Странствия Лагардера - Поль Феваль 10 стр.

– Старик в черном? Господин де Пейроль?

– Возможно, так его зовут, я не знаю. Однако я слышала собственными ушами, как он сговаривался с людьми Переса-наваррца… Вот почему я решила прийти на помощь двум слабым женщинам и проучить трусливых мужчин… Я тоже женщина, но страх мне неведом!

Теперь уже Аврора прижала ее к своей груди:

– Спасибо, спасибо, мадам! Признательности моей нет границ! Благодаря вам мой жених будет спасен от неминуемой смерти…

– Этого мало, – ответила басконка. – Надо сделать так, чтобы шевалье де Лагардеру вовсе не пришлось проезжать через ущелье Гозье де Панкорбо… Если вы будете свободны к тому моменту, как он появится здесь…

– Это возможно?

– Да. Через час вы будете свободны, если сами этого за­хотите и если никто не помешает нам. Слушайте меня внима­тельно… За окном вы видите сад. Вам надо спуститься по веревочной лестнице… Вот она, я ее принесла… Вы сможете?

– Да, да! – вскричали девушки в один голос.

– В саду, – продолжала хозяйка постоялого двора, – вас будет ждать мой брат. Он прячется за кустами и выйдет, как только вы окажетесь на земле… Идите за ним не говоря ни слова, не спрашивая даже, куда он ведет вас… Возможно, вам придется провести целый день, не видя солнца, потому что у городских ворот поставят стражу и вы выберетесь отсюда другим путем… Но не бойтесь ни темноты, ни голода, ни жаж­ды – ничего не бойтесь! Внезапно вы окажетесь посреди поля, а затем вам предстоит долгий путь по горам, пешком, по узким тропам, где ходят только козы и пастухи… Ах да! Скажите мне, что грозит вам, если попытка бежать провалится?

– Они не посмеют ничего с нами сделать… Просто будут бдительнее следить за нами.

– Прекрасно! Тогда вы остановитесь в баскской низине, а вскоре я сама приеду за вами, чтобы передать вас в руки ше­валье де Лагардера.

Аврора и донья Крус не могли скрыть радостных слез… Они поочередно обнимали свою новую подругу, от всего сердца выражая ей признательность.

– Этот план, – сказала басконка, – очень прост, и я уверена в успехе… Но нужно уметь все предвидеть, даже пора­жение. Если случится так, то на меня не должно пасть подо­зрение… Пусть ваши похитители по-прежнему считают меня своей союзницей… Иначе я не смогу предупредить вашего же­ниха о засаде в ущелье Панкорбо.

Аврора приложила обе руки к сердцу при мысли об этой ужасной перспективе.

– Будьте уверены, – пролепетала она, – я никогда не забуду того, что вы для нас сделали! Если я вновь обрету сча­стье, а с ним и состояние, то вы разделите его со мной…

– Благодарю вас, – ответила Хасинта, – но я никогда не покину свою Страну Басков. А сейчас я пойду за братом, и через пять минут он будет на посту. Сама же я останусь с этими людьми: они проснутся только на рассвете, с тяжелой головой и пустым взглядом. Возможно, к тому времени вы уже будете в безопасности.

Она вытащила веревочную лестницу, привязала один конец к ножке массивной кровати, а второй бросила в окно.

– С Богом! – произнесла она. – Возможно, я никогда вас больше не увижу, но всегда буду гордиться, что помогла тем, кто любит и страдает, вырвала вас из рук трусливой бан­ды и подарила надежду на счастье!

Ее черные глаза неотрывно смотрели в голубые глаза Авроры: молодые женщины держались за руки, и в этот момент у дочери герцога Неверского и басконской крестьянки было одно сердце.

Они обнялись еще раз, затем на шею к Хасинте бросилась донья Крус… Их смоляные кудри смешались, и алые уста при­пали к алым устам.

– До свидания! – сказала хозяйка постоялого двора. – Увидимся завтра в горах… Если же нет, то прощайте! Воз­можно, навсегда!

С этими словами она прикрыла за собой дверь и спустилась в залу, где крепко спали упившиеся приспешники принца Гонзага, равно как и он сам.

VII. ТРИ ЛУННЫХ БЛИКА

Однако здесь были не все. Хасинта, к несчастью, не заме­тила, что отсутствует господин де Пейроль.

Правда, фактотум одним из первых закрыл глаза, но вовсе не потому, что ему хотелось спать. Он просто не же­лал больше пить. Перед расставанием с Францией принц дал разрешение напиться, но Пейроль сам себе такого разре­шения не давал. Легкомысленные молодые люди могли весе­литься сколько угодно – интендант же предпочитал иметь ясную голову.

Не то чтобы он опасался басконки: нет, она получила столько золота, что, по понятиям господина Пейроля, должна была свято исполнять уговор в надежде добиться большего.

Равным образом он не подозревал ее в том, что она могла подслушать его разговор с контрабандистами. Разумеется, она видела, как он обхаживал этих головорезов, но что с того? Это ее совершенно не касалось, и вряд ли она имела привычку вме­шиваться в мужские дела.

Впрочем, ему показалось несколько странным ее поведение за столом, когда она с кубком в руке бросала вызов молодым дворянам, не скрывавшим своих намерений. Возможно, к этому ее обязывало положение хозяйки постоялого двора? Или же она просто набивала себе цену?

Он склонялся к последнему предположению и с одобрением размышлял о ее ловкости, ибо принадлежал к тем людям, что могут оценить умелое мошенничество, поскольку сами понимают в этом толк.

Однако у Пейроля были свои принципы: выбрав себе гос­подина, следовало не только верно служить ему, но и оберегать его от опасностей, особенно если тот вдруг напрочь забудет об осторожности.

Между тем Гонзага, всегда бдительный и предусмотритель­ный, в эту ночь увлекся и пил наравне со своими приспешника­ми. Конечно, он не дошел до такого состояния, как Монтобер, барон фон Бац или толстяк Ориоль… Но все же и он спал тя­желым сном, явно перебрав вина.

Итак, Пейролю нужно было быть бдительным вдвойне – и за себя, и за беспечного хозяина; до всех остальных ему дела не было.

Его длинный нос чуял что-то неладное: какое-то дурное предчувствие томило его весь вечер – воистину, людям с не­чистой совестью иногда помогает сам дьявол!

Итак, он сидел, опустив веки и сложив руки на животе, а его бесконечно длинные ноги торчали из-под стола.

Но если тело его сохраняло полную неподвижность, то мысли блуждали, перескакивая с предмета на предмет, и с каждой секундой его тревога увеличивалась.

Он думал, что, если бы Авроре и донье Крус вздумалось бежать в этот час, никому не удалось бы им помешать.

Затем ему представилось, как в залу внезапно врывается Лагардер со шпагой в руках, и интендант вынужден был при­знать, что если шевалье и способен был бы из чувства сострадания или, напротив, отвращения, пощадить кого-либо из мертвецки пьяных сотрапезников, то он сам и принц Гонзага вряд ли вошли бы в это число.

Понятно, почему фактотум, обуреваемый подобными пред­положениями, дремал вполглаза, стараясь не терять из виду Хасинту.

Когда же та поднялась наверх, он встал со своего стула, поднял с пола Носе и усадил на свое место, причем молодой дворянин даже не проснулся… Это была вполне разумная предосторожность, иначе его отсутствие было бы сразу замечено.

Хотя Пейроль очень давно не был в этом доме, он хорошо помнил, что из кухни можно пройти в сад. Почему он решил отправиться туда? Он и сам этого не знал. За мгновение до того он решил было на цыпочках подняться по лестнице к ком­нате Авроры и доньи Крус, дабы убедиться, что те действи­тельно спят.

Однако этот план был для него небезопасен. Он вполне мог натолкнуться на басконку, которая не преминула бы отчитать его и, возможно, разбудила бы Гонзага… Принцу может и не понравиться подобный избыток рвения.

Кроме того, перед взором Пейроля невольно предстал ма­ленький кинжальчик Хасинты, и он, поежившись, признал, что не хотел бы напороться на эту штучку в темноте. Следователь­но, предпочтительнее было действовать через сад.

Здесь ему явно не грозила опасность на кого-либо натолк­нуться. Стояла такая темень, что интендант для начала заклю­чил в объятия дерево – и, надо признать, объятие это оказалось чрезмерно пылким. Затем он угодил в густые зарос­ли колючих кустов, исцарапав себе руки и лицо; напоследок же едва не свалился в старый колодец, где, конечно, никому не пришло бы в голову его искать… Дьявол вновь спас своего лю­бимца!

Однако мало-помалу его глаза привыкли к мраку, благопри­ятствующему его намерениям. Небо было темным без единого просвета – что довольно редко случается в здешних местах. Ни одной звезды! Да и луна явно решила отдохнуть в этот ве­чер.

Рядом с ним возвышалась темная масса дома. Как ни вгля­дывался он в него, все казалось мирным и обычным. Все спа­ли – разумеется, кроме него и Хасинты.

Простояв немного, он решил, что нужно возвращаться. Может быть, ему удастся разговорить басконку?

Но тут он понял, что не знает, куда идти, чтобы отыскать дверь. Двигаясь на ощупь, он несколько раз растягивался на земле, и тогда с губ его срывалось проклятие… Однако впереди ожидали гораздо более тяжкие испытания!

Вскоре он наступил на какую-то доску, положенную прямо на землю, и та прогнулась под его тяжестью. Он беспомощно замахал своими костлявыми руками, ноги его зацепились за собственную рапиру, и он ухнул в глубокую яму.

Падение не причинило ему большого вреда. Он угодил во что-то очень мягкое и липкое. В нос господина де Пейроля ударил отвратительный запах.

Не было никаких сомнений – так мог вонять только на­воз. Фактотум выплюнул попавший в рот кусок дерьма и разразился бранью, которая сделала бы честь даже Кокардасу-младшему.

Интендант был человеком терпеливым и умел выжидать, стиснув зубы, в самом неудобном положении. Однако дожи­даться рассвета в компостной яме было уж слишком унизитель­но, а потому он стал изо всех сил работать руками и ногами, чтобы выбраться наверх.

Очевидно, здешние конюхи не любили себя излишне ут­руждать и бросали порванную упряжь и стертые подковы где попало. Пейроль, натыкаясь на невидимые железки, ободрал себе все пальцы. Изрядно пострадал и его камзол.

И когда верный слуга принца Гонзага, всегда столь бе­зупречно и изящно одетый, выбрался наконец на поверх­ность, он являл собой довольно жалкое зрелище, ибо был не только ободран и вымазан с ног до головы, но и источал зловоние.

Между тем, подвиги его не остались незамеченными. Ка­кой-то человек вышел в сад тем же путем, что и он; однако че­ловек, которому тоже не спалось в ту ночь, явно лучше знал расположение сада, потому что, увидев господина Пейроля, без колебаний укрылся за густыми кустами и уже оттуда, словно с наблюдательного поста, следил за передвижениями фактотума, несомненно задаваясь вопросом, зачем этому высокому и тоще­му парижанину понадобилось посреди ночи принимать ванну в навозной жиже.

Возможно, второму любителю свежего воздуха, лица кото­рого в темноте нельзя было разобрать, не нравилось и само присутствие посторонних в саду, потому что, заметив интенданта, он тихонько выругался сквозь зубы.

А Пейроль недолго занимался очисткой костюма. Потеря камзола ничего для него не значила, тем более что он был щед­ро вознагражден за понесенный ущерб.

Порой и неудача может сослужить добрую службу. Благо­даря случаю – или, вернее, своему падению – он очутился в том месте, откуда хорошо было видно единственное освещенное окно.

За ним мелькали какие-то тени: это были силуэты двух женщин, и вскоре он узнал обеих. Мадемуазель де Невер и донья Крус вовсе не спали, хотя хозяйка постоялого двора утверждала, что они давно легли. Неужели басконка была их со­общницей?

"Да нет, не может быть, – сказал он себе после недолгого размышления. – Эта хитрая бестия-цыганка любого обведет вокруг пальца. Наверное, они встали, когда Хасинта ушла… Но если они не спят в такой час, то чем же они занимаются? Пейроль, друг мой, ты был прав, выйдя на охоту, и, похоже, сейчас ты кое-что узнаешь!"

Он уже совершенно забыл о своем плачевном купании в дерьме, и на губах его змеилась сардоническая улыбка.

Впрочем, к злорадству примешивалась и доля беспокойства. Окно было слишком высоко, и он мог видеть только головы Авроры и доньи Крус, время от времени возникавшие за занавеской. Кроме того, его позиция не давала возможности под­слушивать.

Он двинулся назад, чтобы увидеть комнату целиком, но вскоре наткнулся на стену, которой был обнесен сад, и ему пришла в голову мысль забраться на нее.

Увы! Ее верх был усеян осколками битого стекла, против которых камзол оказался плохой защитой. Интенданту совсем не улыбалось пережить еще одно приключение в духе недавнего падения в компостную яму. К тому же труды его могли про­пасть даром: с одной стороны, он рисковал быть замеченным из окна, с другой – пробудить законное подозрение ночной стражи, которая, конечно, приняла бы его за вора.

Итак, он решил наблюдать за окном из укрытия и ждать развития событий. Он был вооружен и мог отразить любое не­ожиданное нападение; если же в саду вдруг появился бы Лагардер, то у него оставалась возможность спрятаться.

Нечего и говорить, что он не собирался вступать в схватку с шевалье. Это было свыше его сил. Он очень дорожил своей шкурой и не желал, чтобы ее дырявили, даже если речь идет о крохотной ране между глаз.

Пейроль был убежден, что в этой ночной суматохе не обошлось без Лагардера. Если бы он был уверен, что найдет дорогу назад, то немедля бросился бы будить принца и всех остальных. Как ему сейчас нужен был лунный свет! Тогда он смог бы наконец предупредить своих спутников.

Однако он понимал, что в темноте ему самому почти ничего не грозит, тогда как при малейшем проблеске лунного света его могут узнать… И один Бог знает, что тогда произойдет! Он чувствовал себя слабым и беззащитным: за каждым кустом ему чудился ужасный Лагардер.

Но все было спокойно в саду, и постепенно он приободрил­ся и решил подобраться поближе к дому, чтобы уловить хотя бы обрывки фраз.

Ночью звуки голосов разносятся дальше. Если бы он дога­дался затаиться у стены под самым окном, то разобрал бы многое из того, что говорилось наверху.

До освещенного окна было примерно десять шагов, и он преодолел их, соблюдая величайшую осторожность и трепеща при мысли, что под ногой у него хрустнет ветка.

Внезапно что-то скользнуло по его голове, а затем обвилось вокруг тела, словно змея… Только благодаря неслыханному усилию воли он удержался от крика.

В это мгновение среди облаков появилась луна… Всего лишь секундный блик, но этого оказалось достаточно: Пейроль увидел, что на голову ему свалилась веревочная лестница, а человек, прятавшийся в кустах, узнал фактотума принца Гонзага.

– Ого! – воскликнул Пейроль. – Дело осложняется! Кто же дал им лестницу? Кто хочет выпустить наших голубок на волю? Ни за что не поверю, что они сами могли по всем правилам организовать побег. Здесь чувствуется рука мужчи­ны… И кто же этот мужчина?

Ответ напрашивался сам собой, и Пейроля прошиб холод­ный пот. Но он подавил в себе желание бежать, ибо положение было слишком серьезным. Долг перед своим господином был для него превыше всего.

"Может быть, – подумал он, стараясь побороть страх, – наши голубки и обошлись без посторонней помощи. Авроре де Невер не откажешь в смелости, а донья Крус отважна и ум­на… Пожалуй, они способны решиться на столь опасное пред­приятие… Я был прав, когда не стал пить сегодня вечером".

Убедив самого себя, что девушки одни, он совершенно ус­покоился и другими глазами взглянул на веревочную лестницу, которая так кстати подвернулась под руку. Не было ничего проще, как вскарабкаться по ней поближе к раскрытому окну и, оставаясь невидимым, подслушать, что говорится в комнате.

Как и любой мошенник, Пейроль демонстрировал нешуточ­ную храбрость в отношении беззащитных женщин. Поэтому он решительно поставил ногу на первую ступеньку и начал подни­маться. Но едва он достиг окна на первом этаже, как луна снова появилась на облачном небе, осветив фигуру и лицо Пей­роля.

Он замер, поперхнувшись проклятием: теперь лунные блики были ему ни к чему. Не смея взглянуть наверх, он не увидел, как девушки склонились над подоконником и тут же отпрянули, узнав своего врага.

Они заметили, что веревка, тянувшаяся от окна к ножке кровати и свободно лежавшая на полу, вдруг натянулась, – а это означало, что кто-то снизу ухватился за лестницу.

Вот почему Аврора и донья Крус бросились посмотреть, что происходит в саду и успели разглядеть лицо фактотума.

Итак, их выследили. Бегство стало невозможным. Они в отчаянии взглянули друг на друга.

Луна опять скрылась за облаками, и все погрузилось во мрак. Пейроль, переведя дух, стал подниматься дальше.

Он не успел заметить, что за ним следом поднимается мужчина, который прятался в кустах. Незнакомец был обут в веревочные сандалии и карабкался наверх с ловкостью кошки и совершенно бесшумно.

Стальная рука схватила интенданта за горло, так что тот не успел даже пикнуть. Выпустив веревку, он замахал своими длинными руками, а когда незнакомец разжал пальцы, рухнул на землю и замер без движения.

Все это произошло очень быстро и было проделано с изу­мительной ловкостью. Молодой человек, который был не кто иной, как брат Хасинты Антонио Лаго, стал спокойно подниматься по лестнице, уверенный, что фактотум, испытавший на себе силу его хватки, надолго выведен из строя.

– Выходите, – мягко сказал он, добравшись до подокон­ника.

Девушки, увидев его, пронзительно вскрикнули. Они дума­ли, что это Пейроль. Донья Крус, вооружившись стулом, даже рванулась к окну, готовая нанести удар.

Впрочем, она тут же отбросила свое импровизированное оружие и подбежала к Авроре: та лишилась чувств.

Мадемуазель де Невер, без кровинки в лице, опустилась на пол в своем белом подвенечном платье. Флор стала тормошить ее, но все было тщетно – потрясение оказалось слишком силь­ным.

Антонио Лаго, впрыгнув в комнату, прежде всего втянул за собой лестницу, а потом принялся искать нюхательные соли или какое-нибудь лекарство, чтобы привести Аврору в созна­ние. Ничего! Он не нашел ни одного пузырька, и ему нельзя было спуститься вниз к сестре, потому что они и так потеряли много времени.

– Тем хуже, – сказал он, – нам надо торопиться, ина­че будет поздно… Она очнется на свежем воздухе.

– А где тот, кто поднимался первым? – спросила донья Крус.

– Внизу… нем и недвижим.

– Мертв?

– Кто знает? – отвечал молодой человек с полным хлад­нокровием. – Я сжал ему глотку довольно сильно, а падение могло довершить дело. Но я не уверен, что он мертв, поэтому нам не следует мешкать.

– Надо было убить его! – воскликнула безжалостная цыганка.

– Нет! Если бы я заколол его, сообщники могли бы запо­дозрить мою сестру и расправиться с ней… а я буду далеко и не смогу ее защитить.

– Да, вы правы. Молю Бога, чтобы с ней не случилось несчастья из-за того, что она так великодушно помогла нам!

Аврора долго не приходила в себя. Антонио, стоя у окна, тревожно вглядывался в темноту, вслушиваясь в безмолвие но­чи. Пока все благоприятствовало бегству.

Наконец мадемуазель де Невер открыла глаза. Но когда она попыталась встать, ноги у нее подогнулись, и она упала на руки донье Крус.

Баск вновь выбросил лестницу в окно.

– Вы сможете спуститься без моей помощи? – спросил он цыганку.

– Конечно! Но… как же быть с ней?

– Я беру все на себя… Не отставайте…