Когда над землей сгустились сумерки, настроение довольства и умиротворения сменилось ожиданием. По знаку Брана женщины, наскоро убрав остатки пиршества, собрались вокруг незажженного костра у входа в пещеру. Вождь бегло оглядел их, проверяя, все ли стоят на местах в соответствии со своим положением. Напротив женщин в подобной иерархической последовательности выстроились мужчины - все, кроме Мог-ура.
Бран, который находился ближе других ко входу, подал Гроду знак, и тот торжественно достал из бычьего рога тлеющий уголь. Важно было сохранить огонь старой пещеры: непрерывность горения символизировала непрерывность жизни Клана. Разжигая костер у новой пещеры, они как бы провозглашали ее своим жилищем.
В холодном климате человеку необходимо было поддерживать огонь. Полезные свойства имел даже дым. Его запах создавал ощущение безопасности и домашнего уюта. Проходя через пещеру, дым поднимался под высокий свод и выдувался через трещины и отверстия, изгоняя различные невидимые и, возможно, враждебные силы и пропитывая все своим духом - духом человеческого жилья.
Зажжение огня являлось важным ритуалом для очищения и провозглашения пещеры своим жилищем. Однако обычно к нему присоединялись и другие ритуалы, которые можно было считать частью пещерной церемонии. Один из них, проводившийся обычно Мог-уром с мужчинами, заключался в ознакомлении духов тотемов с их новым пристанищем. Женщины тем временем праздновали новоселье по-своему, а Иза готовила напиток для мужчин.
Удачная охота уже доказала, что духи приняли новую пещеру, а пиршество подтвердило то, что она стала их постоянным домом, пусть даже Клану и пришлось бы временно ее покинуть. Все члены племени имели при себе амулеты, поэтому духи тотемов могли следовать за ними повсюду и в случае надобности прийти на помощь.
Дабы лишний раз не тревожить духов, вслед за пещерной церемонией обычно проводили и некоторые другие, которые в такой день приобретали большую значимость и, в свою очередь, закрепляли за Кланом эту территорию. Каждая из церемоний имела строгий распорядок, и от случая к случаю в них менялись лишь участники.
Мог-ур, обычно посовещавшись с Браном, создавал сценарий празднества так, чтобы оно было органическим целым. На сей раз предстояло провести церемонию посвящения Бруда и церемонии назначения тотемов троим детям, после чего, конечно, следовал благодарственный ритуал. Но, прежде всего, нужно было зажечь огонь у пещеры - это означало бы, что духи сделали пещеру своей.
Сознавая всю важность задачи, Грод, опустившись на колени, положил тлеющие угли в сухостой и принялся раздувать костер. Все в Клане, затаив дыхание, невольно наклонились вперед, наблюдая за тем, как языки пламени скользят вверх по сухим веткам. Огонь занялся, и вдруг совсем рядом с костром появилась чудовищная фигура. Казалось, ее вот-вот охватит ревущее пламя. Горящее красное лицо на фоне жуткого белого черепа будто висело в воздухе и оставалось невредимым среди разбушевавшейся огненной стихии.
Поначалу Эйла не заметила его появления, а когда поймала взглядом, то от страха у нее перехватило дыхание. Иза, чтобы успокоить ее, сжала ей руку. Вся земля будто задрожала в такт равномерному стуку копий и ударного инструмента, в форме деревянной чаши, на котором наяривал Дорв. В это мгновение к костру подбежал новоиспеченный охотник. Эйла при этом отскочила назад.
Бруд припал к земле и устремил взор вдаль, закрывая глаза от воображаемого слепящего солнца. К нему присоединились остальные мужчины, как бы воспроизводя картину охоты. Благодаря тому, что на протяжении многих поколений язык знаков являлся единственным средством общения, искусство пантомимы красочно передавало острые ощущения охотников. Действо захватило даже чужую пятилетнюю девочку. Женщины как бы перенеслись в жаркую и пыльную степь, где они могли ощутить топот копыт, заставляющий землю содрогнуться, и удушающий запах пыли, а также разделить торжество победы над зверем. Это была редкая привилегия для них - вкусить частицу священной жизни охотников.
С самого начала спектакль возглавил Бруд. Это была его охота и его ночь. Он ощущал, какие проникновенные чувства овладевали женщинами, ощущал их дикий страх и придавал спектаклю еще больший драматизм. Оказавшись в центре внимания, он стал непревзойденным актером. И играл на чувственных струнах женщин, все сильнее разжигая в них страсть, так что под конец их охватил едва ли не эротический экстаз. Не меньше был потрясен и сам Мог-ур, стоявший по другую сторону костра. Он слышал много разговоров об охоте, но лишь во время этой церемонии мог сполна представить себе все ощущения. "Молодец парень, - подумал Креб, огибая костер, - по праву заслужил знак своего тотема. Пожалуй, такому не грех немного поважничать".
Торжественно завершив действо вместе с последним ударом копья, юноша оказался лицом к лицу с великим магом. Мог-ур в своей роли тоже был мастер. Он намеренно выжидал, пока улягутся страсти после охотничьего танца и воцарится атмосфера ожидания. Его нескладная, кривобокая фигура, покрытая медвежьей шкурой, смотрелась внушительно на фоне мерцающего огня. Окрашенное красновато-желтой краской лицо со зловещим единственным глазом выглядело расплывчатым пятном и, казалось, принадлежало некоему демону.
Тишину ночи нарушали лишь потрескивание огня, шорох листвы и далекий крик гиены. Бруд тяжело дышал, глаза у него горели частично от напряжения после охотничьего танца, частично от гордости и возбуждения, но более всего от неотступно возрастающего страха.
Хотя он знал, что его ждет, ему с каждым мгновением становилось труднее подавлять нарастающую дрожь. Пришло время вырезать на теле юноши знак тотема. Прежде он даже не думал об этом, но теперь, как выяснилось, у него затряслись поджилки, и пугала его не только боль. Больший ужас внушала ему атмосфера таинственности, которой окружил его шаман.
Юноша ступал на порог мира духов, встреча с которым для людей была куда страшнее, чем с гигантским зверем. Одно дело - зубр, который, несмотря на размеры и мощь, по крайней мере, являлся существом осязаемым, человек мог с ним справиться. Совсем другое - невидимые духи, которым под силу было заставить разбушеваться земляную стихию. Не только Бруд содрогался, вспоминая о недавнем землетрясении. Только священные мужи, шаманы, брали на себя смелость обращаться к запредельному миру. А суеверный молодой охотник мечтал лишь о том, чтобы величайший из Мог-уров поскорее покончил с этим кошмаром.
Словно отвечая на безмолвную мольбу Бруда, маг воздел к небу руку и уставился на растущую луну. После чего, проделав несколько плавных движений, стал бесстрастно призывать духов. Все его красноречивые жесты были обращены к неземному, хотя и не менее реальному миру. Однорукий Мог-ур выработал свой собственный язык знаков, изобиловавший множеством оттенков, по выразительности жестов превосходивший тот, которым владело большинство мужчин Клана. Когда он закончил, Клан знал, что находится в окружении духов-защитников, а также множества незнакомых духов. Бруда почти колотило от страха.
Неожиданно быстро, так что у некоторых перехватило дыхание, маг достал из-под своего одеяния нож и поднял его над головой. Резко опустив его на грудь Бруду, он в последнее мгновение остановился. Быстрыми насечками он вырезал на теле юноши две изогнутые, соединенные в одной точке линии, изображавшие рог носорога.
Когда нож вошел в кожу, Бруд зажмурился, но не дрогнул. Красные ручейки побежали вниз по груди юноши. К магу подошел Гув, держа чашу с бальзамом, изготовленным из нутряного жира зубра, смешанного с обеззараживающим пеплом ясеневого дерева. Мог-ур нанес его на рану, чтобы остановить кровь и убедиться в правильности формы шрама. Знак означал, что Бруд стал мужчиной, а его защитником был грозный и непредсказуемый Мохнатый Носорог.
Когда все страшное осталось позади и юноша вернулся на свое место, он остро ощутил, что приковывает к себе внимание, и это доставило ему немалое удовольствие. Еще долгое время женщины и мужчины в задушевных беседах будут вспоминать его отвагу и ловкость, проявленные во время охоты, его потрясающий танец во время церемонии, а также то, как мужественно он принял нож Мог-ура. Возможно, эти истории превратятся в легенды, которые будут передаваться из уст в уста в течение длинных зим или на Сходбищах Кланов. "Если бы не я, - размышлял Бруд, - пещера не стала бы нашей. Не убей я зубра, не было бы у нас этой церемонии и пришлось бы искать новую пещеру". И Бруд ощутил, что всем происходящим Клан обязан исключительно ему.
Эйла, созерцая обряд с благоговейным страхом, была не в силах сдержать дрожь при виде того, как страшный человек полоснул ножом по груди Бруда и из раны потекла кровь. Когда же Иза потащила девочку к Мог-уру узнать, что он с ней будет делать, та упиралась изо всех сил. К шаману подошли также Ага с Икой, держа детей на руках. Эйла обрадовалась, что они стали напротив них.
На сей раз Гув держал в руках туго сплетенную корзину, окрасившуюся от долгого употребления, поскольку в ней держали священный порошок, смешанный до пастообразного состояния с животным жиром. Мог-ур взглянул на серебряную луну, светящую над головами стоявших перед ним женщин, и сделал несколько формальных жестов, призывая духов обратить внимание на малышей, которым суждено было познакомиться со своими тотемами. Окунув палец в красную пасту, он нарисовал на бедре мальчика спираль в виде хвоста дикой свиньи. Мог-ур пояснил смысл знака, и по Клану пробежал тихий одобрительный ропот.
- Дух Кабана, под твою защиту отдается мальчик по имени Борг. - Закончив манипуляции, шаман достал маленький мешочек на длинном ремешке и надел его на шею ребенку.
Ика, преклонив голову, дала понять, что очень довольна. Это был сильный, уважаемый дух, которому присуща справедливость. После этого Ика отошла в сторону.
Маг вновь окунул палец в красную корзинку и на сей раз нарисовал пастой на ручке Оуны круг.
- Дух Совы, под твою защиту отдается девочка по имени Оуна. - Он надел на ребенка подготовленный матерью амулет. Когда Мог-ур назвал сильный тотем, вновь раздался одобрительный шум толпы.
Ага была счастлива. У ее дочки тоже была сильная защита, а стало быть, и ее будущему спутнику жизни следовало иметь не менее могущественный тотем. Мать надеялась, что это не создаст непреодолимых препятствий, и ее дочь сможет иметь детей.
Когда Ага с дочкой покинули арену действий, все с любопытством уставились на Изу, которая подняла на руки Эйлу. Девочка уже не испытывала страха. Она понимала, что все скоро закончится и что внушительная фигура с красным лицом - не кто иной, как Креб. Она узнала теплый блеск его взгляда.
К удивлению всего Клана, обращение Мог-ура к духам на этот раз отличалось от предыдущих. Такими жестами он пользовался во время наречения ребенка на седьмой день после рождения. Чужой девочке не только открывался ее тотем, но ее собирались принять в Клан! Окунув палец в пасту, Мог-ур провел линию от середины лба, где у людей Клана сходились надбровные выступы, до кончика носа.
- Девочку зовут Эйла. - Шаман произнес ее имя медленно, чтобы его могли расслышать как люди, так и духи.
Иза обернулась к соплеменникам. То, что Эйлу взяли в Клан, удивило ее не меньше, чем всех остальных. От радости у нее сильно забилось сердце. "Теперь она стала моей дочерью, моим первым ребенком, - пронеслось в голове у Изы. - Когда дитя получает имя и становится членом Клана, на руках его держит только мать. Неужели прошло только семь дней, как я нашла ее? Думаю, что так, но лучше спросить у Креба. Кто же еще может стать ее матерью, если не я?"
Все члены Клана, проходя мимо Изы, державшей Эйлу на руках, кто как мог повторяли имя девочки. Наконец Иза повернулась к магу. Он вновь воздел к небу глаза и призвал духов. Все в ожидании замерли. Ощущая устремленное на него внимание, Мог-ур медленным жестом, который еще сильнее распалял любопытство, отщипнул кусочек красной пасты и начертил ею на ноге девочки красную полосу прямо поверх одного из ее шрамов.
Что бы это значило? Что это был за тотем? Клан терялся в догадках. Шаман вновь обмакнул палец в пасту и провел им поверх второго шрама. Эйла почувствовала, что Иза дрожит. Бран, стиснув зубы, уставился на чертившего третью полосу мага, но тот избегал его взгляда. Когда же был сделан последний штрих, у Клана не оставалось сомнений, чей это был знак, только никто не мог в это поверить. Все же тут было что-то не так. И, глядя Брану в глаза, Мог-ур сделал заключительное движение:
- Дух Пещерного Льва, под твою защиту отдается девочка по имени Эйла.
После этих слов развеялись последние сомнения. Мог-ур повесил амулет девочке на шею; его соплеменники тем временем никак не могли прийти в себя от удивления. Разве такое возможно, чтобы у девочки был сильнейший из мужских тотемов? Пещерный Лев?
Взор Креба, устремленный на суровый взгляд Брана, был неумолим. Всего мгновение длилась невидимая схватка двух волевых людей. Мог-ур знал, чем грозит покровительство Пещерного Льва для девочки, хотя для нее иметь такой сильный тотем было совершенно невероятным. Однако маг лишь подчеркнул отметину, которую сделал сам Пещерный Лев. Бран никогда не расспрашивал брата об откровениях, но сейчас почему-то ощущал какой-то подвох. Хоть ему это и не нравилось, но пришлось смириться, поскольку он еще никогда не видел более явного подтверждения тотема. Он первым отвел глаза, но радости при этом отнюдь не испытывал.
Бран и так едва согласился принять девочку в Клан, а теперь еще ее тотем - это было уж слишком. Все, что выходило за общепринятые рамки размеренной жизни Клана, Брану было не по нутру. "Больше никаких отклонений не будет, - решил он. - Пещерный Лев или не Пещерный Лев, но девчонка стала членом Клана, а значит, обязана жить по его правилам".
Иза была потрясена. Продолжая держать ребенка на руках, она покорно склонила голову. Раз Мог-ур так сказал, значит, так и есть. Она знала, что у Эйлы сильный тотем, но чтобы Пещерный Лев? Только теперь Иза до конца осознала случившееся. "Без сомнения, женщина с таким сильным тотемом никогда не найдет себе спутника жизни", - думала она, утверждаясь в решении обучать Эйлу целительной магии, чтобы та имела личное положение в Клане. Креб дал девочке имя и открыл тотем, а целительница взяла на себя заботы о ней. "Разве этого не достаточно, чтобы считать Эйлу своей дочерью? Родить ребенка - это еще не все". Тут Изе пришла мысль о том, что в скором времени она может вновь предстать перед Мог-уром с ребенком на руках. Она, которая так долго была бездетной, станет матерью сразу двоих детей.
Все в Клане, вне себя от изумления, бурно жестикулируя, делились впечатлениями. Иза безотчетно прошла на свое место, не переставая быть мишенью удивленных взглядов женщин и мужчин. Невзирая на приличия, они продолжали пялить на нее глаза, и более всех один из них.
Взгляд Бруда исторгал столько презрения, что Иза испугалась за малышку и постаралась прикрыть ее от злого глаза. Юноша больше не привлекал к себе внимания. Был забыт его отважный подвиг, который закрепил за Кланом новую пещеру, а также его великолепный танец и то, с какой стойкостью он перенес боль, когда Мог-ур вырезал на его теле знак тотема. Обеззараживающая целебная мазь жгла ему рану сильнее ножа, но никто даже не замечал, как мужественно он претерпевал боль.
Его вообще никто не замечал. Обряды посвящения проходили довольно часто. Ими никого нельзя было удивить. Другое дело - потрясающее известие о тотеме девочки. Бруд уже слышал, что кто-то предлагал ей войти в пещеру первой, дескать, потому, что она сама ее нашла. "Пещерный Лев так Пещерный Лев, ну и что с того? - раздраженно размышлял Бруд. - Разве она убила зубра? Этой ночью героем должен быть я". Бруд находился бы в гуще событий, принимал бы восторги и поздравления Клана, если б ему не перешла дорогу Эйла.
Иза поспешила с девочкой к лагерю, а Бруд, проводив их недобрым взглядом, переключил внимание на Мог-ура. Скоро, очень скоро он станет участником тайного мужского ритуала. В чем он состоит, Бруд не знал, но слышал, что ему предстоит впервые познать истинную память. Это станет последним этапом его посвящения.
Добравшись до ручья, Иза торопливо скинула накидку, достала деревянную чашу и красную сумочку с сушеными кореньями, наполнила чашу водой и направилась к костру, который взметнул языки пламени ввысь, после того, как Грод подкинул в него дров.
Когда целительница во второй раз предстала перед магом, на ней, кроме амулета и испещрявших тело красных полос, ничего не было. Большой круг подчеркивал наполненность ее живота. Два маленьких подчеркивали контуры грудей; от вершины каждой из них вверх шли линии, которые сходились за плечами на спине в форме буквы "V". Подобными кругами были обведены ягодицы. Помимо того, на теле красовались загадочные знаки, служившие ей и мужчинам защитой. Участие женщины в ритуале считалось опасным, но в данной церемонии ее присутствие было необходимым.
Иза находилась так близко к Мог-уру, что могла разглядеть бусинки пота на его лице, - он стоял напротив костра в тяжелой медвежьей шкуре. Маг подал едва уловимый знак, и она, подняв чашу, повернулась лицом к Клану. Это была очень старая чаша, которую применяли исключительно для этого обряда. Множество лет назад женщины-целительницы вырезали ее из сердцевины дерева и любовно отшлифовали шершавыми камнями. Окончательную зеркальную гладкость придали путем обработки грубыми стеблями папоротника. От долгого употребления чаша покрылась белесым налетом.
Иза взяла в рот пригоршню кореньев и принялась разжевывать грубые волокна, стараясь не проглотить ни капли слюны. Наконец она выплюнула мякиш в чашу с водой и помешала раствор, который окрасился в молочно-белый цвет. О могущественных свойствах этого корня знали только целительницы из рода Изы. Растение было хоть и редкое, но довольно известное, и его свежевыкопанные корни обладали невыраженным дурманящим действием. Его сушили по меньшей мере два года, вешая корнем вниз в отличие от большинства других трав. Хотя готовила снадобье женщина-целительница, пить его должны были исключительно мужчины.
Вместе с эзотерическим знанием свойств растения, которое передавалось целительницами от матери к дочери, рассказывалась и старинная легенда о том, что некогда это растение применяли только женщины. Однако мужчины похитили у женщин церемонии и ритуалы с его использованием, строго-настрого запретив слабому полу употреблять этот корень. Не могли они украсть только секрет его приготовления. Целительницы были не склонны посвящать в него кого-либо, кроме своих прямых потомков по женской линии, и эта преемственность уходила в глубокую древность. Даже теперь напиток давался только взамен чего-нибудь такого же ценного.
Когда все было готово, Иза кивнула Гуву, и тот вышел вперед с чашей дурманного чая, который обычно готовился для мужчин, но на сей раз предназначался женщинам. После торжественного обмена чашами мужчины удалились в малую пещеру.
Оставшись наедине с женщинами, Иза каждой поднесла дурманный чай. Сама целительница часто использовала подобный настой для снятия или притупления боли, а также для сна. Несколько иначе приготовленный, он действовал успокаивающе на детей. Женщины могли по-настоящему расслабиться, лишь когда им не докучали дети. А такое бывало, если те находились во власти сна. Поэтому в редкие дни, когда женщинам даровалась возможность участвовать в церемонии, Иза обеспечивала малышам крепкий сон.