Содержание:
Глава первая 1
Глава вторая 2
Глава третья 3
Глава четвертая 5
Глава пятая 6
Глава шестая 7
Глава седьмая 9
Глава восьмая 10
Глава девятая 12
Глава десятая 13
Глава одиннадцатая 14
Глава двенадцатая 15
Глава тринадцатая 16
Глава четырнадцатая 18
Глава пятнадцатая 20
Глава шестнадцатая 22
Глава семнадцатая 23
Глава восемнадцатая 25
Глава девятнадцатая 27
Глава двадцатая 29
Глава двадцать первая 30
Глава двадцать вторая 31
Глава двадцать третья 33
Глава двадцать четвертая 35
Глава двадцать пятая 37
Глава двадцать шестая 39
Глава двадцать седьмая 40
Глава двадцать восьмая 42
Глава двадцать девятая 43
Глава тридцатая 45
Глава тридцать первая 47
Глава тридцать вторая 48
Глава тридцать третья 49
Глава тридцать четвёртая 51
Глава тридцать пятая 53
Глава тридцать шестая 55
Глава тридцать седьмая 56
Глава тридцать восьмая 58
Глава тридцать девятая 59
Глава сороковая 60
Глава сорок первая 61
Глава сорок вторая 62
Глава сорок третья 63
Глава сорок четвертая 65
Глава сорок пятая 66
Глава сорок шестая 67
Глава сорок седьмая 68
Глава сорок восьмая 69
Глава сорок девятая 71
Глава пятидесятая 72
Глава пятьдесят первая 73
Глава пятьдесят вторая 73
Глава пятьдесят третья 74
Глава пятьдесят четвертая 75
Глава пятьдесят пятая 76
Глава пятьдесят шестая 77
Глава пятьдесят седьмая 78
Глава пятьдесят восьмая 79
Глава пятьдесят девятая 80
Глава шестидесятая 82
Примечания 83
Фредерик Марриет
Приключение Питера Симпла
Глава первая
Если я и не могу сказать, что моя жизнь была полна дерзких и опасных подвигов, то, к счастью, мне не приходится и сознаваться в тяжких преступлениях. И если я не возвышусь в глазах читателей доблестью и ревностным служением отечеству, то, по крайней мере, я могу претендовать на признание моих заслуг в усердном и настойчивом исполнении своего долга.
Каждый из нас по-разному наделен свыше и каждому назначен свой жизненный путь. Но тот, кто довольствуется тем, что идет, а не бежит сломя голову по намеченной ему стезе, хотя и не так быстро добирается к цели, но имеет то преимущество, что, достигнув ее, не задыхается и не падает с ног от усталости. Я не собираюсь утверждать, что в моей жизни не было приключений. Я только хочу сказать, что во всем том, что со мной происходило, я был скорее пассивным, чем активным действующим лицом, и не искал тех приключений, о которых буду рассказывать.
Припоминая свои детские годы, я думаю, что если бы мне было позволено самому избрать свое ремесло, то я, по всей вероятности, поступил бы в ученики к портному. Дело в том, что я всегда завидовал комфорту, с каким они располагаются за своими рабочими столами, позволяющими им свысока обозревать праздношатающихся и деловитых прохожих, беспрерывно заполняющих главную улицу провинциального городка, вблизи которого я провел первые четырнадцать лет своей жизни.
Но мой отец, младший сын в знатной дворянской семье, священник англиканской церкви, имел приличный доход и был честолюбив, чего нельзя сказать о его сыне.
В нашем роду с незапамятных времен существовал варварский обычай приносить в жертву военно-морскому могуществу родины глупейшего в семействе. Поскольку этот обычай я считал разумным, то не имел оснований выражать недовольство. И в четырнадцатилетнем возрасте я был отобран в качестве такой жертвы.
Когда об этом было объявлено многолюдной толпе моих тетушек и кузин, собравшихся у нас на празднование Нового года, не раздалось ни одного голоса против. Наоборот, этот выбор был встречен единодушным радостным одобрением. Такое всеобщее признание моей пригодности к этой роли, разделяемое моим батюшкой, поглаживавшим меня рукой по голове, льстило мне. Я чувствовал гордость - но увы! - так же бессознательно, как теленок с позлащенными рогами, забавляющийся цветами гирлянды, которая ясно говорит всем, кроме него самого, о готовящейся ему участи. Я даже ощущал - или воображал, что ощущаю - в себе малую толику воинского пыла, и предо мной носился призрак моего будущего величия, а в отдаленной перспективе мерещилась карета четверней и столовое серебро. Но это призрачное видение исчезло прежде, чем я успел разглядеть его как следует из-за вполне реальной физической боли, причиненной мне старшим братом Томом. Получив от отца поручение снять нагар со свечи, он воспользовался моей рассеянностью и всунул мне в левое ухо кусок тлеющего фитиля.
Так как история моя не очень коротка, то я не стану слишком останавливаться на ее начале. Объявлю только читателю, что мой отец, живший в северной Англии, не счел нужным послать меня в тот городок, вблизи которого мы жили, а спустя четыре недели после решения, о котором я упомянул, отправил меня в Лондон снаружи почтовой кареты, снабдив на дорогу только одеждой зеленого цвета и полудюжиной рубашек. Во избежание всяких недоразумений в подорожном листе к моему имени было приписано: "Доставить к мистеру Хандикоку, на Сен-Клементскую улицу, № 14; провоз оплачен".
Мое расставание с семейством было поистине трогательным. Мать горько плакала, ибо, как все матери, она любила самого глупого из своих сыновей более всех прочих; сестра плакала, потому что плакала мать, а Том горланил громче всех, потому что был наказан в это время отцом за разбитое окно, четвертое на той неделе. В продолжение всего этого отец с нетерпением гулял взад и вперед по комнате: мы задерживали его обед, а он любил это единственное чувственное наслаждение, дозволенное его сану.
Наконец я отправился. Я плакал до тех пор, пока глаза мои не покраснели и не распухли до того, что веки сделались едва заметными. Слезы и грязь расписали мои щеки, подобно изразцам печи. Еще до окончания всей этой сцены, беспрестанно утирая слезы и сморкая нос, я промочил платок до последней нитки. Брат мой Том с добротой, делавшей честь его сердцу, предложил мне свой собственный и сказал, бросив на меня взгляд, в котором чувствовалась братская забота: "На тебе мой платок, Питер, он сух, как кость".
Но батюшка не хотел дожидаться, пока второй платок подвергнется участи первого. Он повел меня через зал, где, пожав руки всем мужчинам и поцеловав всех девушек, выстроившихся в ряд и закрывших глаза своими передниками, я расстался с родительской кровлей.
Кучер проводил меня до станции, с которой мы должны были отправиться. Втиснув меня в середину между двумя толстыми старухами и уложив мой маленький узелок, он поклонился, и через несколько минут мы уже катили по дороге в Лондон.
Я был слишком огорчен, чтобы в продолжение путешествия обращать на что-либо внимание. Приехав в Лондон, мы остановились в гостинице под вывеской "Синий Кабан" на улице, названия которой не помню. Я никогда не видал и не слыхал о подобном звере, но он действительно был страшен: пасть его открыта и из нее торчали необыкновенно большие клыки. Меня удивляли в нем всего более клыки и копыта из чистого золота. Кто знает, думал я, может быть, в какой-нибудь из дальних стран, которые мне суждено посетить, я встречу и застрелю такое страшное чудовище? С какой поспешностью я отрежу тогда эти драгоценные части и с какой радостью по возвращении положу их к ногам моей матушки как приношение сыновьей любви! При этом мысль о матери снова вызвала слезы.
Кучер бросил кнут трактирному конюху, а вожжи на спины лошадей и слез с козел.
- Ну, молодой джентльмен, - сказал он, - здесь мы остановимся.
Потом, опустив ступеньки кареты, помогая мне выйти, он сказал носильщику:
- Билл, доставь молодого джентльмена и его сундук по этому адресу. Пожалуйста, - обратился он ко мне, - не забудьте кучера, сэр.
Я ответил, что, конечно, не забуду его, если ему того хочется, и пошел прочь вместе с носильщиком.
- Ха, он дурак - это верно! - воскликнул кучер, лишь только я отошел.
Я благополучно прибыл на Сен-Клементскую улицу в дом мистера Хандикока. Впустив меня, горничная наградила носильщика за причиненное ему из-за меня беспокойство шиллингом и указала мне на лестницу, ведущую в гостиную, в которой я нашел миссис Хандикок.
Миссис Хандикок была низенькая, худощавая женщина, то и дело кричавшая с верхней ступеньки лестницы на слуг, находившихся внизу. В продолжение всего времени, которое я провел у нее в доме, я ни разу не видал, чтобы она читала книгу или занималась шитьем. У нее был огромный серый попугай, раздиравший уши своим неприятным криком, но я до сих пор не могу сказать, чей голос был более пронзителен - птицы или хозяйки. Впрочем, она была очень учтива и ласкова со мной, хотя и надоедала десять раз в день расспросами о том, когда я получил последнее известие о моем дедушке лорде Привиледже.
Я заметил, что она задавала подобные вопросы каждому, кто попадал случайно в ее дом. Я еще не просидел с нею и десяти минут, а узнал уже, что она "уважает моряков, потому что они защитники и хранители короля и родины", что "мистер Хандикок возвратится домой в четыре часа, и тогда мы сядем за стол". Сообщив мне эти сведения, она вскочила со стула и, стоя на верху лестницы, закричала кухарке:
- Джемайма, а Джемайма! Приготовь нам треску вареную, а не жареную.
- Нельзя, мэм, - отвечала Джемайма, - она уже обваляна в сухарях от головы до хвоста и вся изжарена.
- Ну, хорошо, Джемайма, - тогда оставь все так, как есть, - сказала леди. - Не суйте палец в клетку попугая, мой милый: он сердится на чужих. Мистер Хандикок придет домой в четыре часа, и тогда мы сядем обедать. Любите вы треску?
Так как я с нетерпением ожидал мистера Хандикока и обеда, то не без удовольствия услышал бой часов, возвестивших, что ожидаемое время настало. Миссис Хандикок вскочила снова.
- Джемайма, Джемайма! - закричала она, нагнувшись над перилами. - Четыре часа!
- Слышу, мэм! - отозвалась кухарка и вынула сковороду из печи, шипение и запах, проникнув в гостиную, заставили меня почувствовать голод еще сильнее.
Раздался стук в дверь.
- Вот твой барин, Джемайма! - закричала леди.
- Слышу, мэм! - отозвалась снова кухарка.
- Сбегайте вниз, мой милый, и впустите мистера Хандикока, - сказала его жена. - Он удивится, увидя вас.
Я исполнил желание миссис Хандикок и отворил дверь, выходившую на улицу.
- Это что за чертенок! - грубо закричал мистер Хандикок, мужчина в шесть футов ростом, в синих миткалевых панталонах, гессенских сапогах, в черном сюртуке и в таком же жилете.
Признаюсь, я смутился, но отвечал, что я мистер Симпл.
- Спрашиваю вас, мистер Симпл, что сказал бы ваш дедушка, если бы он увидел вас в сию минусу? У меня достаточно слуг, чтобы отворять двери; место молодого джентльмена в гостиной.
- Что вы так сердитесь, мистер Хандикок? - сказала ему сверху жена. - Это я просила его отворить дверь, чтобы удивить вас.
- Да, - ответил он, - вы удивили меня своей глупостью.
Пока мистер Хандикок вытирал сапоги о коврик, я поднялся наверх, тем более оскорбленный, что, по словам батюшки, мистер Хандикок был наш биржевой агент и должен был создать мне все удобства. Действительно, отец просил его об этом в письме, которое показывал мне перед отъездом.
Когда я возвратился в гостиную, миссис Хандикок шепнула мне:
- Не огорчайтесь, мой милый, все это происходит, видимо, от какой-нибудь неприятности, случившейся с мистером Хандикоком на бирже.
Я был того же мнения, но не отвечал, потому что мистер Хандикок, поднявшись по лестнице, в два шага преодолел расстояние от двери до камина, повернулся к нему спиной и, подняв фалды сюртука, начал свистать.
- Готовы ли вы обедать, мой милый? - спросила леди почти с трепетом.
- Да, если обед готов, - грубо отвечал ей муж. - Мне кажется, мы всегда обедаем в четыре часа.
- Джемайма, Джемайма, подавай на стол! Слышишь ли ты, Джемайма?
- Слышу, мэм, - отвечала кухарка, - дайте только положить масла.
Миссис Хандикок села на место со словами:
- Ну, мистер Симпл, как поживает ваш дедушка, лорд Привиледж?
- Слава Богу, миссис! - ответил я в пятнадцатый раз.
Мистер Хандикок опустил фалды и стал спускаться по лестнице, предоставляя своей жене и мне выбор: следовать за ним или нет.
- Скажите, пожалуйста, миссис, - спросил я, лишь только он отошел настолько, что не мог нас слышать, - что такое сделалось с мистером Хандикоком, что он так сердит с вами?
- Когда муж чем-нибудь недоволен, непременно достается жене. Это, мой милый, одна из неприятностей брака. Мистер Хандикок, должно быть, потерпел поражение на бирже; в таких случаях он всегда бывает не в духе. Когда же ему удается предприятие, он весел, как кузнечик.
- Сойдете вы обедать? - закричал мистер Хандикок снизу.
- Сейчас, мой милый! - ответила леди. - Я думала, ты моешь руки.
Мы сошли в столовую. Мистер Хандикок уже успел уничтожить два куска трески и оставил на блюде для жены и меня только один.
- Не угодно вам, мой милый, кусочек трески? - спросила меня леди.
- Не стоит его делить, - заметил старый джентльмен и, ухватив рыбу с помощью ножа и вилки, положил себе на тарелку.
- Я очень рада, что эта рыба нравится вам, - кротко сказала женщина и снова обратилась ко мне. - Вам подадут, мой милый, кусок хорошей жареной телятины.
Телятина появилась, и, к нашему счастью, мистер Хандикок истребил ее не всю. Однако же он отделил себе львиную часть и срезал поджаренную корочку; потом, отодвинув от себя блюдо, предоставил нам распоряжаться остальным, как нам угодно. Я не успел съесть двух кусков, как он попросил меня сходить наверх и принести из буфета кувшин портеру. Я подумал, что если мне неприлично отворять двери, то, наверно, неприлично и прислуживать за столом; впрочем, повиновался, не сделав никакого замечания.
После обеда мистер Хандикок сошел в погреб за бутылкой вина.
- Что с ним нынче сделалось? - воскликнула миссис Хандикок. - Он как будто потерял целый монетный двор. Пойдемте лучше наверх и оставим его одного; может быть, выпив портвейну, он станет лучше.
Я был рад этому предложению и, чувствуя усталость, отправился спать без чаю, потому что миссис Хандикок не осмеливалась поставить самовар до прихода мужа.
Глава вторая
Экипировка на скорую руку. - К счастью, в этот день мистер Хандикок не проиграл на бирже. Я весело отправляюсь. Я еду в Портсмут. - В карете встречаюсь с матросом. Он прикидывается пьяным; но это не единственный маскарад, с которым я сталкиваюсь в моем путешествии.
На следующее утро мистер Хандикок, казалось, был в лучшем расположении духа. Он послал за портным, который шил платье волонтерам и прочим "в самый короткий срок", и заказал ему все нужное для моей экипировки с условием, чтобы оно было готово к завтрашнему дню, а иначе все будет оставлено у него. При этом он прибавил, что мне уже нанято место в дилижансе, отправляющемся в Портсмут.
- Но, сэр, - заметил этот человек, - я боюсь, что в такое короткое время…
- На вашей вывеске указано, что вы готовите платье "в самый короткий срок", - возразил мистер Хандикок с уверенностью и важностью человека, который опровергает противника его собственными доказательствами.
Это заставило замолчать портного; он обещал сделать все по желанию заказчика и ушел, сняв с меня мерку. Почти тотчас же отправился и мистер Хандикок.
В расспросах о здоровье моего дедушки и о том, что сделалось с попугаем, в жалобах миссис Хандикок по поводу того, как много денег утратил ее муж, в беспрестанном выскакивании на лестницу и разговорах с кухаркой прошел весь день до четырех часов. Мистер Хандикок постучался в дверь и был впущен, но не мной. Он в тру прыжка взбежал по лестнице и, входя в гостиную, закричал:
- Ну, Нанси, моя милая, как ты поживаешь? Потом, подойдя к жене, прибавил:
- Поцелуй меня, старушка. Я голоден как волк. Мистер Симпл, как вы поживаете? Надеюсь, вы приятно провели утро. Мне надо вымыть руки и сменить обувь, моя милая; я не хочу садиться за стол в таком виде. Ну, Полли, как твое здоровье?
- Я рада, что вы чувствуете аппетит, мой милый, - сказала жена, излучая улыбку, - я приготовила вам прекрасный обед. Джемайма, накрывай проворнее на стол: мистер Хандикок голоден.
- Сейчас, мэм, - ответила кухарка, и миссис Хандикок последовала за мужем в спальню, находившуюся на том же этаже, чтобы помочь ему переодеться
- Клянусь Юпитером, Нанси, я славно надул быков! - сказал мистер Хандикок, когда мы сели за стол.
- О, как я этому рада! - сказала, улыбаясь, жена.
- Мистер Симпл, - обратился мистер Хандикок ко мне, - вы позволите предложить вам кусочек рыбы?
- Да, сэр, если вы сами не хотите скушать всю, - ответил я учтиво.
Миссис Хандикок нахмурила брови и покачала головой, между тем как муж преспокойно услуживал мне.
- Вот вам кусок рыбы, голубчик, - отвечал он.