Голос директора звучал на удивление жизнерадостно. Замред еще долго таращился на динамик гудевшей "отбой" трубки и пытался сообразить, какое впечатление произвел его доклад на самом деле.
* * *
Гэгэус ехал в Тайный Кийар с очень нехорошим предчувствием. Но деваться было некуда: мэр вызвал его прямо к себе в кабинет.
Жителей восточной части города здесь, мягко говоря, не жаловали. Раскаленную от жара машину главного редактора остановили еще при въезде на главное шоссе и тщательно досмотрели. Гэгэус испытывал подобное не впервые, но привычка отчего-то никак не вырабатывалась - может быть, оттого, что эти черные и до зубов вооруженные парни из пустыни таили в себе что-то зловещее? Простому горожанину при взгляде на них неминуемо казалось: вот сейчас они сделают с ним все, что взбредет в их перегретые головы, пристрелят, обчистят, зароют, машину взорвут - и поминай, как звали. Всё! Никто ничего не узнает, а и узнал бы, так не пикнул.
Но парни пропустили Гэгэуса, и предчувствие усилилось. Мелькнула кольцевая при въезде в первый подземный сектор, на кольцевой - аляповатая современная скульптура. Перевернутый острием книзу конус, на плоском основании которого вращались друг вокруг друга пять окружностей, медленно проворачивался, и лозунг "Кийар - центр мироздания!" опоясывал его в точности посередине. Мелькнула кольцевая, мелькнуло глупое сооружение, да тут же и забылись.
Под землей стало прохладнее, и вскоре Гэгэус совсем отключил кондиционер. За это время его успели остановить шесть раз, и главреду приходилось демонстрировать заверенное лично Форгосом разрешение на въезд.
- Они помешанные! - простонал Юлан, заметив седьмой пост буквально через пару сотен кемов после предыдущего.
Эти ребята учинять обыск не стали. Для вида взглянув на его документы, они сели в машину и поехали следом в качестве сопровождения.
Тайный Кийар нависал над чужаком особенной - тяжелой, мрачной и торжественной - красотой. Вся архитектура здесь была ориентирована на мысли о бренности бытия, погребальная символика вплеталась в узоры и орнаменты отделки старинных построек так, словно это были невинные светские украшения. "Все равно, что положить у себя на письменном столе череп любимой прабабушки", - всегда думал Гэгэус, проезжая эти места. Нынешний визит не был исключением. Разве только морды потусторонних чудовищ казались еще более зловещими, а сцены смерти - пророческими. Недаром у кемлинов так популярны анекдоты про некрофилов, пугавшихся подземных кийарцев.
Мэрия напоминала дворец - роскошный дворец… где прощаются с усопшими. Черные колонны устремлялись в темноту, под своды невидимого потолка. Вся постройка была попросту выбита в скале. Под огромным слоем песка эти часть Агиза была каменной. Мощная платформа позволяла вгрызаться в нее сколь угодно глубоко, и обвалы случались крайне редко. Плохой специалист-архитектор наказывал себя сам. Старые прорехи древнего города тайные давно отреставрировали. Заречный Кийар превосходил размерами не меньше, чем в два раза.
При входе в мэрию конвой сменился, и до кабинета Форгоса главред был провожаем троими охранниками здания. В отличие от дорожников, загорелых дочерна и сухощавых, эти, напротив, были бледны и рыхловаты. Роднило их только одно: ощущение, возникающее у чужака в присутствии тех или других.
Секретарем при городской главе был мужчина лет пятидесяти, седоватый и костлявый. Гэгэус всегда забывал его имя.
- Я доложу, - сказал секретарь одному из сопровождающих, по обыкновению даже не взглянув на главреда, и, докладывая, дверь за собой нарочно не прикрыл: - Мэтр Форгос, к вам главный редактор "ВК". Что ему ответить?
- Пусть подождет пару минут в приемной, - ответил приятный баритон невидимого мэра.
- Слушаюсь. Вам велено подождать.
Сесть он не предложил, и Гэгэус сделал это самовольно, получив несколько неприязненных взглядов от покидавших кабинет охранников. Но главред "Вселенского калейдоскопа" уже давно не впечатлялся такой ерундой, как чужие мнения.
Гэгэус кашлянул в кулак и закинул ногу на ногу. Кресла здесь стояли глубокие, и оттого его коротеньким конечностям было неудобно, и главред знал, что со стороны выглядит комично. Однако же, как было сказано раньше, чужие мнения Юлана нисколько не интересовали. Найдя позу поудобнее, он извлек из кейса несколько рабочих бумаг и принялся их штудировать, забыв о существовании желчного секретаря, который нет-нет да косился в его сторону.
- Пригласите, - проговорил наконец селектор, и седой небрежно указал Гэгэусу на дверь в кабинет Форгоса.
Быстро, но не суетливо главред закатился к начальнику.
Форгос отвел глаза от монитора своего э-пи и оглядел вошедшего с головы до ног.
При встречах с ним Гэгэус всегда думал: "Сразу видно, что он из Восточного!" и ощущал тень гордости "за своих", хотя, по большому счету, был к этим мелочам равнодушен. В Форгосе не было ничего от местных рахитичных заморышей - потомков каторжан, из поколения в поколение существовавших под землей. По сравнению со своим секретарем мэр выглядел живым. И все же Гэгэус хорошо знал, что на поверхности Форгос уже не может находиться без специальных очков с усиленной фильтрацией солнечных лучей, да и стерильный воздух подземелья с годами вызвал у него склонность к поллинозу, одному из видов аллергии, которая начиналась, стоило мэру оказаться на открытом пространстве. Пыль, загрязнение атмосферы, цветочная пыльца - все, что угодно, могло спровоцировать у него жестокий приступ сенной лихорадки.
- Добрый день, мэтр Форгос, - сказал главред.
- Добрый, добрый, - мэр поднялся и подошел к нему. - А что ж это вы не сообщили мне такой интересный факт, как присутствие в штате моего издательства Сэна-Тара Симмана, господин Гэгэус?
Он улыбался, а глаза оставались мертвыми.
- Да так как-то… - замялся Гэгэус. - Всё как-то не к месту. Тем паче все это время он был в отъезде, а потом ситуация с Лигой…
- С Лигой, с Лигой… - задумчиво выпятив нижнюю губу, протянул Форгос, но быстро очнулся: - Присядьте.
Юлан сел возле его стола.
- Итак, вы поверили мальчишке, господин Гэгэус?
- Насчет чего?
- Насчет этого… Ко мне!
"Ну начинается!" - захлебнувшись страхом и удушливой болью в грудине, простонал про себя главред. Он видел улыбку Форгоса, и тот молча указал пальцем ему за спину. Только тогда Гэгэус понял, что стоит на ногах, и последовал совету мэра оглянуться.
- А-а-а! Нет! - заорал он во всю мочь и не услышал себя.
Позади него, привалившись к столу, полусидел в офисном кресле… он сам. Что-то тонкое и серебристое тянулось от груди сидящего (и, кажется, спящего) Гэгэуса, уходя куда-то за спину Гэгэусу невесть как оказавшемуся в центре кабинета.
Потом все померкло и снова включилось.
- Воды? - уточнил мэр, как ни в чем не бывало.
- Значит, всё так и есть… - пробормотал главред, на этот раз гораздо скорее взявший себя в руки, но все равно испытывавший неслабое желание напиться.
- А теперь скажите, вам есть куда уехать из страны?
Юлан удрученно кивнул.
- Отлично! Слушайте же меня, мэтр Гэгэус, слушайте внимательно и всё запоминайте!..
* * *
Ноиро помог матери подняться в электровоз и сам не без труда вскарабкался следом.
Покидающих Кийар было очень много. Люди осаждали электрички, толкая взятки проводникам и втискиваясь в вагоны правдами и неправдами. Поезда с каждым днем ходили все реже и при этом - абсолютно непредсказуемо по времени. Понимая, что ни сама она, ни покалеченный сын с такой обозленной толпой не сладят, Гайти Сотис уговорила старого друга семьи, железнодорожника, занимавшего какой-то начальственный пост, отправить их хотя бы в электровозе. Тот попытался найти для них место в пассажирской части состава, но вскоре убедился воочию, что там творится кошмар, и признал свою неправоту.
- Я же всего этого не вижу, Гайти! - виновато вздыхал он, ведя их с Ноиро какими-то нехожеными путями, доступными только обслуживающему персоналу станции. - Клиника для психов!
Разговор с машинистом электрички до Тайбиса был недолгим, и рабочий проводил их к заднему электровозу.
- Только там ни сесть, ни лечь, - предупредил он.
- То же самое и в вагонах, - вяло махнула рукою госпожа Сотис. - Там еще и нечем дышать, знаете…
До Тайбиса было шестнадцать часов езда по ночной пустыне. Гайти забралась на высокий стул, напоминающий насест и прикрученный к металлическому настилу пола, и поставила ноги на отключенную приборную панель. Окошки здесь были странными: чтобы смотреть через них перед собой на дорогу, нужно было заглядывать сверху, стоя. Иначе в поле зрения попадало только небо.
Ноиро устроился на каком-то ящике в углу кабины машиниста и задремал. Состав плавно покачивало на рельсах.
- Может быть, не нужно тебе потом возвращаться в Кийар, Ноиро? - помолчав пару станций, не выдержала мать.
Молодой человек вздрогнул и с трудом разлепил набрякшие веки.
- Мам… - он потер лицо. - Я же уже говорил, что не могу оставить Нэфри и госпожу Иссет. Да и кто присмотрит за нашим домом? Ты же сама знаешь, сколько сейчас мародеров - по ним Тайный Кийар плачет горькими слезами…
- Да и Святой Доэтерий с ним, с домом. И Нэфри своей ты теперь ничем не поможешь, раз она в подземелье… Подумай, каково будет нам с Веги.
- Я буду отзваниваться. Каково будет мне, если я сбегу?
Она тяжко вздохнула, еле-еле угадывая в полутьме исхудавшее лицо сына.
- А ты все практикуешь эту шаманистику…
- Нет, не до того…
- Ой, не ври мне, пожалуйста! Будто я не слышу, как ты орешь по ночам.
Ноиро опустил голову. Он слушался запрета Та-Дюлатара и со дня их последнего разговора в сельве не покидал свое тело ни на мгновение. Ему хотелось бы узнать, где сейчас Учитель-Незнакомец и что с ним, но он не смел нарушить приказ, не имея достаточно веского повода. А кошмары снились ему независимо от выхода в "третье" состояние, изредка очень удачно под это состояние маскируясь и не позволяя разобрать, где сон, где явь, а где внетелесное существование.
- Меня пугает, что тебе не становится лучше. Гинни говорит…
- Мам, избавь меня хотя бы здесь от нужды выслушивать о Гиене! - у него даже скулы свело мучительной болью, как если съесть что-то чрезвычайно кислое. - Я не пойму, как она стала нашей соседкой? Где были ваши глаза?
Госпожа Сотис вздохнула:
- Это было уже так давно! Мы с твоим отцом были еще такими молодыми… И вот у нас появилась возможность обзавестись своим собственным углом. Конечно, мы бросились искать жилье, ведь всего через полтора месяца у нас родился ты. Помню эту страшную жару… Я едва переставляла ноги - вот такие, представляешь! - она показала, какими распухшими были ее ноги тогда. - Здесь как будто аквариум с водой, на спине - мешок с цементом, не меньше! Каракатица, иначе и не скажешь. И вот я вижу наш будущий дом. Такой милый, я сразу в него влюбилась, но Эрхо не понравилось, что он на двух хозяев. А иначе нам не хватило бы денег! "Всё, - говорю, - Эрхо, мы пришли!" Тут выскочила Гинни, усадила меня, напоила водой, все показала и рассказала. Я не понимаю, за что вы все ее так невзлюбили… Мы с нею подружились с первого слова. Но твой отец не хотел оставаться: то одно не нравилось ему, то другое - ты ведь сам помнишь, каким он бывал, когда что-то происходило не по-его…
- И он был прав… - проворчал Ноиро.
- А может быть, ты?
- Я?! При чем здесь я?
- Твой отец уже категорически хотел сказать "нет", и я сдалась. Но ты вдруг заметался - и ка-а-ак пнешь меня ножкой сбоку! Вот мы и решили, что это твоя воля, знак - остаться. И сказали "да".
- И только?! - журналист расхохотался. - А может, это я хотел сказать: "Сматываемся отсюда побыстрее"?
- Что теперь говорить. Что случилось, того уже не изменишь.
Ноиро угрюмо кивнул. Госпожа Сотис привстала и выглянула в окно, пытаясь хоть немного разобрать, что делается снаружи.
- Так долго стоим… - сказала она. - Ничего не видно, темно… Даже не знаю, какая это станция.
- Сейчас узнаю.
- Нет! - почти вскрикнула она. - Не надо!
И тут, словно кто-то услышал их, электричка тронулась. Госпожу Сотис едва не сбросило на приборную панель.
- Святой Доэтерий! - выдохнула она. - По-моему, там что-то случилось.
Скорость нарастала. В кабине машиниста все гремело и скрипело.
- Я посмотрю, - не вытерпел Ноиро.
- Только не высовывайся сильно!
- Угу.
Журналист с трудом вытолкнул забитую дверцу и попытался заглянуть вперед по ходу движения. Состав поворачивал, по большой дуге огибая глубокий овраг, и Ноиро сумел разглядеть, что происходит в ближайших вагонах. Хотя правильнее было бы сказать, чего там не происходит. В них не было ни одного пассажира, а свет горел ярко, делая внутренность вагонов отлично видимой снаружи. А ведь они с мамой и их знакомым железнодорожником собственными глазами видели, как набивались в поезд люди перед отправкой из Кийара!
- Там пустые вагоны, - возвращаясь в кабину электровоза, сказал журналист матери. - Никого нет.
- Пустые?!
- Да. Поезд болтает. Кажется, это из-за того, что он идет под уклон. Такое впечатление, что в головном электровозе нет машиниста, который включил бы тормоза…
Госпожа Сотис тоже выглянула и ужаснулась:
- Что это значит?
- Похоже, на последней станции сошли все, кроме нас. А поезд почему-то отправили дальше…
- Но как?! Ведь машинист знал, что мы тут! Это вообще другая дорога, Ноиро. Я не помню, чтобы наша электричка в Тайбис когда-нибудь проезжала эти места…
Страшной мыслью осенило его сознание: их пустили под откос. Зачем? Почему? Неважно. Важно только спастись.
Ноиро подскочил, схватил вещи матери и выбросил их из поезда.
- Что ты делаешь?! - в отчаянии крикнула она.
- Нам надо прыгать, иначе мы погибли.
- Прыгать?
- Да. Посильнее оттолкнуться и прыгнуть. Там песок - будем надеяться, это нас спасет. Прыгай и катись кубарем. Вот так, - он вжал голову и охватил себя руками.
Состав громыхал, подпрыгивая на рельсах.
Гайти Сотис зажмурилась, закричала и выкинулась в темноту. Ноиро тут же последовал за нею, боль пронзила его насквозь, как острие пронзает ствол дерева - через все годовые коль…
- Ноиро! Проснись! Ну что мне с тобой делать?
Все еще крича, журналист распахнул глаза. Боль тут же стихла. Электричка двигалась в обычном ритме, а возле Ноиро на коленях стояла мать. Обняв его за плечи, она протирала лицо сына смоченным водою платком.
- Опять тебе снятся кошмары…
- Нам нужно сойти с этого поезда, мам. Нам нужно сойти на первой же станции, - затараторил журналист, хватая ее за руки.
И только тогда, когда они уже стояли на вокзале маленького городка между Энку и Трокалем, он спросил:
- Мам, а ты рассказывала мне сегодня о нашем доме, о Гиене, о том, что отец не хотел там жить, но пошел тебе навстречу, когда я зашевелился у тебя в животе?
Ее глаза раскрывались все шире:
- Откуда ты все это знаешь?
- Ты же са… Ты не рассказывала?!
- Нет, ты ведь заснул, когда мы только тронулись!
- И ты не говорила, что я практикую шаманистику и ору по ночам? Не уговаривала остаться с вами в Тайбисе?
Она заколебалась:
- Я хотела все это сказать, хотела уговорить. А потом я и в самом деле думала о нашем доме, вспоминала, как мы купили его двадцать пять лет назад… Ты знаешь, я вела с тобой диалог! Да! Да! - госпожа Сотис ухватила его за руку. - Я иногда внутренне разговариваю с кем-нибудь - с тобой, с Веги, с Гинни. Даже, бывает, с вашим отцом… Вот и теперь ехала и представляла, как мы с тобой спорим о… Но ты же не хочешь сказать, что умеешь читать чужие мыс… О, Святой Доэтерий! Ты умеешь! Получается, что во сне ты умеешь это делать. Но почему ты решил сойти?
- Лучше тебе этого не знать, ма.
Уже в Тайбисе, добравшись туда на попутках, Гайти и Ноиро узнали о крушении своего поезда. По случайности или по чьему-то злому умыслу стрелки были переведены не вовремя, и состав сошел с рельсов посреди пустыни. Больше всех был исковеркан подмятый вагонами задний электровоз.
- О, нет… - прошептал Ноиро, как завороженный глядя на экран, где в новостном блиц-выпуске показывали кадры трагедии. - Я же мог сказать… Я же мог сказать им всем!
Веги молча обняла брата, повзрослевшая и осунувшаяся.
- Ты не мог, - утешала госпожа Сотис со слезами на глазах. - Даже я не поверила тебе и была раздражена твоей выходкой.
- Я мог… - повторил он. - Я мог, но даже не попытался…