- Не беспокойтесь. Мистер Акерман должен принести нам много денег. Сейчас он устроен вполне комфортно. Во всяком случае, лучше, чем вы. К вашему сведению: черный флаг - это дань традиции, так же как и доска, которую вы видите вон там. - Он махнул рукой в сторону малайцев, которые спускались по трапу.
Они несли длинную деревянную доску, напоминающую трамплин для ныряния. Увидев, как они закрепляют доску на правом борту, Уилсон затрясся. Доска была окрашена в неприятный бирюзовый цвет и торчала на добрых двадцать футов над водой, покачиваясь в такт волнам.
- Убивать всех пленников подряд - это нерациональный расход людских ресурсов, - продолжил Пейдж. - Пиратскому братству нужны специалисты. Мистер Шлюбер, давайте послушаем биографию капитана.
- "Амундсен, Ларс Олаф, - быстро зачитал ариец. - Родился в Эсбьерге, Дания, в 1945 году, натурализовавшийся гражданин США. Тридцать шесть лет действительной службы. Торговый флот". Здесь перечислены пятнадцать судов, в том числе большие лайнеры компании "Юнайтед Стейтс лайн". Второй помощник капитана на американском судне "Конститьюшн", 1967; первый помощник на американском судне "Индепенденс", 1972. Пять официальных благодарностей за добросовестное несение службы. Лицензия штурмана класса двойной звезды. Отличный послужной список. Перед нами первоклассный шкипер.
Сведения произвели на Пейджа большое впечатление. Он сложил руки на животе и задумался. Потом он приказал снять с Амундсена наручники. Капитан встал, потирая запястья. Пейдж предложил ему стакан апельсинового сока. Капитан отказался, хотя умирал от жажды.
- Тогда я перейду к делу, - сказал Пейдж. - Братству нужны хорошие капитаны вроде вас. Вы, наверное, представляете, одна половина наших людей - профаны, неспособные отличить шпигат от секстанта, а другая - вечно пьяные дикари из самых грязных уголков мира. В прошлом году, когда мы подцепили небольшой траулер в двухстах милях от берегов Патагонии, я видел, как мой человек пожирает сердце взятого им в плен моряка. Это было отвратительно. Я предлагаю вам вступить в Братство. Разумеется, на бессрочной основе. В качестве денежного довольствия обещаю вам такие богатства, о которых можно только мечтать. Рано или поздно все золото мира пройдет через наши руки.
Он дал капитану пять минут на размышления. Когда срок истек, капитан Амундсен выпрямился и отчеканил:
- Сатана в пустыне также соблазнял Иисуса. Он сулил Спасителю все царства мира в обмен на бессмертную душу. Я плюю на вас, как Господь Бог плюнул на сатану. - Он прочистил горло, и сгусток слюны упал на палубу.
- Мустафа, - позвал Пейдж, вздохнув. Мустафа вскинул винтовку и прицелился в капитана. Амундсен поднял руку:
- Подождите, я человек моря и, подобно вам, в определенных случаях консерватор. Я прошу доску.
Пейдж пожал плечами:
- Как вам угодно.
Капитан застегнул на все пуговицы рваный, заляпанный грязью парадный китель и сделал четкий поворот. Достигнув правого борта, он замер и устремил взор в морскую даль. Мустафа винтовкой ткнул капитана между лопаток.
- В этом нет необходимости, - спокойно произнес капитан.
Он поднялся на планшир и пошел по бирюзовой доске. На полпути он приостановился. Море бросало яркие блики на его китель; было два часа пополудни. Горизонт голубел как мечта.
- Мистер Уилсон, - позвал капитан. Уилсон поднял на него глаза.
- Мой отец живет в Эсбьерге. Ему сейчас девяносто шесть лет. Это епископ Ингмар Амундсен. Если вы выживете в этом страшном сне, передайте ему, что я умер христианином. И еще скажите, я сожалею о том, что сбежал.
Потом капитан сделал шаг и пропал. Он просто исчез, растворился в ярком солнечном свете. Уилсон даже не услышал всплеска воды. Мустафа быстро подошел к ограждению и несколько раз выстрелил, после чего наступила тишина. Уилсон склонил голову и произнес молитву неизвестному богу, который позволяет людям совершать подобные зверства, молитву о душе храброго человека, который только что покинул сей мир.
Теперь пришла очередь Уилсона. Солнце нещадно светило ему прямо в глаза. Во рту ощущался вкус пепла. Пораненные запястья под пластиковыми наручниками кровоточили. Нос горел: косметическое средство против загара, наложенное несколько дней назад, стерлось. Во время этого кошмара Уилсон ни разу не взглянул на Крикет. Но сейчас он не смог удержаться и оторвал взгляд от гробовых теней на палубе. Крикет смотрела на него во все глаза, хотя лицо оставалось бесстрастным, а зеленые глаза скрывались под солнцезащитными очками.
Удивленный Шлюбер застрекотал клавишами компьютера:
- Об этом парне нет ни одной записи. Он, должно быть, записался после Санта-Барбары.
- Это так, дочка? - спросил Пейдж.
- Да, - ответила Крикет без всякого выражения.
- Как вас зовут, мистер? - обратился пират к Уилсону.
Уилсон медленно поднялся, опершись кулаками скованных рук о палубу, при этом у него хрустнули колени.
- Я Уилсон Лэндер. Улица Оверлук, дом семьдесят семь, квартира на верхнем этаже. Район Рубикон, - сообщил он постепенно затухающим голосом.
- Тогда в чем дело? - удивился Пейдж.
- В списках моряков торгового флота его имя не значится, - сказал Шлюбер. - Я сейчас проверяю Американскую ассоциацию яхтсменов…
Компьютер пискнул отрицательный ответ.
- Да, ничего. Получается, он служит неофициально.
Пейдж нахмурился и погрузился в размышления. Вынырнув из оных, он поинтересовался у Уилсона:
- Кто вы такой? Интерпол? ЦРУ?
- Я человек. Такой же, как вы, - ответил Уилсон и поразился тому, насколько окреп его голос. - Я родился, как вы, и умру, как вы. Мир - очень странное место. Это все, что я хотел сказать.
Он взглянул на Крикет. Отливающие медью волосы развевал океанский бриз. Уилсону внезапно вспомнился пансионат на Азорах. Даже в этом ужасном окружении, при всей своей подлой, уродливой душе, Крикет была прекрасна.
- Какая-нибудь профессия у вас есть, попутчик? - задал наводящий вопрос Шлюбер. - Что-нибудь такое, что могло бы пригодиться Братству?
- У меня степень по сравнительной литературе. Кроме того, я не закончил стажировку по древней антропологии в Ашлендском колледже, Бьюфорт. И выдержал почти все экзамены на степень магистра археологии Американского континента там же. Я могу отличить хорошую книгу от плохой. Говорят, я умею ладить с детьми. И я способен датировать черепок эпохи до испанских завоеваний в пределах пары сотен лет.
- Достаточно, - прервал Пейдж. - Мы узнали все, что хотели.
Краешком глаза Уилсон видел тусклый винтовочный ствол и ритуальные шрамы на потном черном теле Мустафы. Он повернул голову в сторону моря и попытался вызвать чувство собственного достоинства. Но от страха горизонт показался ему красным, и он почувствовал, что сейчас грохнется в обморок.
- Уилсон!
Это был голос Крикет, вслед за ним раздался стук упавшего стула.
Уилсон взглянул перед собой. Крикет стояла у стола, позади нее лежал вверх ножками стул. Крикет склонилась над отцом, как богиня - над горгульей. Пейдж поскреб темечко:
- Что, дочка?
- Он мой, - сказала Крикет. - Я заявляю о своем праве на него.
Пейдж бросил на Уилсона злобный взгляд и грубо схватил Крикет за руку.
- Не пытайся разжалобить меня, девочка! - зашипел он. - Чувства опасны для людей нашего типа. И вообще, ты нарушаешь устав! Членство в Братстве не предоставляется по причине личных симпатий. У нас нет иного выбора, кроме как бросить этого человека акулам.
Крикет резко высвободила руку:
- Нет! На нем мое клеймо. Вспомни параграф двадцать первый, раздел седьмой.
Она быстрыми шагами подошла к Уилсону и разорвала на нем рубашку.
- Вот! - Она указала на его плечо, где розовела буква "С".
- Шлюбер? - процедил пират сквозь зубы.
Немец принялся щелкать компьютерными клавишами:
- Я меняю базу данных, сэр. Подождите. Ага, нашел. Раздел о добыче, пункт шесть. "Любая добыча на борту захваченного судна, или отложенная на борту судна, или отмеченная членом Братства особым знаком и подписью до захвата судна…"
- Ну и что? - Пейдж ударил кулаком по столу.
- Боюсь, она права, капитан, - сказал Шлюбер и впервые посмотрел с любопытством на Уилсона. - Ваша дочь знает устав. Этот человек принадлежит ей.
12
Обстановка в каюте Крикет на борту "Шторм кар" включала узкую койку, стальную раковину, кусок обюссона на полу и кресло со спинкой в форме веера, обитое красной марокканской кожей, в которое устало плюхнулся Уилсон, как и подобает человеку, только что спасенному от привидений. Через единственный иллюминатор ярко светило послеполуденное солнце.
- Ну, давай суди меня, - сказала Крикет, задраив за собой люк. - Но учти: тогда ты не узнаешь, почему моя жизнь сложилась таким образом. А сколько было вариантов!
Уилсоном овладела немая радость из-за того, что он остался жив.
- Воды! - единственное, что он смог прохрипеть пересохшим ртом.
Крикет на миг оцепенела:
- Извини за рассеянность. Я думала, ты считаешь меня монстром.
Она достала откуда-то кофейную чашку и наполнила коричневой водой из-под крана. Вода на вкус была ржавой, но Уилсон не обратил на это внимания.
- Задрай люк, никому, кроме меня, не открывай, когда я уйду и принесу что-нибудь съестное, - сказала Крикет.
При мысли о том, что придется покинуть кресло, у Уилсона закружилась голова. Он сомкнул веки и прислушался к себе. Ритмичное покачивание корабля отдавалось болью в костях. Открыв глаза, он снова увидел Крикет. Она поменяла гардемаринский наряд на тенниску и джинсы. В зеленых глазах золотыми огоньками светилась озабоченность.
- Хочешь поесть?
Уилсон согласно кивнул и с трудом подался вперед. Крикет поставила ему на колени синий пластмассовый поднос: бутерброд с поджаренным сыром, большой маринованный огурец, кучка картофельных чипсов и высокий стакан лимонада, запотевший от жары.
- Это из настоящих африканских лимонов, - пояснила Крикет. - Отличная вещь. Пей медленно.
Уилсон, прихлебывая лимонад, съел полбутерброда. Острый сыр имел устойчивый запах, впрочем, довольно приятный.
- Это козий сыр, - сказала Крикет. - У нас на острове есть только козы да парочка овец. Коров нет. Коза питается отбросами, а их тут полно.
- Остров?
- Я тебе все расскажу, когда мы сойдем на берег, - посулила Крикет и дала ему целую коробочку аспирина.
Он принял три таблетки и вскоре почувствовал себя лучше.
- Ну, как ты теперь?
- Неплохо, если учесть, что я только что избежал верной смерти.
- Я знаю, ты измучен и, похоже, до сих пор находишься в шоке, но мне не хочется… - Она подошла к иллюминатору, потом вернулась и села по-турецки на койку. - Уилсон, я не монстр.
- Ладно, ты не монстр, - согласился Уилсон. - Но ты ничем, черт побери, не лучше. Ты пиратка.
- Отчасти. - Крикет посмотрела на него исподлобья. - Я всего лишь женщина, которой пришлось принять несколько злосчастных решений. Я попала в эту жизнь, как в ловушку.
- А как насчет капитана Амундсена? Это что, тоже одно из твоих злосчастных решений?
Крикет прикусила губу и отвела взгляд в сторону.
- Я ходила к нему вчера ночью, - проговорила она тихим голосом. - Они держали его в трюме, привязав к паровой трубе так, что он не мог ни сесть, ни лечь. Я отвязала его, дала поесть. "Присоединитесь к нам на некоторое время, - сказала я ему. - Когда отец предложит вам работать на Братство, соглашайтесь. Через несколько лет, когда они перестанут следить за вами, у вас появится шанс бежать". Ты знаешь, что он сделал в ответ?
- Догадываюсь.
- Он выплюнул то, что жевал, прямо мне в лицо. Суп из черной фасоли. Эта фасоль застряла у меня в волосах. Капитан фактически сам прыгнул с той доски, Уилсон! Может быть, он хотел что-то доказать, может быть, он устал от жизни и хотел уйти из нее как мученик. Но выбор у него все-таки был.
- Теперь капитан мертв, - сказал Уилсон.
- Да. - Голос у Крикет задрожал. - Я сожалею о случившемся сверх всякой меры. Старик мне на самом деле нравился. И что самое грустное - операция была задумана как похищение Акермана, совсем не Амундсена.
Уилсон молчал. Судя по солнечному пятну, время двигалось к трем часам пополудни. Крикет подняла на Уилсона темные бездонные глаза. Губы у нее снова затряслись, она наклонилась вперед и горько заплакала, оставляя темные разводы на своих джинсах.
- Уилсон, не надо меня ненавидеть, - взмолилась она, - я такая одинокая. Помоги мне покончить с этим кошмаром.
Уилсон в недоумении покачал головой:
- Как?
Крикет всхлипнула:
- Ты хороший. А я нуждаюсь в доброте. Иногда я не могу разобраться, где правильно, а где неправильно. Отец велит мне что-нибудь сделать, и я делаю, потому что так повелось с детства. Всегда была семья и было Братство, они противостоят всему миру. То, что хорошо для семьи, зачастую плохо для других людей. Ты не такой. Ты знаешь, что хорошо и что плохо для всех.
Уилсон поднял бровь:
- Ты хочешь, чтобы я стал твоей совестью?
- Чем-то вроде этого.
- Не нужно иметь степень в области философии морали, чтобы сообразить: дурно заставлять ни в чем не повинного человека пройти по той доске, - сказал Уилсон. - Если ты не понимаешь этого, я ничем не могу тебе помочь.
- Есть один способ. - Крикет внезапно перестала плакать. - Ты умеешь играть в азартные игры.
- При чем здесь, черт побери, азартные игры?!
- Давай помолчим. Тебе нужно отдохнуть.
Крикет помогла Уилсону перейти на койку и легла рядом. Так, не касаясь друг друга, они встретили ночь. Ярко-красный купол опустился на остров и на весь африканский континент, а ночное небо покрылось печальными звездами.
Часть четвертая
ЧЕТЫРЕ САБЛИ
1
Справа и слева от корабля лежали небольшие островки, полузакрытые малярийной дымкой. Проливы между ними, заросшие водорослями, кишмя кишели крокодилами и рыбами. У самой воды росли деревья с узловатыми корнями, служившие пристанищем для великого разнообразия птиц. К десяти часам утра небо раскалялось добела и становилось таким ярким, что было нельзя смотреть в иллюминатор.
Уилсону никогда не доводилось сталкиваться с такой погодой. Дышать здесь было так же проблематично, как под водой. Древние дизели "Шторм кар" громко постукивали, сводя с ума. Крикет и Уилсон лежали на койке голыми и потели в эротическом экстазе: соединившись потели и разъединившись потели.
Крикет поднялась на закате, смочила обюссончик коричневой водой из-под крана и выдавила влагу на Уилсона.
- Будь прокляты эти Богом забытые острова. - Крикет движением век, покрасневших от жары, смахнула капли пота. - Там, куда мы идем, климат ужасен, но не настолько.
- Где мы сейчас?
- Архипелаг Мохано.
- Это не Африка?
- Довольно близко к ней. Мы примерно в шестидесяти милях от бупандийского побережья. Отец проходит через Мохано всякий раз, когда тянет на буксире захваченное судно. Это очень уединенное место, оно лежит в стороне от международных путей сообщения. ООН объявила острова природным заповедником около двадцати лет назад. Глянь-ка.
Уилсон с трудом встал и подошел к иллюминатору. За бортом скользили бугорки, поросшие травой, привыкшей к соленой воде. На грязной отмели стояла на одной ноге высокая птица с красно-желтым оперением, наблюдая за проходящими мимо судами тусклым, лишенным всякого интереса взглядом. Африканские дрозды с голубыми хвостами сидели на ржавых поручнях и чистили перья, изредка откладывая лепешки гуано на палубу. Стаи ярко-красных пичуг пронизывали насыщенный испарениями воздух.
Уилсону показалось, что он попал в мир пернатых.
- Здесь черт знает сколько птиц.
- Согласно последним данным, триста семьдесят пять видов, половина обитает только здесь, - сказала Крикет.
- Интересно, почему?
- Вообще-то из-за насекомых. Для них здесь прекрасные условия обитания.
- А что за насекомые?
- Саранча, летающие тараканы, термиты, яванские Жуки и трупные мухи, москиты, гигантский гнус, крылатые африканские уховертки… Да назови любое насекомое, не ошибешься. Прислушайся.
Уилсон оперся о переборку и напряг слух. Через несколько секунд сквозь монотонное постукивание дизелей он уловил стрекотание, которое шло отовсюду и ниоткуда. Он снова посмотрел в иллюминатор. На фоне заката роились мириады черных точек, превращая небо в зернистую массу.
- Бог мой!
- Да, на палубе нельзя открыть рот, чтобы не глотнуть этой гадости. Люди надевают шляпы пчеловодов, прежде чем подняться наверх. Кроме отца. Он просто отмахивается от насекомых. А я не выношу этих тварей, они меня бесят. Вот почему мы с тобой сидим в трюме.
- Это единственная причина?
Крикет улыбнулась. Капельки влаги у нее на груди поблескивали в лучах заходящего солнца.
Ночью, не в силах спать из-за жары, Уилсон под стук двигателей и глухое жужжание насекомых размышлял над тем, что ему сулит будущее. Как вернуться домой? Где он очутится завтра или неделю спустя? Чем еще обернется томительное ожидание надвигающейся катастрофы?
- Отец убьет тебя при первой возможности, - сказала вдруг Крикет.
Уилсон вздрогнул; казалось, она читает его мысли.
- Так что же он просто не спустится сюда и не покончит со мной?
- При мне он не посмеет. Он знает, что я донесу на него Тридцати Капитанам. Даже мы, пираты, живем по правилам. Понимаешь? Ты мой, согласно уставу, а устав для нас закон. Для пирата нет ничего более святого, чем право собственности. Но отец - отпетый негодяй. Когда мы сойдем на берег, у него появится много возможностей избавиться от тебя. Нам нужно быть очень осторожными до тех пор, пока он не привыкнет к тому, что ты постоянно находишься здесь.
Крикет повернулась на бок, потом снова легла на спину и положила ему руку на ягодицу.
- Я тебя люблю, - сказала она настолько тихо, что Уилсон едва расслышал эти слова. - Можешь не отвечать, если не хочешь.
И Уилсон промолчал.
- Ты мне не веришь? - Она убрала руку.
- Хорошо, ты меня любишь, - с горечью произнес Уилсон. - Именно поэтому ты меня и втянула во все эти передряги? Я не пират и не убийца. И заявляю тебе прямо: при первой же возможности я убегу.
- Попробуй, - усмехнулась Крикет. - Ну, куда ты пойдешь?
- Домой.
- Твой дом здесь, рядом со мной. Ты помнишь, что у тебя мое клеймо на плече?
Не успев ответить, Уилсон почувствовал, как ее груди спустились к его ногам - он оцепенел - и ее рот овладел его крайней плотью.
Ушли во тьму травянистые бугорки со спящими птицами. На мелководьях, изобиловавших насекомыми, начали выплывать медленно эволюционирующие создания, мускулистые, не имеющие названия, полурыбы, полунеизвестно что.