- Я действительно иногда задаюсь вопросом, не был ли мой дорогой отец прав, - сказал он едва успев прожевать, - и что возможно, я должен был выбрать карьеру священника. Из меня вышел бы вполне приличный епископ, полагаю, хотя, возможно, жизнь епископа не показалась бы достаточно полной для человека с моей энергий. На самом деле у прелата почти нет настоящей работы, Шарп. Каждый повторяет одну и ту же проповедь, и воображает себя человеком высшего общества, так что время от времени людям приходится ставить духовенство на место, а больше там и делать нечего. Едва ли это можно назвать напряженной жизнью, Шарп, и, честно говоря, большинство епископальных дворцов населяют весьма посредственные людишки. Мой дорогой отец исключение, конечно. О, Бог ты мой, что происходит?
Лорд Кили выехал вперед, чтобы приветствовать беглеца, но обменявшись с ним пожатием и несколькими словами, его Светлость поскакал навстречу преследователям, которые, признавая, что их добыча ускользнула, уже обуздали лошадей. Но теперь Кили пересек ручей, вынул саблю и прокричал вызов французам.
Каждый человек в долине понимал, что затеял Кили. Он бросал вызов офицеру противника, вызывал его на поединок. Серьезные люди, например, пехотинцы или те, у кого оставалась хотя бы половина мозгов, относились неодобрительно к подобной практике, но кавалеристы редко могли устоять перед вызовом. Чтобы принять участие в таком бою, требуется лишь гордость и храбрость, но выиграть поединок может лишь настоящий воин, и в каждом полку кавалерии, в каждой армии был офицер, который приобрел известность благодаря поединкам: боец против бойца, клинок против клинка, поединок между незнакомцами, которые избрали славу или смерть.
- Попытка Кили убить себя, генерал, - сказал Шарп Рансимену. Шарп говорил с насмешкой, но все же не мог отрицать, что невольно восхищается Кили, который по крайней мере на время отринул мрачную горечь похмелья, чтобы стать тем, кем он был в собственных мечтах: прекрасный рыцарь и защитник короля. - У Кили достаточно воображения, чтобы умереть со славой, - сказал Шарп. - Он хочет быть Роландом или тем спартанским парнем, который побил персов.
- Леонид, Шарп, король Леонид, - сказал Рансимен. - Уверяю тебя, Шарп, Кили - прекрасный фехтовальщик. Я наблюдал как он практикуется, и вино лишь чуть-чуть замедляет его выпад! Жаль, что мы не увидим доказательства тому сегодня, - сказал Рансимен, когда Кили отвернулся от неподвижных французов. - Никто не хочет драться! - Рансимен казался удивленным, но также и немного успокоенным тем, что не станет свидетелем кровопролития.
- Кили едва дал им время, чтобы принять вызов, - сказал Шарп. И Кили действительно ждал лишь несколько секунд, словно он хотел сделать вызывающий жест, но боялся, что противник примет его вызов.
И один из противников вызов все-таки принял. Кили добрался уже до берега ручья, когда сзади раздался крик драгунского офицер, поощряемого его сотоварищами. Кили обернулся на скаку, и Шарп готов был поклясться, что его Светлость побледнел, когда француз подъехал к нему.
- Бог ты мой, - пробормотал Рансимен в тревоге.
Теперь Кили не мог отказаться драться, не потеряв лица, поэтому он повернул коня навстречу серому драгуну, который отбросил назад ментик из волчьего меха, надвинул на лоб козырек шлема, затем вытащил длинный прямой палаш. Он обернул ремешок эфеса вокруг запястья, затем поднял клинок вертикально, приветствуя человека, который станет или его убийцей, или жертвой. Лорд Кили ответил на приветствие его собственным прямым клинком. Его Светлость, возможно, сделал вызов как жест, вовсе не ожидая, что он будет принят, но теперь, когда он настроил себя на бой, он не выказал ни нежелания, ни нервозности.
- Они оба проклятые дураки, - сказал Шарп, - готовые умереть задаром.
Он и Рансимен присоединились к офицерам Real Compania Irlandesa, как и отец Сарсфилд, который оставил преподавание катехизиса, чтобы следовать за Кили в долину. Священник услышал презрение в голосе Шарпа и бросил на стрелка удивленный взгляд. Священник, как и Рансимен, казалось, чувствовал себя неловко ввиду предстоящей дуэли; он перебирал бусинки четок пухлыми пальцами, наблюдая, как два всадника повернулись лицом друг к другу на расстоянии пятидесяти ярдов. Лорд Кили опустил клинок, и оба офицера вонзили шпоры в бока лошадей.
- О, мой Бог, - сказал Рансимен. Он вытащил новую горсть миндаля из кармана.
Лошади поначалу сближались медленно. Только в самый последний момент наездники пустили их в полный галоп. Оба бойца были праворукими и, на взгляд Шарпа, примерно одного роста и комплекции, хотя черный конь лорда Кили был явно крупнее.
Драгун ударил первым. Он, казалось, вложил всю силу в дикий размашистый удар, который мог бы разрубить пополам быка, если бы в последний момент он не изменил направление удара, направив лезвие сзади на незащищенную шею противника. Это было сделано в мгновение ока, притом когда лошади неслись галопом, и против любого другого наездника это, возможно, сработало бы, но лорд Кили просто направил коня на лошадь противника, даже не потрудившись отбить удар. Невысокая лошадь драгуна, подавленная тяжестью жеребца, осела на задние ноги. Удар сзади пришелся в пустой воздух, лошади разошлись, и оба бойца натянули поводья. Кили повернул быстрее и пришпорил коня, чтобы добавить вес лошади к силе удара палаша. Учителя фехтования всегда учат, что острие бьет лезвие, и Кили сделал выпад, направив острие палаша в живот серого драгуна, так что на секунду Шарпу показалось, что удар пробьет защиту француза, но так или иначе драгун отбил удар, и мгновение спустя до Шарпа донесся лязг столкнувшихся клинков. К тому времени, когда резкий звук донесся от далеких холмов, лошади были уже на расстоянии в двадцать ярдов друг от друга и всадники поворачивали их для нового нападения. Ни один боец не мог позволить лошади слишком далеко оторваться от противника, чтобы тот не мог догнать и ударить сзади, так что с этого момента оба старались держаться ближе к врагу, и исход поединка столько же зависел от выездки лошадей, сколько от искусства фехтования наездников.
- О, Боже, - сказал Рансимен. Он боялся увидеть страшное зрелище человекоубийства, однако не осмеливался отвести глаза. Это была картина столь же древняя, как сама война: два лучших бойца дерутся на глазах у своих товарищей. - Удивительно, как Кили может драться вообще, - продолжал Рансимен, - учитывая, сколько он выпил вчера вечером. Пять бутылок кларета по моим подсчетом.
- Он молод, - сказал Шарп неприязненно, - и он получил в наследство способности держаться в седле и драться с мечом в руке. Но по мере того, как он будет стареть, генерал, наследственные дары будут стоить все меньше и меньше, и он знает это. Он живет у времени взаймы, и именно поэтому он хочет умереть молодым.
- Я не хочу верить этому, - сказал Рансимен и вздрогнул, видя как два бойца колотят друг друга палашами.
- Кили должен бить лошадь этого ублюдка, а не всадника, - сказал Шарп. - Всегда можно побить всадника, поранив его чертову лошадь.
- Джентльмены не дерутся таким образом, капитан, - сказал отец Сарсфилд. Священник подвел свою лошадь ближе к двум британским офицерам.
- У джентльменов нет будущего в войне, отец, - сказал Шарп. - Если вы думаете, что войны должны вести только джентльмены, тогда вы не должны брать на службу людей вроде меня - из сточной канавы.
- Нет необходимости упоминать твое происхождение, Шарп, - прошипел Рансимен с упреком. - Ты офицер теперь, помни!
- Я молюсь каждый день, чтобы никто - ни джентльмены, ни простые люди - не должны были воевать, - сказал отец Сарсфилд. - Я терпеть не могу войну.
- И притом вы священник в армии? - спросил Шарп.
- Я иду туда, где потребность в Боге больше всего, - сказал священник. - А где еще человек Бога найдет самую большую концентрацию грешников за пределами тюрьмы? В армии, я бы предположил… исключая присутствующих, разумеется. - Сарсфилд улыбнулся, затем вздрогнул, когда дуэлянты бросились в атаку и их длинные клинки столкнулись снова. Жеребец лорда Кили инстинктивно клонил голову, чтобы избежать лезвий, которые свистели у него над ухом. Лорд Кили сделал колющий выпад, и один из офицеров Кили приветствовал его, думая, что его Светлость заколол француза, но меч лишь проткнул плащ, свернутый у седла драгуна. Кили освободил палаш от плаща как раз вовремя, чтобы отбить косой удар тяжелого лезвия драгуна.
- Может Кили победить, как ты думаешь? - спросил Рансимен у Шарпа с тревогой.
- Бог знает, генерал, - сказал Шарп. Лошади теперь стояли почти неподвижно, просто стояли, пока их наездники дрались. Лязг стали о сталь был непрерывен, и Шарп знал, что бойцы скоро устанут, потому что рубка - чертовски тяжелое занятие. Шарп хорошо представлял, как опускаются руки под тяжестью палашей, как дыхание становится хриплым, как они рычат при каждом ударе, и как больно, когда пот заливает глаза. И время от времени, знал Шарп, каждый из них будет переживать странное ощущение, ловя беспристрастный пристальный взгляд незнакомца, которого он пытается убить. Клинки столкнулись и освободились на несколько секунд, после чего серый драгун закончил эту фазу поединка, пришпорив коня.
Конь француза рванул вперед, и вдруг его копыто попало в кроличью нору. Лошадь споткнулась.
Кили помчался следом, увидев свой шанс. Он яростно нахлестывал коня, привстав в седле, чтобы вложить весь вес своего тела в смертельный удар, но каким-то образом драгун парировал, притом, что сила удара чуть не выбила его из седла. Усталая лошадь изо всех сил пыталась подняться, между тем как драгун парировал снова и снова, потом вдруг француз перестал защищаться и нанес Кили сильный колющий удар. Острие его палаша попало в эфес Кили и выбило палаш у того из руки. Кили закрепил петлю обшитого шелком ремешка вокруг запястья, так что палаш не упал, а лишь повис свободно на руке, но его Светлости требовалось несколько секунд, чтобы ухватить обтянутую змеиной кожей рукоять, и чтобы выиграть время, он отчаянно погнал лошадь вдаль. Француз почуял победу и направил свою усталую лошадь вслед за противником.
И вдруг - выстрел из карабина. Это было так неожиданно, что звук выстрела успел отразиться от крутого склона холма, прежде чем кто-нибудь понял, что произошло.
Драгун удивленно разинул рот, когда выстрел настиг его. Пуля ударила его в ребра и отбросила назад. Умирающий человек еще пытался выпрямиться в седле, потом покачал головой, не веря, что кто-то вмешался в поединок. Его палаш выпал из руки, повиснув на ремешке, драгуны кричали, протестуя против нарушения правил, согласно которым дуэлянты должны быть оставлены на поле боя один на один, из открытого рта драгуна темная кровь стекала на серый мундир, и наконец он упал на землю к ногам своей усталой лошади.
Удивленный лорд Кили бросил взгляд на жаждущих мщения драгун, спешащих к упавшему товарищу, и перебрался через ручей.
- Я не понимаю, - сказал полковник Рансимен.
- Кто-то нарушал правила, генерал, - сказал Шарп, - и он спас шкуру Кили, сделав это. Он был бы уже покойником, если бы не этот выстрел.
Французы все еще выкрикивали протесты, и один из них выехал на берег ручья и вызывал любого офицера союзников драться с ним во втором поединке. Никто не принял его вызов, после чего тот начал выкрикивать колкости и оскорбления, которые Шарп счел заслуженными, потому что кто бы ни стрелял из карабина, убил он француза незаконно.
- Так кто же действительно стрелял? - спросил Шарп громко.
Это был тот самый офицер, которого преследовали драгуны и чье прибытие в долину вызвало поединок, закончившийся так неспортивно. Шарп увидел карабин в руках беглеца, но к его удивлению никто не упрекал офицера за его вмешательство в поединок. Вместо этого все офицеры Real Compania Irlandesa собрались вокруг вновь прибывшего и приветствовали его. Шарп подъехал ближе и увидел, что беглец - стройный молодой офицер, а то, что Шарп принял за плюмаж из блестящих черных конских волос, ниспадающий вдоль спины, было не конскими, а его, точнее - ее собственными волосами, поскольку офицер был не офицер, а женщина.
- Он хотел вытащить пистолет, - объясняла женщина, - и поэтому я стреляла в него.
- Браво! - выкрикнул один из восхищенных офицеров. Злобствующий француз отвернулся в отвращении.
- Это…? Она…? Это…? - спрашивал Рансимен бессвязно.
- Это - женщина, генерал, - сказал Шарп сухо.
- Честное слово, Шарп! Так он… она…
Она к тому же и выглядит необыкновенно, подумал Шарп, не просто выразительно, но вызывающе - благодаря мужскому костюму, обтягивающему округлости фигуры. Она сняла шляпу с плюмажем, чтобы приветствовать лорда Кили, затем наклонилась, чтобы поцеловать его Светлость.
- Это его любовница, генерал, - сказал Шарп. - Майор Хоган рассказал мне о ней. Она собирает мундиры у полков всех своих возлюбленных.
- О, мой Бог! Ты хочешь сказать, что они не женаты, и мы должны быть ей представлены? - спросил Рансимен в тревоге, но было слишком поздно бежать, поскольку лорд Кили уже подзывал английских офицеров к себе. Он представил сначала Рансимена, затем указал на Шарпа.
- Капитан Ричард Шарп, моя дорогая, наш наставник в современном воинском искусстве. - Кили даже не пытался скрыть насмешку, описывая Шарпа таким образом.
- Мадам, - сказал Шарп неловко. Хуанита бросила на Рансимена один безразличный взгляд и долго оценивающе смотрела на Шарпа, в то время как свора ее охотничьих на собак рычала, путаясь в ногах его лошади. Пристальный взгляд женщины был недружелюбен, и наконец она отвернулась, как бы игнорируя его присутствие. - Так зачем вы стреляли в драгуна, мадам? - спросил Шарп, пытаясь спровоцировать ее.
Она обернулась к нему.
- Потому что он собирался стрелять в моего лорда Кили, - ответила она вызывающе. - Я видела, что он взялся за пистолет.
Ничего она не видела, подумал Шарп, но он немногого добьется, обвиняя ее в наглой лжи. Она стреляла, чтобы сохранить жизнь возлюбленного, вот и все, и Шарп вдруг почувствовал укол ревности: почему этот никчемный гуляка Кили завладел такой роскошной, неукротимой, такой замечательной женщиной! Она вовсе не была красавицей, но что-то в ее умном и диком лице задевало Шарпа, хотя будь он будет проклят, если даст ей понять, что она имеет над ним власть.
- Вы приехали издалека, мадам?
- Из Мадрида, капитан, - сказала она холодно.
- И французы не задержали вас? - спросил Шарп недоверчиво.
- Я не нуждаюсь в разрешении французов, чтобы ездить по моей собственной стране, капитан, и в моей собственной стране я не обязана давать объяснения дерзкому британскому офицеру. - Она поскакала прочь, и ее длинноногие косматые псы помчались за нею.
- Ты ей не понравился, Шарп, - сказал Рансимен.
- Это взаимно, генерал, - сказал Шарп. - Я ни на грош не верю этой суке. - Ревность говорила в нем, и он знал это.
- Тем не менее, весьма привлекательная женщина, не так ли? - Рансимен казался задумчивым, как если бы он вдруг понял, что ему не суждено пожертвовать мундир 37-ого линейного в гардероб Хуаниты. - Не могу сказать, что я когда-либо прежде видел женщину в бриджах, - сказал Рансимен, - уж не говоря о мужском седле. Таких не много в Гэмпшире.
- А я никогда не видел, чтобы женщины проехала от Мадрида до Португалии без слуги и без всякого багажа, - сказал Шарп. - Я не доверял бы ей, генерал.
- Вы не доверяли бы кому, Шарп? - спросил лорд Кили, подъехав к британским офицерам.
- Бригадиру Луп, сэр, - непринужденно солгал Шарп. - Я объяснял генералу Рансимену значение этих серых мундиров. - Шарп указал на драгун, которые уносили тело мертвеца вверх по склону.
- Сегодня серый мундир не помог этому драгуну! - Кили все еще был возбужден поединком и очевидно не испытывал угрызений совести из-за того, как он закончился. Его лицо казалось моложе и привлекательнее, как если бы прибытие любовницы восстановило блеск молодости в опустошенном пьянством взгляде Кили.
- Рыцарство ему тоже не помогло, - сказал Шарп неприязненно. Рансимен, подозревая, что слова Шарпа могут вызвать другой поединок, сердито шипел на него.
Кили только презрительно усмехнулся.
- Он нарушил правила рыцарства, Шарп. Не я! Он явно пытался вытащить пистолет. Полагаю, он знал, что будет мертв, как только я снова возьму свой палаш.
Его усмешка заставила Шарпа противоречить ему.
- Забавно, как быстро рыцарство оборачивается подлостью, не правда ли, милорд? - сказал Шарп вместо этого. - Но война и есть подлость. Вначале всегда благородные намерения, а в конце - солдаты, зовущие матерей и собирающие собственные кишки, вырванные пушечным ядром. Вы можете разодеть человека в золото и пурпур, милорд, и сказать ему, что война - благородное дело, которое он украшает своим присутствием, но он всегда кончит тем, что истечет кровью до смерти и обосрется от страха. Рыцарство воняет, милорд, потому что это - самая подлая кровавая вещь на земле.
Кили все еще держал в руке палаш, но теперь вогнал длинное лезвие в ножны.
- Я не нуждаюсь в лекциях о рыцарстве от вас, Шарп. Ваша работа состоит в том, чтобы быть инструктором по строевой подготовке. И мешать моим бандитам дезертировать. Если вы действительно можете остановить их.
- Я могу сделать это, милорд, - пообещал Шарп. - Я могу сделать это.
И в тот же день он отправился, чтобы сдержать свое слово.
***
Шарп шел на юг от Сан-Исидро вдоль гребней холмов, которые становились все ниже по мере приближения к границе. Там, где холмы сходили на нет, в круглой долине пряталась крохотная деревня - узкие кривые улочки, сады за каменными заборами и низкие крыши домов, которые лепились вдоль склона, поднимающегося от стремительного потока к скалистому горному хребту, где стояла деревенская церковь, увенчанная гнездом аиста. Деревня называлась Фуэнтес-де-Оньоро - та самая деревня, что вызвала ярость Лупа, и что располагалась в каких-то двух милях от штаба Веллингтона в городе Вилар Формозо. Эта близость беспокоила Шарпа, который боялся, что его подвергнут допросу чересчур любознательные штабные офицеры, но единственными британскими войсками в Фуэнтес-де-Оньоро был маленький пикет 60-го Стрелкового, который размещался к северу от деревни и не заметил Шарпа. На восточном берегу ручья было несколько зданий, окруженные заборами сады и цветники и маленькая часовня, перебраться туда из деревни можно было по пешеходному мосту - каменным плитам, уложенным на валуны возле брода, где кавалерийский патруль Королевского германского легиона поил лошадей. Немцы предупредили Шарпа, что никаких союзнических войск на дальнем берегу нет.
- Там только французы, - сказал кавалерийский капитан и затем, когда он узнал, кто такой Шарп, он настоял на том, чтобы поделиться флягой бренди со стрелком. Они обменяли новостями о фон Лоссове, друге Шарпа из КГЛ, потом капитан вывел своих людей из ручья на длинную прямую дорогу, которая вела к Сьюдад Родриго.