Храбрый Йомби, видя уныние, вдруг овладевшее теми, кто сохранил ему жизнь, бросил наземь свою ношу и, крикнув, чтобы продолжали бежать, кинулся в ревущие волны реки за лодкой… Ни приказания, ни просьбы не могли заставить его вернуться.
Пятеро беглецов поспешно достигли рубежа леса, который хотя отстоял только на полтораста метров от реки, до находился на таком возвышении, что вода не могла достигнуть его.
Очутившись в безопасности, они жадно устремили глаза на Конго, в эту минуту походивший на разъярившееся море, и приметили вдали человеческую фигуру, боровшуюся с волнами.
Это был Йомби с пирогой.
Часть пятая
Болото Конго и банкроты
Постройка пироги. - Прогулка по девственному лесу
Через два дня после рокового события, на закате солнца, Лаеннек и его товарищи сидели около огня, который были принуждены разводить каждый вечер, и держали совет, что предпринять в том скверном положении, в которое их поставила потеря лодки.
Река Конго вернулась в свое русло, и необходимо было на что-нибудь решиться.
- У нас есть только два способа выпутаться из затруднения, - продолжал Лаеннек, - или спуститься до негритянской деревни в Банкоре, несмотря на затруднения, или выстроить новую пирогу.
- А по-вашему, Лаеннек, - спросил Барте, - какой способ удобнее?
- Я остаюсь при том же мнении, что для европейцев, не привыкших к местному климату, путешествие по суше и болотам среди хищных зверей совершенно невозможно.
- Вы думаете, что нам надо построить лодку?
- Думаю, что и здесь есть затруднение, которое мы едва ли преодолеем.
- Какое?
- У нас нет никаких инструментов, кроме топора для обрезывания ветвей, а мы должны срубить и выдолбить дерево достаточно большое, чтобы вместить всех нас. Мы не можем это сделать быстрее пятнадцати или двадцати дней.
- Мы будем работать попеременно…
- Да. Но слабый инструмент может сломаться, и тогда мы будем принуждены вернуться к первому плану…
- Слушай! - перебил негр. - Кунье сумеет отомстить злым духам, укравшим нашу пирогу. Он построит плот, и Момту-Самбу сможет спуститься на нем по реке со своими друзьями.
Едва негр произнес эти слова, как послышался шелест в кустах: Уале, спокойно спавший у ног своего хозяина, приподнялся, ворча, а путешественники схватили оружие… Но им не пришлось пустить его в дело, потому что громкий голос закричал среди зарослей:
- Друг! Друг!
В ту же минуту негр высокого роста показался в кругу света, отбрасываемого костром.
- Йомби! - воскликнул Кунье вне себя от радости.
- Йомби! - повторили путешественники, увидев фана, которого все считали умершим.
Негр в двух словах рассказал историю своего спасения.
Принужденный после нескольких часов борьбы бросить лодку и думать о собственной безопасности, он доплыл до ветвей громадного баниана, торчавших из воды и давших ему верное убежище до тех пор, пока река войдет в свое русло. Как только он мог пуститься в путь, он направился к месту стоянки, полагая, что оно еще не брошено белыми.
Узнав о затруднениях путешественников, негр объявил, что берется построить в неделю, с единственным имеющимся инструментом, большую и прочную пирогу, которая вполне заменит потерянную.
Это положило конец колебаниям. Было условлено, что завтра же на рассвете путники отправятся в лес выбрать подходящее дерево.
Радость надежды и молодость взяли свое, и восходящее солнце застало путешественников в лесу; оба негра и Лаеннек осматривали деревья, Буана собирала корни и плоды, а Гиллуа, по своему обыкновению, читал курс ботаники Барте, который со своей стороны каждую минуту находил способ применять познания своего друга к географии.
Друзья шли таким образом несколько часов, рассуждая о самых различных предметах, оставляя ботанику для геологии, касаясь вопросов естественной философии, как вдруг разговор их прервал страшный шум, похожий на топот лошади, скачущей галопом по густой чаще. Они оторопели, остановились; прежде чем они успели обменяться мыслями, метрах в восьми от них промчался, как ураган, черный буйвол, увлекая в своем беге гориллу, прицепившуюся к его бокам… Это объяло их ужасом; они поняли, что поступили неблагоразумно, зайдя слишком далеко, и побежали к берегу.
К счастью, возвышенность, на которой они оказались, позволяла им время от времени видеть сквозь лес реку, и они скоро отыскали дорогу.
На опушке леса они приметили своих товарищей, которые рубили великолепное дерево, что должно было обеспечить им широкую и удобную пирогу.
- Вы видите, - радостно встретил их Лаеннек, - что в ваше отсутствие мы исполнили самую опасную часть нашего труда, потому что этот слабый топор легко мог сломаться об узловатый ствол.
- Чем мы можем помочь вам, любезный проводник? - сказал Варте.
- Ба! Каждому - свое ремесло; неопытные руки сразу сломали бы этот слабый инструмент. Теперь, друзья, ручаюсь вам, что не пройдет и недели, как лодка будет сделана, и мы в состоянии будем продолжать путешествие.
- Каким образом вы справитесь с этим громадным деревом?
- Наружная форма не играет роли, а выдолбить его взялись Йомби и Кунье с помощью могучего помощника, о котором мы не подумали.
- Какого?
- Огня.
- Любезный Лаеннек, вы, право, приучили нас к чудесам.
- Тут нет никакого чуда, друзья. Йомби и Кунье просто употребляют способ, известный туземцам. Они сгладят одну сторону ствола, а потом день и ночь будут поддерживать костер, брать из него раскаленные уголья и покрывать ими пространство, которое надо выдолбить. Угасший уголь будет немедленно заменен раскаленным, и, искусно управляя операцией, чтобы не сжечь боков, мы получим через неделю прочную и удобную лодку. Самое главное - не отходить от нашей будущей пироги, пока работа не окончится, потому что необходимо поддерживать огонь всегда в середине и на пространстве вдвое меньшем того, которое надо выдолбить. Потом очень легко отнять топором боковые выгоревшие части. Йомби в этом опытен; мы можем положиться на него.
- В самом деле, мужество, которое он выказал, с опасностью для жизни спасая лодку, доказывает нам, что мы можем положиться на его преданность.
- Еще сегодня утром я сомневался, но теперь ручаюсь честью, если только роковая судьба не вздумает воздвигнуть нам препятствия, что не пройдет и пяти месяцев, как вы вернетесь в наше отечество… ваше отечество, - сказал со вздохом бывший дезертир.
- Зачем поправлять ваше выражение, любезный Лаеннек? - ответил взволнованный Гиллуа. - Мы вернемся туда вместе, и будьте уверены, что вам зачтут десять лет страданий в этой стране, где вы оказали большие услуги, способствуя уничтожению предрассудков негров, видящих во всех белых торговцев людьми.
- Это невозможно, господа, - сказал побледневший Лаеннек, склонив голову. - Я был осужден на смерть военным судом.
- Ваш проступок был не из таких, которые навсегда пятнают человека; теперь он заглажен. Разве вы ни во что не ставите услугу, которую оказываете в эту минуту? Поверьте, суд нашего отечества сумеет оценить это. Притом ведь тот, кого вы ударили в минуту помешательства, не умер.
- Я был осужден на смерть, - сказал Лаеннек с еще большей энергией, - и никогда не увижу Бретани!.. Притом я обещал Гобби вернуться, а "человек пустыни" не изменяет своему слову.
- Как только мы вернемся, мы выхлопочем вам помилование. Оставьте нам надежду, что ваше решение изменится.
- Надежду? Какое прекрасное слово вы произнесли, друзья! Если желаете, мы так назовем лодку, которая позволит нам оставить этот негостеприимный берег.
Молодые люди не настаивали более, но обещали себе, как только прибудут к берегам Банкоры, употребить все усилия, чтобы уговорить Лаеннека следовать за ними во Францию.
На закате солнца кедровый ствол, с которого сняли все ветви, был готов для долбления; Кунье и Йомби развели костер.
Чтобы не прекращались работы, путешественники переселились на опушку леса, и когда Буана позвала их ужинать, отесанная поверхность будущей пироги уже дымилась от раскаленных угольев.
Двенадцать дней плавания. - Берега Банкоры
Разговор о страшной встрече Барте и Гиллуа на прогулке занял весь вечер, и Йомби, который провел часть своей жизни в габонских лесах, где водятся гориллы, нисколько не сомневался в победе этого зверя над буйволом.
Во время своих продолжительных странствований по лесам Лаеннек имел случай помериться силой с этими животными, и не раз. Рассказы моряка долго отвлекали путешественников от сна.
Пирогу не оставляли ни на минуту; через шесть дней окончили работу топором, а на восьмой день, как и предвидел Лаеннек, ее спустили на воду.
Поставленная на два круглых обрубка, лодка без труда скользила до берега, а когда один конец ее опустился в воду, грянуло приветственное "ура". Ее назвали "Надежда".
Все относительно на этом свете, и скромный ствол дерева был в эту минуту драгоценнее для путешественников, чем самое лучшее судно французского флота.
Барте и Гиллуа употребляли время на охоту и изучение флоры Верхнего Конго, не теряя, однако, из виду своего лагеря, потому что знали, какой опасности они подвергались.
Каждый день делали они драгоценные открытия в растительном царстве и убивали какое-нибудь животное, редкое или не совсем известное. Когда уставали идти, садились в тени какой-нибудь гигантской смоковницы и начинали мечтать о своих родных и друзьях, которые, наверное, считали их безвозвратно погибшими.
Накануне отъезда, когда они делали последнюю экскурсию, они вспомнили о тех странных происшествиях, которые привели их в Центральную Африку, и в первый раз с тех пор, как Лаеннек избавил их от неволи, разговор зашел о двух товарищах, оставшихся на рабовладельческом корабле.
- Хотелось бы мне знать, что с ними сделалось? - заметил Гиллуа. - Продолжают ли они жить в мире с капитаном корабля?
- Не тревожьтесь о них, - ответил Барте, улыбаясь, - они из Тулона, родины хитрецов; этого для них достаточно! Они сумеют прожить, приобрести денежки, словом, устроить свои дела и на подводной скале, и на спине кита. Жилиас и Тука принадлежат к категории пройдох, и вы можете быть уверены, что они везде сумеют устроиться. Но если вас тревожит их судьба, я могу вас успокоить: они теперь, наверно, находятся во Франции, восхваляя свое мужество и стараясь получить что-нибудь за это.
- Вы думаете, что Ле-Ноэль возвратил им свободу?
- Гораздо вероятнее, что этот дьявол кончил свои подвиги на рее английской мачты и что наших двух товарищей освободил фрегат, блокировавший "Осу" при входе в Рио-дас-Мортес в тот вечер, когда Ле-Ноэль, чтобы отомстить за побег, выдал нас своему другу Гобби.
- Что-то говорит мне, что ваши предвидения не осуществились, любезный Барте! Помните ли, что когда мы оставили "Осу", она разводил пары и приготовлялась уйти ночью. Вы знаете, она быстроходна, и я думаю, что ее попытка увенчалась успехом.
- В таком случае они, должно быть, продолжали свою службу как лекарь и комиссар на "Осе", а Ле-Ноэль обещал высадить их, как только продаст свой груз живого мяса, на бразильском берегу; теперь они на пути во Францию на каком-нибудь атлантическом пакетботе и приготовляют тот знаменитый доклад морскому министру, который заставлял хохотать капитана "Осы" до слез. Я о них не беспокоюсь, любезный друг, вы увидите, что будущее оправдает мои слова!
Когда молодые люди вернулись в лагерь, Лаеннек с гордостью показал им четырехвесельную "Надежду", готовую к отплытию; она качалась в нескольких метрах от берега, удерживаемая канатом из кокосовых волокон. Дно ее было завалено провизией: хлебными злаками, иньями и маниоком; захватили также все, что осталось от копченого мяса бегемота.
- Вы видите, что мы ничего не потеряли. Эта пирога гораздо больше той, которую унесло у нас наводнение, и так как мы можем грести все четверо, то поедем вдвое скорее.
- Вы сделали настоящий фокус, любезный проводник, - ответил Барте.
- Благодаря Кунье и Йомби. Их вы особенно должны благодарить… Теперь, друзья, сядем за нашу последнюю трапезу и проведем последнюю ночь на этом берегу, который чуть было не сделался местом нашей гибели.
На другой день на рассвете "Надежда" пустилась по течению Конго. Несмотря на великолепные места, путешественники нигде не думали задерживаться. Останавливались только на один час в день, чтобы изжарить мясо бегемота на угольях и нарвать диких ананасов.
Беглецы совершили плавание, самое любопытное и самое странное, какое только можно сделать в мире; на протяжении более трехсот миль река была окаймлена непроницаемыми девственными лесами; корни деревьев доходили до воды, изгибаясь причудливыми спиралями, как тысячи змей; лианы, обвившие ветви, спускались вниз и висели над рекою, как снасти, увитые цветами. На этих корнях и на этих ветвях порхали, пели, чирикали мириады птиц с разнообразным оперением, а большие пеликаны, стоя на одной ноге на берегу, смотрели на наших путешественников с удивленным видом.
Время от времени, по вечерам, глухой рев заставлял их вздрагивать; это было гневное приветствие какого-нибудь леопарда или льва, утолявшего жажду, спокойствие которого нарушили неизвестные запахи. Тогда Уале приподнимался в лодке и ревел от бессильной ярости, с дрожащими ноздрями; он словно вызывал на бой скрытого врага, который осмеливался дразнить его.
Через двенадцать дней после отъезда беглецы благополучно достигли устья Банкоры, темно-зеленая вода которой резко отличалась от воды Конго; последняя, благодаря большим дождям, еще несколько месяцев должна была сохранять желтоватый и грязный цвет. Двадцатью милями ниже большая река, уже не окаймленная высокими берегами, орошала равнины более чем на тридцать миль, смешиваясь с громадными болотами, испарения которых, по мнению Лаеннека, делали невозможной всякую попытку добраться сухим путем до берега океана. Ждать конца наводнения было еще неудобнее, потому что Конго, вернувшись в свое русло, оставлял на всей земле, которую покрывал своей водой, такие остатки растительного и животного царства, что даже негров, родившихся в этой стране, заражала гнилая лихорадка.
Следовательно, не было другого пути, кроме того, который Лаеннек и Кунье указывали с самого начала и который позволял добраться до реки Огове, поднимаясь к экватору целым рядом плоскогорий и гор, покрытых лесами.
"Надежда" вошла в Банкору, поднимаясь вверх. Берега реки были покрыты смоковницами.
Известно, что это дерево, родом из Центральной Африки, самое драгоценное из высокоствольных деревьев в тропических странах. Наши путешественники могли восхищаться им во всей его красоте в тех самых местах, где оно родилось. От громадного ствола идут почти всегда в горизонтальном направлении ветви, покрывающие большое пространство своими листьями, непроницаемыми для солнечных лучей. Под этой массой зелени легко может укрыться население целой деревни. Путешественники находят там приятную стоянку, где могут подышать свежим воздухом и утолить жажду плодами этого дерева.
Вечером путешественники приметили густой столб дыма над массой зелени; зрелище это наполнило их радостью от уверенности, что они проехали две трети своего пути.
- Мы подъезжаем к деревне Эмбоза, которую я посещал несколько лет тому назад, - сказал Лаеннек, - и если старый вождь Имбоко не умер, мы можем быть уверены в самом дружелюбном приеме.
Деревня Эмбоза находится почти на границе обитаемой территории; вверх по Банкоре идет пустыня и девственный лес, который служит убежищем нескольким племенам кумиров, или лесных наездников, всегда готовых ограбить караван и одинокого путешественника.
Это маленькое местечко с полсотней хижин принадлежит племени мосиконго, главное занятие которых состоит в собирании пальмового масла. Все живут вместе, и после каждой добычи прибыль делится начальником между всеми жителями. Для того чтобы защищаться от разбойников, они содержат отряд в двадцать пять человек, хорошо вооруженных ружьями, привезенными из Малимбы; отряд этот охраняет деревню в то время, когда население занимается собиранием масла.
Лаеннек не ошибся. Имбоко, несмотря на преклонный возраст, был еще здоров и задолго до того, как пирога подошла к берегу, отправился с частью жителей узнать, кто приехал.
Пора дождей была неблагоприятна для собирания масла, и все население было в деревне.
Когда старый начальник увидел Лаеннека, он выразил большую радость. Узнав в нескольких словах о событиях, которые привели к нему его друга, он понял, что путешественники, изнуренные усталостью и лишениями, уже пять дней не имели другой пищи, кроме диких плодов, и главное - нуждались в отдыхе. Он избавил их от любопытства своих подданных и отвел в свое жилище, которое предоставил им на все время, пока гости пожелают остаться в его деревне. Как только Имбоко ушел за провизией, Гиллуа и Барте, изнемогая от волнения, бросились на шею Лаеннеку. Возвращение не казалось им теперь неосуществимой мечтой!
- Ах, - говорили они, - по вашей милости мы увидим Францию; каким образом можем мы когда-нибудь отблагодарить вас?!
Эти трогательные выражения признательности взволновали искателя приключений до глубины сердца; целый мир воспоминаний ожил вдруг в нем. Францию, Бретань, деревеньку, где он родился и которую не надеялся увидеть, свою мать, умершую вдали от него, - все это он увидел, как во сне. Склонив голову на свою широкую грудь, он упал на землю и начал рыдать…
Барте и Гиллуа с уважением отнеслись к этой глубокой горести. Уале, услышав, что хозяин его плачет, начал печально визжать.
Но Лаеннек быстро оправился; это была железная натура, и нравственные страдания не могли ее долго подавлять.
- Извините меня! - порывисто сказал он молодым людям. - Есть часы, когда я изнемогаю, как женщина!.. Наши лишения и наша борьба еще не кончились, и я буду счастлив, только когда увижу вас на корабле, который возвратит вас на родину… Тогда я в свою очередь попрошу исполнить одну мою просьбу.
- Не беспокойтесь, мы добьемся вашего помилования!
- Благодарю. Но не в этом дело. Там, в Плуаре, есть одинокая могила, к которой никто не приходит. Это - могила моей матери, умершей от горести, когда она услышала о моем осуждении; перед вашим отъездом я отдам вам пальмовую ветвь, которую сорвал на берегу… Тут… - Голос скитальца начал дрожать до такой степени, что он был принужден остановиться. Лаеннек сделал усилие и продолжал умоляющим тоном, но так тихо, что едва можно было расслышать: - И вы… не правда ли, вы это сделаете для меня… Вы положите эту ветвь на землю, где покоится бедная старушка, которой я не мог закрыть глаза…
Последние слова замерли в сдавленном рыдании… И прежде чем молодые люди успели ему ответить, Ив выбежал из хижины.
Спустя несколько минут он вернулся и был опять спокоен, как всегда. Имбоко с торжеством следовал за ним, а двенадцать человек несли козленка, шесть жареных цыплят, маниок, маис, хлебные плоды, бананы. Всем этим можно было накормить сто человек.
Добряк воображал, что никогда не будет в состоянии накормить своих гостей.