- Вы несколько преувеличили мои заслуги, - в конце концов заговорил врач с помощью переводчика-Хаммона. - Это была несложная операция. В сельве, у себя дома, я сумел все настроить так, что мне не нужны были ассистенты. А в походных условиях справиться в одиночку трудно, ведь я не мог ни к чему прикоснуться. - (Он приподнял руки, как это делают хирурги, опасаясь расстерилизации.) - Там был поврежден корень левого легкого и легочная паренхима, а кроме того, разорвано несколько сосудов. До вскрытия мне показалось, что понадобится резекция - слишком сильно шла кровь горлом, и слишком нехарактерно вел себя раненый. Но, видимо, это было связано с жарой. На самом деле, к счастью, все оказалось куда лучше, чем я ожидал увидеть. Во всяком случае, размозжения доли не было, поэтому удалять ничего не пришлось. Теперь он нуждается только в антибиотиках, рентгене, обезболивающем и присмотре врачей. Остальное вылечит время. Мы с господином Сокаром, - Та-Дюлатар слегка поклонился писателю, и тот ответил ему таким же полупоклоном, - справились со своей задачей вполне сносно.
Сэн Дэсвери озадаченно прислушивался к речи франтирского хирурга. Сокар понял, что и ему этот язык показался совершенно незнакомым.
- Где же вы остановились, мэтр Виннар? - спросил телеведущий, переводя взгляд с бородатого старика на Та-Дюлатара.
- Да мы ведь только что приехали. Вернее приплыли, - сообщил Хаммон, не утруждая себя переводом вопроса для своего спутника. - Хотели поискать в городе, но…
- Много же вы сейчас отыщете в Кийаре… - невесело усмехнулся Дэсвери.
- Сотиса найти собирались…
- Да и Ноиро не нашли бы: он в отъезде, вернется ближе к вечеру, к съемкам, - добавил Сокар. - Не стоит вам туда. В Кийаре теперь плохое отношение к иностранцам…
- Скажем так, в Кийаре отношение к иностранцам плохим было всегда, - саркастически усмехнулся хозяин дома. - Но сейчас, вы, друг мой, правы: люди стали совершенно нетерпимыми. Собственно, коренные кийарцы тоже не очень-то тянутся друг к другу. Большинство вообще покидает город. А в предместьях, как видите, уже постреливают и взрывают. По ночам слушаем канонады со стороны границы с Узлаканом… Странное сочетание полувойны-полумира…
- Я сам слышал стрельбу уже несколько ночей подряд, - согласился Сокар.
- Да. Не скучаем. В городе разруха. Коммуникации едва работают.
В комнату вошла красивая молодая блондинка, толкая перед собой круглый сервированный столик на колесиках. Бемго и Айят уставились на нее, как на невидаль, да и Хаммон одобрительно крякнул, провожая взглядом ее туго обтянутую коротким платьицем круглую попку.
- Дочка? - спросил он, кивая красотке вслед.
Писатель и телеведущий переглянулись.
- Горничная, - ответил Дэсвери.
- Хорошая горничная, - машинально проговорил Хаммон, вгрызаясь в ароматный персик и сам того не замечая. - Таких в Шарупаре не изготавливают…
И только теперь все заметили исчезновение Та-Дюлатара.
- Ну наконец за ум взялся! - победно воскликнул старик, расценивая всё по-своему. - То-то же! Уж я-то в бабах кое-чего понимаю!
Сокар подошел к громадному, во всю стену, до самого пола, окну, раздвинул пластины жалюзи и молча, с хитрой улыбкой, кивнул на террасу.
Там стоял Та-Дюлатар. Сложив руки на груди, он задумчиво глядел на море, но когда ощутил на себе взгляды, обернулся и выдал мудреную фразу.
- Он хочет промыть и обработать свои инструменты, - разочарованно пояснил Хаммон. - Спрашивает, где у вас можно это сделать… - и со вздохом добавил в сторону: - Примитив!..
* * *
Кийарские конезаводчики были из той породы предпринимателей, которые раньше всех поняли, откуда дует политический ветер. Кто успел, те продали свои земельные участки, кто не успел, те просто закрывали конюшни и перевозили своих лошадей в спокойные зоны Кемлина.
Второй вариант событий развивался на ферме Латориса. С самого утра к конюшням зачастили большие фургоны для перевозки скота. Конюхи выводили лошадей из денников и загоняли по настилу на грузовик. Когда фургоны заполнялись, животных увозили.
Загружая очередную партию, старый конюх Прожжо открыл стойло рыжего Всполоха.
- Ну, привет тебе, протониево порождение! - сказал он, взнуздывая жеребца. - Тихо ты, тихо, зверь! Ты на меня не зыркай, не зыркай, а то сейчас у меня кнута по морде схлопочешь, баламут! Не пугай мне контингент!
Всполох мелко дрожал. Дикие глаза его взблескивали страшным огнем. Стоило Прожжо вывести скакуна из денника, как тот захрапел и, вскидываясь на дыбы, начал упираться, показывая, что совершенно не желает подчиняться неведомой воле.
- Что - чует? - со смехом крикнул старику другой конюх, что вел под уздцы смиренно вышагивавшую гнедую кобылку.
- А то ты этого поганца как будто не знаешь! Слышь, Арто, а твоя Ялла сейчас не охочая, не? А то смотри, как ноздри раздул - может, из-за нее? - Прожжо кнутом указал на Всполоха.
- Жеребая она, не видишь? Твой Всполох, Протоний эдакий, еще в начале прошлой осени ее домогался. Забыл, что ли? Хозяин уж говорит: еще один рыжий жеребенок у Яллы, и он самолично этого мерзавца пристрелит.
- А с чего он тогда уши на нее вострит? Эй, чего ты на нее ушами прядешь?
- Любовь! - заржал Арто и повел круглобокую Яллу по длинному коридору к фургону.
- Смешно ему, - пробормотал Прожжо, погладив тревожного Всполоха по плечу. - А вдруг оно так и есть? Кони что, не люди, что ли? Ну что там, всех погрузили или нет? Я веду!
- Давай! - крикнула снаружи.
Жеребец шел спокойно, пока под его подковами не застучали гулкие доски настила. Тогда он взметнул гривой и тихо позвал. Из фургона, чуть подвизгнув, ответили. Всполох добавил что-то еще, толкнул мягким бархатным носом Прожжо в щеку и, не позволив похлопать себя в ответ, одним рывком освободился от рук конюха.
- Стой! - крикнул старик, догадавшись, что тот замыслил. - Разобьешься!
Но жеребец мощно оттолкнулся от деревянного щита и спрыгнул на землю.
- Лови! - закричали со всех сторон.
- Ага, сейчас… Словите вы его… - безнадежно уронив руки, пробормотал Прожжо, глядя, как рыжим смерчем уносится Всполох прочь из раскрытой коралли и как, запрыгивая в машины, срываются в погоню охранники фермы. - Будет он вам, как будто, бежать по дороге… Прощай, приятель. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь…
* * *
Недавно вернувшись из Рельвадо, археологи не могли поверить в то, что видят перед собой родной город. Кийар переменился. Многим казалось, будто всё еще можно вернуть, стоит лишь потерпеть, подождать, не поддаваться всеобщей панике. Но прежний Кийар ускользал, как жизнь обреченного, а новый был таким же мрачным, как подземные катакомбы Заречного города.
Йвар Лад и Матиус, договорившись, собрались нанести визит вежливости профессору Агатти Иссет и заодно переговорить с Нэфри по работе. Однако постаревшая госпожа археолог встретила их в полном одиночестве. Через несколько минут они, не веря собственным ушам, узнали, что произошло с девушкой.
- Я давно уехала бы отсюда, - вздохнула госпожа Иссет, - но теперь как?
- Вы не звонили мэру? - спросил Йвар Лад.
- Это бесполезно. Меня с ним не соединяют, швыряют трубку, хамят… К нему не пробиться… Одна только надежда на Ту-Эла Эгмона, да и то… - она махнула рукой. - Сижу, смотрю вот круглые сутки этот протониев ящик, лишь бы не думать…
- Постойте-ка! - Матиус всмотрелся в экран. - А нельзя ли прибавить звук? Мне показалось…
Госпожа Иссет подала ему пульт.
На центральном канале шла прямая трансляция телепередачи Сэна Дэсвери "Солнечное затмение истории", а ее гостями были сузалиец Рато Сокар и…
- А что там делает Ноиро? - недоуменно спросил Лад.
- Это не Ноиро! - широко улыбнулся Матиус и с наигранным злорадством объяснил: - Это Сэн-Тар Симман собственной персоной.
- Как Сэн-Тар Сим… Святой Доэтерий! Это что же…
- Ага-а-а! - протянул молодой археолог.
- …говорят записки кавалера армии Бороза Гельтенстаха, Поволя Сотиса, - прорвался голос Сокара. - Тайный Кийар интересовал людей из разных сословий. На протяжении многих веков он пробуждал любопытство, манил отчаянные головы. И есть предположение, что это неслучайно, что в подземных переходах таится что-то, что меняет климат и чем дорожит подземная каста… Отсюда вполне объяснимо ее стремление скрыть важные факты, не допустить огласки, перевернуть общественное мнение так, чтобы любой заикнувшийся о том, что противоречит академической науке, немедленно причислялся к душевнобольным. Так случилось в бытность мою археологом университета в Раравозо с данными по находкам возле кратера Сааф-Ол. Вот эти фотографии, вот отснятые кадры. Господин Дэсвери, будьте добры!
- Но как? - растерялись Лад и Иссет, глядя друг на друга. - Эти доказательства были признаны фальсификацией и утрачены… Или нет?
Матиус хихикнул.
На экране мелькали кадры старого фильма с совсем еще молодым Сокаром и палеонтологами из Сузалу. Ученые рассказывали о находке прямо на том месте, где она была раскопана, демонстрировали обнаруженные кости ящера и людей.
- Судя по всему, та же участь постигла и материалы, собранные господином Симманом? - спросил Дэсвери, когда закончился эпизод, и камера переключилась на Ноиро.
- Да. Но теперь и я могу представить их, - сказал он, отдавая пленку телеведущему. - По счастливому, - молодой человек многозначительно взглянул в объектив, - стечению обстоятельств мои записи вернулись ко мне…
- Это феноменально, - с невозмутимостью старого телеэфирного волка оценил Дэсвери. - Будьте добры, включите фильм, а мы пока взглянем на снимки…
Передача полнилась сенсациями, достойными лучших времен. Переворот в науке теперь, казалось, был неизбежен. Профессора недоуменно переглядывались, не находя слов, а Матиус наслаждался их растерянностью.
- Значит, вы оба считаете, что на нашей планете существуют некие устройства, очень важные для горстки посвященных из Тайного Кийара? Не кажется ли вам эта версия несколько… м-м-м… фантастичной? - мэтр Дэсвери посмотрел вначале на Сокара, а потом на Ноиро.
- Они хотели бы, чтобы эта версия всем казалась таковой, - сказал Сотис.
- Более того, - вмешался сузалиец, - существует человек, однажды испытавший это устройство на территории корпорации в Тайном городе.
От этого заявления растерялся даже Ноиро и вытаращил глаза на Сокара, а тот безмятежно улыбался, точно именинник перед гостями.
- Кажется, это были подлинные кадры… - проговорила госпожа Иссет и с некоторым отчаянием спросила: - Но я не понимаю, почему нам их никогда не показывали, Йвар?
Лад лишь фыркнул, озадаченно покручивая усы и ежась.
4. Medico della Peste
Оставив за спиной здание Санта Моники, Эфимия направилась к таксопарку.
- Аэропорт "Мемори", пожалуйста, - проговорила она на кванторлингве, глядя в пустоту.
Дверца за нею опустилась, и такси вылетело на ярус скоростного движения, куда был допуск только для транспорта.
Девушка молчала всю дорогу и лишь незадолго до конца поездки потребовала у таксиста не оглядываться на нее. Андроид послушно кивнул.
Эфимия вытряхнула из сумки неприметные серые вещи и переоделась в них. Водитель и глазом не моргнул, рассчитываясь с пассажиркой, хотя новая Эфимия разительно отличалась от прежней. Заплатив по тарифу, девушка на ходу скинула сверток со старыми, "киберскими", вещами в уличную урну-молекулярку и вошла в помещение. "Вот что умеет делать с человеком безобразная и безликая одежда!" - увидев себя в зеркале, с удовлетворением отметила она. Серенькая, невзрачная, Эфимия скользнула к роботу, отображенному в виде объемного голографического интерфейса внутреннего компьютера "Мемори". Влившись в программу через свой компьютер, она выкупила зарезервированный накануне билет до Каира и поспешила на регистрацию, которая между тем уже заканчивалась.
- Простите, мэм, - шагнули ей навстречу два "синта" из ПО, мужская и женская модификации.
Эфимия была так поглощена своей целью, что даже не поняла, откуда они взялись.
- Что? Кого нужно? - резко спросила она, отталкивая от себя руку биокиборга-женщины.
Последовал пресный ответ, произнесенный пресным тоном. Говорили "синты" дуэтом:
- Вам надлежит пройти с нами для выяснения…
- С дороги! - мрачно буркнула она, делая шаг в сторону, а затем чуть отступая под их напором. - Я сотрудница Академии!
- Вы студентка Академии Эфимия Калиостро…
- Спасибо, что напомнили.
Не заметив сарказма, мужчина-биокиборг продолжил:
- А мы подчиняемся приказу 2418 от пятого апреля и согласно ему вынуждены задержать вас.
- Что за дурацкий приказ? Я опаздываю на свой рейс!
- Мой приказ, - линза у нее в глазу принудительно включилась, транслируя изображение отца в его рабочем кабинете. - Какого черта, колючка?! Тебе нечем заняться? То ты крушишь оборудование Академии и устраиваешь пожар, то сбегаешь из больницы, где должна оставаться до полного выздоровления.
- Для надзора. Потому что я здорова, - буркнула Эфимия.
Дик поморщился:
- Ну, довольно! В чем дело?
- Мне нужно в Египет.
- Мы с тобой уже обсуждали этот вопрос! - его зеленовато-синие глаза начали метать молнии. - Или ты считаешь, что я тут тоже развлекаюсь и придумываю себе новые увеселения? Например - погоня за тобой по всему городу…
- Я не собиралась в Пирамиду Путешествий, если ты об этом, - огрызнулась она, исподлобья глядя на отца. - Что это ты вдруг так мной заинтересовался? Мне нужно в Луксор, в город, а не в горы!
- Зачем? - пропустив мимо ушей упрек, настаивал Калиостро.
- Мне нужно.
- Это плохой ответ, колючка!
- Я должна отыскать там один дом. В нем должны храниться записи. Одна запись… очень важная.
- Что за записи, Эфимия? - Дик злился не понарошку: вполне возможно, что своей выходкой она сорвала какую-то важную встречу.
- Записи астурина Гельтенстаха. Посмертные, - веско добавила она, предполагая, что это произведет фурор.
Но подполковник молчал. Его лицо не выражало ничего. Калиостро просто смотрел на дочь, а ей вдруг стало удивительно все равно, что он подумает, скажет или сделает.
- Колючка… - с трудом заговорил Дик, откровенно подавляя желание сказать ей то, что хотелось, причем сказать цветисто и со всеми полагающимися подробностями. - Я, конечно, понимаю, что время от времени в обществе что-то зреет и однажды наступает кризис молодежи. Та бросается на своих родителей и начинает укорять во всех грехах: вы много работали, вы мало уделяли нам внимания, редко покупали нам пирожные и вместо трех раз целовали на ночь всего два с половиной. Старикам предъявляется счет, и тем нечем крыть: вроде все справедливо, вроде никакой роли не играет тот факт, что не пропадай родители на работе, они вообще не знали бы, что такое пирожные. Так вот, даже в этом ты вряд ли имеешь право упрекать нас с Фанни, потому что столько внимания, сколько уделялось тебе до самого взрослого возраста, не получал ни один ребенок в Содружестве. И мне не понравилась твоя фраза "И что это ты вдруг так мной заинтересовался?" Прекрати играть роль несчастной обделенной родительской любовью сиротки, со мной это не пройдет.
- Пап! Пап! Прости, я не тебе это сказала…
- А кому?
- Ну, неважно… Другому… считай, другому, выдуманному папе…
- Что? - бросил он.
Она тяжело вздохнула и, скаля зубы, через силу созналась:
- Ну да, да, у меня такая игра.
Поток его красноречия иссяк и со словами: "Жду тебя в Управлении!" - Дик прервал сеанс.
- Да… кажется, я его довела… - пробормотала обескураженная Эфимия.
Она даже не стала сопротивляться "синтам"-пэошникам и пошла с ними к управленческому гравимобилю. Да и какой смысл сопротивляться, когда регистрацию она проворонила и самолет в ближайшие минуты поднимется в воздух?
- Может быть, зря я сказала этому человеку правду? - спросила она киборга-мужчину. - Похоже, он разозлился и не поверил…
Полицейский промолчал.
Риккардо Калиостро ждал ее в своем кабинете спецотделовского крыла. Здесь привычно пахло табаком и свежеснятой древесной корой - именно такой нейтрализатор сигаретного дыма подмешивала в воздух система очистки, но полностью справиться с запахом не могла. Эфимии же он нравился, потому что всегда напоминал об отце, о разговорах с ним, о том, как тот гладил ее по волосам прокуренными пальцами, а она ловила их губами и шкодливо хихикала, катаясь у него на коленях.
- Знаешь, давай сходим перекусим, - предложил он, будто всего-то двадцать минут назад вовсе не был готов разнести все в клочья.
Эфимия обреченно пожала плечами. Какая теперь разница, чем заняться? Ланч с этим мужчиной ничем не хуже пребывания в клинике.
Дик набросил куртку и, когда они вышли в коридор, взял дочь под локоть.
- Извини, - шепнул он, - но тебе совершенно не идет этот цвет. Он портит тебя. Впрочем… наверное, я мало что в этом понимаю… в моде, в тряпках…
- Этот цвет, пап, не идет никому. Это не цвет, а его отсутствие. Страна, где люди поголовно носят такой цвет - это страна нищих духом, телом и сердцем, это страна заключенных, которые слепо считают себя свободными и набрасываются с кулаками на каждого, кто видит, как все выглядит на самом деле.
- У тебя, наверное, очередной переходный период, - усмехнулся Калиостро, похлопав ее по спине между лопаток и пропуская в лифт. - Киберский бунт закончился, начинается что-то новенькое. Между прочим, твой старый гардероб, несмотря на его эпатажность, нравился мне куда больше этого.
- Тот, в котором ты принимал меня за кучу металлолома?
Подполковник весело расхохотался:
- Именно так! И характер твой, кстати, тоже. Так что, терновая колючка, придется тебе все же объяснить, куда тебя заносит и что я могу для тебя сделать. Только не говори: "Отпустить покататься на ТДМ". Прости. Может быть, это и странно с моей стороны, но я отчего-то все еще люблю тебя и даже - представь! - пекусь о твоей безопасности.
Они перешли улицу и поднялись в ресторанчик с названием "WOW!" Вокруг них тотчас засуетилась официантская кибер-братия.
Эфимия села, нарочно уткнувшись в меню. Дик терпеливо ждал.
- Я не голодна, - пришлось заявить ей наконец, чтобы не сознаваться в своем неумении прочесть символы на бумаге. Она совсем недавно смогла разговаривать на этом языке, а уж о том, чтобы читать непонятные символы, не было и речи.
Сознание мутилось и двоилось.
- Два кофе, - заказал подполковник подошедшему официанту, вынимая сигарету из пачки, - а также пепельницу… и включить вытяжку. А ты начинай рассказывать, Эфимия, потому что времени у нас немного.