимо этого, он выговорил право для нашего войска беспрепятственно высадиться на троянский берег. Да еще наверняка Менелай прикончит завтра их царевича - и тогда увидят наши воины, что им сопутствует воля богов!
Рад был Агамемнон, все видели, как он рад!..
Уже ночью наши начали сходить с кораблей на берег...
Менелай, верно, всю ночь не спал, предвкушая сладостную месть, ибо, лишь только утро забрезжило, он был уже в доспехах, при оружии, и нетерпеливо расхаживал вдоль наших строящихся рядов.
И вот настал долгожданный для него час - вострубили трубы на стенах Трои, ворота открылись, и из них вышли двое - невысокий Парис и возвышавшийся за ним Гектор. Парис был в великолепных доспехах, со щитом в позолоте, с очень длинным мечом из драгоценного железа, наверняка; но, несмотря на свое превосходное снаряжение, ступал он робко, это видели все.
Лишь когда они прошли половину расстояния от Трои до берега, Агамемнон, до сих пор придерживавший брата, сказал:
- Пора!
Конечно, вооружение у Менелая было куда проще, чем у Париса, - тут нам не угнаться за ионийцами, - но по тому, как яростно он рвался в бой, все понимали, на чьей стороне истинная сила. И загремели наши гоплиты щитами, подбадривая его. Троянские же воины стояли у стен города тихо, явно уже не ожидая от этой схватки ничего доброго.
Менелай набросился на него так яростно, что не устоял бы, может, и сам Аякс, - а тут всего лишь изнеженный, хрупкий царевич. Парис и про меч свой длинный, железный сразу забыл, только сил и доставало прикрываться щитом. Но и щит не слишком помогал - удары Менелая были столь сильны, что несколько раз царевич валился с ног и едва успевал вскакивать, пока спартанец не смешал его с песком. Менелай же свой щит вовсе отбросил, взял меч обеими руками и рубился с таким исступлением, что, казалось, каждый его удар должен был стать последним для царевича.
Из наших рядов кричали:
- Что, Парис, это тебе не чужих жен воровать!
- Разделай его, Менелай!
- Освежуй его, как ягненка!
Парис, хоть его еще не настиг меч Менелая, был уже весь в крови - собственный щит разил его тыльной стороной при каждом ударе спартанца, в кровь разбивая ему лицо.
Удар, еще один!.. И вдруг Парис, уронив и меч, и щит, под улюлюканье, доносившееся из наших рядов, устремился прочь и, отбежав, укрылся за щитом своего брата Гектора.
- Всё! - поспешил крикнуть Гектор. - Поединок закончен! Победа за Менелаем!
Но Менелаю того было мало, спартанец жаждал крови, только крови Париса. Он налетел на Гектора и все с той же силой рубанул по его щиту.
Гектор даже не дрогнул под его ударом. Меча он выхватывать не стал, лишь крикнул:
- Все кончено! Остановись, Менелай!
Спартанец не желал слушать. Он нанес еще удар по щиту Гектора, а затем попытался ударом сбоку перерубить троянца пополам.
Обороняясь, Гектор двинул его щитом. Сила удара была такова, что Менелай рухнул на спину и на какое-то время затих, бездвижный.
А если бы Менелаю выпало с самого начала драться с Гектором! Да, Профоенор, право, не позавидовал бы я ему!..
Тем временем Гектор поспешно обхватил за пояс изнемогшего в схватке, едва передвигавшегося Париса и повлек его в сторону Трои.
Они успели отойти довольно далеко, когда Менелай зашевелился и наконец с трудом поднял голову, едва ли понимая, что с ним произошло. Тут-то Агамемнон возопил, обращаясь к нашим рядам:
- Данайцы! Вы все видели! Их Гектор не дал свершиться воле богов! По воле богов, Парис должен был умереть, а он - лишь благодаря коварному Гектору - постыдно бежал! Позор ему!
И из рядов грянуло в спину удалявшемуся храброму Гектору и его трусливому брату:
- Позор! Позор!
Он не стал помогать Менелаю поднятья с земли - уж сам встанет как-нибудь, - а побыстрей вернулся к нашему строю и там разразился речью:
- Мои воины! - кричал он. - Только что на ваших глазах свершилось знамение богов! Сам громовержец Зевс направлял меч брата моего Менелая! Поэтому всем вам ясно - боги на нашей стороне! Они желают гибели Трои и вероломных троянцев! Осуществим же волю богов! Станьте плечом к плечу, сомкните ваши ряды! Сейчас же пойдем на Трою! Не страшитесь троянских гоплитов - мы их легко сомнем! Вы же все видели - с нами Зевс!
И в ответ все прокричали дружно:
- С нами Зевс! С нами Зевс!
- Нынче же, - продолжал Агамемнон, - клянусь всеми богами, Троя будет полыхать в огне!
Тут и Менелай подошел шаткой походкой. По лицу его стекала кровь со лба, разбитого щитом Гектора. Но его боевой пыл ничуть не угас.
- Смерть троянцам! - взревел он, потрясая мечом.
- Смерть троянцам! Смерть троянцам! - было дружно подхвачено всеми.
Между тем сотники спешно выстраивали заново ряды, изрядно смешавшиеся за то время, пока наши гоплиты наблюдали за схваткой Менелая с Парисом. Вдруг кто-то взглянул на стену Трои и воскликнул:
- Посмотрите! Елена!
Все устремили взоры туда, куда он указывал.
Там мелькнули белые, как пена, волосы, а все троянки, как известно, черноволосы. Да, это могла быть она, только она!
Тут уж было не до построения. Стали кричать в ту сторону:
- Вышла!
- Совсем стыд утратила!
- Ничего, хоть полюбовалась, как Менелай ее дружка разделывал!
- Жаль, Менелай ему кое-что не отрубил! То, что этой бесстыжей так полюбилось!
- Убежала, бесстыдница! Дружка своего выхаживать заспешила!
Менелай тоже смотрел туда, где только что мелькнули эти волосы. В этот миг страшным было его окровавленное лицо. Некоторое время, застыв, стоял, смотрел... И вдруг, взмахнув мечом и взревев:
- За мной! Вперед! - один, ускоряя шаг, грозно двинулся в сторону троянских гоплитов.
И - сначала только его спартанцы, а потом и все остальные, не достроив боевого порядка, устремились за ним.
- Стойте! Назад! - кричал Агамемнон.
В отличие от своего безмозглого родственника Акторида, он был обучен стратегии и знал, сколь это губительно - безо всякого строя бросаться на правильные порядки гоплитов, на их ощетинившуюся копьями стену из щитов. Да не он один - и я, и все остальные тоже это понимали. Но мы уже не могли остановиться. И остановить нас окриками было так же невозможно, как окриком остановить обвал, уже покатившийся с горы.
...Это была бойня, настоящая бойня, мой милый Профоенор, - то, что с нами устроили троянцы, когда мы налетели на них. Они не успевали сбрасывать с копей пронзенные тела наших воинов, и я видел, как на некоторые копья было нанизано по два, а то и по три воина, ибо задние не успевали увидеть, что бежавшие впереди уже наткнулись на острие и точно так же натыкались на него.
Даже Аякс со своей смертоносной палицей не помог. Почти тотчас нашло его троянское копье и застряло в его огромном теле. Так, с торчащим из груди копьем, и унесли его саламинцы на корабль. Хотя бы, слава Зевсу, остался в живых, иначе потом совсем туго пришлось бы нам без него.
Не помог и воинственный пыл Менелая - его тоже с тремя глубокими ранами вскоре унесли.
И Одиссей с его хитростью не помог: копье не перехитришь.
Даже воля богов, о которой говорил Агамемнон, как видишь, пока что нам не больно-то помогла...
Накатились, как полноводная волна - откатились, как зыбкая пена. А троянские гоплиты стояли непоколебимо, и копья их взывали новых тел.
Понуро убредали мы к своим кораблям. Оставшимся в живых стыдно было смотреть друг другу в глаза. Чтобы так бесславно отступали данайцы, даже не забрав с поля боя тела убитых!..
Когда вернулись к своим кораблям, Агамемнон не стал обрушивать на нас свой гнев - мы и так выглядели, как побитые псы. Он приказал тут же, не тратя попусту времени, рубить колья и огораживать ими подход к берегу. Это означало, все понимали, что надежда с ходу овладеть Троей рухнула, а стало быть, предстоит долгая осада, и никому не дано знать, чем еще закончится она. Могущественна была Троя!
Агамемнон обещал, что нынче же она заполыхает, но ночью у стен Трои заполыхали совсем другие костры, и оттуда потянуло погребальной гарью - это троянцы, сжигали тела наших павших. И то еще было благо - что троянцы решили предать их огню по ахейскому обычаю, а не оставили на съедение псам, чтобы их тени не нашли потом дорогу в царство Аида и оглашали стенаниями дневной мир.
За то благо, как мы узнали позже, надо было славить Гектора: герой смело дрался с живыми, но не осквернял себя, глумясь над телами мертвых.
Ах, почему всевидящие боги об этом забыли и допустили потом глумление над его собственным прахом?.. Ну да про то я тебе еще расскажу...
К следующему утру подул ветер со стороны Трои, и пепел полетел в нашу сторону - все, что осталось от многих, еще недавно жаждавших поживиться троянскими сокровищами.
Сколько еще такого пепла предстояло разнести ветрам!
А где же в это время были Ахилл и Патрокл? - спросишь, наверно, ты.
Так уж случилось, что их обоих тогда среди нас не было.
Почему? Расскажу...
Но только после полуденной трапезы, для которой сейчас самая пора. Эй, Фамария!..
ПОЛДЕНЬ
О пище, войне и любви. - Ахилл и Брисеида. - Доносчики Агамемнона. - "Сладчайшая песня любви". - Похищение Брисеиды.