В небе сияла голографическая проекция земного шара, вокруг которого летал изящный белый голубь с оливковой веткой в клюве - главная достопримечательность Москвы. Ночью эмблема освещала город, днем привлекала взгляды приезжих. Ее запустили в эксплуатацию семнадцать лет назад, в год рождения Эфимии, вскоре после окончания Зеркальной войны. Тогда безумный монах-фаустянин, Иерарх Эндомион, ненавидевший "мир скверны", возжелал исправить все по своему разумению, не поступаясь ничем ради великого дела. Это была первая общегалактическая война, а врагами оказались двойники людей Содружества, благодаря фаустянам явившиеся из иной вселенной, из альтернативной реальности, где, как и тысячу лет назад, воевали, убивали и ненавидели друг друга. Они перенаселили свой мир и истощили Землю, с поверхности которой природа так и не выпустила их в большой космос. Не имевшие аннигиляционного гена, эти существа, по расчету Эндомиона, должны были смести со своего пути неподготовленных к такому повороту событий "биороботов" - так он называл все население обитаемой Галактики. Но мятежный Иерарх ошибся.
Когда уже казалось, что война проиграна и Содружество пало под ударами зеркального врага, включился иммунитет. Словно огромный единый организм, общество начало бороться с запущенной стадией коварной болезни. И, по сути, опухоль сожрала саму себя. Хотя потерь было много и у жителей Галактики. Очень много…
…Платформа вынесла пассажиров в распределитель - огромный павильон под радужным куполом, откуда люди уходили уже самостоятельно, выбирая нужное направление и ныряя в "рукава", заканчивавшиеся посадочной площадкой на городской транспорт.
Эфимия замерла в восхищении. Она смотрела на мир другими глазами, и ей чудилось, что она в сказке. На взлетном поле почти бесшумно стартовали в небо легкие длинные и узкие конусы - флайеры. Всюду разъезжала непривычная техника, словно материализовавшаяся из фантазий писателей-футурологов. Вместе с людьми преспокойно расхаживали машины-роботы и биокиборги, но никто не обращал на них внимания. Нигде ничего не валялось, всюду царили чистота и порядок, а если и случалось что-то неожиданное - как, например, у той девочки, случайно уронившей на пол мороженое, - тут же рядом оказывался небольшой аппарат, подчищавший пятно.
"Я сплю?"
Люди и "синты" шли по своим делам, не замечая худенькую темноволосую девушку в спортивном комбинезоне, с серым рюкзачком-минимизатором за плечами и растерянным выражением светло-карих глаз. Лишь некоторые дети выкручивали головы, приглядываясь к стереоаппликациям на ее одежде. Там было к чему приглядеться…
Эфимия встряхнулась и поняла, что в своей задумчивости потеряла счет времени. Угу, вон отбыл флайер в Австрию, а это значит, что уже четыре часа пополудни. "Что же я стою?" - и она двинулась к нужному "рукаву".
Снаружи ощущался продирающий весенний холодок: двадцать третье марта, самое начало оттепели, а она одета так, как одеваются сейчас в Нью-Йорке!
Эфимия нащупала в кармане пластинку терморегулятора и слегка ее сжала. Выпущенное в прослойку комбинезона вещество-катализатор спровоцировало химическую реакцию, в результате которой одежда приобрела температуру в тридцать семь градусов по Цельсию.
Кое-где в городе еще лежал снег. В Звягинцевом Логе, куда ей предстояла поездка, этого снега наверняка было еще больше. Эфимия тихонько хихикнула, вспомнив мамину надпись на подарке для подполковника Буш-Яновской: "С юбилеем, старушенция! Полсотни лет - не шутка! Держись!"
"Кто такая Буш-Яновская?"
Эфимия чуть не подпрыгнула.
- Так! - сказала она вслух. - А ну-ка, кто бы ты ни был, зверь лесной, чудо морское, брысь из моей головы! Мне даром не нужны эти твои псионические эксперименты! Развелось вас, гениев-недоучек! А ну кыш из моего сознания, иначе тобой займутся!
Ничего не произошло, никто не ответил, но непонятный фон пропал.
- То-то вот! Развлекайся со своими одноклассниками, пока тебя не погладили против шерстки!
Выпустив пар в безлюдном месте, девушка тряхнула тяжелым пучком длинных волос и отправилась к платформе, где обычно парковались такси маршрутом в западную часть города.
Не то чтобы Эфимия испытывала страх перед псиониками - не могла же она, в конце концов, бояться собственных мать и деда, а заодно мать своего парня! Скорее она перед ними пасовала, потому что удалась в отца и, как ни бились с нею мама и дед Калиостро, результатов не достигла. Но девушка хорошо знала, на что способны псионики и как может проявиться их вторжение. Если, например, оно происходило во сне, то объект наблюдения ощущал чей-то пристальный взгляд, мог даже смутно различить глаза или складывающееся из сновиденческих образов лицо наблюдателя. Если же псионик был сильным и не считал нужным маскироваться, то объект мог почувствовать его и наяву, испытать определенные эмоции в зависимости от того, с каким намерением велась слежка. Но надо быть совсем уж неопытным и при этом безумно сильным, чтобы затмевать сознание реципиента, вмешиваться в ход его мыслей и владеть эмоциями. Или… или это не пси-атака? А что-то другое?
Что ж теперь, звонить в местный спецотдел с жалобой: мол, я такая-то, учусь на мета-социолога в нью-йоркской Академии, только что заметила ментальный взлом со стороны неизвестного умельца - будьте добры перетряхнуть все население планеты в поисках сама-не-знаю-кого.
Такси плавно завернуло в ее сектор. Эфимия назвала адрес Буш-Яновских, села на заднее кресло и решила подремать еще, а заодно проверить, не повторится ли попытка воздействия на ее память. Студент на каникулах чувствует краткий миг свободы куда ярче, нежели кто бы то ни было.
- Музыка, передача на выбор, ненавязчивая беседа? - доброжелательно перечислил "синт". - Анекдоты?
- А вы рисовать умеете? - Эфимия всегда разговаривала вежливо с теми, кто вежливо разговаривал с нею, не делая различий между людьми и кибер-организмами, как и любой сторонник течения в защиту прав роботов.
- Простите? - таксист слегка "подвис" от неожиданного выбора пассажирки.
- Ну, сможете меня нарисовать, ведя машину?
- К сожалению, в реестр обязанностей кибертаксиста не входит изобразительное искусство…
- Какая жалость! Тогда, если вы не возражаете, я посплю в тишине.
Немного обескураженный, "синт" замолк, и гравимобиль тронулся в путь.
Такси нырнуло на подземную скоростную трассу с односторонним движением, и ровный гул за окном возвестил, что они и еще несколько десятков машин с одинаково огромной скоростью движутся в потоке по бесконечному тоннелю.
Эфимии уже начал сниться сумбур, где она должна была сдать экзамен, но в своих блужданиях по лабиринтам не могла ни найти кабинет, ни вспомнить, что за дисциплину ей надо было освоить к сдаче. Девушка заглядывала во все двери подряд, на нее сердились, гнали, и с каждым разом она испытывала все большую вину.
Тут двери распахнулись, и ей навстречу вылетел с парашютом в руках преподаватель психометрического анализа. Зарычав от злости, как дикий зверь, он что есть мочи хлопнул куполом прямо над головой присевшей в страхе Эфимии. Она забарахталась в складках материи и проснулась, со всех сторон сдавленная страховочными пузырями. Передняя часть машины была смята о прорезиненную стену тоннеля, в котором уже создался затор.
- О, черт! - ругнулась она, увидев, что "синт"-водитель тоже весь в подушках безопасности, а вдобавок ко всему без сознания. - Поздравляю тебя, Фимочка, ты снова вляпалась в историю!
Понимая, что заботливые полуроботы-спасатели, приехав на место аварии, обязательно потащат человека на обследование, а потом в клинику прикатят сотрудники ДПО за показаниями, Эфимия отчаянно завозилась. Пробить пузыри было невозможно: их делали из сверхпрочного, хоть и очень эластичного материала. Похоже, эти подушки изобретались не только для того, чтобы обезопасить пассажиров, но и с целью предотвращения их побега с места происшествия. А смыться отсюда Эфимии хотелось, как никогда.
- Эй! Ау! Господин таксист, не будете ли вы так любезны прийти в сознание и тыцнуть во-о-о-он в тот сенсорчик, а? Я очень, очень спешу! Господин таксист! Очнитесь! Черт! Черт! Черт!
Планируя над застрявшим в пробке транспортом, к такси на мини-флайерах подлетели дэпэошники и несколько медиков с зелеными стереоэмблемами на одежде. Дорожники были в шлемах, врачи - в масках, и лиц их Эфимия не рассмотрела. Вполне возможно, кто-то из них был "синтом" и с ним можно было бы наладить контакт, в отличие от зануд-людей.
- Вытащите меня отсюда! - потребовала девушка, стоило одному из полицейских заглянуть в салон. - Я спешу!
Врачи тем временем извлекли из обморока водителя, и тот стал давать невообразимые показания.
Так, например, "синт" утверждал, будто перед аварией почувствовал нестерпимую боль в груди, успел погасить скорость и только потом отключился совсем за мгновение до встречи машины со стеной. Полицейские и медики переглянулись. Да, это был кибертаксист новой модификации, но даже максимально приближенная к человеческому типу модель не покинула бы конвейер-инкубатор, окажись в ней малейший изъян. "Синт"-сердечник - это что-то неизученное в области генной инженерии на ее стыке с киберпроизводством!
Освобожденная из плена подушек, Эфимия сказала, что спала и ничего не видела. Пожалуй, это был первый раз, когда она не соврала представителям ДПО, и - вот насмешка судьбы! - именно теперь они ей и не поверили! Однако внутренний видеоайз гравимобиля зафиксировал все, что было за секунды до столкновения со стеной тоннеля: спящую Эфимию, резко дернувшегося и сжавшего грудь водителя, рывок, после которого отовсюду выскочили надувные подушки.
- Я могу ехать? - с легкой издевкой спросила она.
Дорожникам и врачам ничего не оставалось, как отпустить ее восвояси.
Эфимии повезло: ее согласился взять в свое такси другой пассажир, лишь бы поскорее миновать пробку. Это был пожилой респектабельный дядька, и он даже не стал расспрашивать попутчицу о причинах аварии.
В Звягинцев Лог девушка попала немного позже, чем рассчитывала, поскольку авария в ее расчеты не входила.
Дом подполковника был полон гостей, и это было вторым сюрпризом для Эфимии, застеснявшейся своего дорожного вида и усталого лица.
Старый робот Буш-Яновских, несколько десятилетий назад созданный в виде пса-добермана, проводил гостью в круглый зал.
- А! Фимочка! - воскликнула Полина, поднимаясь со своего места, а следом встал и ее муж-великан. - Ты какая-то взъерошенная. Что-то случилось? - она прижала девушку к груди, а потом, ухватив за плечи, отстранила, чтобы разглядеть.
- Ерунда, тетя Поля. Небольшая авария по пути к вам.
Буш-Яновская тут же повернулась к Ясне Энгельгардт, которая сидела по другую сторону стола в компании мужа-художника и дочери, и торжественно воскликнула:
- Яська, ты это слышала? Слышала?! Нет, знаете ли, у Калиостро это наследственное! Я ждала бы горячего снега или патоки с небес, если бы дочь Паллады хоть раз доехала сюда без приключений!
Человек тридцать гостей дружно засмеялись, а потом наперебой заговорили о том, как Эфимия выросла и какой стала красавицей, чем смутили девушку окончательно. И только ласковый сын Полины и Валентина, одиннадцатилетний Артемий, почувствовав ее растерянность, предложил показать комнату, где она могла бы отдохнуть и переодеться к столу.
- Ужасно сознательный! - сообщила Буш-Яновская, растрепав его рыжеватые волосы. - Пойдем, я сама провожу тебя. Хочу, знаешь ли, задать пару вопросов.
По дороге через чирикающую попугайскими голосами оранжерею она спросила:
- Как там твои?
Эфимия покосилась на нее с горьким скепсисом в улыбке:
- Если бы я еще виделась с ними! Папе недавно всучили курирование, и теперь он там поселился. На этот день рождения мама подарила ему походную палатку.
- Хм! Но это же Паллада!
- Ну да. У мамы своеобразное чувство юмора. Сейчас я разархивирую и вручу вам подарок, и вы в очередной раз в том убедитесь.
- Надеюсь, это не хомячок?
- Что вы! Разве мама способна подарить что-то безобидное? Как минимум, это шапка-гильотинка, фен-огнемет… ну или на худой конец - удав из джунглей бассейна Амазонки.
- Удав - это хорошо, - плотоядно прищурилась Полина и с мечтательностью добавила, глядя в пестрящие птичьим оперением заросли. - Сожрал бы к чертовой бабушке всех этих проклятых попугаев… И когда они успевают плодиться в таком количестве?
Эфимия хохотнула. Буш-Яновская похлопала ее по плечу:
- Ты, знаешь ли, поразительно похожа на свою бабушку.
- На какую из них?
- На ту, в честь которой тебя назвали, на Ефимию Палладу… Жаль, тебе не довелось ее узнать. А как она пела, какой это был голос! Все забываю тебя спросить: ты тоже поёшь?
Девушка развела руками и вздохнула. А в голове промчалась мимолетная мысль: "Пою, конечно, и что с того?!" Эфимии стало немного неловко за нелепое желание соврать.
- Я рисую… немного, - сказала она, чтобы заглушить внутреннюю борьбу здравого смысла с глупым апломбом.
- Это ты… э-э-э… сама нарисовала? - Полинины пальцы затрепетали возле стереоаппликаций на ее комбинезоне.
- Да ладно вам, тетя Поля! Так сейчас многие ходят.
Полина подергала бровями:
- Принт в виде потрохов робота… Что ж, актуально и оригинально, знаете ли…
- Так сейчас многие ходят! - настойчиво повторила Эфимия.
- Хорошо, хорошо, я не возражаю. Просто немного шокирует… хм… неподготовленных. Дядюшке Сяо вот поплохело слегка, если ты заметила…
- Я подумала, у него просто заряд в батареях кончился…
- У него не может кончиться заряд, потому что батарей давно нет: апгрейд, знаете ли! Вот твоя комната. Надеюсь увидеть тебя за столом.
- Тетя Поля, - остановившись в открытых дверях, окликнула ее девушка.
Буш-Яновская оглянулась:
- Да?
- Много ли в Москве псиоников?
- Хм… Псиоников? Я не считала, но думаю, что их вообще не очень много. Но почему бы тебе не спросить у более компетентных людей? Например, у господина Калиостро-старшего. Или у Бароччи? Я все же из другого, так сказать, ведомства… А в чем дело? Почему ты спрашиваешь?
- Да… так… Показалось. Извините.
И Эфимия скрылась в своей комнате.
* * *
Переночевав у Буш-Яновских, утром следующего дня Эфимия отправилась к деду. Полина подкинула ее на своей машине до самого дома Алана Палладаса.
- Ну что ж, передай маме, что она теряет спортивность. Хотя, в принципе, знаешь ли, подарок меня повеселил.
- А что там было?
Буш-Яновская состроила загадочную гримасу, сделала ручкой и, оставив ее на подъездной дорожке, унеслась прочь. Эфимия почесала щеку.
- И эти тетки укоряют меня за картинки на одежде…
Деда, как и ожидалось, дома не было. Эфимия положила на сканер ладонь и пошире раскрыла глаза, чтобы устройство считало рисунок сетчатки.
- Добро пожаловать! - произнесла система, впуская девушку в жилище старого биохимика.
В большой прихожей Палладаса было множество стереоснимков. Эфимия обожала их разглядывать с самого раннего детства. Все уже давно рассаживались в гостиной деда, а она застревала у гардеробной и ела глазами свидетельства былых событий. Здесь улыбалась в концертном костюме навсегда оставшаяся молодой Ефимия Паллада. Здесь папа и мама отвлеклись друг на друга, забыв о том, что их снимают. Здесь во время какого-то важного разговора застали деда Алана, Михаила Савского, Тьерри Шелла и приемного отца Луиса. Здесь было много всего - и маленькие Эфимия с Луисом и его красавицей-матерью, и ее мама в детстве, и молодой Палладас с коллегами-учеными, все в белом и серьезные…
- Деда! - на всякий случай крикнула она, отлепляясь от стереографий. - Может, ты все-таки дома?
В гостиной послышался громкий щелчок. Эфимия заглянула в комнату. Дома у них так включалась голографическая связь, но у деда это могло быть чем угодно - и не всегда безопасным.
На этот раз обошлось: над столом и правда висела голограмма. Это был рабочий кабинет Палладаса, а затем в фокус заскочил и сам дед, привлеченный сигналом вызова.
- А, Фимка! - радостно возопил он, после чего, не обращая внимания на всякие столы и прочую ерунду, попадавшуюся на пути, полез ей навстречу, и через пару секунд его физиономия, роняя изо рта крошки булки или бутерброда, заполонила собой почти все пространство голограммы. - Погоди, линзы поменяю, слепой совсем!
Он исчез и заговорил откуда-то из-под стола:
- А я ведь помнил, что ты приедешь! Всё дома под тебя настроил!
- Деда, а деда! Ты снова в своей лаборатории ночевал, да? - на кванторлингве укорила его Эфимия.
- Не в лаборатории, Фимка, а у Миши в институте…
- Дед, ну мы же с тобой в прошлый раз договаривались! А потом жалуешься, что у тебя спина болит!
- Ты приезжай сюда, я тебе все покажу, не будешь дурных вопросов мне задавать, - он резко распрямился и поморгал в объектив. - Вот! Теперь тебя вижу! Ты там что, грустная? Давай, приезжай, дорогу знаешь. Тут тебе твой тезка хочет что-то сказать…
Тезкой своей внучки Палладас отчего-то величал клеомедянина Эфия по прозвищу Нашептанный, которого около двадцати лет назад они случайно спасли от гибели и привезли на Землю. За прошедшие годы прежний дикарь-пастух не только повзрослел, но и получил хорошее образование. Краем уха Эфимия слышала, что он теперь даже работает с дедом, участвуя в каком-то эксперименте, который затеял академик Савский в своем институте по изучению возможностей человеческой психики. Несколько лет шли разговоры о слиянии управленческой Лаборатории и института, но пока так и оставались разговорами.
Клеомедянин возник на голограмме перед Эфимией и просиял своей неподражаемой улыбкой. Он был в точности таким же и пять, и десять лет назад.
- Вам нужно это увидеть! - сказал он. - Приезжайте!
- Это он тебя увидеть хочет! - встрял дед, высовываясь из-за какого-то кресла весьма сложной конструкции. - Он скромничает.
- О'кей, я еду!
* * *