Шли они долго, но дичи попадалось очень мало, и все голодали. Наконец, вышли они из леса на широкую равнину, где паслись огромные стада бизонов. Этих животных они видели впервые. Тотчас же раскинули они вигвамы, и три сына отправились на охоту, но им не удалось подстрелить ни одного бизона, потому что животные не подпускали их к себе. И в тот вечер четыре семьи легли спать голодными, хотя невдалеке паслись стада.
Старик заснул, и во сне открылось ему, что нужно делать. Проснувшись утром, он приготовил какое-то черное зелье и натер им ноги старшего своего сына. Тот погнался за стадом бизонов; теперь он бегал так быстро, что догнал стадо и убил несколько бизонов. В маленьком лагере устроили пиршество, а когда все утолили голод, старик сказал старшему сыну:
- Ты совершил великий подвиг и заслужил новое имя. Я даю тебе имя Сиксика.
Сиксика значит "черноногий". Услышав это, младшие сыновья почувствовали зависть и попросили отца дать также и им новые имена. Долго думал старик и, наконец, сказал:
- Я не могу исполнить вашу просьбу, пока вы не заслужили права носить новые почетные имена. Черного зелья я вам дам, чтобы и вы могли убивать бизонов, но вы должны отсюда уйти в другую страну и там совершать великие подвиги.
Сыновья исполнили его приказание. Один пошел на юг, другой - на север. Долго скитались они. Наконец, вернулся тот, что отправился на юг. Он принес тюки с красивой одеждой, которую снял с убитых врагов, отец назвал его Пикуни - "в пышные одежды разодетый". Другой сын принес скальпы и оружие вождей, им убитых, и отец дал ему имя Каина - "много вождей". Эти три сына стали родоначальниками наших трех племен: сиксика, пикуни и каина.
Как я уже говорил, по матери я был пикуни, а по отцу - каина, и жил с племенем моего отца - каина.
Когда догорел наш маленький костер в вигваме, вернулась бабушка, раздула тлеющие угли и сказала мне:
- Да, мы пойдем на юг, к пикуни, но обещай мне, сын моего сына, вернуться когда-нибудь к каина, родному нашему племени.
- Обещаю тебе исполнить эту просьбу, - ответил я. Когда я заслужу право носить великое имя - Старое Солнце, которого я добиваюсь, я вернусь к каина и попрошу жрецов Солнца дать мне это имя.
На следующее утро меня разбудило пение. Как я удивился! Моя мать пела впервые с тех пор, как умер отец. Она уже начала укладывать наш жалкий скарб. Видя, что я проснулся, она окликнула меня и попросила поскорее сбегать к реке, выкупаться и привести лошадей.
- Потом мы поедим, оседлаем лошадей и поедем на юг, к пикуни.
Я увидел, что и бабушка укладывает свои пожитки в два старых мешка. Она была очень печальна; слезы навертывались ей на глаза, а руки дрожали. Выходя из вигвама, я посоветовал ей не грустить; сказал, что рано или поздно она одобрит мое решение.
Купаясь в реке вместе с мальчиками, моими товарищами, я сказал им, что расстаюсь с ними надолго, так как сегодня утром отправляюсь на юг, к пикуни. Они долго упрашивали меня не уезжать, а потом побежали в лагерь и сообщили новость своим родным. Когда я привел лошадей, перед нашим вигвамом уже собралась толпа. Вождь Орлиные Ребра и старшины нашего лагеря уговаривали мою мать отказаться от путешествия.
- Ты сумасшедшая! - говорили они ей. - В окрестностях рыщут неприятельские отряды; они не пощадят вас - двух слабых женщин и мальчика. Вам не добраться живыми до реки Медведь и лагеря пикуни.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Моя мать молчала и искоса посматривала на меня, а я сказал, обращаясь к вождю:
- Я знаю, что на равнинах нам грозит встреча с неприятельскими отрядами, но ехать мы должны. И кажется мне, что мы благополучно доберемся до лагеря пикуни.
- Да, ехать мы должны, - подтвердила мать.
- Я стара. Не все ли равно, когда я уйду в страну Песчаных Холмов? - проговорила бабушка.
Вождь и старейшины рассердились и ушли. Уходя, Орлиные Ребра бросил через плечо:
- Помните, что мы вас предостерегали! Не наша вина, если вы трое будете убиты!
Мы наскоро поели и сложили наш вигвам. Женщины, подруги моей матери, помогли ей оседлать лошадей и навьючить на них поклажу. Меня окружили мои товарищи; они не могли понять, почему я решил покинуть лагерь. Воины советовали мне отложить путешествие; через несколько месяцев племя каина собиралось перебраться на юг и охотиться вместе с пикуни. Им я ответил, как и старейшинам, что не хочу и не могу ждать.
К седлам наших трех вьючных лошадей мы привязали шесты от вигвама, затем вскочили на трех других старых кляч и тронулись в путь. Впереди ехал я. Когда мы выезжали из лагеря, бабушка зарыдала так громко, что все собаки подняли вой. Долго не могла она успокоиться. Я посматривал на мать: глаза ее блестели, улыбка не сходила с лица. Я слышал, как она шептала: "Наконец-то! Наконец-то я возвращаюсь к родному народу!"
Вскоре после полудня мы поднялись на вершину холма и оттуда посмотрели вниз, в долину реки Много Мертвых Вождей. Река эта течет на север в "страну вечной зимы".
Дальше, на равнине и склонах холмов, мы увидели стада бизонов и антилоп. Животные щипали траву, отдыхали, ходили на водопой. Мы остановили лошадей и долго следили за ними. Мать сказала мне:
- Если мы переправимся на другой берег, стада обратятся в бегство и привлекут внимание наших врагов, которые, быть может, скрываются поблизости.
- Мы переправимся через реку, когда стемнеет, - ответил я. - А сейчас спустимся к реке и спрячемся в зарослях.
Стараясь не спугнуть дичь, мы спустились в долину, напоили лошадей и спрятали их в кустах, а сами прилегли отдохнуть и спали до захода солнца. Проснувшись, мы поели пеммикана, затем переправились через реку и выехали на равнину, держа путь на юго-восток. Луны не было; цокая копытами, убегали от нас бизоны, но в темноте враги не могли узнать, кто спугнул стада. Прохладный ночной ветерок доносил запах шалфея и других трав, растоптанных копытами бизонов.
Моя мать вздохнула полной грудью.
- Как люблю я этот запах свежей травы! - воскликнула она. - Как легко у меня на сердце! Я так счастлива, что мне хочется запеть!
- Пой, пой! - проворчала бабушка. - Наши враги, скрывающиеся во тьме, рады будут тебя послушать.
Вдруг где-то поблизости завыл волк, и тотчас же другие волки стали ему подвывать. Выли они протяжно и громко.
- Вот и не нужно мне петь! Они споют за меня, - сказала мать.
О, как любили мы слушать вой волков! Мне всегда казалось, что они друг с другом беседуют.
Ехали мы всю ночь, заставляя наших старых кляч бежать рысцой. Вскоре переправились мы через северный рукав Маленькой реки, а затем через южный. Реки эти являются самыми северными притоками Большой реки (Миссури). На берегу южного рукава мы остановили лошадей и утолили жажду.
Моя мать радостно засмеялась и сказала мне:
- Сын мой, мы напились воды из родной моей реки. Как люблю я все реки, протекающие в стране пикуни! И как красивы наши долины, поросшие лесом! Летом здесь много ягод, а зимой холмы преграждают путь ветрам и метелям. Да, наша страна гораздо лучше, чем северная страна каина и сиксика.
Бабушка презрительно фыркнула.
- Ха! Глупости ты говоришь! - воскликнула она.
Мы ей не ответили, и она продолжала:
- Эта южная страна принадлежит не одним пикуни, но и нам, каина, а также сиксика.
- Да, правду ты говоришь, - отозвалась мать, - но я заметила, что каина и сиксика всегда кочуют на севере, предоставляя пикуни одним сражаться с кроу, ассинибойнами и другими врагами, которые хотят завладеть нашей богатой страной.
Бабушка промолчала, не зная, что ответить.
На рассвете мы подъехали к глубокому каньону, где протекала река Крутой Берег. Здесь, в роще ив и тополей, мы сделали привал. Сняв с лошадей поклажу, я повел их на водопой; на песчаной косе, врезавшейся в реку, я увидел свежие следы военного отряда из двадцати человек. На мокром песке, у самой воды, ясно видны были отпечатки их ладоней и колен. Здесь воины утолили жажду, а затем двинулись к верховьям реки. Дрожа от страха, я зорко осматривался по сторонам, окинул взглядом склон долины, поросший лесом, но не увидел ни человека, ни зверя. Я боялся, что враги спрятались где-нибудь поблизости. Быстро отвел я лошадей в рощу и рассказал женщинам о своем открытии. Они так испугались, что даже бабушка примолкла.
Мы оседлали лошадей, навьючили на них поклажу и выехали из леса. Шесты вигвама грохотали по камням. Спустившись к реке, мы переправились на другой берег, поднялись по крутому склону на равнину и здесь остановили лошадей и оглянулись. На песчаной косе, где я поил лошадей, выстроились в ряд враги и смотрели нам вслед. Когда мы остановились, они начали стрелять из ружей. Пули зарывались в землю в нескольких шагах от нас. Снова стали мы хлестать лошадей и галопом помчались по равнине. До нас долетали насмешливые крики.
На вершине холма между рекой Крутой Берег и рекой Два Священных Вигвама мы позволили измученным клячам отдохнуть и, оглянувшись на проделанный путь, убедились, что враги нас не преследуют. Долго беседовали мы о нашем чудесном спасении. Хорошо, что я спустился к песчаной косе. Врагов было человек двадцать, а следы их ног остались только на этой косе, так как дальше берега были каменистые. Если бы я не увидел отпечатков ног, мы остались бы в тополевой роще, и враги нас бы не пощадили.
Как только лошади отдохнули, мы тронулись в путь и к полудню увидели реку Два Священных Вигвама. Называется она так потому, что много лет назад пикуни и каина выстроили в низовьях два вигвама, посвященных Солнцу.
Мы сделали привал на берегу реки, напоили лошадей, стреножили их и сняли с них поклажу. Здесь никакая опасность нам не угрожала: леса поблизости не было, и враги не могли незаметно к нам подкрасться. Бабушка собрала хворост, а мать развела костер и, достав из мешка сушеное мясо бизона, занялась стряпней.
Когда мы поели, мать вызвалась караулить, пока мы с бабушкой будем спать. Я взял с нее обещание разбудить меня в середине дня, так как она тоже должна была отдохнуть и выспаться. Но мать не сдержала слова; окликнула она меня, когда солнце уже спустилось. Я проснулся и стал бранить ее, но она засмеялась, легла и тотчас же заснула.
Была у нас только одна собака, очень большая и похожая на волка. Я дал ей кличку Синуски - "полосатая морда". Недавно она потеряла своих щенят. Родила она их в роще далеко от лагеря, и, должно быть, щенки стали добычей койотов или рыси.
Пока я караулил, собака лежала подле меня. Вдруг она вскочила, ощетинилась и, потянув носом воздух, жалобно заскулила.
"Не угрожает ли нам опасность?" - подумал я. Но лес находился очень далеко от нас, а на поросших травой склонах долины не было видно ни одного живого существа. В нескольких сотнях шагов от реки росли кусты шиповника, и я решил, что там-то и притаился враг.
- Синуски! - прошептал я. Кто там прячется? Ступай посмотри.
Я хлопнул в ладоши, и она убежала: никогда еще не бегала она так быстро; струйками вилась за ней пыль. Я вскочил, взял лук и разбудил женщин. Они тотчас же вскочили и стали отвязывать лошадей. Синуски прыгнула прямо в кусты, но никто оттуда не выскочил, и крика мы не слышали. Страх рассеялся; с любопытством ждали мы, что будет дальше. Вскоре собака вышла из кустов, держа в зубах какого-то маленького светлого зверька. Он был живой; мы видели, как он извивается. Синуски рысцой бежала к нам.
- Она нашла волчонка! - воскликнула моя мать.
Действительно, это был пушистый серый волчонок. Подбежав ко мне, Синуски бросила свою находку к моим ногам, потом заскулила, положила передние лапы мне на плечи и лизнула меня прямо в лицо. Казалось, она просила пощадить волчонка.
- Не бойся, Синуски, я его не обижу, - сказал я.
Нагнувшись, я погладил маленького зверька. Он ничуть не испугался и завилял хвостом. Был он очень худ и, по-видимому, давно не ел. Мы не понимали, что случилось с волчицей, как могла она его потерять. Синуски улеглась на песок подле волчонка, а он схватил один из ее набухших сосков и, громко причмокивая, стал сосать.
Мы привязали лошадей, и женщины снова заснули. Заснул сладким сном и волчонок, довольный и сытый. Я был рад, что Синуски его нашла, так как мне давно уже хотелось иметь ручного волчонка.
Долго придумывал я ему кличку и, наконец, решил назвать его Нипокана, или сокращенно Нипока. В тот день я и не подозревал, что этот волчонок будет со временем моим помощником и защитником.
На закате солнца я разбудил женщин, и мы поели сушеного мяса. В сумерках мы переправились через реку и поехали на восток к холмам, разделяющим долины рек Два Священных Вигвама и Барсук. В полдень сделали привал на берегу реки Береза. Я вынул из мешка волчонка и отдал его Синуски. Река Медведь начинается там, где река Крутой Берег сливается с реками Два Священных Вигвама, Барсук и Береза. На рассвете мы выехали на плоскогорье, откуда берет начало река Медведь, а на восходе солнца спустились в долину реки в том месте, которое мы называем Апукуитсипеска - "Широкая долина ив". Нигде не было видно дичи; земля была утоптана конскими копытами, и я нашел отпечатки собачьих лап. Теперь мы знали, что неподалеку находится большой лагерь - лагерь пикуни. - О, скоро мы их увидим! - воскликнула моя мать.
Слезы навернулись ей на глаза, и она запела дрожащим голосом, а я стал ей подпевать.
Дважды переправлялись мы через реку и, наконец, увидели в конце долины огромный лагерь пикуни - сотни и сотни вигвамов. Мужчины гнали табун на водопой; тысячи лошадей гуськом поднимались по тропинке на равнину. Как ни велико было расстояние, отделявшее нас от лагеря, но мы услышали громкий протяжный гул, напоминавший жужжание пчел: болтали, смеялись, пели мужчины и женщины, лаяли собаки, нетерпеливо ржали лошади.
Понукая усталых кляч, мы въехали в лагерь, направляясь к вигвамам клана Короткие Шкуры, находившимся в восточной части лагеря. Этих вигвамов было больше двухсот.
Мы миновали огромный вигвам Одинокого Ходока; Одинокий Ходок был вождем нашего клана, а также всего племени. Он заслужил славу великого воина, и во всех наших трех племенах не было человека умнее и великодушнее, чем он.
Женщины выбегали нам навстречу и громко кричали:
- Женщина-Олень вернулась к нам, а с ней Маленькая Выдра, ее сын!
Но никто не обращал внимания на бабушку. Они столпились вокруг нас, засыпая вопросами, а мы остановили лошадей у входа в вигвам Быстрого Бегуна. Это был мой дядя, старший брат матери. Прибежали его жены, обняли нас и повели в вигвам.
Моя мать подошла к Быстрому Бегуну, обняла его и заплакала. Он гладил ее по голове и дрожащим голосом говорил:
- Ну-ну, не плачь, сестра! Сегодня счастливый день. Как я рад, что ты вернулась к нам, ты и Маленькая Выдра! А как он вырос!
Мать скоро осушила слезы и села рядом с ним, а он обратился ко мне.
- Да, племянник! Ты теперь взрослый. Вероятно, ты уже охотишься и привозишь матери мясо и шкуры. А когда же ты начнешь священный пост?
- О, я им горжусь! - воскликнула мать. - Он хороший охотник.
- Я хочу быть ловцом орлов, - сказал я. - Жрецы каина - ловцы орлов - отказались мне помочь. Быть может, ты придешь мне на помощь. Этим летом я научусь ловить священных птиц, которые парят в далекой синеве.
Вошла бабушка и села у входа. Услышав мои слова, она нахмурилась и сердито проворчала:
- Сумасшедший! Не знаю, что мне с ним делать. Быстрый Бегун, быть может, ты заставишь его взяться за ум!
Дядя засмеялся.
- Молодец! - сказал он мне. - Юноши должны мечтать о великих подвигах. Я знаю, настанет время, когда ты будешь ловцом орлов. Но сначала нужно подумать о священном посте. Ты должен увидеть вещий сон, а затем участвовать в набегах на враждебные нам племена. Ты должен беседовать со жрецами Солнца и приносить жертвы богам. И, быть может, через пятнадцать - двадцать зим ты научишься ловить орлов.
Он умолк, а у меня сжалось сердце. Я-то надеялся на его помощь! И жрецы каина говорили, что я должен ждать много-много лет! Мне стало так грустно, что я ничего ему не ответил. "Не быть мне ловцом орлов, - думал я. - Лучше отказаться от несбыточной надежды".
Мать и бабушка ушли. Им предстояло снять поклажу с лошадей и поставить наш маленький вигвам. Я остался вдвоем с дядей. Вскоре к нам присоединилось несколько воинов. Они курили и расспрашивали меня о каина, а я отвечал коротко; однако рассказал им о том, как мы едва спаслись от неприятельского отряда. Не успел я закончить рассказ, как дядя и его гости выбежали из вигвама, созывая Икунукатси, и отдали приказ седлать коней.
В лагере началась суматоха; пастухи приводили лошадей, женщины молили Солнце защитить воинов от стрел неприятеля, плакали дети, выли собаки.
Я вышел из вигвама посмотреть, как собираются воины. По приказу военного вождя, которого звали Одинокий Бизон, воины двинулись на запад, громко распевая боевую песню нашего племени. Все они были в боевом наряде и вооружены луками, ружьями и щитами; военный убор из перьев украшал их головы. Это было волнующее зрелище. Я восхищался воинами, прислушивался к песне и забыл на время о своем горе. Но когда они поднялись на равнину и скрылись из виду, я снова отдался тоске. Ярко светило солнце, а мне казалось, что черная туча нависла над моей головой.
Наш вигвам был уже поставлен. Я кликнул Синуски, вынул из мешка волчонка, и она его накормила. Мать принесла мне поесть; тетки дали пеммикана, сушеных ягод и мяса бизона, но я не чувствовал голода. Пришли женщины и завели разговор с матерью. Мальчики, мои сверстники, хотели со мной познакомиться и втянуть в игру, но мне было не до игр. Взяв волчонка, я вышел из лагеря и поднялся на равнину. Синуски бежала за мной по пятам. Я отдал ей волчонка, лег на траву и тотчас же заснул.
Разбудило меня тихое ворчание собаки. Я приподнялся и увидел, что солнце уже скрылось за горами. Какой-то старик медленно брел по склону. Когда он приостановился и поднял голову, я узнал дядю моей матери - Красные Крылья. Был он великим жрецом Солнца, хранителем священной Трубки Грома.
- А, вот ты где! - сказал он, усаживаясь рядом со мной. - Твоя мать сказала, что я найду тебя здесь. Ты печален. Я пришел, чтобы помочь тебе.
- Этим летом я хочу стать ловцом орлов. Научи меня, если хочешь мне помочь, - резко ответил я.
- Тише, тише, сын мой. Будь спокоен, не сердись, говори ласково и кротко,
- сказал мне старик.
- Все говорят - и жрецы каина и мой дядя, - что мне придется ждать много-много лет, и тогда только я смогу сделаться ловцом орлов.
Он ответил мне не сразу, и я подумал, что и от него не дождусь помощи. Повернувшись к нему спиной, я стал смотреть на волчонка, который затеял игру с Синуски и старался поймать ее за хвост. Хотелось мне быть таким же счастливым и беззаботным, как он.