Петя со скрежетом отодвинул стул, - гулкое эхо пронеслось по залу, и кое-кто недовольно оглянулся, - положил на стол увесистый том медицинского атласа и уселся рядом с Мариной. Она почувствовала, что непроизвольно краснеет, - вероятно, от удовольствия и возбуждения. Щеки и даже лоб горели, как при высокой температуре. "Не хватает еще вспотеть, как лошадь после скачки, - с досадой и отчаянием подумала Марина. - Хорошо, хоть дезик стойкий".
Она лихорадочно придумывала повод, чтобы обратиться к Пете, завязать разговор, а потом и знакомство. Он в это время листал атлас, потом зевнул, покрутил головой, выискивая знакомых, никого не обнаружил, повернулся к Марине и принялся открыто и нахально разглядывать ее.
Она не выдержала, зыркнула исподлобья, глухо и злобно спросила:
- Чего? - И тотчас подумала, помертвев от ужаса: "Вот идиотка! Да полюбезней же ты с ним!.. А то встанет и уйдет".
Петя наклонился к ней и тихо проговорил:
- Смотри не переучись, а то мозги из ушей полезут. От натуги. И так уже аж бордовая. Того и гляди - гм… самовозгоришься.
Марину подмывало сказать что-нибудь дерзкое, но она боялась, что Петя оскорбится и пересядет на другое место, поэтому только пробормотала:
- Хочешь поделиться опытом - как это бывает?
Петя хмыкнул.
- Да ты, похоже, настоящая ведьма. И, небось, ядовитая, как отвар из поганок.
"Ну, все, сейчас уйдет", - потерянно решила Марина.
Но он не ушел. Слово за слово, и он уговорил ее прогуляться после читалки. Впрочем, она не очень-то и отнекивалась - для виду разве что.
На прогулке Марина вдосталь наслушалась о нем и его лучшем друге Константине Смирнове, об их интересах, об учебе… и местные байки о преподавателях и профессорах. На прощание Петя назначил ей встречу - или свидание - на следующий день, сразу после занятий.
Роман их стремительно развивался до конца сессии, которую она из-за частых и продолжительных свиданий с Петей чуть не завалила. Впрочем, до интимных барахтаний в постели не дошло. Сессия помешала. Да и Петя не очень-то настаивал и не лез руками куда не положено. Свидания проходили весьма пристойно. Марина недоумевала - почему? Или она ему не так уж и нравится, или он и в самом деле втрескался в нее не на шутку, в таких случаях всякое бывает. Впрочем, Марина, исходя из личного опыта, сомневалась, что в нынешние расхлюстанные времена подобная трепетность вообще возможна…
Потом, уже после сессии, к ним присоединился третий - Костя. Рослый красавец-варяг, белокурая бестия. Потенциальный лидер, надежный, притягательный, всегда уверенный в себе, - правда, порой до безудержной самоуверенности. А также самовлюбленный, надменный и нетерпимый с теми, кто ему не по нраву… А с Мариной - любезный, обходительный, предупредительный, ласковый, этакий романтический кавалер из романов Вальтер Скотта, Александра Дюма-отца и старых французских киношек. Да еще и с весьма перспективными родителями… И у Марины начался новый роман, в котором Костя, не в пример Пете, без особых рассусоливаний, настойчиво и очень быстро добился того, что нужно мужчине от привлекательной женщины.
А Петя получил очень вежливую отставку. Во время решительного объяснения Марина как можно мягче и ласковее проговорила:
- Петя, милый, ты не представляешь, как сильно я тебя уважаю…
После долгой и угрюмой паузы Петя ответил севшим голосом:
- Ну что ж, я все понял… Уважуха - штука хорошая. Но не в этом случае.
Однако их компания не развалилась. Через пару месяцев они снова, как ни в чем не бывало, встречались втроем, пили пиво, отправлялись на дискотеки, вечеринки и дни рождения, в кино, кафе и на концерты. И снова шутили, хохмили, пикировались. Только теперь не Петя обнимал Марину - нежно, трепетно, осторожно, как хрупкую вазу или колбу, а Костя - крепко, по-хозяйски, как собственник прижимает удачно приобретенный предмет. И все трое делали вид, что ничего особенного не произошло. Петя не хотел терять Марину и Костю. Костя - Петю, Марина - Костю и Петю. И потому они не копались в подсознании, не ковырялись в психологии, не поминали Фрейда. Они старались просто жить.
Когда Петя покидал их компанию, Марина с Костей отправлялись либо к Косте домой, когда его родителей не было, либо на родительскую дачу, либо в недорогую гостиничку с почасовой оплатой, где Костя показывал, на что способен в постельной премудрости…
Марина вздрогнула от чужого прикосновения и проснулась. Увидела черные плавки и серую футболку своего варяга-рыцаря.
- Мы думали, ты купаешься вовсю, а ты спать завалилась, - проговорил Костя. - Ну, ты даешь!.. И нашла, где пристроиться. На камнях. Застудить себе решила всё, что имеешь? А еще медик…
Марина села и потерла кулаками глаза, чтобы избавиться от дремы. Костя примостился рядом, обнял за талию. Солнце повисло над самым горизонтом. Оно было тускло-желтым, как будто за день основательно выгорело. Камень под Мариной был еще теплым, но ветерок с моря похолодал, и Марина зябко подняла плечи и прижалась к теплому Косте. Волны уже не плескались, а шумно плюхались на песок и с шипением растекались по узкой отмели внизу.
Костя нежно прошелся ладонью по спине Марины, снизу вверх, так, что ладонь оказалась под топиком. Двумя пальцами он провел вдоль ее позвоночника, сверху вниз. И его ладонь, словно бы невзначай, оказалась под резинкой ее шортов.
- Я хочу тебя, - прошептал Костя.
- Прямо здесь? - покосилась на него Марина.
- А что, можно и здесь.
- На виду у Пети?
- Он там ужин готовит, ему не до нас.
- Да? Не уверена.
- Давай спустимся пониже.
- Там волны весь пляж заливают.
- А мы стоя.
- А мне так не нравится.
- Как - так?
- По-собачьи.
- Раньше нравилось.
- Кто тебе сказал?
Костя помолчал, раздумывая.
- Что будем делать? - спросил он удрученно.
- Пойдем Пете помогать.
Костя состроил огорченное лицо.
- А как же э-э-э?..
- Ночью в палатке.
- А Петя услышит… - ехидно заметил Костя.
- Зато не увидит. И мы тихонько будем.
- Ты?.. Тихонько?..
- Может, совсем не будем? - спросила Марина вкрадчиво.
- Согласен, в палатке, - быстро сказал Костя.
2
Под котелком горел огонь, трещали, постреливая искорками, сухие ветки и щепки. Над котелком поднимался пар.
Костя устроился на коряге, походившей на кресло абстракциониста, и с затаенным вожделением втягивал носом долетавшие из котелка запахи.
- Ну что, скоро? - нетерпеливо поинтересовался он.
- Успеется… - сосредоточенно буркнул Петя.
- И кому я поручил такое важное дело, - проворчал Костя. - Если бы я готовил - все уже были бы сыты и довольны.
Петя с деревянной ложкой в руке стоял у костра и смотрел, как в котелке булькает нечто среднее между кашей и супом, приправленное тушенкой. Он наклонился над котелком и тоже потянул носом - громко и демонстративно.
- А что, очень даже вкусно пахнет… - И тут же задумчиво добавил: - Или просто с голодухи кажется?..
Марина лежала, подпирая голову рукой, на старом и прочном, еще советской работы, надувном матрасе из прорезиненной ткани, и смотрела на костер. Ей было очень удобно на упругой поверхности матраса, очень спокойно и мирно. Прыгающие язычки пламени завораживали, и она была готова задремать. Но ей не хотелось уплывать в сон из этого умиротворения, и потому она старалась отвлечься, прислушиваясь к разговору парней и временами вставляя пару едких слов.
- Сильно голодные люди, Петя, - заметила она, - запросто могут слопать нерадивого повара. Сырым!
- Фу, какие гадости вы говорите, мадам! - отозвался Петя, тщательно перемешивая варево.
- Это она нарочно, чтобы отбить нам аппетит, - пояснил Костя.
- Понятно. Чем меньше мы съедим, тем больше ей достанется.
- Не претендую, - сухо отозвалась Марина. - Сомневаюсь, что ужин будет объеденьем.
- А ты встань и понюхай котелок, - обиженным тоном сказал Петя. - Запах просто божественный. - Сам он понюхал ложку, подул на нее, хотел было облизнуть, потому как запах незамысловатой стряпни ему и в самом деле нравился, но решил, что совать после этого ложку в котелок будет антисанитарией. Он решил снять пробу позже, когда масса в котелке окончательно дозреет. Ждать оставалось недолго.
- Видишь, Костя, он даже ложку лизнуть опасается, - съехидничала Марина. - Чтобы потом всю ночь по кустам не бегать, морской воздух не портить.
- Язва Сибирская… - горестно сказал Петя в пространство. - Лишу жратвы и наследства.
- Наследства? - не удержалась Марина. - Пары рваных трузеров и стоптанных кроссовок?.. Али-Баба Корейко!
- Ты, Петя, лучше ей дай ложку облизнуть, - подсказал Костя, усмехаясь. - Если останется живой, значит можно и нам откушать.
- Ну да, верно. Кобра от яда не умирает, - вздохнул Петя.
- Фиг вам, сами облизывайте, - отозвалась Марина. - Я бы сейчас горячего чайку…
- Или холодного пивка… - мечтательно молвил Петя.
- Ну не-е-ет! - заявил Костя. - Вот этого точно не будет! - Он погрозил пальцем в ту сторону, где в мокрый песок у самого прибоя был зарыт ящик с пивом. - Не дам! Холодное пиво - для жаркого дня! А для такого вечера - и горячий чай сойдет. Тоже, между прочим, неплохо.
- Холодное пиво для жаркого дня… - повторила Марина задумчиво. - Какой слоган!
- Небось по телику слышал, - встрял Петя.
- Клевета! - возразил Костя. - Только сейчас озарило.
Петя изогнулся над котелком, шумно потянул носом и зачмокал губами.
- Ты, Питер, - сказала Марина, - сейчас похож на ведьму из сказки про Элли. Которую пришибло не по-детски. На Гингему… или Бастинду… как их там…
- Осталось только домиком ему по башке треснуть… - добавил Костя мстительно.
Петя зачерпнул из котелка и принялся старательно дуть на густую пахучую смесь в ложке. Потом, вытянув губы, начал осторожно, чтобы не обжечься, пробовать.
- Ну? - спросил Костя. - Что там твоя адская кухня, придворный отравитель?
- М-м-м… - Петя закрыл глаза. - Чудо!.. Какой изысканный вкус! Именины желудка.
Марина слушала, как Петя и Костя хорохорятся, треплются и хохмят, как они весь день и весь вечер играют в веселье и бодрость, как они демонстративно показывают ей и друг другу, что им обоим всё нипочем, - слушала и при этом неторопливо, урывками, раздумывала: почему они так заметно ершатся-петушатся? Не потому ли, что сами не очень-то уверенно чувствуют себя на островке посреди моря и что-то гнетет и беспокоит их - что-то подспудное и темное, древнее, полузабытое, загнанный в самый дальний угол, но так и не изжитый полностью животный страх перед неизвестностью и опасностью - страх, который теперь, ощутив эту опасность и неизвестность, пытается высвободиться из пут и оков цивилизации. Маленький такой страшок, усохший за тысячелетия, но по-прежнему назойливый, живучий… Ей и самой на этом островке было немного не по себе. Особенно сейчас, к ночи, тьме…
Костя резко встал.
- Так! Ну, всё! - сказал он грозно и решительно. - За попытку уморить нас голодом я отстраняю тебя от котелка и поварешки…
- Поздно! - перебил его Петя со злорадством. - Харч готов. Садитесь жрать, пожалуйста. - Он взял перекладину с котелком за концы, снял с рогулек и поставил котелок рядом с кострищем.
Не прошло и минуты, а в котелок уже окунались три деревянные ложки, стремительно выгребая в старые эмалированные миски тягучее варево.
- Да, пахнет стряпня недурно, - приговаривал Костя. - Хотя на вид…
- Если на вкус она такая же, как и на вид… - недоверчиво сказала Марина.
- Миски проглотите! Кладите больше! - напутствовал Петя. - Тут даже мясом попахивает. Где-то рядом с тушенкой лежало…
Когда миски оказались полными, а котелок и в самом деле пустым, Костя вспомнил о хлебе. Марина подсказала, что хлеб у него в палатке, в армейской сумке. "И остальное тоже", - добавила она.
- Ах, ну да! - отозвался Костя. - Надо же обмыть новоселье!.. Петя! А ты чего расселся? А чай кто поставит? Ты же у нас дежурный кок сегодня!.. Давай, дорогой. А то лишу боевых ста грамм.
Петя застонал, бережно поставил миску на песок и с кряхтением поднялся с бревна, покрытого свернутым спальником.
- Только ради ста грамм.
Он быстро подвесил маленький котелок с водой над огнем, пошуровал кривой веткой в угасающем костре и подбросил на угли щепок и сучьев.
Марина опять лежала на матрасе, ей по-прежнему было удобно и спокойно, разве что малость прохладно и свежо - с моря начал задувать сырой и зябкий ветерок. Она терпеливо ждала, пока стряпня в ее эмалированной миске остынет, а ребята угомонятся.
По стенам внутри Костиной палатки метался желтый круг света - Костя рылся в вещах. Временами было слышно, как он чертыхается. Наконец полог в палатке откинулся и появился Костя - в одной руке фонарик, в другой поллитровая бутылка водки с пластиковыми стаканчиками на горлышке, слева подмышкой круглый черный хлеб в запаянном пакете, справа - охотничий нож в ножнах. Он сел выключил фонарик и бросил рядом с корягой.
- Питер, тебе поручаю хлеб, - сказал он озабоченно. - А я займусь розливом драгоценной влаги.
Бутылка осторожно приземлилась рядом с фонариком, хлеб перелетел в руки Пети, нож воткнулся ножнами в песок возле костра. Петя дотянулся до ножа и начал вспарывать пакет на хлебе, а Костя вытаскивал стаканчики, как матрешек, друг из друга и ввинчивал их донышками в песок. Потом открутил крышку на бутылке и бережно разлил жидкость по стаканчикам.
- Держите посуду. - Он по очереди передал полные стаканчики в протянутые руки.
- Ах, как славно, - вздохнул Петя полной грудью. - Минуты райского блаженства.
- Заметьте - обещанного, - не без гордости добавил Костя.
"А ведь он прав", - подумала вдруг Марина. Ей тоже почудилось, что наступили минуты если не счастья, то покоя и блаженства, когда можно забыть обо всем, что осталось за пределами этого островка, забыть о прошлом и будущем и наслаждаться только безмятежным настоящим.
- Ну, готовы? - произнес Костя торжественно. - Тогда за остров! "Сбылась мечта идиотов", как сказал бы незабвенный Ося Бендер.
И они дружно выпили.
Каша закончилась очень быстро. Костя вертел в руках пакетики из-под каши и супа быстрого приготовления. Марина свернулась клубочком на матрасе, а Петя грустно смотрел в костер. Все молчали. Тишину нарушал шумный накат ночных волн и треск веток в костре. Потом Костя пошевелил ногой жестяную банку из-под тушенки и задумчиво произнес:
- Когда я собирался сюда, отец покрутил эти концентраты, вот как я сейчас, и говорит: эх, нам бы такие, когда мы были студентами и шастали по лесам и горам.
- Ну-у, тогда много чего не было, - подал голос Петя.
- Тушенка и тогда была, - заметила Марина.
- Но, говорят, лучше качеством… - сказал Костя. - Да и не о ней речь.
- Зато не было ни мобилок, ни компьютеров, ни плееров, ни флэшек, ни спутникового телевидения, ни компьютерной графики, ни три-дэ анимации, - проговорил Петя. - Каменный век за углом. И как они только жили?
- В самом деле, - пробормотала Марина. - И как они жили без СПИДа, экстази, героина, "паленой" водки, мафии, террористов, инфляции, взрывов и стрельбы на улицах, мировых кризисов, заказных убийств, извращенцев, маньяков и прочих нынешних прелестей?
- В общем-то, дружно и весело, - сказал Костя с легкой завистью. - Как ни странно, веселее, чем мы сейчас. - Он скомкал пакетики и бросил в костер.
- Чему же завидовать? - пожал плечами Петя, нарезая хлеб. - Диктатура, цензура, очереди, еще что-то там такое… дрянь всякая.
- Наверное, это их только сплачивало. А дрянь… Отец говорит: нынешние уроды-политики о хорошем почему-то стараются не вспоминать. А дрянь всякая, как ты это назвал, - она, как была, так и осталась. Ну, может, кое-что слегка видоизменилось. Политики стали брехливее и подлее. Хотя при коммуняках их, собственно, у нас и не было. В политику нашу нынешнюю все помои слились - бездари с раздутым тщеславием, подонки с ворованными деньгами, аферисты со связями, чиновники-взяточники… Все осталось, как было, только в более крупных и менее потаенных масштабах… Я отцу верю. В самом деле, человек своим внутренним складом в принципе измениться не может. Какой была его натура три… нет, тридцать тысяч лет назад, такой она и осталась. Если брать по крупному, наша жизнь не очень то отличается от допотопной. Ну, в чем-то немного лучше, а в чем-то немного хуже. Только технический прогресс добавился, да и то лишь за последние сто лет. - Костя достал из кармана шортов сигареты и зажигалку, закурил. - Как я понял, им, тогдашним студентам из отцовской компании, было весело, потому что им повезло: подобралась дружная группа единомышленников… А можно и так сказать, что жили они в то время - вопреки тому времени. Но не все. Отец говорит, те из тогдашних студентов, кто был начальскими жополизами, подлецами и шестерками, теперь, как правило, большие чиновники, но остаются прежними жополизами, подлецами и шестерками. Только теперь не особенно и скрывают это. Да и некоторые нормальные тоже спаскудились…
- Тут я с тобой согласен, - раздумчиво промолвил Петя, открывая банку бычков в томате. - В каждом из нас хватает дерьма. И все мы что-то скрываем друг от друга. Врем, утаиваем правду, уходим от ответа и так далее. При этом одни прячут свое дерьмо подальше и держат под замком, а другие им пользуются - кто втихаря подличает, а кто и не скрывается. И, наверное, ничего с этим не поделаешь. Какой-то умник сказал: "Так было, и так будет…"
- Ну вы, философы! - проговорила Марина сварливо. - Развели трепотню не по делу. Весь кайф сломали. "Райское блаже-е-енство", - передразнила она Петю. - Вы лучше о чае позаботьтесь… И вообще, я замерзла!
Пока Петя сосредоточенно делал бутерброды с бычками и бутерброды с окороком и соленым огурцом, заваривал чай в котелке и вскрывал пакет с кусковым сахаром, а Костя, попыхивая сигаретой, разливал в неустойчивые стаканчики вторую порцию "огненной воды", озябшая Марина отправилась в Костину палатку, надела джемпер и притащила на матрас старый, еще бабушкин, тонкий от многочисленных стирок шерстяной плед.
Петя, взглянув на Марину, хлопнул себя ладонями по коленям и удивленно сказал:
- Нет, вы посмотрите на эту сибаритку! Как дома на диване устроилась!
- Вижу - ты жутко завидуешь, - откликнулась Марина и подумала тотчас: "Блин, он ведь может неправильно понять!" И договорила прежним тоном: - Так тебе и надо.
- Завидую? - Петя помедлил (у него вдруг мелькнула мысль: "Смотря, что ты имеешь в виду, Мариша"), потом пожал плечами. - Тебе только кажется.
Он протянул по бутерброду Косте и Марине. Костя погасил окурок в песке. Марина села на матрасе по-турецки, закуталась в плед.
После второго тоста - "Ну, за классный отдых!" - Петя и Костя закурили, а Марина, разглядывая звезды, съела еще один бутерброд с окороком и огурцом.
Потом Костя разлил из бутылки остатки, принес гитару, снял чехол и взял несколько аккордов, которые едва перекрыли неутомимый шум волн.
- Если бы не волны, - задумчиво сказал Петя, - можно было бы подумать, что мы на привале где-нибудь в лесу.
Костя отставил гитару и взял стаканчик. Помолчав, отозвался: