* * *
Кличка пристала давно. Как-то Сергей Веретенников вернулся из трудного поиска в обожженных лохмотьях, почерневший от голода и недосыпания. Пришел, когда все уже перестали ждать. И тогда оказавшийся в землянке разведчиков корреспондент армейской газеты воскликнул:
- Вы Феникс… - И, смущенный столь громким сказочным образом, тише добавил: - Возрожденный из пепла…
Так и пошло - Феникс. По всей армии. Даже командующий однажды обронил:
- В поиск пусть возьмут Феникса. Он умеет выходить из любых передряг.
Да, судьба хранила Веретенникова с завидным постоянством. Вот и сейчас она вырвала его у смерти, можно сказать, в последнюю секунду.
Он охранял пролом в пещеру, куда ушли его товарищи, когда увидел немцев. Они спокойно шли к пролому, и было их человек двенадцать. Феникс подождал, пока они приблизятся, чтобы ударить в упор, и вдруг увидел, как передний, видимо офицер, достал из сумки противогаз.
Сержант догадался сразу, что это значит. В пещере газ. И вся группа, видимо, погибла. Он затаился за уступом, пропустил немцев в противогазах и приготовил гранаты.
Немцы появились спустя четверть часа. Веретенников увидел оружие своих товарищей и одежду. Он узнал плащ-накидку лейтенанта Губина и ручной пулемет своего закадычного друга ефрейтора Симыковина.
Ярость захлестнула разведчика. Он расстрелял гитлеровцев в упор, ожидая пули от вскинувших автоматы немцев. Но так неожиданно было появление сержанта, что две-три очереди, что они успели выпустить, прошли над головой Веретенникова.
Сержант надел противогаз убитого и спустился в пещеру. Вынеся всех до одного на поверхность, он пытался по очереди откачать каждого. Потом он похоронил их в одной могиле.
Оставшись один, Веретенников решил мстить. Он собрал оружие убитых и спрятал его в разных местах вместе с боеприпасами. Он понимал что за ним начнется охота.
И охота началась. Чтобы сбить со следа собак, сержант прошел с полкилометра ручьем и тут обнаружил пещеру. Вначале он увидел щель, а когда разгреб камни, то понял, что это замаскированный вход, а может быть, и выход. Не раздумывая, Веретенников нырнул в щель. Скоро обозначился и вход - пещера оказалась небольшой. Разведчик решил переждать здесь первый поиск немцев. Но он ошибся. Охотники обладали многолетним опытом и чутьем. Они даже не полезли в пещеру, а просто позвали:
- Иван, ты здесь… выходи…
- Ну да, - хмыкнул сержант, - чтобы волки съели, - и подивился расторопности немцев. Откуда ему было знать, что гитлеровцы сделали из каждой пещеры ловушку. Входи, но выползай с поднятыми руками.
Веретенников вырос в Майкопе, и это, возможно, спасло ему жизнь. Запах нефти в городе был привычной и неотъемлемой частью жизни каждого майкопчанина, как и близкие горы.
Сержант вначале подумал, что нефть где-то в пещере, но запах шел от входа. В темноте ничего не было видно, но Веретенников быстро полз, иногда перебегая от уступа к уступу, почти натыкаясь на них, боясь включить фонарик. И когда в пещере полыхнуло пламя и огненная река выплеснулась на простор, сержант уже разбирал камни, которыми завалил выходную щель.
- Крематорий что надо, - пробормотал Сергей, в изнеможении упав на траву. Он тихонько, чуть истерично, рассмеялся. Напился в ручье и, низко пригибаясь, осторожно двинулся вверх по ущелью. Он остался один на огромном пространстве, занятом врагом, но ведь это было для него не впервой. Стратегическая задача ему была ясна - взорвать склад.
Веретенников долго размышлял, что лучше, полезнее. Отыскать склад и попробовать поджечь его или предпринять попытку пройти территорию, забитую немецкими войсками, пересечь линию фронта и рассказать все, как было.
Сержант остановился на первом варианте из соображений долга перед погибшими товарищами. Он знал, что до их группы были еще две, которые не вернулись. Теперь-то разведчик понимал, как они исчезли. Но фронт был далеко, до него можно и не дойти в пятнистом комбинезоне. И не российская земля была под ногами. Поди угадай, кто ты - случайный встречный, четник, фашистский прихвостень или патриот ждущий прихода Красной Армии.
И Веретенников начал свой отчаянный одиночный поиск. Прошла неделя, кончился запас продуктов, взятых дома, а Сергей не приблизился к цели ни на метр. Он обшарил всю округу, облазил все пещеры и понял, что склада здесь никогда не было. Немцы выдумали его. Распространить ложную информацию не составило большого труда. Так появился особой важности квадрат "Д", о котором говорил ему командир.
И сержант решился. Он выследил немецкого фельдфебеля, большого любителя малины. И взял его. Связанный по рукам и ногам немец долго не мог прийти в себя. Познание Веретенникова в немецком языке было ограниченным, но фельдфебель его понял. Пожилой, лысоватый немец из Кёльна грустно покачал головой и сказал, что ему неизвестно, где склад, но что он дальше, южнее, в отрогах Восточно-Сербских гор. Когда Сергей спросил о бензовозах на дорогах, немец вдруг сказал по-русски:
- Маскировка…
И пояснил - бензовозы пустые, в них нет горючки. Попросил не убивать его. Он многосемейный отец и единственный кормилец. Веретенников и сам видел - немец не кадровый, штатский немец. Он оставил его в пещерке, предоставив возможность самому выбираться из создавшегося положения. И пошел на юг, решив навсегда покинуть квадрат-ловушку. И тут он услышал стрельбу. Кто-то охотился в его владениях. Интересно, на кого же? Стреляли на стыке двух проселков возле ущелья. Веретенников поспешил на выстрелы. Он бежал по знакомой, едва заметной тропинке и скоро выскочил к ущелью. Здесь шел бой. Он увидел до полуроты немцев, охвативших полукольцом невысокую гору, где засели какие-то люди.
"Югославские партизаны", - решил сержант и замер, ожидая развязки.
У него было четыре гранаты и "шмайсер" с тремя запасными рожками. Он у немцев в тылу. И позиция что надо. Но, ввязавшись в бой, он рисковал.
Немцы подбирались все ближе к вершине, откуда раздавались редкие очереди.
Если бы позиция была другой, Веретенников никогда бы не ввязался в схватку. Ему было искренне жаль зажатых на вершине партизан. И он ударил из своего укрытия. Бил короткими очередями, как на стрельбище. Немцам некуда было деваться. Они сами оказались в ловушке. И тогда офицер повел их на штурм веретенниковского укрытия.
Сержант израсходовал четыре гранаты и отбросил немцев на исходные. Группа на вершине оживилась и атаковала немцев по фронту, тем более что гитлеровцев оставалось немногим более полутора десятка человек. Партизаны вели огонь прицельно и точно, и вскоре на склоне остались лежать последние из отступающей группы.
Высокий седой человек в маскировочном комбинезоне остановился перед укрытием Веретенникова и, сложив ладони рук рупором, крикнул;
- Эй, товарищ… выходи…
Веретенников от удивления привстал из-за камня, не теряя осторожности, спросил;
- Вы кто? Почему говорите по-русски?
- Это я вам должен задать вопрос: почему вы говорите по-русски?..
- Вы партизаны? - крикнул сержант.
- Нет…
Веретенников встал и, спотыкаясь, медленно пошел по склону, уже понимая, кто перед ним.
* * *
В бункере было светло. Двое офицеров цедили коньяк и вели неторопливую беседу.
- Ты любишь убивать потому, что ты смертен и знаешь, что придется умереть. Ты мстишь за свою будущую смерть, - говорил тщедушного телосложения, худощавый немец в форме абвера.
- Кому-то нужно делать грязную работу, Зигги. Поэтому я и пошел в СС.
- А я не хочу… Для меня интересна игра умов… Победить умного противника - это удовольствие. И ты не откажешь в моем поиске. Он последний, Гельмут…
- Что ты несешь? - притворно поднял брови оберштурмбаннфюрер.
- Ты знаешь… И не хуже меня. С лейкемией не шутят, как с Кальтенбруннером. Так-то вот, оберштурмбаннфюрер Хёниш.
- Ты еще доживешь до победы, Зигги.
- До чьей победы? Германия опять проиграла войну. И все из-за этой проклятой камарильи во главе с обожаемым фюрером…
- Зигги, ты с ума сошел!..
- Ефрейтор не должен командовать вооруженными силами.
- Там генералитет…
- А-а, - махнул рукой капитан, - клянусь святой Кунигундой, они боятся этого психа, им везде чудится гестапо… Я сожалею, что покушение не удалось. Может быть, мы и вышли бы из войны… с Западом наверняка… Фюрер - новый Бисмарк… Как же!.. Он даже не его тень.
- Тебя нужно расстрелять, - угрюмо пробормотал Хёниш.
- Я уже расстрелян, Гельмут… судьбой… Я наци, но не дурак и не предатель. И я молился нашим богам… А сейчас нам нужно знать, что задумали русские. Для этого я должен увидеть и услышать их. И сосчитать. Я сыграю глухонемого пастуха… как в Греции… помнишь? Ты не можешь сказать, что я не умею пасти овец, Гельмут. Я принес тебе сведения о дислокации партизанского отряда на блюдечке.
- Русские не греки. Они раскусят тебя.
- Нет. Старый лис не знает промахов. Я сработаю, как надо. И ты возьмешь их. Все-таки рота СС…
Они помолчали. Хёниш внимательно смотрел на приятеля.
- Бороду я, слава богу, отрастил заранее, - нарушил молчание Зигфрид Рутт, - лохмотья достать нетрудно.
- Ты возьмешь с собой оружие. Парабеллум и две гранаты.
- Упаси боже… Ты, Гельмут, незнаком даже с азами разведки. Тебе бы все пиф-паф…
Рутт по-ребячьи засмеялся.
- Твое счастье, что у тебя нет татуировки, - пробормотал Хёниш.
- Да. Это мое счастье. Только идиоту могло прийти такое в голову… группу крови нанести на кожу тушью.
- Мы не думали проигрывать войну, - буркнул Хёниш, - зато…
- Нету у нас "за то", Гельмут, - тихо произнес Рутт, - у нас осталось только "за это"… Чем больше русских погибнет на фронте, тем легче будет потом начать все сначала… Американцы и англичане не захотят терять Германию.
- Ты все знаешь, на то ты и абвер, - ехидно процедил Хёниш. - А скажи, друг детства Зигфрид Рутт, как и куда бежать мне, эсэсовцу, любившему убивать?
- Лучше всего сделать пластическую операцию лица и вырезать проклятую цифру вместе с кожей… Паспорт можно всегда купить… Я бы ушел в Швейцарию.
- Зачем что-то делать с лицом?
- Вы все любили сниматься с жертвами. Вашими лицами завалены все досье контрразведки русских… и американцев тоже.
- Ты прав.
- Двадцать третий сообщал, что и четвертая группа русских будет заброшена по воздуху… Я что-то не видел парашютистов.
- Они изменили решение в последний момент.
- По-моему, они еще не приняли решения… Они просто исчезли.
- Да. Кройшу не повезло… До сих пор не могу понять, как горстка русских расправилась с двумя взводами СС.
- Это особые люди, Гельмут. Их собирали со всего фронта, а может быть, и фронтов. Кройш был зауряден… просто служака.
- Они все равно придут к Отшельнику.
- А если нет? Что-то долго он молчит… Может быть, заболел?
Рутт помолчал, поиграл стеком, потом четко сказал:
- Я пошел спать. Распорядись достать овец и все принадлежности пастуха. Мне нужно еще обработать кислотой руки. Чтобы собака привыкла ко мне, я должен ей устроить настоящий пир. Для этого нужно мясо.
Хёниш кивнул, прикрыл глаза и поджал губы, как это делал всегда, когда требовал от мозга максимального напряжения.
* * *
Пастух был низкоросл, хлипок, с выцветшими, тусклыми глазами. Одет в холщовую поддеву, стоптанные чувяки, голова покрыта засаленной шляпой. С ним была собака.
На все вопросы он мотал головой и только мычал, потом написал прутом на песке - "Лука".
- Глухонемой он, - первым догадался Присуха, - а зовут Лука. Только как же зовут, если он не слышит.
- А это мы сейчас проверим, - усмехнулся Щеколда.
Он сзади бесшумно подошел к пастуху и выстрелил из пистолета над ухом Луки.
Тот даже не повернул головы.
- Отставить, сержант Чиликин, - сердито сказал Седой.
Капитан разглядывал овец. Их было немного, и все под стать пастуху - тощие, грязные, со скатанной лоснящейся шерстью.
Седой кивнул Джаничу. Тот подошел к пастуху и написал на песке одно слово по-сербски: "Откуда?"
Глухонемой показал рукой за гору и написал: "Кловачи".
- Село за горой, - сказал Джанич, - я там бывал…
И, написав на песке: "Хозяин?" - ткнул в пастуха пальцем. Тот испуганно замотал головой и махнул рукой в сторону горы.
Джанич взял пастуха за руки и развернул их ладонями кверху. Ладони были в язвочках, кое-где кожа лопнула, и они слегка кровоточили.
Джанич отвел глаза, но все же открыл вещевой мешок пастуха. Ничего, кроме куска овечьего сыра, там не оказалось.
- Может, покормить его, товарищ капитан, - вымолвил Присуха, на которого и руки и весь вид пастуха произвели жалостливое впечатление.
Лука ел неторопливо, беря мясо из банки руками, предварительно даже не ополоснув их. Покончив с едой, он низко поклонился и отошел к ручью, где овцы пили воду.
- Кого у нас нет? - спросил Седой.
- Феникса и болгарина… в дозоре.
- Так. Пастух пусть идет дальше… Некстати он тут оказался, ну да ладно… Ты что, Гайда?
Капитан заметил долгий, изучающий взгляд серба - он следил за пастухом. Седой проследил взгляд и увидел, как Лука встал над овцами. Словно Наполеон при Ватерлоо. Спина его была пряма как стенка. Он смотрел из-под руки на гребень горы, вскинув голову и расправив плечи. Там летел самолет.
- В укрытие! - крикнул Седой. - Всем в расщелину…
Старенький одномоторный моноплан-парасоль прошел так низко, что Седой увидел пилота. Тот смеялся. И все же он сбросил гранату. Она взорвалась на том месте, где было начертано слово "Лука". Летчик, конечно, прочитал его.
- Мы сами демаскировали себя, - сказал Седой и усмехнулся, - а может быть, это и к лучшему.
Лука с овцами мелькал за гребешками скал и скоро исчез совсем.
И тогда Долгинцов спросил:
- Что, Гайда?
Серб присел на корточки рядом.
- Командир… Это не пастух и не серб.
- Ну да! - искренне вскинулся Седой.
- Он не пахнет сербом, он пахнет старым дорогим одеколоном, а может быть, и опытной немецкой овчаркой. И одежда подобрана случайная. Шляпа горца, а чувяки жителя долин. И ходит, сгорбившись понарошку, у этого человека с трудом гнется спина - значит, солдат.
Седой изумленно смотрел на Гайду. Да, этот человек схватил все или почти все, что успел заметить он сам. "Однако талант", - с уважением подумал Долгинцов. И старый запах немецкого одеколона уловил. И то, что глухонемой оделся для них, не учитывая словенца и серба в группе русских. Как же это, абвер - и такая небрежность. Да, прав, наверное, Веретенников - не те нынче немцы.
- Спасибо, товарищ Гайда, - сказал Седой, - я тоже думаю, что он враг…