XXXIII
Екатерина Медичи вела очень скучную жизнь в своем амбуазском замке. Весь ее двор состоял из нескольких дворян, оставшихся верными ей даже и в немилости, кавалера д'Асти и какого-то таинственного незнакомца, о котором очень много говорили как в самом Амбуазе, так и в окрестностях.
Этот таинственный человек был, по-видимому, уже не молод. Он был постоянно одет во все черное, но походка, манеры - все выдавало в нем человека, привыкшего вращаться в большом свете. Однако его лица никто не видал, так как незнакомец никогда не снимал черной бархатной маски.
Человек в маске появился в Амбуазе месяцев за шесть до этого. Ему предшествовал паж с запиской, получив которую
Екатерина выбежала гостю навстречу, что было чрезвычайной честью. Но кто был этот человек в маске, что связывало его с королевой, чем объяснялось его явное влияние на нее - это никто не мог понять. Во всяком случае, его влияние было очень велико, так как стоило случиться чему-нибудь особенно важному, как Екатерина запиралась с ним в своем кабинете. Точно так же поступила она и теперь, когда Асти, вернувшийся из Анжера подал ей письмо, запечатанное гербом герцога Анжуйского.
Прочитав это письмо, Екатерина взволнованно сказала человеку в маске:
- Знаешь, что случилось? Генрих Наваррский попал в расставленную ему ловушку и находится теперь в руках герцога Гиза и его сестры!
При этих словах взор незнакомца сверкнул из - под маски с особенной силой, и казалось, что там вдруг вспыхнули два черных огонька. Но он ничего не сказал, продолжая слушать, что говорила королева:
- Теперь Франсуа просит меня приехать в Анжер, так как наваррского короля доставят туда и хотят решить, каким способом лучше всего удержать его. Что ты скажешь на это?
- Надо ехать, государыня, и притом сейчас же! Нельзя давать Гизам слишком большую волю!
- Ты прав! Прикажи заложить экипажи! Ты поедешь со мною, и мы по дороге поговорим. Сопровождать нас будут Асти и паж.
Через час поезд королевы Екатерины уже двинулся в путь. Путешествие продолжалось всю ночь, и только при первых лучах рассвета вдали показались остроконечные башенки и колоколенки Анжерского замка.
Однако перед въездом в город королева приказала остановиться, подозвала пажа и сказала ему:
- Вот, милочка, возьми это кольцо, ступай в замок и вызови герцога Анжуйского. Покажи ему кольцо и затем сообщи ему о моем приезде, но предупреди, что я не остановлюсь в замке и чтобы он ни слова не говорил герцогу Гизу или герцогине Анне о моем приезде. Кроме того, ты попросишь его немедленно навестить меня; я остановлюсь у цирюльника-банщика Луазеля.
Паж поклонился, вскочил в седло, дал шпоры лошади и поскакал в город. Вслед за ним в город въехал и кортеж королевы. Проследовав левым берегом Луары, экипаж королевы остановился у скромного домика, над которым виднелась вывеска: "Во здравие тела. Луазель, цирюльник-банщик, хирург и проч.".
Д'Асти постучал в дверь, которую сейчас же открыл с низким поклоном пожилой толстяк.
- Мой добрый Луазель, - сказала ему королева, - отведи мне мою обычную комнату и спрячь барина!
При последних словах она показала на человека в маске, и затем экипаж въехал во двор дома.
Через час после этого какой-то дворянин, закутанный в плащ и надвинувший шляпу совсем на лоб, постучался во дверь Луазеля. Цирюльник поклонился ему чуть не до земли. Это был Франсуа Валуа.
- Сын мой! - сказала ему Екатерина после первых приветствий. - Сообщил ли ты Генриху Гизу о своем письме ко мне?
- Ну конечно!
- Это была большая ошибка.
- Почему, матушка?
- Потому что я не хочу, чтобы он видел меня, не желаю видеть его. Весь день я проведу здесь, а ты скажешь герцогу, что я еще не приехала и что от меня вообще нет известий.
- Но… что мы сделаем с… гугенотом, которого к вечеру доставят сюда?
- Это будет видно потом. Вообще должна тебе сказать, сын мой, что наваррский король для нас несравненно менее опасен, чем герцог Гиз. Но пока еще я ничего не хочу решать. Вечером я буду в замке. Я явлюсь пешком к прибрежной потерне; а ты сам встретишь меня и проведешь в свою комнату, а там мы поговорим!
XXXIV
Около восьми часов вечера королева Екатерина вышла из дома Луазеля в сопровождении человека в маске.
- Видишь ли, - сказала она, - продолжая начатый ранее разговор, - я не более тебя люблю наваррского короля…
При этих словах взор замаскированного опять блеснул странным огнем.
- Но, - продолжала Екатерина, - я вполне разделяю мысль Макиавелли, этого гениального политика, который говорил, что два врага удобнее одного.
- Ну, это довольно странное утверждение!
- Тебе так кажется? А между тем подумай сам: самый опасный враг для нас - тот, кто в своей ненависти руководствуется определенным достижением, но если существует два врага, которые стремятся достичь одного и того же, то они логически становятся врагами и друг другу тоже, а следовательно, часть их злобной силы будет отвлечена от нас.
- Это правда!
- Целью достижения наших врагов является французская корона. Ищущих этой короны двое: Генрих Наваррский и Генрих Гиз. Если ни один из них не успел в этом достижении, то потому, что ему приходилось ограждать себя от соперника. Но, как знать, не будь на свете одного из них, быть может, другой уже давно овладел бы троном Валуа!
- Да, это так!
- Значит, раз трон Валуа не может освободиться от всех врагов, пусть их будет несколько. Между тем, захватив Генриха Наваррского и вручая его судьбу лотарингцам, мой сын лишь помогает Гизу освободиться от соперника, но не предохраняет трона Валуа… В скверное дело замешался герцог! - и, не говоря более ни слова, королева молча дошла до потерны, указанной ею утром герцогу Анжуйскому. Однако, прежде чем постучаться, она сказала своему спутнику: - Надвинь шляпу глубже на лоб и прикрой лицо полой плаща, чтобы маски не было видно!
Незнакомец повиновался. Тогда королева постучала в дверь потерны, которая немедленно открылась, причем во тьме коридора слабо вырисовался какой-то мужчина. Это был герцог Франсуа, во тьме и одиночестве поджидавший мать.
- Это вы? - спросил он. - А кто с вами?
- Это Асти, - спокойно ответила Екатерина, причем незнакомец молча поклонился герцогу.
- Следуйте за мною, - сказал тогда Франсуа. - Но осторожнее: здесь приступочка! Екатерина тихо рассмеялась.
- Полно, сын мой, - сказала она, я лучше тебя знакома с этим замком и с завязанными глазами пройду, не споткнувшись, куда угодно. Я ведь долго жила здесь с твоим отцом, когда он был еще герцогом Анжуйским! Скажи мне только, что помещается в кабинете покойного короля?
- Я оставил там свой кабинет!
- Отлично. А кто живет над кабинетом?
- Никого. Я не выношу, чтобы над моей головой ходили!
- Совсем хорошо! Ну, так проведи меня в эту верхнюю комнату. Ступай вперед, я знакома с лестницей!
Герцог запер дверь потерны и пошел наверх в сопровождении королевы-матери и незнакомца. У дверей комнаты Екатерина спросила:
- Надеюсь, герцог в кабинете у тебя?
- Нет еще, но он должен сейчас прийти, чтобы решить со мною вопрос о наваррском короле. Впрочем, может быть, он уже пришел и ждет меня…
- Ну, так ступай к нему, сын мой!
- А вы останетесь здесь?
- Да.
- Без света?
- Без света.
- Когда мне прийти за вами?
- Когда услышишь сверху три удара.
- Хорошо, матушка!
Герцог ушел, а Екатерина с незнакомцем вошли в комнату. На пороге королева приказала своему спутнику сесть у самого входа в кресло, а сама на цыпочках пошла к противоположной двери стене. Здесь ее рука стала ощупывать тайную пружину. Наконец она нашла искомое, и вдруг из стены вырвался яркий луч света.
- Что это? - с некоторым испугом спросил незнакомец. - Подойди, и увидишь сам! - ответила Екатерина. Незнакомец осторожно подкрался к светящемуся отверстию и увидел, что там виднеется какая-то сверкающая наклонная пластинка.
- Здесь применено старинное изобретение, которое, наверное, знакомо тебе, - сказала Екатерина, - в потолке кабинета имеется отверстие, над которым тайно прикреплено в наклонном положении зеркало из полированной стали так, что в нем отражается вся комната. Системой дальнейших зеркал это отражение передается сюда, так что, глядя в отверстие, можно видеть все происходящее в кабинете. А вдобавок еще, благодаря системе слуховых труб, можно также и слышать все, что там говорится. Ну-ка, взгляни! Человек в маске приблизил лицо к отверстию.
- В самом деле! - воскликнул он.
- Что ты видишь?
- В кабинете перед столом сидит какой-то мужчина; его лица не видно; он нетерпеливо переворачивает страницы книги.
- Это герцог Гиз. Он один?
- Да, но дверь отворяется… и… вошел герцог Франсуа!
- А! Ну, так уступи мне теперь место!
Королева прислонилась к стальному зеркалу. Герцог Анжуйский и Гиз молча раскланялись друг с другом, но не говорили пока еще ни слова. Однако вскоре в глубине кабинета открылась вторая дверь, и вошла женщина. Это была Анна Лотарингская.
- Ого! - пробормотала королева-мать. - Раз в дело вмешалась очаровательная Анна, положение становится серьезным. Надо внимательно слушать, что там происходит! - и она приникла ухом к слуховому отверстию.
XXXV
- Милый кузен, - сказала Анна Лотарингская, войдя в кабинет, - разрешите мне резюмировать создавшееся положение!
- Прошу вас, очаровательная кузина! - галантно ответил Франсуа.
- Наваррский король в нашей власти…
- О, да, и я отвечаю вам за то, что стены его темницы достаточно прочны, чтобы он не мог выйти из нее без посторонней помощи!
- Да, это так. Но самое лучшее во всем этом то, что он доставлен в Анжер ночью, его никто не видел и, кроме нас, моего брата и меня, никто не знает, что он привезен сюда. Что же касается видама Панестерского, то за него я вполне отвечаю - он болтать не будет. Следовательно, можно считать, что пленение наваррского короля состоялось в полной тайне.
- Но что же тут такого? И что за преимущество видите вы в тайне, окружающей пленение наваррского короля?
- Огромное преимущество, кузен. Католическая религия, герцогство Лотарингия и королевство Франция не имеют более злого врага, чем этот королишка. Его смерть будет встречена с чувством большого облегчения, но если мы самовольно казним его, то вся Европа подымется на нас, и даже сам французский король потянет нас к ответу. Но зачем нам оповещать об этом весь мир?
Наверное, в Анжерском замке найдется какая-нибудь подземная темница, где мрак и сырость быстро насылают смерть и избавляют узника от мук жизни…
- Гм… если поискать, то, пожалуй, найдется! - ответил Франсуа. Анна очаровательно улыбнулась.
- Я вижу, что мы столкуемся, - сказала она.
- А уж это смотря по обстоятельствам, - невозмутимо ответил герцог.
Эта фраза заставила Анну Лотарингскую поморщиться, но она промолчала, ожидая пояснений со стороны герцога Анжуйского. Однако Франсуа недаром был сыном Екатерины Медичи, недаром в его жилах текла итальянская кровь, и недаром он был воспитав на принципах великого политического хамелеона Макиавелли. Поэтому он стал исподтишка и издалека показывать зубы.
- Вы все предвидели, все учли, прелестная кузина, - начал он, - но не затронули тут одного обстоятельства. Генрих
Бурбонский, король Наварры, имеет после меня наибольшие права на французский трон…
- Мы с ним находимся на одинаковом положении в этом отношении! - поспешил заметить Генрих Гиз.
- Ну уж извините: он ближе к трону на одну степень! А ведь у моего царственного брата нет детей, значит, если он опочиет в Бозе, то…
- Вы наследуете ему, кузен!
- Как знать? Эх, Господи! Жизнь человеческая зависит от таких пустяков!.. Какая-нибудь маленькая пулька, острие стилета, падение с лошади или… зернышко тонкого яда, и нет человека!
Генрих Гиз невольно вздрогнул и переглянулся с сестрой при этих словах.
- Так вот-с, - продолжал Франсуа, - выслушайте меня как следует, дорогой кузен и прелестная кузина. Вы овладели особой наваррского короля… это было очень политично, но… вы сделали большую ошибку, упустив из вида кое-что…
- Именно?
- Да вы привезли его в Анжер, а не доставили в Нанси! Там, видите ли, господами его судьбы стали бы вы и могли бы сделать с ним все, что вам угодно, не считаясь ни с кем…
- То есть, иначе говоря, - с раздражением произнес Гиз, - вы хотите сказать, что здесь мы не властны над судьбой своего пленника?
- Разумеется. Тут судьба наваррского короля гораздо более зависит от меня, чем от вас.
- Значит, мы совершили ошибку, доверившись вам?
- Ну, это смотря по тому, как… Видите ли, если я помогу вам стереть с лица земли наваррского короля, то устрою ваши дела, но никак не свои. Я только приближу вас на одну степень к французскому трону, только и всего!
- Да что же из этого? Разве мы когда-нибудь будем царствовать?
- Гм… Как знать?
- Да ведь вам нет и тридцати лет, а королю только тридцать два!
- И я, и король - люди, которым так легко умереть! При этих словах герцог Гиз снова обменялся с Анной взглядом, в котором заключалась целая политическая программа.
- Дорогой кузен, - сказала затем герцогиня Монпансье, - мы предвидели это возражение с вашей стороны! Но благоволите выслушать теперь и нас тоже. Варфоломеевская ночь была только началом ожесточенной борьбы католичества против протестантства; эта борьба временно замерла, так как у католической партии нет достаточно энергичного и талантливого вождя. Ныне царствующий король Франции никогда не станет таким вождем.
Он слишком впал в порок и изнеженность, чтобы серьезно преследовать государственную задачу первой важности; к тому же его престиж падает с каждым днем. Мы имеем верные сведения, что папа собирается отлучить его от церкви. Если это совершится, вся Франция отвернется от него и выберет себе другого короля. Но в таких случаях народ не имеет свободного выбора, а избирает лицо, указанное папой. Ну, а папа всецело стоит за интересы Лотарингского дома. Значит, кого укажет наша семья, тот и будет королем!
- Ну… а ваша… семья?
- Укажет на принца, который сумеет к тому времени доказать свои союзнические чувства.
- И… этот принц?
- Вам стоит только захотеть, чтобы стать им! - сказала Анна и, в то время как герцог Анжуйский, словно ошеломленный, откинулся назад, торжественно прибавила: - Ваше высочество, Франсуа Валуа, герцог Анжуйский и наш кузен! Угодно ли вам через шесть месяцев от сего числа стать французским королем?
- О-го-го! - пробормотала Екатерина Медичи. - Значит, я не ошиблась?
XXXVI
Вернемся, однако, к наваррскому королю. Мы расстались с ним в тот момент, когда, высунувшись из окна по приглашению герцогини Анны и увидав там отряд лотарингских всадников,
Генрих возложил всю надежду на свою звезду. В ответ на его восклицание по этому поводу, Анна ответила:
- Будем ждать, пока звезда придет вам на помощь, кузен, а пока что вам уж придется отдаться всецело в мою власть. Сейчас подадут портшез, вы соблаговолите надеть монашескую рясу и бархатную маску, а кроме того, дать мне честное слово, что в пути вы ничем не попытаетесь открыть свое инкогнито.
- А если я откажусь, прелестная кузина?
- Тогда мне придется прибегнуть к мерам, которые мне самой внушают глубокое отвращение. Я кликну своих людей, вам заткнут рот кляпом, а на голову накинут глухой капюшон.
- Это совершенно бесполезно, прелестная кузина, та; как я готов последовать вашим желаниям. Но каким способом я должен буду совершить свой переезд?
- Как я уже сказала, вы поедете в портшезе, причем я предполагаю составить вам компанию!
Генрих Наваррский во всех случаях жизни оставался галантнейшим из принцев. Поэтому он взял руку герцогини, поднес ее к губам и воскликнул:
- Ах, вы очаровательны, кузиночка! Какая жалость, что я нс могу быть любимым вами!
- Опять? - улыбаясь сказала герцогиня.
- Но… всегда, кузиночка!
- Дорогой кузен! - насмешливо ответила Анна. - Я пошлю к вам видама Панестерского, и вы можете исповедоваться ему в той самой жгучей любви ко мне, которую вы доверили позапрошлую ночь девице Берте де Мальвен! - и с этими словами, сопровождаемыми ироническим смехом, герцогиня, сделав Генриху реверанс, скрылась в потайном проходе.
Через час Генрих уже ехал с Анной в портшезе, направляясь к Анжерскому замку, куда они и прибыли через семь часов пути. По одному знаку герцогини городские ворота открылись, пропуская кортеж, причем дежурный офицер даже не осмелился спросить, кто
- таинственный незнакомец, сопровождавший Анну. То же самое было и в замке, так что приезд Генриха Наваррского совершился в полной тайне.
Когда они поднимались по лестнице, герцогиня шепнула Генриху:
- Кузен, вы только что говорили мне о своей любви, не правда ли?
- О да, я люблю вас!
- Я верю вам, но… все-таки…
- Все-таки?
- Ну, об этом потом. А пока приглашаю вас отужинать наедине со мною.
- А где?
- В моем помещении; мне должны были приготовить здесь комнаты.
- С восторгом принимаю ваше приглашение, - ответил Генрих, непрестанно думавший о способе сбежать из плена.
Наверху лестницы они встретили двух мужчин, закутанных в плащи так, что их лиц не было видно. Генрих сразу узнал в них по чутью герцогов Гиза и Анжуйского. Оба они расступились, пропуская парочку. Кроме них, на лестнице не было никого - видно было, что тайну прибытия наваррского короля решили сохранить во всей строгости.
Герцогиня на минутку остановилась около одного из мужчин, стоявших при входе в дверь, и затем уверенно повела Генриха по коридорам. Наконец она открыла перед ним дверь и попросила его войти в комнату, сказав:
- Будьте добры расположиться здесь пока. Через час я приду за вами, и мы будем ужинать. Но не пытайтесь бежать! Малейшей попыткой к бегству вы подпишете себе смертный приговор, так как вас очень хорошо стерегут!
С этими словами Анна удалилась. Как уже знает читатель, она отправилась на совещание с братом и герцогом Франсуа, где была решена участь наваррского короля. Отныне судьба Генриха всецело зависела от Анны. Добившись этого и получив от Франсуа кое-какие инструкции, герцогиня отправилась за Генрихом, чтобы угостить его ужином согласно данному ею обещанию. Этот ужин происходил в нарядной, уютной комнате, где все - обои, мебель, ковры - было зеленого цвета. В глубине, в алькове, стояла приветливая широкая кровать. Посредине комнаты был накрыт богатый стол, манивший разнообразными кушаньями и винами.
- Прошу вас к столу, кузен! - ласково сказала Анна. Генрих подошел к герцогине, со свойственной ему галантной наглостью обвил ее змеиную талию и воскликнул:
- О, как вы прелестны, кузина, и как я вас люблю! Анна засмеялась, не пытаясь вырваться из его объятий.