- Понимаешь, я всю жизнь мечтаю об этом. Как только себя помню. У нас тут училище неподалеку, каждый день самолеты летают. А я лягу на траву и все смотрю, смотрю в небо. Готов, бывало, весь день пролежать. Бабушка у меня чудная. Как-то присела рядом со мной и спрашивает: "И когда они работают? Все летают и летают". "Это и есть, - говорю, - их работа". Не поверила: "Ты наговоришь". А в это время самолет вошел в пике - все ниже, ниже. Бабушка как закричит: "Ой, падает!" - и руки расставила, будто поймать хочет. А он выровнялся - и на петлю пошел. Бабушка аж за сердце схватилась: "Ох, думала, и вправду падает!" - Валерка вздохнул: - А в прошлое лето упал один. За речкой. Мы купались. Как припустились туда! Я быстрее всех прибежал. Гляжу - лежит на земле "ястребок". Весь целехонек. Только на пузе лежит. А рядом - я даже глазам своим не поверил - паренек, почти такой же, как я, прохаживается. Вид такой важный, а сам - цыпленок цыпленком. Комбинезон на нем, как на вешалке, болтается. Увидел меня, взгромоздился верхом на фюзеляж, как на коня, и смеется: "Видал наших!" Я по сторонам зырк - нигде вроде летчика не вижу. Неужели вот этот самый шкет и есть летчик, который с минуту назад кружился в небе?.. Только после этого, Андрей, я и понял, что тоже смогу летать. В тот же вечер дома заявил: стану летчиком! Бабушка так и ахнула, а мама, та не поверила: "Куда тебе такому!"
В ту ночь они долго не спали, рассказывая друг другу разные случаи из жизни, пока Андрей не взмолился:
- Ладно, летчик, давай на боковую.
Чуть свет Валерка толкнул Андрея в бок своим остреньким кулачком:
- Вставай, лежебока.
- Куда в такую рань? - недовольно пробормотал, приоткрыв один глаз, Андрей.
- Вставай скорей, чудо проспишь.
Они быстро оделись и убежали на речку.
Речка была маленькая, ее можно было запросто перепрыгнуть, но в одном месте она делала крутой изгиб, и там образовалось что-то вроде омута. В его темной воде плескались и колобродили мелкие рыбешки.
- Да ты не туда, не туда смотри! - крикнул Валерка и показал рукой на алеющий восток: - Сейчас пойдут!
- Кто пойдет? - не понял Андрей.
- Увидишь!
И будто по заказу, из-за леса вынесся самолет. За ним - второй, третий, и вскоре все небо наполнилось ревом, гулом, и, точно разбуженное самолетами, ударило по глазам выкатившееся из-за дальних бугров солнце.
Валерка, забыв о друге, жадно следил за самолетами, такими маленькими и юркими, походившими на игрушечные. Они весело купались в синем небе, выделывая самые разнообразные фигуры: петли, виражи, бочки, боевые развороты…
Так продолжалось до тех пор, пока солнце не поднялось в зенит. Потом все стихло так же внезапно, как и началось. Андрей обескураженно взглянул на Валерку.
- Ничего, скоро опять пойдут, - знающе объяснил тот. - В две смены работают. А мы пока пойдем попрыгаем в воду.
Андрей согласился.
Над омутом росло суковатое дерево, разбросав по сторонам свои корявые ветки. Здесь обычно и собирались мальчишки со всего села. Они хватались за толстую веревку, подвешенную за сук, разбегались, раскачивались и, разжав руки, прыгали в воду.
Валерка тоже прыгнул разок, хотя это занятие ему вовсе не нравилось.
- Не то, - сказал он и полез на дерево. С криком "Знай наших!" он солдатиком прыгнул в воду.
Андрей решил тоже попробовать, чтобы не отстать от друга, но когда он глянул сверху на зеленоватую воду, то понял, что напрасно залез: смелости не хватало разжать руки. Он внезапно обнаружил в себе боязнь перед высотой.
- Чего же ты, прыгай! - кричал снизу Валерка.
- Расхотелось, - как можно равнодушней, стараясь не обнаружить страха, сказал Андрей.
- Прыгни, ну прыгни! - просил, умолял и чуть ли не плакал Валерка, но у Андрея кружилась голова, и он никак не мог решиться.
Высота пугала, высота смеялась над ним… Нет, это смеялись мальчишки, свидетели его позора. "Ну и пусть!" Он молча спускался по дереву.
- Эх ты-и, а я-то думал, тоже летчиком станешь! - Валерка презрительно отвернулся.
- Надо же кому-то и техником быть, - слабо оправдывался Андрей.
- Самолетам хвосты заносить?
- А чем не работа? Силенок у меня хватит…
- Да как ты не понимаешь! - с болью в голосе закричал Валерка, и его худенькие, подгоревшие на солнце плечики затряслись.
"Плачет?" - удивился Андрей, и, странное дело, в него словно влилась отвага.
- Я ведь пошутил, Валера, - сказал он и быстро полез обратно на дерево. - Смотри! - С тяжелым вздохом Андрей полетел вниз.
Когда он вышел на берег, у Валерки блестели счастливые глаза.
- Ну если б ты не прыгнул…
Андрей снова, не давая себе опомниться, полез на дерево. Руки у него дрожали, когда он смотрел вниз, но теперь высота не казалась такой уж страшной, как в первый раз.
"Может, хватит, а?" - шевельнулось в голове, но он зашептал, как заклинание:
- Нет, прыгну, нет, прыгну! - и опять бросился вниз.
- Вот это молодец! Вот это по-нашенски! - бегал вокруг него Валерка. - А если б не прыгнул, так и знай, - дружбе конец! Терпеть не могу трусов!
27
Волчок нерешительно приоткрыл дверь летного зала.
- Можно?
Голос его прозвучал тихо, неуверенно и виновато, но все, как один, услышали его.
- Братцы, Валера вернулся! - радостно воскликнул Суматохин и, опережая всех, первым бросился к Волчку.
Валерию жали руки, обнимали его, целовали.
- Сейчас мы тебе намнем косточки! Волчок, как мог, отбивался, просил:
- Пожалейте. Я еще не в форме. - И показывал толстую палку, на которую опирался.
Прошло уже больше трех месяцев с тех пор, когда он в последний раз был здесь, на ЛИС. И кажется, ничего не изменилось. Та же мягкая зеленая, как луг, ковровая дорожка, те же диваны, бильярд. И так же, как и раньше, Федя Суматохин сунул Волчку в руки кий и предложил:
- Сгоняем партийку.
- Да я уж, наверное, и разучился.
- Значит, снова надо обретать форму.
За эти месяцы много событий произошло в жизни Волчка: ему дважды делали операцию - сначала в местной клинике, потом в Москве. Там же, в московской больнице, он узнал о рождении сына. Нежные, трогательные, покаянные письма слал он домой - жене и сыну, - просил только об одном:
"Крепитесь. Я вернусь и заживем по-новому. На аэродром теперь - ни ногой".
А как выписался из больницы, то заскочил домой лишь на минутку - взглянуть на сына, ведь он его еще даже не видел.
- Ну как, Санька, летчиком будешь? - подмигнул он, склонясь над детской кроваткой.
Оксана заплакала:
- Только не летчиком.
- Ладно, жена, не нам это решать. Вырастет - сам себе дорогу выберет.
Он наспех поел, поцеловал жену и сына и отправился на аэродром.
- Ты же обещал! - напомнила ему Оксана.
- Надо ж мне хоть медицинскую книжку сдать.
А самому не терпелось увидеть друзей, самолеты, почувствовать себя в родной стихии. Друзей-то он увидел, но не всех.
- А где же Володя Денисюк? - спросил он, оглядываясь.
- Ты разве не знаешь? - удивился Струев. - Он ушел от нас.
- Как - ушел?
- Вернее, его "ушли".
- За что?
- Ну, не тебе об этом спрашивать.
Волчок повернулся к Аргунову:
- Андрей Николаевич, а вы ведь мне сказали, что все в порядке.
Только теперь Волчок заметил, что и сам Аргунов держится как-то неуверенно, зато Струев… Значит, он теперь шеф-пилот? А ребята даже и не намекнули… Конечно, жалели его. Не хотели волновать. А вон как обернулось…
К Волчку подошел Струев и покровительственно потрепал его по щеке:
- Искренне рад твоему возвращению в строй.
- Спасибо, только какой же строй? - Волчок сильнее налег на палку.
- Ничего, ничего, палочка не помешает. Руководителем будешь… - Лев Сергеевич многозначительно помолчал, - полетов. Специально для тебя берегли должность.
В ответ Волчок лишь развел руками:
- Как еще на это дело врачи посмотрят.
Струев отошел от него.
- Летный состав, остаться, остальные пока свободны! - приказал он.
Андрей увидел, как вздрогнул Волчок при словах Струева: "Летный состав, остаться…" Сутулясь и осторожно переступая ногами, точно остерегаясь оступиться, он выходил последним.
- Валера! - окликнул его Андрей.
Волчок обернулся, лицо его пылало.
- Вернись, тебя это не касается.
Струев быстро глянул на Аргунова, пробежался взглядом по потемневшим лицам летчиков и, как бы делая одолжение, сказал:
- Да, если хочешь, останься.
- Не хочет, а должен! - поправил Суматохин и с вызовом повернулся к Струеву: - Понял?
- Разве я против? Пожалуйста…
- "Пожалуйста". Он еще делает одолжение.
- Ну что вы из-за меня бурю поднимаете? - произнес Волчок. - Я ведь уже как-то свыкся со своим положением - обратно дороги нет. - И вышел.
Зайдя в штурманскую, он присел к окну, откуда была видна взлетная полоса, и стал ждать. Чего? Как полетят другие?
Через несколько минут он увидел, как из гардеробной неспешно вышел Аргунов - в высотном костюме, в гермошлеме, - за ним припустился рысцой Суматохин, тоже одетый для полета. Немного спустя в том же направлении, к стоянке самолетов, проследовал Волобуев.
Сейчас они сядут в свои машины и взлетят в небо. В небо! А Волчку уже никогда, никогда…
Затуманенными от слез глазами смотрел Валерий на взлетающий самолет. По почерку узнал - Аргунов.
"Ах, Андрей Николаевич, Андрей Николаевич, тоже ведь из-за меня пострадал, а ни слова упрека… Наоборот, утешал: "Ничуть мне из-за тебя не влетело…" А Струев?.. "Не тебе об этом спрашивать". Вот и разгадай человека. Правильно говорят, что вместе надо пуд соли съесть, а потом уж судить… О том же, что сам меня взвинтил перед полетом, - теперь молчок. Конечно, лучше сделать вид, что ничего такого не было. Ведь не докажешь… И не стану я никому ничего доказывать. К чему?"
Уши снова резануло грохотом взлета. Суматохин пошел! Самолет так плавно отошел от земли, что даже не покачнулся.
Валерий вцепился руками в подоконник, как в штурвал. Ему казалось, что это вовсе не Суматохина, а его вдавливает в пилотское кресло, не на Суматохина, а на него обрушиваются многократные перегрузки. И вот перед глазами уже распахнулся необъятный небесный простор - без конца и края, без конца и края…
Волчок застонал: эта пытка гораздо мучительнее, чем на операционном столе. Нет, хватит! С него довольно. И в самом деле, обратной дороги нет. Так уж лучше разом и навсегда!
В дверях штурманской он столкнулся со Струевым.
- Ну, так идешь к нам руководителем полетов?
Он так и сказал: "к нам".
- Нет! - отрезал Волчок.
- Что так? - Струев улыбнулся и обнял Валерия за плечи. - Хотя я тебя отлично понимаю. На твоем месте я поступил бы точно так же. Ну кто ты теперь здесь? Кто? Отставной козы барабанщик? Так уж лучше подальше от авиации.
- Вот и я решил…
- Правильно решил! - подхватил Струев. - Это поступок настоящего мужчины. Да что я - мужчины? Настоящего летчика! А видеть каждый день, как другие летают!..
- В сочувствии не нуждаюсь, - сухо проговорил Волчок.
- А я разве сочувствую? Наоборот, я восхищаюсь тобой! Ну вот что, давай пиши заявление, а я к Вострикову. Провентилирую этот вопрос. Ведь как-никак начальство…
В кабинете Вострикова не было.
- Наташа, где Семен Иванович? - спросил по селектору Струев.
- Не знаю, Лев Сергеевич, может, в ангаре…
- "Может", "может"! Точно надо знать!
- Но ведь он мне не докладывает…
В ангаре Вострикова не оказалось. Где же он? Нужно обязательно переговорить с ним, прежде чем Волчок подаст заявление. Еще уговаривать кинется…
Встревоженный, метался Струев по аэродрому. В конце концов поймал его в лаборатории.
- Семен Иванович, - как можно равнодушнее проговорил Струев, - там Волчок заявление пишет, так вы уж не возражайте.
- Какое заявление? - испугался Востриков.
- Уходит от нас. Совсем.
- Это еще почему? Я - против!
Струев взял Вострикова под руку, отвел в сторонку:
- Как вы не понимаете, Семен Иванович? Волчок будет выступать в роли страдальца. Обиженного. А мы должны будем плясать под его дудку. А в таком случае мы с вами никогда не наведем порядка на ЛИС. Я прав?
- Прав-то прав… - замялся Востриков, - но неудобно все-таки…
- Нужно думать не об удобстве, а о пользе общего дела!
- Нет, Лев Сергеевич, не могу. Что мне другие скажут: Аргунов, Суматохин. Да и директор как на это дело посмотрит?..
Струев снисходительно оглядел маленькую фигурку начальника ЛИС:
- В таком случае выбирайте: или Волчок, или я. Да не протирайте вы свои очки! Я слов на ветер не бросаю.
И, круто развернувшись, Струев пошел прочь. Востриков сначала опешил, потоптался на месте, но тут же побежал догонять Струева.
- Погоди, Лев Сергеевич! Что ты как капризная девица, ей-богу! Обмозговать надо…
Он зашагал рядом со Струевым, заискивающе снизу вверх поглядывая на него.
- Ну а кто будет руководить полетами? Без запасного руководителя, сам знаешь…
- Запасным пока я побуду. Если хотите, Волобуева подключу. Поочередно.
- Это не выход из положения, - показал головой Востриков.
- Временно. А нового руководителя полетами я подыщу, - пообещал Струев. - Из-под земли откопаю.
- Смотри, заварил кашу - сам и расхлебывай.
После полета Аргунов ушел в комнату отдыха, включил приемник.
Тихо звучала музыка, настраивая на грустные размышления. Снова вспомнился Русаков. Теперь Андрей знал все подробности его трагической гибели.
Программа испытаний опытной машины подходила к концу. Осталось всего два-три полета, и Русаков со спокойной совестью мог бы поставить свою подпись.
Беда подстерегла в самый неподходящий момент.
На полигоне при стрельбе по наземной мишени остановился двигатель. О том, чтобы прыгать, и мысли не было. Нет, высота еще позволяла это сделать. Но погибнет самолет, и не какой-нибудь, а опытный… Погибнет вместе с самолетом и коварная тайна. И тогда весь труд фирмы - насмарку.
Только на вынужденную! Спасти машину!
О своем решении Русаков передал по радио.
Возражать было поздно, да и бесполезно: в таких случаях испытателю лучше не мешать.
Русакова нашли в кабине мертвым. Он погиб при ударе о землю.
А самолет был цел: лишь незначительную вмятину обнаружили впоследствии внизу на фюзеляже. Раскрыли и причину остановки двигателя: не сработал клапан сброса оборотов турбины в момент залпа реактивных снарядов, и двигатель, работавший на полную мощь, "задохнулся" от дыма эрэсов…
В дверях показалась лобастая голова Суматохина. Вслед за ним протиснулся и Волобуев.
- Вот ты где? Музыкой, значит, наслаждаешься? А того не ведаешь, - Волобуев - руки в бока - по-медвежьи навис над Аргуновым, - что Волчок уходит от нас.
- Ну да? - не поверил Андрей.
- Заявление написал "по собственному желанию". А Востриков подписал это заявление.
- Где Волчок? - вскочил с дивана Аргунов.
- Дома.
- Давайте к нему! Ты когда летишь? - спросил Андрей у Суматохина.
- Моя машина будет готова к обеду.
- Я тоже полечу не раньше.
- Берите "рафик" и поезжайте, - посоветовал Волобуев. - Я бы тоже с вами, но меня самолет ждет.
- "Рафик" не возьмем, а то Струев хватится, - сказал Суматохин. - Поедем на моей…
28
Натягивая на себя тесный высотный костюм, Струев недовольно ворчал:
- Полет на полчаса, а одеваться целый час нужно. Не могут придумать ничего более удобного…
Игнатьич молчал, как всегда старательно прилаживая на летчике высотную одежду.
- Ну скоро вы там? - нетерпеливо прикрикнул на него Струев.
- Сейчас, сейчас, замок только застегну.
- Застегнешь, когда вернусь…
- "Вернусь", "вернусь"! - пробормотал Игнатьич. - А ну плюнь через левое плечо!
Струев расхохотался ему прямо в лицо:
- Вот уж не знал, Игнатьич, что ты у нас такой суеверный…
- При чем тут суеверный, не суеверный! А судьбу дразнить не надо. Она и отплатить может…
- Ладно, заканчивай, некогда мне с тобой вступать в дискуссию, - уже миролюбиво произнес Струев.
Но Игнатьичу, как говорится, наступили на любимую мозоль, и теперь он уже не мог остановиться:
- Все вам некогда… Все торопитесь. А того не понимаете, что на тот свет всегда успеть можно. Туда опозданий не бывает…
Струев шел к самолету, все еще посмеиваясь про себя над занятным стариканом. Он знал, что до недавнего времени в авиации прочно существовало суеверие. Иные летчики перед полетом старались не бриться, другие избегали летать в понедельник и, как от прокаженных, шарахались от фоторепортеров.
Струев принадлежал уже к тому поколению авиаторов, которые не верили ни в бога, ни в дьявола. Он верил в себя, и только в себя, в свое несокрушимое здоровье, в свою счастливую звезду. Особенно он уверовал в нее с того памятного случая в училище.
…Готовились летать в зону для очередной тренировки. Экипаж уже занимал свои места в кабине, как вдруг к самолету подкатил зеленый "газик" и оттуда выскочил молоденький чернявый лейтенант.
- Товарищ командир, комэск приказал мне лететь вместо курсанта Струева, в строй после отпуска вводиться! - доложил он.
Пришлось Струеву спуститься по стремянке опять на землю: против приказа, известное дело, не попрешь. Сел он на чехлы, грустными глазами смотрел, как тяжелая машина, натужно взревев мотором, уходила на взлет. Хуже нет, когда готовишься, настраиваешь себя, а тебе команда: "Отставить!"
Рядом опустился на чехлы и техник самолета, пропахший бензином и маслом, сказал утешающе:
- Не горюй. Я вон каждый день на земле остаюсь, так что, мне теперь волком выть? Вернется самолет - и ты полетишь.
А самолет не вернулся…
Помнится, он подробно описал этот случай в письме к матери, и от нее тут же получил ответ:
"Милый Львенок, так и должно быть, ведь ты у меня в рубашке родился…"
Может быть, поэтому Струев и летал так смело, размашисто, не раз позволяя себе в воздухе даже лихачество. Смотрите, мол, на меня, мне сам черт не страшен! "Ахтунг, ахтунг, в воздухе Струев!"
Червячок сомнения стал заползать в его душу лишь с тех пор, как Востриков ему заметил: "А ты не хвастайся. Просто тебе везет. У тебя никогда еще не случалось в воздухе критических моментов! Еще неизвестно…"
- Неизвестно! - перебил его тогда Струев. - Разные ЧП случаются с теми, кто не умеет летать!
Струев верил в это свято, так же свято, как и в свою счастливую судьбу. И лишь иногда что-то вроде нехорошего предчувствия закрадывалось ему в душу. Он чутко прислушивался к себе в такие минуты и каждый раз откладывал полеты, ссылаясь то на недомогание, то на что-нибудь другое.
Но сегодня никакого предчувствия он не ощутил. Как всегда, спокойно сел в кабину, закрыл фонарь…