Наши операции мы развернули недалеко от входа в пещеру, примерно в том месте, где я повстречался с крысой. Мы с Каприатой поделили ловушки и пошли каждый по своей стороне, а Альма тем временем занялась поисками мелких животных; ловушки ведь – существа мощные, и в них обитают коварные и агрессивные души, а настораживать их – дело хитрое и мудреное. Как часто после столь трудной операции, когда вы пытаетесь удалиться на цыпочках, они защелкиваются с ужасающим лязгом, даже подпрыгивают на месте. Мне случалось играть в эту изнурительную игру с ловушкой по полчаса, пока она не вцеплялась мертвой хваткой в мои пальцы, после чего благоволила оставаться настороженной, пока я не удалялся на порядочное расстояние.
Когда наши фонари скрылись за россыпью камней, в пещере снова воцарилась обволакивающая, душная тишина. В кромешной тьме мы чувствовали себя отрезанными от всего мира, и, казалось, было слышно, как копошатся мысли в наших головах. Спустя некоторое время, протяженность которого отмечалась только приглушенным расстоянием, стальным лязганьем и раздающимся немедленно вслед за ним взрывом ругательств, я закончил свою половину дела и спустился пониже, к Альме, чтобы выкурить заслуженную сигарету, в которой очень нуждался. Мы пристроились на большом камне, выключили фонарь и покуривали, слушая отдаленные высказывания Каприаты.
На этот раз я старался держать руки в наиболее безопасной позиции – скутигер, как я заметил, вокруг было еще больше, чем в прошлый раз. Через несколько секунд мы услышали негромкий звук, будто маленький вымпел трепещет совсем рядом с нашими головами. л включил фонарь, и звук тут же умолк; но я знал, что где-то поблизости прячется летучая мышь, поэтому опять выключил фонарь и задумался: почему летучие мыши залетают так глубоко в пещеру? Ведь обычно они держатся только возле входа. Кроме того, было уже довольно поздно, и мы специально отложили эту работу напоследок, потому что она не требовала дневного света, который сюда все равно не проникал. К этому времени всем летучим мышам уже полагалось вылететь на свою ночную охоту. Трепыхание возобновилось, и, судя по звуку, что-то приземлилось на камень у нас за спиной. Мы вскочили, повернувшись на сто восемьдесят градусов, и включили свет, который озарил уродливое, во многих отношениях отталкивающее создание.
Черное, круглое, как мяч, существо сидело на камне, опираясь на четыре ходулеобразные конечности, изогнутые таким же жутким образом, как паучьи лапки. Голова у этой твари была фантастически уродливая, с громадными, похожими на раковины стоячими ушами, между которыми выглядывала нелепая морда, казалось почти целиком состоявшая из разинутой в сатанинской усмешке воронкообразной пасти, из которой торчали два ослепительно белых, острых, как у грызунов, резца. Это маленькое чудовище сновало во все стороны, двигалось вперед, назад и вбок с одинаковой легкостью, его движения напоминали движения краба, и оно не переставало ухмыляться и щелкать оскаленными на нас зубами. Я попробовал сбить его сачком, но оно и не подумало взлетать, а ловко ускользнуло за камень и оттуда скрежетало зубами и строило нам гримасы. Это был Desmodus, летучая мышь, пьющая кровь, главное пугало Тринидада, местное чудовище.
Так состоялось наше с ним первое знакомство, и нас охватил энтузиазм, который не угас и по сию пору, даже после того, как мы целыми месяцами охотились на маленьких злых духов. Наблюдать за всегда новыми, иногда удивительно забавными трюками этих существ никогда не надоедает, а их привычки, которые изучали в своих целях только медики, далеко не все известны. Мы наперебой звали Каприату, не переставая махать сачками, но летучая мышь играючи уходила от нас и наконец взлетела в воздух легко, как птичка. Облетев вокруг нас два или три раза, она села на гладкую каменную стенку и юркнула в узкую расщелину, откуда тут же понесся громкий сварливый писк и трескотня.
Мы заметили, что из некоторых более узких щелей выступает какое-то черное вещество. Теперь, рассмотрев его поближе, мы увидели, что это затвердевший помет десмодусов; их выделения всегда черного цвета и вязкие, как смола, – результат питания кровью. Когда Каприата к нам спустился, мы принялись подкатывать к стене камни поменьше – надо было добраться до расщелины. Я взмостился на этот ненадежный пьедестал и, балансируя, посветил фонарем в глубь расщелины.
Там было с полдюжины десмодусов. Они все шарахнулись прочь, сбились в кучу и ощерились, глядя на меня. Лезть туда голой рукой я не торопился, а сачком выковырнуть их оттуда было невозможно. Пришлось временно загородить выход в широкой части с помощью коллекторского мешка. Потом мы разломали одну ловушку и согнули кусок проволоки наподобие рыболовного крючка. Зверьки яростно кусали проволоку, и нам пришлось прикрепить к ней сигарету: как только дым стал забиваться в их убежище, эти мельчайшие млекопитающие сообразили, что пора удирать, и бросились прямиком в сачок, который невесть откуда оказался у них на пути. Мы мигом завязали сачок узлом и поспешили в лагерь, где можно было поближе познакомиться с нашими пленниками.
Внешне десмодус никакими поразительными особенностями не отличается. Есть множество видов летучих мышей, куда более диковинных с виду. От остальных видов его скорее всего отличает образ жизни, сходный только с образом жизни его родственника – Diphylla. Длиной десмодус дюйма три, а хвоста у него нет вовсе. Шерсть короткая и густая, и все четыре пойманных нами экземпляра были обычного для вида темного шоколадно-коричневого окраса с легким рыжеватым оттенком. Самое примечательное в зверьке передние зубы. Верхняя пара передних резцов имеет треугольную форму и выгнута наружу, причем острые их кончики сближены, образуя нечто вроде ложковидной стамески с острейшими краями.
Передние зубы – главное орудие десмодуса; с их помощью он добывает себе пропитание. Вот как это происходит. Покинув свое убежище примерно через час после наступления темноты – позже других летучих мышей, которые вылетают за час до заката, – он отправляется на поиски животных, причем предпочитает теплокровных, хотя ими, насколько я понял, не ограничивается круг его жертв: мы своими глазами видели, как зверек напал на крупную жабу, и мне рассказывали, что пару таких зверьков в неволе долго кормили ящерицами. Выбрав подходящую жертву, вампир садится поблизости на землю и "пешком" незаметно подкрадывается к ней. Задние ноги у него длинные, а крылья он может туго сворачивать, опираясь на толстые подушечки свободных и обычно длинных пальцев передних лап. Если жертва крупная – корова, коза или человек, – маленький кровопийца вспрыгивает, помогая себе крыльями, на открытый участок тела, а потом ползает, отыскивая подходящее местечко для своей "операции". Операция состоит в том, что зверек выдалбливает или выскребает неглубокую ранку в шкуре или коже жертвы, затем следует серия быстрых "кивков" головой, и передние зубы работают, как мотыга или долото. Получается ранка длиной около сантиметра, из которой струей льется кровь. Десмодус лакает кровь язычком, который ходит туда-сюда, как поршень, в воронке, образованной раздвоенной нижней губой, прижатой к ране на манер водосточного желоба.
Самое странное, что животные никак не реагируют на эту процедуру. Кролики и телята, которых использовали в экспериментах, стояли совершенно спокойно, пока кровопийца не наедался досыта. То же самое происходит и с птицей, хотя при появлении разбойника поднимается дикий переполох. Существует поверье, что вампир взмахами крыльев нагоняет на свою жертву сон или оцепенение; достойные доверия наблюдатели подтверждают, что и на людей эти зверьки действуют усыпляюще. То же самое подтверждают вполне достоверные рассказы людей: видя, как вампир подкрадывается к их раскрытым ногам, многие из них вскоре засыпали, а когда наутро просыпались, с удивлением обнаруживали на своих ногах ранки от его укусов. Я сам наблюдал, как десмодус несколько ночей подряд подкрадывался к курице, трепетал крыльями у нее под самым носом – в двух дюймах, не больше – и явно достигал того, что всполошившаяся птица успокаивалась, а затем перелетал на спину курицы, заползал к ней под крыло и кормился кровью из ее бедра.
Лабораторными исследованиями доказано, что в слюне кровососа содержится сильнодействующее вещество, препятствующее свертыванию крови, поэтому после каждой успешной хирургической операции ему обеспечена сытная трапеза. Существует предположение, пока еще недоказанное, что десмодус выделяет какое-то маслянистое вещество, усыпляющее жертву.
Напитавшись таким своеобразным способом, десмодус сразу же улетает в какое-нибудь укрытие, обычно не в то, где он отсыпается днем, и заползает в щель, чтобы переварить кровь, которой насосался. Описанное вызывает неприятные чувства, но ведь это совершенно естественный, хотя и необычный, способ питания в общем довольно аккуратного и чистоплотного зверька.
А страх, который живет в невежественных людях и заставляет их считать десмодуса дьявольским отродьем, вызван совсем иной чередой событий, которые, несомненно, были так же тягостны и мучительны для летучих мышей, как и для людей. Вот эта история вкратце.
В XVII веке все поголовно лошади, завезенные в Центральную Америку из Северной Африки, были истреблены таинственной болезнью. Американские индейцы, которых испанцы обвинили в отравлении лошадей, уверяли, что их убили летучие мыши. Они также уверяли, что их далекие предки знали лошадей и ездили на них, но все лошади тогда погибли от той же напасти. Исследования показали, что в Америке в доисторические времена водились разные виды лошадей, но они вымерли задолго до появления там человека. Возможно, однако, что в субтропических регионах Америки лошади водились и в относительно недавнем прошлом.
С XVIII века сохранились доказательства, что крупные скотоводческие хозяйства на Тринидаде начисто разорились "благодаря вампирам", а в 1889 году человек, "вскрывавший летучую мышь, скончался от бешенства". Это, судя по всему, единичный случай такого рода, абсолютно не связанный с десмодусом, которого знали еще на заре колонизации.
Однако в 1906 году в Южной Бразилии разразилась повальная болезнь среди домашних животных, унесшая четыре тысячи голов крупного рогатого скота и тысячу лошадей. Были начаты исследования, которые завершились уничтожением 6799 собак, так как будто бы было доказано, что из-за них скот поразила эпидемия бешенства. Но избиение несчастных собак не принесло никаких результатов, и болезнь продолжала распространяться на север Бразилии, а также в Парагвай, Уругвай и Аргентину. Были проведены новые исследования, которые привели к открытию: переносчиком болезни оказался десмодус. В 1931 году погибло не меньше шестидесяти процентов поголовья скота в Мату-Гросу.
Жители Тринидада осознали опасность, связанную с летучими мышами, еще в 1925 году, когда почти прямо в Порт-оф-Спейне, на пастбище, погибли шестьдесят коров. Но "чудовищем" десмодус стал только четыре года спустя, когда в Сипарии, на юге острова, погибли тринадцать человек – и как раз на том месте, где сто лет назад потерпели крах скотоводческие фермы. После того как два очень способных тринидадских врача определили, что причиной смерти послужила паралитическая форма бешенства, все жители вдруг обратили внимание на количество покусов от летучих мышей и дружно возопили от ужаса; эти причитания не утихли до сих пор, хотя найдены профилактические меры, эффективные на все сто процентов, и в течение десяти лет погибло всего около шестидесяти человек из населения в 413 тысяч.
Люди обожают ужасы, и не так-то легко их уговорить, что все страхи позади. Хотелось бы мне знать, сколько людей, по недомыслию поднимающих панику из-за "летучего чудовища" Тринидада, способны умолкнуть хоть на минуту, чтобы задуматься об опустошениях, которые там сеют туберкулез и рак. Это всем привычные, но слишком неприметные для среднего человека напасти. Он предпочитает что-нибудь наглядное, к примеру летучую мышь, на которую можно показать пальцем и сказать, что она смертельно опасна для ваших детей. Было время, когда эта история с десмодусом и паралитической формой бешенства совершенно вышла из-под контроля – поднаторевшие в распространении "ужасных" историй зарубежные газетчики хлынули в страну, чтобы "на месте во всем убедиться", а туристы, заглянувшие сюда на несколько часов, тряслись от страха, что на них нападет "вампир".
А вот тем людям, которые изучили вопрос, приняли официальные меры для снижения численности десмодуса на острове, постарались познакомить население с методами защиты спален от десмодуса, а также выработали эффективные методы лечения и профилактики переносимых им болезней, пришлось очень нелегко. Если тот, кто всегда спал только под противомоскитной сеткой и мог обратиться к врачу в случае укуса, поднял вопль ужаса и впал в панику, то простой деревенский житель, которого летучие мыши кусали еженощно, порой до четырнадцати раз за одну ночь, наотрез отказался вообще иметь дело с врачами. Если, мол, нашим дедам от мышиных укусов ничего не делалось безо всяких там прививок, то, значит, и мне от них ничего не сделается.
Однако поиски десмодусов с целью их уничтожения в спальных и послеобеденных убежищах позволили углубить знания об этих животных. Но один вопрос так и оставался невыясненным: чем десмодус питается в своей природной среде обитания, в лесу, где нет ни упитанных коров, ни беспечных бедняков. Этот вопрос, среди прочих, мы и старались выяснить, и теперь у нас накопился вполне убедительный перечень диких животных, на которых кормится десмодус.
Хотя я решительно считаю все опасности в россказнях о десмодусах невероятно преувеличенными, должен признать, что в поведении зверька есть довольно пугающие и неприятные черты. В нормальной обстановке он питается, судя по всему, исключительно кровью других животных, что подтверждается и строением его пищеварительных органов, не приспособленных к перевариванию иной пищи. Заразившись бешенством, он, прежде чем погибнуть, на много месяцев становится его разносчиком и превращается в настоящего вампира. В то время как зараженные им люди страдают паралитической формой болезни и умирают долгой, мучительной смертью, сам зверек буквально впадает в бешенство: летает среди бела дня, нападает на себе подобных, ударяется о деревья, врезается в стены и кусает всех и вся, на что наткнется. Известен случай, когда такие взбесившиеся зверьки напали на женщину при ярком свете дня и она не могла от них отбиться даже шваброй! Люди, которым пришлось пережить болезнь, уверяют, что, хотя до того их во время сна не раз кусали летучие мыши, в роковую ночь они ощущали острую боль и внезапно просыпались от непривычно яростного нападения кровососа. Когда летучие мыши больны, они ведут себя как одержимые.
Это вполне очевидный и весьма неприятный признак опасности. Другой признак – совсем иного рода. Как оказалось, десмодусы переносят и другую болезнь крупного рогатого скота – так называемую "муррина", наносящую тяжкий урон скотоводству в Центральной Америке. В одной из стран более восемнадцати процентов всех отловленных десмодусов оказались носителями болезни Чагаса, и, наконец, некоторые из них были искусственно заражены двумя самыми ужасными болезнями – африканской сонной болезнью и желтой лихорадкой. Но это вовсе не означает, что род человеческий будет стерт с лица земли какой-либо из этих болезней при посредстве десмодуса, а лишь открывает глаза на те опасности, которые таит в себе незаметный мелкий зверек.
Далее, десмодусы вовсе не спят и не живут изолированными колониями в глубине пещер. Они часто обитают в дуплах деревьев и в других убежищах совместно с другими видами летучих мышей – плодо– или насекомоядными. Своих сожителей они могут заражать, кусая, – об этом говорит тот факт, что не менее пяти других видов тоже стали питаться кровью. Пойманные на месте преступления, эти зверьки оказались зараженными бешенством. Поэтому, учитывая способность десмодуса переносить ряд опасных болезней и заражать другие, "невинные", виды летучих мышей своей привычкой питаться кровью, необходимо постоянно наблюдать и контролировать ситуацию. В древние времена в таких удаленных друг от друга областях, как Карпаты, Южный Вьетнам и Египет, должно быть, действительно была распространена какая-то страшная болезнь, оставившая в памяти людей образ приносящего смерть Вампира и его связь с летучими мышами. Десмодус водится только в южной части Нового Света, где и по сию пору, распространяя смертельную болезнь, он наносит невосполнимый ущерб громадным стадам крупного рогатого скота.
Первая четверка десмодусов, выловленных в странном подземном обиталище, положила начало нашим чрезвычайно интересным наблюдениям. Мне остается только надеяться, что это хоть немного поможет часть энергии, впустую затрачиваемой на бессмысленную панику, переключить на поиски способов борьбы с колоссальными потерями, которых можно полностью избежать.
III. Пещера дьяволят
Летучие мыши, жирные птицы и прозрачная рыба
На всю жизнь я запомнил громадную книгу – "Потерянный рай" Мильтона с иллюстрациями Густава Доре, который изобразил ужаснейший ад, где в серном дыму клубились и извивались в страшных мучениях тела грешников, проносились сонмы падших ангелов или мятущихся духов, гонимые адскими вихрями и смерчами. Я подолгу застывал над каждой гравюрой, завороженный не столько созерцанием тех событий и существ, встреча с которыми, вероятно, ожидает большинство из нас, сколько тем величественным, грандиозным миром, на фоне которого развертывались эти сцены. Доре вырос среди мощных горных хребтов и ущелий в верховьях Рейна. Скалистые утесы и обрывы, мрачные, созданные самой природой бастионы и бездонные темные пропасти заполонили его душу.
Есть и другие уголки природы, которым свойственно это впечатление нереальности, уводящие нас в область фантазии и абсолютно не связанные с тем миром, который нам знаком: например, уэллсовские пейзажи схожи с глубинами океана или заоблачными вершинами гор в Африке. На этих вершинах, представьте себе, даже вереск бывает высотой с маленькое деревцо, а диковинные растения – гигантские лобелии – придают пейзажу инопланетный, странный вид, а точнее, создают атмосферу жуткой нереальности.
Чтобы увидеть бездонные провалы, фантастические по очертаниям скалы и пропасти, откуда нет спасения, вам обычно посоветуют отправиться в Большой Каньон или в горы Норвегии. Но там вы встретите лишь часть суши, поражающую своими грандиозными и великолепными формами, и ничего сверхъестественного. Даже в самые мрачные дни эти места – просто часть нашего мира. Вы заметите теплые блики света, игру теней и оттенков, суровое безмолвие Природы, простую, привычную для глаз красоту – прилепившиеся кое-где растения, лоскуты земли, расцвеченные мхами, или снег и лед, птиц и множество других знакомых, домашних, земных примет, пусть немногочисленных и случайных. Большой Каньон, одно из самых потрясающих на свете зрелищ, все же не похож па инопланетный пейзаж. Но в нашем земном мире есть места, словно созданные по фантастическим законам гравюр Доре; впрочем, не исключено, что только в определенном состоянии духа человек может воспринимать всю их грандиозность и потрясающее величие. Возможно, их "неземной" вид объясняется и контрастами восприятия.