Ноиро опустил голову. Ну как им объяснишь, что именно эта шумиха и обрыдла ему больше всех остальных "прелестей" узнавания. Когда каждый третий ученый норовит поддеть тебя, уличить в какой-нибудь лжи, обозвать фальсификатором и охотником за дутыми сенсациями, приятного мало. Скандальная известность не приносит хлопот только очень богатым, а тем, у кого и без того минимум дохода, она обуза. Никакого желания "хвастать" этим фактом своей биографии у журналиста не возникало, несмотря на то, что в своем репортаже о поездке в Туллию он был абсолютно честен. Однако теперь ничего не попишешь: Гэгэус взялся за него основательно. Ноиро не удивился бы, спроси мэтр главред, где это он бывает по ночам, делая вид, будто спит. Совсем не удивился бы после всего сказанного.
- Прошу прощения за то, что утаил информацию, - не поднимая глаз, заговорил молодой человек. - Я счел ее не слишком важной…
Гэгэус расхохотался. Он, показалось Нойро, видел всех насквозь, как на снимке под R-лучами.
- Это неважно, - насмеявшись, отмахнулся шеф, - это лишь к вопросу об опыте и компетенции.
Старик Сабати неопределенно фыркнул, но Гэгэус сделал вид, будто не заметил, и как ни в чем не бывало договорил:
- Если командировка в Туллию вас не напугала, то уж от поездки в Рельвадо вы наверняка не откажетесь, господин Сотис!
Ха! Туллия! Это еще нигде не написано, что Ноиро побывал и в Леллии, причем в самый разгар зимы и почти на самом полюсе, и… Что?! Гэгэус сказал о поездке в Рельвадо?!
- Как вы сказали, мэтр?
- Думаете - ослышались? Нет. Я намереваюсь заслать вас подальше отсюда, в другое полушарие нашей Доэтерием позабытой планеты, к дикарям Франтира - за описанием их нравов и обычаев. После вечных льдов Туллии вам не покажется это слишком уж опасным предприятием?
Ноиро с четверть минуты беззвучно открывал и закрывал рот, не в силах подыскать нужные слова. Отказаться от командировки в самое желанное место мира?! Ему - жадному до новых впечатлений и информации журналисту?! Да за кого это Гэгэус его принимает?
- Вижу: вы согласны. Это хорошо. Послезавтра в те же края вылетает экспедиция наших археологов, и я договорился, чтобы они взяли вас под свою опеку…
- Мэтр Гэгэус… и мэтр Сабати! Могу я попросить вас об одном одолжении?
Мэтры изумленно уставились на Ноиро.
- Не разглашайте, пожалуйста, информацию о том, что это я был Сэн-Таром Симманом… и о Туллии…
- Это будет зависеть от результатов вашей командировки, Сотис! - с игривым задором откликнулся Гэгэус, а Сабати что-то пробухтел под нос. - Так, мэтр, а от вас мне к следующей неделе нужна статья на полосу этого… как его?.. в шапочке такой все время ходит…
- Дайнио? - невольно подсказал Ноиро, и старик сверкнул на него злым взглядом, но Гэгэус не обратил внимания на реакцию замреда. - Да, он! Как мы обсуждали, мэтр, - мне надо побольше об этих самых "смертях в собственной постели". О них уже только ленивый не писал - и мы! Стыд и позор! И это - "Вселенский калейдоскоп"?!
- Но… мэтр Форгос, как вы знаете…
- Я имел беседу с директором, - мгновенно побагровев, рыкнул Гэгэус и стал самим собой, - и он дозволил размещение этого материала. Поэтому - ступайте и работайте.
- А вы скрытный тип, - проговорил мэтр Сабати, вместе с Сотисом покидая негостеприимный кабинет.
И в голосе его Ноиро услышал зловещие нотки.
* * *
Когда журналист приблизился к своему кварталу, стремительный порыв ветра возвестил о скорой грозе, подтвердив ее начало первыми каплями дождя, что сорвались из налетевшей вдруг тучи.
Ноиро взбежал на террасу и некоторое время постоял, втягивая в легкие непривычно свежий и сочный воздух, глядя на раскачивающиеся прически долговязых пальм и ворочая в голове мысли о скорой поездке в Рельвадо - зеленый материк на другом полушарии планеты.
Мимо журналиста, поздоровавшись, прошла соседка; Ноиро и Веги с самого детства за глаза называли ее Гиеной. Это была охочая до сплетен пожилая тетка, всегда чудом оказывавшаяся там, где случалось какое-нибудь происшествие.
Туча мрачнела на глазах, лиловея и бряцая для устрашения вспышками коротких молний. И вдруг с яростным треском она вскрыла свое переполнившееся брюхо. На вечерний Кийар обрушились потоки воды, и горе было тем, кто не успел укрыться под каким-нибудь навесом. Город сгинул в белой пелене.
"Повезло, - подумал Ноиро, глядя на автомобили, застрявшие в озере посреди дороги, и пешеходов, испуганно льнущих к стенам домов, - вовремя я успел!"
И тут же вспомнил, что не выполнил просьбу матери - не зашел в магазин. Так всегда…
Веги была дома.
- Привет, плюшка! - сказал Ноиро и ловко увернулся от полетевшей в него подушки. - Какая ты сегодня добрая!
Сестрица скорчила рожу, погрозила ему кулаком, а потом громко захлопнула дверь.
- Что вы там опять не поделили? - донесся мамин голос из кухни.
- Ма, я страшно голодный!
- Попал под дождь?
- Нет, но в магазин не успел…
- Святой Доэтерий, ну до чего же ты рассеянный!
- Да, мам, рассеянный, как склероз!
- Ты и есть ходячий склероз! - буркнула из-за двери сестрица, которая, как всегда, подслушивала в надежде, что Ноиро за что-нибудь достанется от мамы.
- Веги, а ну прекратите уже препираться, как малые дети!
- А чего он обзывает меня плюшкой? - возмущенно воскликнула девочка.
- Если хочешь, я могу звать тебя пончиком, - и Ноиро скрылся в душе, заглушив плеском воды сестрин гневный ответ.
Веги была невероятной заучкой, полной противоположностью старшего братца. Если во времена учебы все дисциплины усваивались им играючи, как будто даже невзначай, Веги корпела над учебниками, попутно поглощая огромное количество пищи. Совершенно неудивительно, что ни быстрый рост, ни беготня со сверстниками ее от излишней полноты не спасали, и это было главной причиной их конфликтов с братом. Ноиро задирал ее в шутку, зато Веги злилась всерьез.
Когда за ужином он сообщил о своей скорой поездке, Веги невинно поинтересовалась, водятся ли там цветные шипохвосты.
- Не имею понятия. А что?
Она хмыкнула, притащила энциклопедию и зачитала:
- "Цветной шипохвост, или ядовитая унцерна, водится на территории сельвы Рельвадо во влажных пойменных зонах, но встречается и на взгорьях. Несмотря на яркую окраску, они редко попадаются на глаза людям. Встреча с унцернами, как правило, не предвещает ничего хорошего: они забираются в спальные мешки туристов и, побеспокоенные, тут же пускают в ход шип на своем хвосте, содержащий как значительную дозу вещества-анестезина, так и порцию яда. Если не применить противоядие в течение получаса, смерть наступает в ста процентах случаев. Опасность этого укола заключается в том, что из-за анестезии пострадавший его не замечает и может даже не проснуться"… Хочешь, почитаю тебе про то, как размножаются унцерны?
- Веги, ты это к чему? - насторожилась мама, хмуря высокий лоб под облаком пушистых светлых волос, нисколько не поредевших с годами.
- Спасибо, плюшка, я знаю, как размножаются унцерны, - перехватил инициативу Ноиро. - Они рождаются в семьях в облике второго ребенка и стараются отравить жизнь по возможности всем домочадцам…
Веги намахнулась, чтобы хлопнуть его по голове раскрытой книгой, Ноиро стал сопротивляться, мать попыталась разнять кутерьму, сердито стыдя обоих, пока наконец энциклопедия не улетела в сторону и не упала на пол вверх картинкой, на которой поблескивал разноцветной чешуей шипохвост - не то длинная ящерица без задних лап, не то странная змея с передними лапами и угрожающей конструкцией на хвосте.
- Так и быть, плюшка, я привезу тебе твоего сородича, - зажав руки сестры, засмеялся Ноиро. - Хочу узнать, кто из вас кого отравит…
* * *
…Поначалу не спалось. На улице все еще хлестал ливень, терзая деревья, и на душе оттого было так же мятежно, как за окном.
Сначала Ноиро обдумывал планы на поездку в Рельвадо, вспоминал все когда-либо виденные передачи о тех местах и время от времени убеждал себя, что это происходит не с кем-то, а с ним, прежде посылаемым в вечную мерзлоту. Мысли начали путаться, и это был очень удобный момент, чтобы попробовать повторить неудавшийся на днях эксперимент…
…В первый раз странность Ноиро проявилась в пять лет, когда родители привели его в гости на празднование дня рождения сына своих знакомых. Забегая вперед, нужно сказать, что подружить мальчишек взрослым так и не удалось.
Ноиро завели на террасу дома, где уже было немало гостей. Пока все обменивались приветствиями, мальчик разглядывал сидящую в плетеном кресле женщину преклонных лет. Она озиралась по сторонам, и ей было явно не по себе. Увидев Ноиро, старуха кивнула, а на лице ее проступило выражение безмятежного спокойствия, так не вяжущегося с обликом мученицы.
Кто-то из играющих малышей влез к ней на колени и запрыгал, нимало не беспокоясь, понравится ли это старой женщине. Спохватившись, на него зашикали, сняли, ревущего, с кресла, приговаривая, что здесь баловаться нельзя. Старуха опять посмотрела на Ноиро, как будто хотела о чем-то попросить, и вдруг поманила его рукой. Мальчик взглянул на родителей, однако ни папа, ни мама на их молчаливый диалог с женщиной в кресле внимания не обратили. Тогда Ноиро просто взял и подошел к ней.
- Хорошего дня, - смущаясь, сказал он, потому что его научили вести себя вежливо и здороваться со взрослыми.
Старуха снова кивнула и беззвучно двинула губами. У нее было доброе, только очень страдальческое лицо, впалые глаза и щеки. Она казалась очень больной.
Ноиро прислушался, но так и не смог расслышать ни слова, хотя странная женщина упорно что-то говорила. Он слишком увлекся и не заметил, как все вокруг стихли и стали смотреть на них.
- Что он делает? - тревожно спросила хозяйка - мать мальчик, к которому пришли гости.
Гайти Сотис замерла. Ее муж, отец Ноиро, пригляделся.
- Вы очень тихо говорите, - пролопотал Ноиро, отчаявшись понять старуху, - я ничего не слышу.
Толпа дрогнула и зароптала. Пожилая женщина заплакала, вяло вскинула руки с мольбою и в отчаянии потрясла головой. Ноиро стало жаль ее. Ему понравился цвет, которым, как ему казалось, обладала незнакомка - это были оттенки потухающего заката. Ни у кого еще он не встречал такого цвета.
- Ноиро! - окликнул его отец.
Мальчик оглянулся.
- Пойди сюда, Ноиро!
- Я сейчас, - предупредил он собеседницу, поворачиваясь обратно, и вздрогнул: кресло оказалось пустым.
Праздник был испорчен. Хозяйка рыдала и пила успокоительные капли, гости начали расходиться, бросая в сторону семьи Сотисов неодобрительные взгляды, словно кто-то из них совершил что-то кощунственное. Ноиро ничего не понимал, и ему вместе с папой и мамой пришлось тоже уйти. Лишь спустя семь лет, перед рождением сестренки, Веги, отец расскажет о том, что кресло принадлежало бабушке ребенка, которого они поздравляли, а сама бабушка умерла за полтора года до этого от тяжелой болезни. Но самое главное, за что та семья осталась благодарна Ноиро - это болезнь матери именинника, случившаяся с нею из-за нервного срыва. Если бы не это, на следующий день они отправились бы в поездку, которую планировали уже давно, и погибли бы в загоревшемся при посадке самолете, как все сто двадцать девять пассажиров и экипаж. Именно столько людей было на борту в том злосчастном рейсе…
Но на самом деле необычные вещи происходили с ним куда чаще, чем это было известно родителям.
В десять лет Ноиро сильно заболел. Он лежал в своей комнате и горел, дрожа от жестокой лихорадки. Приглашенный врач запаздывал, жаропонижающие не помогали, температура карабкалась по столбику термометра с пугающим упорством…
Мать и отец сидели рядом, не в силах помочь, а Ноиро тихо бредил.
- Пить, пить! - иногда стонал он.
Сначала в глазах появились желтые пятна. Они закрывали собой все - родителей, предметы. Когда он поднимал тяжелые веки и смотрел в потолок, там, по белому полю, ползали желтые чудовища с неясным обликом. Вскоре все начало меркнуть. Мальчик перестал видеть.
- Включите свет, мне страшно! - просил он и слышал, как рыдает мать, потому что в комнате горели все осветители.
Но ему уже стало все равно. В какой-то миг свет вспыхнул, жар ушел, комната покачнулась и встала на место. Пытки больше не было.
- Мам, пап, я здоров! - сказал Ноиро, но пересохшее горло не выпустило ни звука.
Чтобы обрадовать их, Ноиро резко сел в постели и засмеялся.
Родители продолжали с ужасом смотреть на подушку, которая осталась у него за спиной.
Мальчик извернулся и получил пинок, отбросивший его к дальней стене спальни. А за окном было уже совсем светло - правда, свет был неестественно белым и тянул к себе, не позволяя сопротивляться. И еще в комнате царила пугающая тишина. Такой тишины здесь не было никогда!
С трудом оторвав взгляд от окна, Ноиро снова посмотрел на родителей и остолбенел.
На кровати перед ними разметался бледный ребенок без малейших признаков жизни. Тусклые белокурые волосы, спутавшись, раскинулись вокруг его лица на подушке, а глаза…
Ноиро закричал, но его никто не услышал.
Серо-голубые глаза мальчика на кровати были подернуты белесой дымкой и полуоткрыты. Челюсть безвольно отвисла, тонкая струйка слюны медленно стекала с края рта, пузырясь пеной.
Ноиро кричал и упирался, но неведомые силы волокли его к распахнутому в летнюю, почему-то светлую, ночь окну. Там, на постели, лежал он сам, такой чужой и отвратительно неживой.
- Я не хочу! - стенал он. - Я хочу назад!
Он все понял. Это была его смерть, суровая и равнодушная к нему и ко всем остальным. Это она обратилась в белое свечение и стояла там, за окном.
Мать уже вскочила, уже трясла опустевшее тело Ноиро за безвольные плечи, уже что-то кричала. По ее лицу текли потоки слез, отец пытался удержать ее, но она вырывалась и хотела поднять ребенка на руки.
Ноиро дернуло, будто током. При каждом рывке тела разрядом молнии било и его, свободного. И мальчик… обрадовался.
- Назад! - закричал Ноиро, не слыша себя, но точно зная, что будет так, как он скажет.
Снова пинок, кувырок, боль…
…Страшно болит голова, тело придавило гигантским прессом, но что-то изменилось, что-то сильно изменилось!
Ветерок, дующий из распахнутого в черную кийарскую ночь окна, холодил испарину, выступившую на лбу Ноиро. Волосы мигом промокли от пота.
Мальчик облизнул растрескавшиеся губы и попросил воды. Он никогда и никому не рассказывал того, что с ним случилось.
Но приоткрыть завесу своей тайны ему, однако, пришлось два года спустя.