Когда наступал час кормления и все миски были полны, Ауда раскрывал крылья, с тяжелым стуком соскакивал на стол и, качаясь, направлялся в свой угол. Уиджи, взъерошенная, словно мягкошерстный дикобраз, издавала воинственный крик, бросалась на него и кусала куда могла.
Со временем Ауда Абу Тайи стал украшением лагеря, и мы очень привязались к нему. Но однажды он взлетел со своего насеста, перелетел через реку на другой берег, на мгновение сел на дерево, глянул в пашу сторону и исчез в тумане на границе неба и озера.
Граунд Уотер Форест всегда вызывал ощущение сказочной страны. Было что-то магическое в громадных голых деревьях с серыми ветвями и поблескивающей корой, которые соперничали с желтокорыми смоковницами в борьбе за солнце. Бабуины и другие обезьяны прыгали с ветки на ветку, и листья, когда они задевали их, шуршали, как шелк (обезьяны перекликались, фыркали и взлаивали). Прозрачные как слеза источники выбивались из-под скал и ручейками бежали под ковром изумрудно-зеленых растений, похожих на крохотные пальмы. Лучи солнца пробивались сверху и казались волосами девы Марии. Свежий, прозрачный воздух и запах влаги наводили на мысль о каком-то древнем соборе. Ветер нес аромат цветов, смешанный с крепким запахом слонов. Нельзя было идти по этому лесу и время от времени не замирать па месте, так сильно было его очарование. Лес уникален, он живой.
Мы часто бродили по широким слоновьим тропам, усыпанным опавшими листьями, сгнившими веточками и пометом, словно по ковру, утоптанному сотнями слоновьих ног. Мы ходили по тропам босиком, не опасаясь ни шипов, пи змей; изредка мы натыкались на носорогов или встречались лицом к лицу со слоном. Без сандалий было легче спрятаться, а то и бесшумно убежать или, если такая необходимость возникала, вскарабкаться на дерево. Я по-настоящему боялась только носорогов, а слонам мы уступали дорогу или прятались, стараясь не пугать их. И никогда не возникало желания вскинуть ружье и выстрелить ради защиты от животных.
Слоны расчищали подлесок, и там, где прошли эти обжоры, по лесу можно было разгуливать свободно: тропы пересекали его во всех направлениях. Громадные деревья лежали поперек речек, мы переходили по ним и добирались до родников, чтобы напиться. Наши чувства так обострились, что мы, подобно охотникам, определяли, где находятся слоны, еще не видя и не слыша их. А затем шли в нескольких шагах позади их или параллельно им. Было удивительно легко подбираться к ним на несколько метров с подветренной стороны. Сколько способов существовало для охоты на этих животных, которые даже и не подозревали о близости человека, опаснейшего из охотников.
Лес всегда припасал для нас неожиданные встречи. Однажды мы заметили Закорючку, Вирго и их малышей - они ломали ветки и лакомились молодыми ростками неподалеку от нас. Я впервые встретилась с Вирго не на машине. Чуть дальше в лесу виднелись остальные слоны семейства, окружавшие Боадицею. Мы, скользя от дерева к дереву, приблизились к Вирго и остановились совсем рядом, едва скрытые упавшим деревом. Она увидела нас, перестала есть, насторожила уши и без малейшего шума стала выжидать развития событий. Иэн стоял прямо перед ней, метрах в двух. Он протянул к ней руку. Вирго шумно фыркнула, тряхнула головой, повела ушами, подняв тучу пыли. Она непрестанно свивала и развивала хобот, словно человек, заламывающий руки в момент сильных переживаний. Иэн не шелохнулся, Вирго, видя, что ее угрозы не производят никакого впечатления, изобразила небольшой танец хобота: он змеей вился около руки Иэна. Иэн сделал шаг вперед и назвал ее по имени. Вирго отступила. Она опустила голову, фыркнула, вырвала пучок травы, потерла хоботом глаз, а затем прочистила им ухо. Вирго вдыхала воздух и поднимала ногой пыль, но не пыталась нападать на пас. Казалось, она хочет выиграть время, не зная, что делать, но одновременно хоботом отвлекала внимание Иэна. Видно было, что ей не хватало смелости коснуться хоботом человеческой руки. Они долгое время стояли и наблюдали друг за другом. Потом Вирго двинулась прямо на Иэна, с угрозой шевеля ушами, и он раскинул руки, чтобы казаться больше и шире, затем повернулся и спрятался за ветвь, где стояла я.
Все это время дочь Вирго, слониха лет семи, стояла чуть поодаль и, широко расставив уши, наблюдала за этой удивительной встречей. Подошла Закорючка и, спрятавшись за Вирго, насколько возможно вытянула хобот вперед, чтобы обнюхать нас. Она была значительно крупнее и всегда находилась поблизости. Иэн считал ее старшей сестрой Вирго.
Дважды Вирго подходила к нам на расстояние полутора метров, вытягивала хобот и водила им около наших лиц, и я слышала ее долгий вздох, словно в туннель врывался ветер. Закончив свои исследования, она удалилась, срывая на ходу листья и засовывая их в рот. Остальные двинулись за ней.
- Я знал, что Вирго не причинит нам зла, - сказал Иэн. - Потрясающая слониха. Уверен, со временем мы полностью приручим ее и поиграем с ее малышом.
Так мы впервые пешие встретились с Вирго. Остальное было делом времени, мы еще пройдемся, взявшись рукой за хобот, вместе с Вирго, Закорючкой и их малышами. Самой сумасшедшей мечтой Иэна было взобраться на спину Вирго и так следовать за группой Боадицеи, спокойно наблюдая за слонами "изнутри", - он надеялся, что его при этом не заметят.
Меня поражало, на какие хитрости пускался Иэн, чтобы наладить отношения со слонами, и жалко, если все это не запечатлеет пленка. Решено - делаю фильм.
Прошел год. Многое изменилось с момента моего первого посещения Маньяры. Слоны так тесно вошли в мою жизнь, что я перестала оборачиваться на яростный рев. Когда живешь среди животных, начинаешь постепенно походить на них. Зрение и слух становятся острее. Реакция ускоряется - быстрее останавливаешься, пускаешься в путь, поворачиваешь. Некоторые животные днем ищут пищу, а ночью спят, другие наоборот; мы научились двигаться и жить по их расписанию и днем и ночью, научились бегать, прыгать через скалы, надолго задерживать дыхание. Расстояния не имели границ, время потеряло всякий смысл. Наш день начинался с восходом и кончался с заходом солнца. И незаметно сменялись месяцы засухи, дождей, жаркие и холодные дни. Месяц определяется по цвету деревьев, кустарников и цветов, время года - но облакам, дождю, пыли, а часы - по солнцу. Наступает новолуние, проходит полнолуние, а звезды, сияющие в безлунном небе, означают конец еще одного месяца.
Каждое утро в 4 часа 30 минут пел петух. В 5. 30 на горизонте появлялось красное пятно, а в 6. 00 весь горизонт уже светился. Еще через полчаса всходило солнце, а когда два египетских гуся покидали верхний водоем и направлялись к озеру, было 7 часов - час завтрака, час последних известий Би-би-си для своих соотечественников, находящихся за границей; затем мы приступали к работе.
В полдень солнце стояло над головой, и слоны перебирались на отдых в тень. Наступал час наблюдения за ними с верхушки дерева.
Когда солнце уходило за холм, в 5 часов пополудни, слоны отправлялись вдоль берега озера в вечернем свете к обрыву. В лагере наступал час рубки дров, приготовления ужина, чистки керосиновых ламп. Пора было запирать кур и козу. Когда египетские гуси возвращались в верхний водоем, было еще достаточно светло, чтобы приземлиться на нашей полосе. В 19 часов 15 минут наступала ночь.
Мы разучились смотреть на часы, пользоваться календарем и телефоном. Нам вполне заменяла их природа в любой момент нашей повседневной жизни.
Глава XII. Рождение в саванне
Утро встретило нас нагромождениями туч, плывущих в черно-синем небе, похожем на громадный кровоподтек от удара молний. Весь парк был в цвету - темная зелень покрывала и землю и деревья. Обычно во второй половине дня шел часовой ливень. Тучи уходили за горизонт, и солнце так нагревало влажную землю, что она дымилась и от нее поднимались пьянящие запахи. На гребнях холмов, вдоль обнаженных скал и на склонах дрожали и сверкали желтые листья стеркули и коммифоры. Цветущие акации превращали древесную саванну в страну изобилия, а над кустарниками и дикими цветами кружились бабочки.
Посетители парка не испытывали никакой тревоги, но ученые знали, что цветущее покрывало листвы и зеленый полог кустарника скрывали ободранные слонами стволы акации тортилис. Они отрывали широкие полосы голубоватой коры, оставляя белый обнаженный ствол, пережевывали ее и высасывали сок. Через месяц зеленые деревья поблекнут, их тонкие ветки потеряют последние листья, и деревья умрут. Иэн год за годом наблюдал их постепенное превращение в скелеты.
- Скоро их совсем не останется, - говорил он.
На доске объявлений была пришпилена записка Гарвея Кроза, специалиста по слонам Серенгети, с приглашением Иэну прибыть на ежегодную перепись толстокожих и буйволов. Записка гласила: "Пожалуйста, приезжайте и окажите помощь в подсчете слонов с 29 по 31 мая. Захватите инструмент для исследований" (то есть самолет). Нам обеспечивалась только крыша над головой, пищу же и спальные принадлежности следовало взять с собой.
Мы решили поехать пораньше; две недели в Серенгети позволили бы Иэну подготовить семинар, посвященный четырехлетней работе по проблеме Маньяры. Семинар намечался на начало июня и давал возможность обменяться с коллегами результатами последних работ. Мы упаковали книги, бумаги, карты, провизию, одежду, спальные мешки и до отказа набили самолет.
Груз был тяжел и очень важен для нас. Мы захватили все, что имело ценность в наших глазах. Уиджи разместилась у меня на коленях, а генетт Алишу и Амину, свернувшихся меховыми колбасками, засунули в рукава куртки и завязали, чтобы они не удрали и не покусали нас при взлете. "Кикс" взлетел и поднимался все выше и выше, как птица на восходящих потоках воздуха.
Преодолев невидимый за тучами гребень Нгоро-нгоро (на высоте более 300 метров), Иэн понесся вдоль склона, как горнолыжник в гигантском слаломе. Острые скальные выступы терялись в бесконечности, тянувшейся, насколько хватало глаз. Вся земля под нами была в черных пятнах: в саванне паслись антилопы гну. Солнце светило нам в спину и освещало гривы и хвосты сотен тысяч кочующих животных. Малыши, бежавшие рядом с матерями, выглядели белыми пятнышками. Как мне сказали, к миграции готовилось более миллиона животных.
В Серенгети я была дважды. В первый раз в 1955 году, когда единственный смотритель парка жил в единственном домике в Банаги. Я работала для маленькой кинофирмы, снимавшей фильм "Тото и браконьеры", и меня приютили в одной из немногочисленных хижин Серонеры, где проживали смотрители парка и случайные посетители вроде меня. Во второй раз, в 1965 году, я приехала сюда снимать миграцию животных и очутилась как бы в доисторическом времени, когда по необъятным просторам свободно бродило множество животных. Но до сих пор мне не приходилось касаться научного подхода к дикой флоре и фауне, а потому нынешнее путешествие имело для меня вкус новизны.
Научно-исследовательский институт Серенгети - центр комплексных научных исследований. Он разместился в нескольких новеньких зданиях, выросших словно грибы. А вокруг простирается 7500 квадратных километров плато, на котором обитает около 2 миллионов диких животных. Для тех, кто любит нетронутые африканские просторы, институт словно бельмо на глазу. Главное здание называется Лабораторией имени Михаэля Гржимека. Животные, растения, климат, соседние племена и туристы - все это для ученых и ЭВМ элементы анализа, который позволит разработать план для поддержания равновесия всех этих факторов в данной окружающей среде. Я спрашивала себя, думали ли Гржимеки об институте такого масштаба, когда добрый десяток лет назад впервые приземлились в Серенгети.
Институт снабжен электричеством, водопроводом, специальным оборудованием. В нем работают картографы, лесоведы, биологи, экологи, этологи и прочие специалисты, необходимые для работы центра.
Попав внутрь института, я забыла обо всем и окунулась в атмосферу карт, цифр и тщательнейшей исследовательской работы. Будучи совершенно чуждой университетскому миру, я с трудом сходилась с работавшими там людьми. Однако проведенное в центре время не пропало даром. В первый же день мне объяснили, как по аэрофотоснимкам, сделанным на протяжении нескольких лет, специалисты определяют изменения окружающей среды, вызванные слонами, и показали лабораторию, где путем вскрытия устанавливают причины смерти животных. Не раз приходилось видеть, как слоны вырывают с корнем деревья, а львы убивают свою добычу, но подобное методическое собирание статистических данных для ЭВМ оказалось для меня новостью.
Очень скоро мне стало понятно, что планы создания множества национальных парков для защиты диких животных наталкиваются на серьезные проблемы. Будущее животных зависело не только от законов, охраняющих их от охотников. Стоял вопрос об увеличении популяций животных и быстром исчезновении деревьев. Никто не знал, что мешает восстановлению лесов - слоны с их аппетитом или ежегодные пожары в саванне. Ученые находили ответы лишь на отдельные вопросы. Несколько лет назад со всей серьезностью поднимался вопрос об "устранении" слонов Серенгети, но теперь, при получении новых данных, проблема потеряла свою срочность. Наука медленно идет вперед. Во время дискуссии каждый специалист оперировал своими собственными убеждениями, которые зачастую полностью противоречили высказываниям предыдущего оратора, но каждый из них говорил так убедительно, что диву даешься, как им иногда удается достигнуть согласия. Ученый всегда анализирует и подвергает сомнению все общепризнанные идеи и факты. Когда был затронут вопрос о целесообразности существования парков, мнения разделились. Идеалисты продолжали стоять на своем. К счастью, африканцы, живущие среди дикой природы, не забивают себе голову подобными проблемами. Когда они не могут что-нибудь объяснить, они говорят: "Шаури йя Мунгу" ("Божий промысел"), и, наверное, они правы.
Настало время начать подсчет слонов и буйволов. Но тут над нашими головами сгустились тучи, и разразилась гроза. Самолеты из других парков пролетали над институтом и просили, чтобы за участниками присылали машины. Институт гудел в ожидании важнейшего события. На аэродроме появлялись все новые и новые лица. Пилоты готовили самолеты к полетам.
Вечером Гарвей Кроз собрал всех пилотов, штурманов, учетчиков на короткий инструктаж по слонам и буйволам, а также для раздачи карт, кинокамер и пленок и указания зон работы. Имелось шесть самолетов и десяток пилотов, которые летали по четыре часа. Для перекрытия секторов парка в первый же день надо было, чтобы большинство пилотов совершило по два полета. Самолеты могли заправляться на взлетно-посадочных полосах в саванне, куда заранее доставили горючее.
Через двое суток мы получили окончательные результаты - 2000 слонов и 50 000 буйволов.
Вечером был устроен прием по случаю успешного завершения операции. Так как основной целью был подсчет слонов, то прием состоялся на территории семейства Кроз. Нани Кроз напекла хлебцев и кексов, потратила несколько часов на приготовление соусов, нашпиговала пряностями свиную грудинку для жаркого, присланную из Найроби на специальном самолете. Мы с Анни Нортон Гриффит установили большую палатку и раздобыли стулья, столы и посуду. Солнце кануло за горизонт, словно растворившись в горной долине. Самолеты пронеслись над нами и покачали крыльями, как бы говоря: "Ждите нас". Мы наполнили все кружки свежим пивом - мучили жара и жажда. Праздник начался.
Под выцветшей крышей палатки неровным светом горели свистящие ацетиленовые лампы, вырывая из тьмы бумажные цветы и фольгу, намотанную на подпорки. Стол украшали большие глиняные котлы с горячей остро приправленной пищей и маленькие букетики диких сильно пахнущих цветов. Под открытым небом на раскаленных углях жарилось мясо. Такие праздники в саванне - редкость, а потому мы вырядились в самые лучшие из своих повседневных нарядов. По веселым лицам пробегали сполохи света, вырывавшегося из распахнутой двери палатки. Гремела музыка. Босоногие люди танцевали на траве, где ночью львы, гиены и шакалы подчистят остатки нашего пира. Большинство мужчин было в зеленом - униформа парков, но некоторые надели фуляр, или яркую рубашку, или брюки - вполне допустимая вольность ради праздника. Иэн изменил своему обычному костюму и появился в длинном желтом африканском платье, его светлые волосы развевались по ветру.
- Вы мне все больше и больше напоминаете Иисуса Христа, - сказал Джон Оуэн.
Это был наш последний вечер с друзьями из Института Серенгети.
Всю ночь я прислушивалась к рыку львов и топоту копыт бесчисленных стад. Выли и хохотали гиены, отзвуки музыки долетали до моей комнаты - ночные шумы так и не позволили сомкнуть глаз. Под моим окном продолжалась жизнь, неизменная для антилоп гну, которые год из года мигрировали, пересекая Серенгети во всех направлениях. В период непродолжительных дождей их популяция росла. В тот год появилось 200 000 малышей. В "пиковые" недели сезона рождений каждые сутки рожало не менее 10 000 матерей.
Никогда мне не забыть одного рождения, которое довелось наблюдать как-то во время миграции. Всегда хотелось присутствовать при начале жизни и запечатлеть на пленке это событие. Увидеть и прочувствовать все тяготы родов. И вот, еще находясь в Серенгети, ранним утром я выскользнула из дома до того, как первые отблески зари вспыхнули на горизонте. Львы бродили так близко, что слышалось их дыхание, но они находились в блаженном состоянии обжорства. У меня была машина без фар, но с помощью подфарников удавалось освещать дорогу и двигаться довольно быстро. Ночью прошел дождь; дорога была скользкой, и когда я добралась до долины, то остановилась, боясь увязнуть. После походов, лазанья по горам и акробатических упражнений на деревьях в Маньяре я была в прекрасной физической форме. Мне хотелось вжиться в этот мигрирующий мир. Шум стоял невероятный. В свежем предутреннем воздухе дрожали миллионы звуков. С первыми лучами солнца я погасила подфарники и тихонько двинулась навстречу потоку мигрирующих животных.
Утро началось тысячами рождений. Подлинное сотворение мира: из тьмы рождалось утро, и солнце освещало новую жизнь. Повсюду, куда ни кинь взглядом, на тонких дрожащих ножках покачивались малыши, еще дымящиеся от горячих вод материнского лона, - они спешили встать и научиться бегать: нельзя было терять ни минуты.
Мать с любовью обнюхивала новорожденного, облизывала его - первой приветствовала его появление в мире. Но с самого рождения малыши были в опасности: вокруг повсюду виднелись как предупреждение следы смерти.
Ночью вволю пировали хищники: добыча была беззащитна. Рождение и смерть были неразлучны. Повсюду валялись кости, которым суждено побелеть от солнца. Высоко в пустом небе незаметными знаками грифы указывали, где лежит утренняя добыча. Львы с трудом волочили переполненное брюхо по земле.
Повсюду учились бегать малыши: вначале они делали несколько шагов и падали, но тут же поднимались и снова делали несколько шагов. Кровь и сила приливали к их конечностям, готовя к жизни в постоянном беге, ибо нужно уметь хорошо бегать, чтобы выжить.
Когда машина остановилась, животные вокруг меня застыли всего в нескольких метрах. Они смотрели на меня, как бы спрашивая, что я буду делать. Наброшусь на них? Как ни странно, моя персона, казалось, не особенно пугала их. Прямо передо мной одна из матерей легла на землю; роды длились минут пять-десять. И в то время, пока мать лежала на земле и рожала, она была легкой добычей для хищника.