По возвращении в Ндалу мне показалось, что началась новая жизнь, волнующая и полная неожиданностей. С момента рождения ребенка прошло ровно шесть недель. Комнату украшали дикие цветы, а пол устилал ковер лиловых и пунцовых лепестков, собранных в парке, чтобы отпраздновать наше возвращение. Все сияло чистотой, на огне варился обед, и вокруг вертелись привычные животные.
Мходжа взял Сабу на руки и со смехом поздравил ее с благополучным прибытием в джунгли. Ребенок был не менее важен, чем слоны. Уиджи, Алиша и Амина превратились в красивых сильных зверей. Генетты прыгали с плеча на плечо и изредка обнюхивали Сабу. Только Уиджи не проявляла к нам интереса: она всегда отказывалась признавать нас после долгого отсутствия. Иэн с шумом открыл шампанское и разлил его по стаканам. Мы выпили, засмеялись и расцеловались, на мгновение пойманные в сети счастья незримыми пальцами жизни.
Перед моим возвращением Мходжа, Сулейман и Али отправились в Мто-ва-Мбу, нашли айю (няню) и уже обучали ее. Ее звали Мария. Это была пожилая женщина с мягкой улыбкой. Ее щеки украшали шрамы, характерные для вамбулу.
Мы перенесли сумки, корзины и ребенка в нашу маленькую хижину и вместе со всеми животными расселись на матрацах и вытряхнули скудные пожитки Сабы. Она приняла первую ванну по-дикарски - в желтом тазу, наполненном коричневой речной водой.
Бездетная Мария раньше прислуживала в баре в Мто-ва-Мбу. Она мечтала заниматься Сабой и не хотела иметь дел с мужчинами. Мы пошли обедать. Посреди стола лежал старый львиный череп-подсвечник, принадлежащий Иэну, его так залило воском, что на свету поблескивали только зубы. В Маньяре ничто не изменилось. Все было просто: ребенок стал еще одним членом нашей дикой семьи. Не знаю, кого из четырех детенышей любила больше, потому что приемные дети столь же близки, как и собственное дитя. Раньше я не верила Иэну-биологу, который убеждал меня, что рождение ребенка - одна из самых естественных функций женского организма. Я была уверена в невероятной сложности всего и думала, что мой образ жизни претерпит огромные изменения. Теперь, как у любой матери, во мне проснулся инстинкт защиты потомства.
Меня никогда не интересовали ни акушерство, ни уход за новорожденными. Я была даже немного старовата для первенца, но вместо покупки известного учебника доктора Спока, библии молодых матерей, решила следовать советам Иэна, который настаивал на важности физического контакта матери и ребенка, как это недавно доказал один кембриджский профессор на примере макак-резусов. Что мы знаем о поведении приматов? Иэн убеждал меня в важности этих знаний, и я с жадностью впитывала их.
В начальные часы жизни для малыша-резуса был важен осязательный контакт. Детеныш хватается за мать в трех точках. Двумя руками он держится за шерсть, а сосок не выпускает изо рта. Но на моем теле не имелось шерсти, а мой ребенок был куда менее развит, чем малыш-резус, и приходилось постоянно держать его на руках.
Лучшим методом был, бесспорно, метод африканок. Они носят ребенка на спине в куске материи. Там он защищен от животных и греется от материнского тела. Мать-африканка понимает важность осязательного контакта для своего ребенка, не будучи супругой этолога.
Опыт показывает, что малыш-резус, в ранней стадии своего существования лишенный матери, а следовательно, и осязательного контакта, в дальнейшем не может устанавливать правильных отношений с себе подобными. Иэн все время повторял, что надо избежать такой опасности для нашего ребенка.
Живя среди животных, следовало учиться на их примере. В городе подобные мысли никогда не пришли бы мне в голову; уверена, ребенок был бы закутан в груду красивого тряпья и спал бы в белой колыбельке под накомарником под ахи и охи других мамаш: "Ах, какое чудесное платьице!" Разве у матери есть контакт с ребенком в таких условиях? Меня, конечно, волновал вопрос, можно ли вырастить ребенка, сообразуясь с природой, а не с требованиями социального порядка, которые часто придают излишнее значение гигиене. Можно ли перенять что-либо полезное от животных и что изменится в нашей жизни?
Утром первые лучи солнца проникали через окна и будили меня. Воздух дышал прохладой. Шумела по скалам вода. Одна птичка пела, другая насвистывала. Полусонная, я открывала глаза, потягивалась и осматривалась. Темнота еще скрывала деревья парка, но оранжевые лучи уже касались ручья у подножия нашего дома, вдоль которого темными силуэтами мелькали слоны. Всю ночь они ревели, фыркали и стонали на тропах древесной саванны.
Я натягивала брюки и куртку, выскальзывала из рондавеллы и бегом спускалась по тропинке, идущей по высокому берегу. Однажды я не пробежала и десятка метров, как услышала хруст травы. Я застыла на месте, вгляделась в подлесок и заметила пару белых бивней. Животное стояло в метре от меня. Радуясь, что это слон, а не буйвол, но не зная, как реагировать, я пошла дальше, не спуская с него глаз. Он слегка удивился и на мгновение перестал есть.
В кухне Мходжа готовил чай. В печи пылал сильный огонь, клубился густой дым. Я сказала ему, что чуть не столкнулась со слоном около хижины, а он ответил, что слоны явились поздравить меня с возвращением. Выходя от себя, он прошел чуть не под брюхом одного из них. Мы посмеялись. Слоны ходили и мимо его жилища.
Слоны ломали ветки и ели их на склонах позади лагеря. Это была семейная группа Портии из семейства Сары, которая часто искала пропитание рядом с нашим домом. С восходом солнца оранжевые, красные и желтые полосы исчезли, и ослепительное солнце медленно всплыло над озером. Речка блестела словно зеркало. Было приятно увидеть столько слонов в ранний час; в это время они проводили весь день в разреженном лесу. Счастье - очутиться среди старых друзей после долгой разлуки.
Слоны подошли ближе - из черной массы иногда высовывался хобот или белый бивень. Дул ветер, гоняя пыль у них под ногами. Одна семейная группа покинула речку, уступив место другой. Встречаясь, они приветствовали друг друга - поднимали хобот и клали его в рот встреченным слонам. Это были родственные группы, но я не узнала их. А ведь знала большинство матриархов парка. Я чувствовала себя частичкой их мира и радовалась, когда узнавала их.
То была та же радость, что и оказаться в кафе в Найроби с друзьями, которых давно не видел. Хотелось улыбнуться, кивнуть головой и крикнуть: "Хелло, как приятно видеть вас опять!"
Возвращаюсь в рондавеллу с красными и желтыми чашками, чайником и кувшином молока на подносе. 6.30 утра. Одна из стен комнаты блестит от солнца. На земле, в разных уголках и на разных постелях, спят пять существ, которых надо разбудить. Мы с Иэном размещаемся на матраце посреди комнаты. Рядом с нами, в соломенной корзине, отдыхает наш ребенок, а с другой стороны в другой корзине спят, прижавшись друг к другу, две генетты и мангуста Уиджи. Все потягиваются, позевывают, каждый по-своему вскрикивает. Комната оживает.
Усаживаюсь с подносом на пол и начинаю разливать чай-сафари с привкусом дыма и порошкового молока. Уиджи, а затем Алиша и Амина подбираются к своим чашкам и с мурлыканьем начинают лакать молоко, низко опустив головы. Затем они выбегают во двор по нужде, но делают это без особого энтузиазма. Обычно Иэн сопровождает их, ибо мы совместно занимаемся воспитанием малышей, для которых стали приемными родителями, и каждый из нас влияет на них по-своему. Затем приступаю к кормлению Сабы, но здесь проблем не возникает, поскольку у меня много молока. И слава богу, ведь вода в лагере грязная, пришлось бы помучиться со стерилизацией и сосками. Затем к нашему чаепитию присоединяется Биба, только-только выпущенная из загона. Она входит и принимается за простыни, хотя знает, что белье - пища запретная. Мы гоняемся за ней по лагерю минут десять, пока не отнимаем у нее наполовину изжеванную простыню. Такое утреннее семейное чаепитие заряжает нас энергией на целый день.
Мой зверинец ни на шаг не отстает от меня в моих хождениях по лагерю. Саба сидит в безопасности на моей спине, крепко привязанная кангой (пестрая полоса африканской ткани), и ничем не стесняет моих движений. Биба скачет впереди, а Уидяш издает протяжные боевые крики "ти-ти-ти-ти-ти-ти". Генетты, будучи ночными животными, боятся перебегать из дома в дом средь бела дня, и стоит им оказаться на открытом месте, как они тут же бросаются под прикрытие кустов. Я все время боюсь, что одна из них потеряется, поскольку люблю бродить со зверюшками по лабиринту песчаных тропок. Ветерок с реки доносит запах дыма, леса, бекона и кофе.
С ветки на ветку перелетают птицы. Над цветами порхают бабочки. Привычный стук - кто-то рубит дрова - и крики бабуинов, спускающихся к реке напиться, разносятся над лагерем. С началом дня в долине Ндалы закипает жизнь. И каждый раз я с неподдельным удивлением вижу, насколько точно образ жизни каждого животного соответствует окружающей среде.
Мы тоже свыклись с нашим особым образом жизни и малым количеством людей, окружающих нас.
Мария не задержалась у нас: она поссорилась с Сулейманом, который как-то в 4 часа утра сделал ей загадочное предложение: "Пошли!" Она "идти" отказалась и со слезами убежала. Мне позарез нужна была няня, чтобы заниматься с Сабой, пока я буду снимать фильм. К счастью, постаралась Мирелла и отыскала мне подлинную жемчужину. Мы слетали за ней в Наивашу. Это была пожилая женщина родом с Сейшел по имени Виолетта Тезе, которая занималась воспитанием детей уже несколько десятков лет. Узнав, что ей надо сесть в крохотный самолет, улететь в какое-то затерянное место в лесу и жить среди слонов, она храбро уселась на заднее сиденье, взяла в руки четки, закрыла глаза и кончила молиться уже па земле. Прибывшую Виолетту радушно встретили все обитатели лагеря.
Объем работы ее совершенно не волновал, если к ней относились с должным почтением и придавали ей эскорт: она была уверена, что все львы, леопарды, буйволы, носороги и слоны парка только и мечтали положить конец ее существованию, и она, естественно, не жаждала встречи с ними. Вечерние проводы Виолетты на покой превратились в настоящую церемонию. Впереди шествовал Мходжа с ружьем, за ним шла Виолетта, а за ней - Али с факелом. В арьергарде двигался Сулейман, вооруженный пангой. Переговариваясь и громко смеясь, они поднимались к верхнему дому.
В полдень Виолетта гладила в тени гардении, где располагался ее "двор". Виолетта была незаурядной личностью с потрясающим чувством юмора. Новость о ней разнеслась по всему парку, и по вечерам, перед возвращением домой, к нам съезжались шоферы и смотрители, чтобы выпить чашечку чаю и послушать рассказы Виолетты. Под гарденией собирались и все жители лагеря Ндалы, ставшего наконец единым целым.
Европейцу может показаться, что наш лагерь был затерян в безжизненной равнине. Ничего подобного, он находился среди кипучей жизни - она была повсюду, наблюдала за нами из высоких трав, пряталась в кустарнике или дремала на деревьях. Одни птицы преследуют других или охотятся на мышей и насекомых. В вышине парит коршун, высматривая добычу. Никто не может чувствовать себя в безопасности. Следить надо за малышами, за домашними животными, за населением птичьего двора, даже за едой. Змеи, скорпионы, мухи цеце, комары, грифы, взрослые генетты, леопарды, львы, буйволы наносили визиты в лагерь и днем и ночью. Я была все время настороже. И только слоны не причиняли никаких забот.
Мы жили среди насилия, но насилие вызывалось необходимостью. Смерть в дикой природе видишь часто, ибо чья-то смерть дает жизнь другим. Страха в нас не было; напротив, мы ощущали громадную радость от причастности к миру Маньяры; следовало только опасаться хищников.
Вскоре после возвращения я как-то вздремнула на солнышке, и вдруг дрожь ужаса пробежала по моей спине. Начинался сухой сезон. Листья и деревья пожухли и поблекли. Ярко-зеленая трава выцвела и приобрела бледно-желтую окраску, отовсюду доносились шорохи. Что-то зашевелилось в кустах; я обернулась и с ужасом увидела позади себя похожую на перископ плоскую голову и серо-желтое длинное туловище кобры. Моего материнского инстинкта как не бывало; забыв о ребенке, мирно спавшем в колыбели на столе, я стрелой вылетела из комнаты и бросилась на поиски Мходжи. Он прибежал, вооружившись палками и пангой.
- Нельзя оставлять грудного ребенка! - сказал он мне с гневом. - Ты что, не знаешь: змеи любят молоко! Его запах притягивает их к детям!
Меня охватил стыд; я решила, что подобное никогда не повторится. А потому приказала немедленно выжечь кустарник вокруг лагеря. Во время этой операции мы обнаружили двух африканских гадюк. И пока трава и кустарник не выросли, Уиджи без труда рыскала повсюду. Змей в лагере больше не попадалось.
С течением времени мы свыклись почти со всем и соответственно перестроили свою жизнь. С Сабой ничего не могло произойти, поскольку днем она находилась под постоянным присмотром няни, а ночью спала с нами. Коза Биба проявляла достаточно ума, чтобы не совершать дальних прогулок без нас. Следовало приглядывать за генеттами, особенно ночью, защищая их от других хищников и генетт, на чьей территории они находились. Только Уиджи была независима и сама защищала себя. Ее маленькие красные глазки всегда были настороже. Если она чувствовала опасность, шерсть ее становилась дыбом, она вставала на задние лапы, шевелила ушами и издавала боевой клич, похожий на пронзительный рев. Такое предупреждение не раз позволяло нам спасти курицу от ястребиных когтей. Однажды мы даже прогнали буйвола, который шел по тропке. Всегда было полезно осведомиться о причине боевого клича Уиджи, даже если она избирала своей мишенью повара.
Если мы отсутствовали ночью, то не закрывали ни дверей, ни окон, поскольку ни одно человеческое существо не решалось нас обокрасть. Как ни странно, но мы защищались от дикой фауны, а фауна защищала нас. Разве есть лучшие ночные сторожа, чем слоны, буйволы и львы? Они держали на расстоянии любого человека-хищника.
В тот период мы приступили к съемкам фильма "Семья, которая живет среди слонов" для телестудии "Англия Телевижн". Их начало совпало с рядом обрушившихся на нас трудностей.
В нашу райскую жизнь вдруг ворвался мир конкуренции. Угрожал нам, в частности, и род человеческий. Наверное, мы слишком долго жили среди животных и не всегда понимали других людей, а это, конечно, отразилось на нашей жизни. Но для будущего следовало познать и этот аспект жизни и научиться быть настороже с себе подобными, а не со слонами и прочими животными, поглощавшими все наше внимание.
Первым ударом оказалось исчезновение генетты Амины. Однажды вечером, играя в прятки с Уиджи и Алишей, она ударилась об оконное стекло, разбила его и выпала наружу. По-видимому, затем она спряталась в кустах и замерла там. Ни мои призывы, ни лакомые кусочки не смогли выманить ее из убежища. Так мы и не узнали, вернулась она к дикой жизни или погибла. Алиша и Уиджи стали совсем неразлучны. Они не расставались ни на мгновение, облизывали друг друга, играли, вместе ели и спали.
Как-то ночью среди мирной тишины нас вырвал из сна пронзительный вопль Мходжи: "Али наме куфа! Али наме куфа!" ("Али умер!") Мы с Иэном, который освещал дорогу бледным светом фонарика, выбежали из дома. Иэн никак не мог сообразить, что произошло. Алиша убежал из кухни; на земле и ветках густого колючего кустарника кардиожина виднелись следы крови. Уидяш рыскал в окрестностях. Я взяла его на руки и отправилась на поиски Алиши. Он, по-видимому, неосторожно проник на территорию других самцов-генетт. Мы обыскивали все вокруг до тех пор, пока не потеряли всякую надежду.
Спустя четыре дня, во время нашего послеобеденного кофе, появился Алиша. Он отощал и хромал. Oт него несло дохлятиной. У него была сломана нижняя челюсть, и обнаженная кость гноилась. Одна лапа находилась в ужасном состоянии, а на теле не осталось живого места от сплошных ран. Он направился за утешением к Уиджи, но та отвернула голову и удалилась, не разрешив генетте даже приблизиться.
Единственным выходом было немедленно отвезти Алишу к Сью и Тони Хартхоорнам. В Восточной Африке за ними укрепилась репутация лучших ветеринаров диких животных, с которыми они обращались как с самой важной персоной.
Они ампутировали сломанную часть нижней челюсти и укрепили задний зуб, необходимый для жизни. Операция удалась. Постепенно Алиша вернулся к жизни и рана зарубцевалась; они обучили его есть половиной нижней челюсти, кормя вначале из шприца, а потом приучая ловить бабочек и прочую живность.
Алиша обрел новый дом у Сью и Тони. Я никогда не забуду, сколько трудов они положили, чтобы выходить его. Мало кто поймет наше отношение к этому животному. Мы вырвали его из дикой жизни, приобщили к нашей, но забыли научить правильно вести себя в его мире, который управляется правом на территорию.
Чуть позже подобная история случилась и с Уиджи. Один из эпизодов фильма должен был сниматься в Марсабите, на севере, где живет знаменитый Ахмед, слон с самыми длинными бивнями в Кении. Киногруппа отправилась на машине, а мы побросали все свои пожитки в самолетик, заняли с Иэном передние сиденья, Сабу я усадила на колени, а Виолетту с камерами и багажом - сзади. Когда пришло время разместить маленькую круглую корзинку с Уиджи, места уже не оставалось. Уиджи поняла, что мы улетим без нее. Как только двигатель завелся, она взвыла, забилась, куснула Мходжу за руку и выпрыгнула из машины. Она подбежала к самолету и вспрыгнула с моей стороны на колесо, ожидая, когда распахнется дверца. Воздух от винта сбивал ее, и ее призывы едва доносились до нас сквозь рев двигателя.