- Ладно тебе, мала еще, чтобы над начальством потешаться. И я, между прочим, еще и твой родственник, хоть и дальний, - проворчал десятник второго десятка первой сотни тайной лесной дружины леших. - Ты вон лучше Разику от себя привет передай, а то он, бедный, дар речи потерял, лишь на тебя глазеет неотрывно, да вздыхает печально!
- Да уж, родственник: седьмая вода на киселе! А господин десятник первого десятка вовсе не глазеет, а осматривает правильность подгонки моей амуниции, - ответила Катька и обожгла несчастного Разика лукавым взглядом своих ярко-голубых глаз.
- Между прочим, к слову о порядке в амуниции, - пришел на помощь другу наконец-то вырвавшийся из плена болезненных мыслей и воспоминаний Михась. - Начальник всего нашего отряда, сотник Дымок высоко оценил действия авангарда под командой Разика. Так что друга нашего вскоре ожидает благодарность и повышение по службе!
Разик глубоко вздохнул и приосанился. Он действительно откровенно и честно делал карьеру, не без основания чувствуя в себе способность командовать людьми. И успехи по службе, особенно на командирском поприще, одобряемые и ценимые всеми окружающими, составляли предмет его вполне законной гордости. Но вот Катька, в которую он влюбился еще год назад, казалось, не обращает на эти самые его успехи никакого внимания. Данное обстоятельство Разика несколько смущало, поскольку он, не имея опыта в любовных делах, не мог понять, в чем же тут дело. А дело было всего лишь в Катьке, которой еще не пришла пора любить. Катькино отношение к Разику сбивало с толку и Михася, который, несмотря на свой пылкий нрав и романтическую любовь к заморской красавице - леди Джоане, не вполне понимал сестру. Да и может ли кто-либо полностью понять другого человека, если зачастую бывает сложно разобраться и в собственной душе! В общем, Михась, относительно недавно проведавший о чувствах лучшего друга к своей сестре, всячески одобрял и поощрял его, нахваливая перед Катькой.
- Ну да, конечно, - без тени улыбки произнесла Катька. - Никто в Лесном Стане и не сомневается, что Разик - талантливый военачальник, и что он далеко пойдет. В общем, самый что ни на есть завидный жених, - еще более торжественно произнесла она.
А в глазах ее при этих словах прыгали веселые чертики, не замечаемые ни Разиком, ни Михасем, которые остались довольны столь правильными и логичными с их точки зрения Катькиными словами. Лишь один Желток, как лицо незаинтересованное, почувствовал Катькину иронию, но предпочел промолчать, несмотря на природную склонность к веселому ехидству.
- Михась, расскажи про Джоану, - видя, что брат перестал на нее гневаться, попросила Катька. - Какая она? И правда ли, что ты, чтобы ее спасти, в одиночку уничтожил экипаж пиратского корабля?
Михась сердито засопел, намереваясь отчитать сестру за неуместное, по его разумению, любопытство, но тут вмешался Желток.
- Брехня! - авторитетно заявил он. - Какой там корабль? Михась собственноручно потопил всю пиратскую флотилию!
Ветви яблонь внезапно раздвинулись, и на полянке, в центре которой стоял стол, совершенно бесшумно возник боец особой сотни Фрол.
- Кто это тут из сухопутных смеет рассуждать о пиратах? - с притворным возмущением бросил он Желтку. Подчеркнуто старательно вытянувшись в струнку, он поднес лихим жестом руку к берету и произнес по-английски, обращаясь к Михасю: - Сэр лейтенант, позвольте сержанту королевской флагманской морской пехоты почтительнейше приветствовать вас с сестрицей и ваших благородных друзей!
- Здравствуй, Фрол! - Михась выскочил из-за стола, обнялся с особником. - Садись вот с нами, испей кваску!
- Да рассиживать-то мне особо и некогда, - развел руками Фрол. - Я просто поздороваться пришел. А вот кваску - это с удовольствием!
Он не спеша, смакуя каждый глоток, выпил предложенную кружку, вытер губы извлеченным из кармана шаровар носовым платком, всего около года назад вошедшим в моду при дворе французского короля, где Фролу также довелось побывать (о подробностях своего там пребывания он, естественно, не распространялся).
- Хорош квасок! Где добыли?
- Военная тайна! - буркнул Желток.
- Ну что ж, и на том спасибо, - ответил особник без обиды и вновь обратился к Михасю: - Премного наслышан о твоих подвигах в Вест-Индии. Потом как-нибудь в спокойной обстановке в родном Лесном Стане расспрошу тебя подробненько. А сейчас хочу тебе сказать…
Фрол сделал паузу, обвел глазами присутствующих, а затем продолжил:
- Ну, да тут все твои родные и близкие… В общем, перед самым походом заходил я в наш монастырь к монахам-архивариусам по своим делам, да и спросил заодно, что выяснили они насчет возможности твоей жениться на леди Джоане. Так вот, далеко не все ясно, а посему наберись терпения и жди.
- Спасибо за заботу, Фрол, - вполне искренне поблагодарил особника Михась. - Но я уже об этом знаю: сестренка сообщила.
- Вот как? - удивился Фрол. - Как же ты, Катерина, в монастырский архив умудрилась попасть?
- Ведь я же как-никак приписана к особой сотне! - гордо вскинула голову девушка.
- Ясно, - кивнул Фрол. - Ну, рад был видеть вас всех: знаменитую троицу и примкнувшую Катерину. Прощевайте пока, еще не раз встретимся!
Он улыбнулся широкой искренней улыбкой, хотел было уйти, но внезапно остановился и вновь обратился к Михасю:
- Ты, я слыхал, ненавистника моего, дона Эстебана, завалил, который в храмах ихних католических торжественно клялся меня на мелкие кусочки растерзать?
- Было дело.
- И как же ты с ним справился? Дон этот шибко шустрый да живучий был.
- Пулю между глаз ему вогнал, - пожал плечами Михась.
- Мудрый поступок, одобряю! Ну, до встречи, - он поднес ладонь к берету и бесшумно исчез, словно растворился среди яблонь.
Когда Фрол ушел, Желток, слегка обидевшийся на "сухопутного", хотя это была лишь констатация факта, проворчал:
- А вот я с некоторых пор… Катька, заткни уши!.. не люблю особников.
- Кто ж их любит-то? - поддержал друга Разик, испытывавший глухую ревность к бойцам особой сотни, при которой служила Катька, и не без основания полагавший, что многие особники увивались за девушкой.
- Да нет, - возразил Михась. - Фрол - человек замечательный и боец, каких мало. Я вслед за ним во флагманскую морскую пехоту Дрейка пришел на все готовое. Там после "храброго сержанта Фроула Русса"(Михась произнес эти слова по-английски) у всех нас, его земляков-руссов, была такая репутация, что хоть в испытательных состязаниях не участвуй: и так высший балл поставят. Но не только за силу и ловкость его ценили, а за честность в жизни и надежность в бою. Есть такое понятие: солдатская справедливость. Вот Фрол - он очень справедливый… И особник Лось - тоже замечательный товарищ. Мы когда на нашем корабле в Англию шли, я многому у него научился.
- Ладно тебе, Михась, - поморщился Желток. - У тебя всегда все честные, справедливые и замечательные. Ты еще скажи, что те три рожи (Желток имел ввиду особников в черных личинах, или, по-иноземному, - масках), которые нас на рубеже во время двухсотверстного перехода смертным боем били, тоже по-честному поступали!
- Ну, вообще-то, не они нас, а мы их в итоге на том проклятом пригорке размазали в тонкий слой, - уклончиво ответил Михась.
Катька хотела было встрять в разговор старших по возрасту и званию, чтобы поддержать брата, но, слава Богу, ей не удалось нарушить приличия и субординацию. Ветви яблонь вновь бесшумно раздвинулись, и в этом укромном некогда уголке, сейчас все более и более напоминавшем проходной двор, возник новый персонаж, а именно командир отряда Дымок собственной персоной.
- Здорово, орлы!
- Здрав будь, сотник!
- Вольно, бойцы, садитесь, - ласково произнес Дымок. - Как настроение?
- Готовы к выполнению любого задания командования, - ответил за всех Разик.
- В этом не сомневаюсь. А кроме службы, что на сердце лежит?
- Кроме службы в сердцах наших живет еще любовь к начальству, - с явно преувеличенной серьезностью и излишним пафосом произнес Желток.
- Достойное чувство, - усмехнулся Дымок. - Но проявить его в полной мере вам сейчас не удастся, ибо я отвлеку вас всего лишь на минуту.
Сотник вовсе не обиделся на реплику подчиненного, он хорошо знал независимый нрав и острые языки этой троицы. Когда Дымка только произвели в десятники и поручили командовать учебным отрядом, в котором служили Михась, Разик и Желток, еще не получившие тогда звания строевых бойцов, он не раз лично сталкивался с их проделками. Получив свою первую командирскую должность, Дымок стал слегка, самую чуточку, важничать перед юными дружинниками, частенько с умным видом вещая им свысока прописные истины, за что и поплатился. Однажды ночью троица намазала льняным маслом забор на полосе препятствий, и утром, когда Дымок попытался продемонстрировать своему учебному отряду, как надо преодолевать данное препятствие… Но выходки друзей были умными и необидными и никогда не переходили грани, за которой шутка превращается в издевку.
- Так вот, кстати, о любви, - продолжил Дымок. - Михась, должен тебе сообщить, что вопрос о возможности твоей женитьбы на леди Джоане еще не решен. Наберись терпения и жди.
Дымок, конечно же, мог сообщить Михасю сию весть еще сегодня утром, перед тем как они отправились в царский дворец. Но он этого не сделал, и совсем не потому, что забыл. Будучи начальником отряда, сотник считал, что не стоит расслаблять и отвлекать от службы одного из лучших своих бойцов. Какая может быть любовь, когда задача похода не выполнена? - так думал Дымок до сегодняшнего вечера с суровой твердостью настоящего командира. Но один-единственный взгляд княжны Настасьи перевернул душу отважного витязя, и он, расставшийся с княжной всего-то час назад и уже не находивший себе места от тоски и желания снова встретиться с ней, вдруг с щемящим сочувствием подумал о том, что же должен ощущать Михась, оставивший любимую девушку за тридевятью землями, за синим морем.
- Спасибо, брат сотник, - просто ответил Михась, чувствительно пнув под столом Желтка, который уже открыл было рот, чтобы прокомментировать услышанное в связи с предыдущими событиями.
- Ну, отдыхайте, бойцы, пока возможность есть.
Дымок хотел было сказать о сложности выполняемой задачи, о необходимости постоянной бдительности и боевой готовности, но вовремя остановился. Сотник знал, что как только обстановка станет критически опасной и события начнут развиваться стремительно и неудержимо, и Михась, и он сам, и все остальные бойцы оставят в стороне все личные чувства и переживания, даже самые сокровенные, и будут действовать четко и самоотверженно, как их и учили с самого детства.
Дымок широко улыбнулся всем присутствующим, подмигнул Катьке и почти так же бесшумно, как Фрол, исчез за деревьями, окружавшими полянку.
Друзья некоторое время сидели молча. Желток нарочито демонстрировал обиду, всем своим видом показывая, что Михась пнул его слишком больно и абсолютно незаслуженно.
- Мне вот что любопытно, - задумчиво произнес Разик. - Почему это вся дружина Лесного Стана озабочена только одним вопросом: о чувствах Михася к леди Джоане? А то, что я тоже, к примеру, влюблен, - он бросил красноречивый взгляд на Катьку, - почему-то никого не волнует!
- Ну, ты, Разик, даешь, - пожал плечами Желток. - Во всех русских сказках содержится мечта о принцессе из тридевятого царства. Вот все Михасю и сочувствуют, ибо он воплощает своим примером всеобщую мечту. Хотя нет, о заморской принцессе повествует только половина сказок. В остальных русская девушка мечтает об иноземном принце. Правда, Катерина?
Катька засмеялась, Разик насупился.
- Да мы этих самых принцев в заморщине как траву косили - налево и направо! Правда, Михась?
- Твоя правда, Разик, - поддержал друга Михась, хотя, конечно, насчет "травы налево-направо" было преувеличением, и слегка смягчил формулировку: - Уж наши-то дружинники никакому иноземному витязю ни в чем не уступят, и даже, пожалуй что, еще и превзойдут. А ты как считаешь, Катерина?
- Я девушка молодая, мне еще рано о таких вещах рассуждать, - с притворной скромностью потупила взор Катька. - И вообще, я, как и вы, в боевом походе участвую и одним лишь рвением к службе преисполнена.
- Ладно, братцы, - со вздохом произнес Разик. - Посидели, поговорили, теперь и в расположение отряда возвращаться пора.
Они медленно, наслаждаясь каждой минутой отдыха, прошли через яблоневый сад, вышли на обширный двор перед усадьбой, поросший густой зеленой травой, чистый и ухоженный.
Здесь уже вовсю кипела жизнь, перемещались пешие и верховые, им навстречу строевым шагом проследовала дежурная смена караула в полном вооружении во главе с разводящим. Трое друзей и Катька, как и положено, приветствуя караул, тоже перешли на строевой шаг, отдали честь. Недалеко от блокгауза, в котором располагалась их сотня, Михася окликнули. Друзья обернулись. К ним от отдельно стоящей избы, впрочем, также больше похожей на блокгауз, в которой располагался штаб особой сотни, бежал особник Лось, тот самый, который сопровождал Михася во время его поездки в Англию.
Желток, глядя на приближающегося к ним особника, саркастически хмыкнул и вполголоса произнес:
- Мне почему-то кажется, что сейчас нам по большому секрету будет поведана сногсшибательная новость о том, как в недрах монастырских архивов все еще не может решиться вопрос о браке храброго дружинника Михася и прекрасной леди Джоаны.
- Здорово, бойцы! - радостно поприветствовал их особник.
- Здорово, брат особник! - последовал дружный ответ.
- Хочу тебя, Михась, поздравить с благополучным возвращением из заморщины. В Стане-то нам встретиться не довелось, я сам на задании был.
- Спасибо, Лось. Твои уроки, что ты мне на корабле нашем давал, когда мы вместе в Англию шли, мне сильно пригодились впоследствии.
- На здоровье, брат. Да, и еще у меня для тебя важное сообщение, твоих личных дел касающееся… - начал было особник.
- Подожди, Лось, - перебил его Михась, видя, что Желток уже собирается съязвить, а Разик, невзлюбивший особников еще больше с тех пор, когда Катьку приписали к особой сотне, тоже собирается к нему присоединиться. - Давай отойдем в сторонку.
- Да у меня, собственно, от твоих-то ближайших друзей и сестры секретов нет…
- Давай отойдем, - Михась буквально оттащил особника к стене блокгауза.
Там он молча, с непроницаемым лицом выслушал сообщение Лося, содержание которого ему было заведомо известно, поблагодарил его, пожал руку и вернулся к стоящим в стороне друзьям.
- Ты, Михась, воплощение кротости и доброты к ближним своим, - произнес Желток, и, как это часто бывало, по его тону невозможно было понять: говорит он это в шутку или всерьез.
- За это его все и любят! - гордо парировала Катька.
Они зашли в блокгауз, где их встретил дневальный и передал Михасю приказ явиться к начальнику особой сотни дьякону Кириллу.
- Не смешно, - развел руками Желток.
Михась резко развернулся на каблуках и вышел из блокгауза.
Дьякон Кирилл сам в молодости был лихим бойцом, а затем по причинам, известным весьма узкому кругу из числа руководителей Лесного Стана, ушел в лесной монастырь. Но через некоторое время после принятия духовного сана он был призван возглавить особую сотню. В том, что монах командовал людьми военными, не было ничего удивительного, ибо так издревле повелось на Руси, что в ряды православного воинства на святое дело защиты родной земли всегда вставали витязи в монашеском одеянии, и многие монастыри становились для врага неприступными крепостями. Кирилл был необыкновенно умен, холодная аналитическая расчетливость сочеталась в нем с удивительным пониманием человеческой натуры, которую невозможно постичь умом, а можно понять лишь сердцем. От пристального взгляда его глаз не ускользало ни малейшее движение души собеседника. Но вместе с тем он решительно и сурово ломал людям судьбу и карьеру или посылал их на верную смерть, если того требовали интересы дела. И никто не сомневался, что Кирилл имеет на это право.
Михась вошел в избу, охраняемую по периметру несколькими особниками, по уставу приветствовал дьякона как воинского начальника.
- Здравствуй, Михась! - Дьякон, да еще и особник, мог себе позволить отступить от уставной формы приветствия и назвать бойца просто по имени. - Присаживайся вот сюда, на лавку.
Михась сел, снял берет.
- Должен сообщить тебе, что дело твое в монастырских архивах…
- Извини, отец дьякон, должен тебя перебить, чтобы ты время не тратил понапрасну. Мне уже все сообщили.
- Ну, тем лучше. Я же хочу тебе сказать, что делается проверка столь тщательная для твоего же блага. В нашем тайном Лесном Стане, как ты сам понимаешь, каждый человек - на особом счету. Ты один отряда вражеского немалого стоишь. И потомство твое должно так же умом и силой отличаться. Больных душой и телом триста лет у нас в Стане не было. А европейские роды королевские да графские, когда они на своей же родне жениться начинают, безумием и немощью за полвека под корень подрубаются.
- Все понимаю, отец дьякон.
- Любишь свою принцессу?
- Люблю, - просто ответил Михась.
Дьякон помолчал, а затем произнес то, для чего он, собственно, и пригласил одного из лучших бойцов дружины, который, будучи головным первого десятка первой сотни, призван находиться в авангарде всего отряда и первым грудью встречать любую опасность. От действий авангарда и самого головного зачастую зависит успех боя.
- Может быть, тебе, пока суд да дело, лучше вернуться в тыл? А потом, когда привезешь свою невесту…
Кирилл жестом остановил Михася, который вскочил с лавки, кипя от возмущения, и продолжил:
- Ничего зазорного в моем предложении нет! В Спарте древней, в коей еще святой князь Александр пример для себя черпал, наш Лесной Стан основывая, когда войско отходило, заслоном прикрываясь, в заслон на смертный бой только тех воинов ставили, у которых сыновья уже родились. А неженатые и бездетные молодые спартанцы с войском отступали, чтобы род затем продолжить на благо своей Отчизны. И мы в нашей дружине это правило тоже блюдем, когда возможность есть.
Кирилл помолчал, подождал, пока Михась успокоится.
- И еще вот что хочу тебе честно и прямо сказать, ибо ты только такого обращения и заслуживаешь. Уверен я, что, расставаясь со своей принцессой, обещал ты ей вернуться во что бы то ни стало и лично сообщить весть или радостную, о вечном союзе вашем, или горестную, о вечной разлуке. А для тебя слово твое, долг и честь - всего превыше. И вдруг в бою смертельном ты свое обещание невольно вспомнишь и не о выполнении боевой задачи думать будешь, а о том, как бы себя сберечь?