- Все мы бываем слегка легкомысленны в молодости, - сказал Клим. - Ну, желаю удачи. А я вооружаюсь "Вирус-энциклопедией" и начинаю разбираться в этой болезни подробнее, Не болезнь, а чудо! База будет визжать и плакать от восторга.
9
Лобов и Кронин нашли стажеров на исходе третьего часа поисков всего в полукилометре от поста. Биолокатор сработал, когда униход пролетал над верхушкой громадного раскидистого дерева с сочно-голубой листвой. Но он сработал так неуверенно, что Лобов не понял - был контакт или это лишь случайная помеха. Он обернулся за помощью к инженеру, но и тот пожал плечами:
- Сам ничего не пойму, Иван. Надо вернуться.
Лобов положил уникод в крутой вираж и снова повел его к приметному дереву теперь уже на минимальной скорости. И снова биолокатор сработал так же слабо и нечетко.
Завесив униход над деревом, Лобов сказал Кронину:
- Проверь-ка аппаратуру, Алексей.
Кронин молча кивнул и занялся биолокатором. Через несколько минут, убедившись, что все в порядке, он уже хотел сообщить об этом Лобову, но прежде просто так, для очистки совести, прогнал частоту настройки сначала вниз, а потом вверх в диапазоне крайних значений частоты "гомо сапиенс". И вот тут-то, на самой границе высоких частот, локатор буквально взвыл, отмечая необычайно высокую интенсивность биопроцессов. Пораженный инженер обернулся к Лобову:
- Ничего не понимаю!
- Потом разберемся, - ответил Лобов и повел униход на посадку. - Ты запеленговал точку контакта?
- Разумеется.
Подмяв под себя кустарник и тонкое деревцо, униход приземлился метрах в пятнадцати от дерева. Кронин взялся было за дверцу, но Лобов остановил его:
- Проверь оружие. Будешь меня страховать.
Инженер кивнул, вынул лучевой пистолет, проверил его зарядку и снял с предохранителя. В свою очередь проверив пистолет, Лобов взял манипулятор, предназначенный для выполнения различных механических работ.
- Я готов, - сказал Кронин.
- Пошли.
Первым вышел инженер, осмотрелся и жестом показал, что ничего опасного нет. Лобов, успевший заметить точку контакта биолокатора, уверенно направился к самому основанию огромного дерева. Под ногами мягко пружинил толстый ковер пожухлой, позеленевшей листвы. Кронин остался возле унихода, держа пистолет наготове. Под деревом Лобов внимательно осмотрелся. На первый взгляд, кроме листьев и сучьев, здесь ничего не было. Лобов даже подумал - уж не ошибочно ли сработал биолокатор? Но, всмотревшись внимательнее, он заметил плоский холм листьев. Секунду он смотрел на него, хмуря брови, а потом подошел и принялся прямо руками разбрасывать листву и мелкие сучья.
Скоро он увидел то, что и предполагал и боялся увидеть, - судорожно сжатую в кулак кисть человеческой руки. Еще несколько осторожных движений - и Лобов увидел Лену Зим и Виктора Антонова. Свернувшись в плотные комочки, они лежали, тесно прижавшись друг к другу. Лица их были мраморно бледны, глаза закрыты. Ножом манипулятора Лобов осторожно разрезал одежду Виктора и, с трудом подсунув свою ладонь под прижатые руки стажера, положил ее на грудь Антонова. Затаив дыхание, он прислушался. Медленно, бесконечно тянулись мгновения. И вдруг - "тук!" - ударило сердце; пауза две-три секунды, и снова знакомое "тук!".
Лобов выпрямился.
- Живы! Алексей! Срочно сделай себе инъекцию вакцины. Свяжись с Климом, прикажи ему сделать то же самое.
Кронин на мгновение замялся.
- Ничего, я посмотрю, - сказал Лобов.
- Хорошо, - сказал инженер и, оглядевшись вокруг, полез в дверь унихода.
Заметив, что взгляд Кронина задержался где-то наверху, Лобов посмотрел туда же.
- Прямо над униходом трепетал сотнями крыльев сверкающий столб колибридов. Не спуская взгляда с этого столба, Лобов достал из кармана инъектор и ввел себе вакцину. Рой колибридов то взмывал вверх, то опускался вниз, но его нижний край неуклонно терял высоту. Некоторое время Лобов смотрел на этот шуршащий рой, покусывая губу, а потом поднял пистолет и, сжав зубы, нажал спусковой крючок. Беззвучно, невидимо ударил тепловой луч. Нижняя часть роя просто испарилась, из середины его посыпались опаленные, сожженные крылатые крошки, а самая верхушка роя рассеялась и опала на лес.
- Вот так, - хмуро сказал Лобов, ставя пистолет на предохранитель.
Из уникода выглянул Кронин.
- Правильно, - сказал он, показывая на сожженных птиц. - Я сам хотел пугнуть их. Инъекцию сделал. Клим на вызовы не отвечает.
У Лобова упало сердце.
- Как не отвечает?
- Молчит, и все. Наверное, увлекся поисками в лаборатории.
- Пошли аварийный вызов.
- Хорошо.
Кронин снова скрылся в униходе. Лобов осмотрелся вокруг, сунул пистолет за пазуху, наклонился и поднял на руки Лену. Она была легкой как перышко, и Лобов безо всякого напряжения понес ее к униходу. Кронин вылез навстречу.
- Не отвечает, - мрачно сказал он.
- Страхуй Антонова, - коротко приказал Лобов.
Он уложил Лену в госпитальный отсек, ввел ей вакцину и вылез из унихода как раз в тот момент, когда на землю сыпались сожженные крошки.
- Пришлось пугнуть еще раз, - пояснил Кронин. - Как осатанели!
Лобов кивнул на униход:
- Садись.
- А Антонов? - спросил инженер, но все-таки сел.
Лобов плюхнулся на водительское сиденье и мастерски подвел униход вплотную к Антонову.
- Страхуй, - бросил он Кронину, выбираясь из унихода.
Виктор Антонов был тяжеленным пернем, настоящий богатырь! У Лобова жилы вздулись на лбу, когда он нес эту свинцовую тяжесть к госпитальному отсеку. А тут еще край рубашки Антонова, как якорь, зацепился за дверцу. Кронин поспешил на помощь и принялся отцеплять рубашку.
- Страхуй! - свирепо оглянулся на него Лобов.
Но было уже поздно.
Откуда-то сверху, прямо сквозь сочно-голубую крону дерева, на космонавтов посыпался рой колибридов. Шорохи, трепетанье маленьких крыльев, мягкие прикосновения теплых тел, дуновение воздуха, горьковатый запах - все это продолжалось считанные мгновенья. Космонавты были ослеплены и оглушены этой плотной живой массой. И вдруг все прекратилось. Как по команде, рой взвился вверх и исчез. Все это время Лобов продолжал держать Антонова на руках. Когда рой оставил их в покое, он сделал последнее усилие и, оборвав полу рубашки, все-таки уложил Виктора рядом с Леной.
- Жив? - обернулся он к инженеру.
Кронин натянуто улыбнулся.
- Жив. И кто бы мог подумать, что эти прелестные создания такие агрессоры? И по-моему, - Кронин провел рукой по лицу и шее, - в довершение всех удовольствий они меня еще и покусали.
Лобов, делавший инъекцию Антонову, вскинул голову.
- Покусали?
- Может быть, я не совсем правильно выражаюсь. Скажем так: заклевали.
Лобов захлопнул дверцу госпитального отсека и провел рукой по своему лицу и шее.
- А меня, кажется, не тронули, - не совсем уверенно сказал он.
- Наверное, я вкуснее тебя, - невесело пошутил Кронин.
Лицо Лобова дрогнуло. Перед его глазами встала картина, яркая, четкая, словно стереография: серебристый тяжелый плод на ладони и фраза: "Пусть хотя бы один из нас не ест местных плодов". И вот Алексея покусали колибриды, а его нет. Худо дело. А может быть, и обойдется? Ведь вакцина-то введена!
- Садись, Алеша, - вслух сказал он. - Надо спешить.
Лобов вел униход на небольшой высоте на сверхзвуковой скорости. Он видел, как ударная волна рвет с деревьев синюю листву и ломает сухие ветви. Это доставляло ему какое-то удовольствие - он уже ненавидел этот ядовитый синий мир. Минуты через три после старта Кронин побледнел. Стуча зубами, он пожаловался:
- Меня знобит, Иван.
- Это от волнения, - сквозь зубы сказал Лобов, еще прибавляя скорости.
- Конечно, это от волнения, - Кронин попытался улыбнуться, - и корчит меня тоже от волнения. Мне плохо, Иван, ты сам знаешь почему. Я сяду на заднее сиденье, Иван, а то еще помешаю тебе. И не надо меня успокаивать. Я ведь уже десять лет работаю патрулем. Понимаешь, Иван, десять лет.
Последние слова он произнес уже с заднего сиденья и словно в забытьи. Минуты через две, обернувшись, Лобов обнаружил, что Кронин, свернувшись клубочком, спокойно спит.
Униход с грохотом мчался над синим лесом, оставляя за собой широкую полосу бурелома. Перед самой станцией Лобов сделал горку и погасил скорость. Круто снижаясь вниз, к ракете, Лобов увидел Клима. Он лежал, по-детски подтянув колени к подбородку, на ступенях лестницы, ведущей к входной двери корабля. Одна его рука судорожно вцепилась в стойку перил, словно в последнем усилии подтягивая вверх окоченевшее тело.
10
В госпитальном отсеке "Торнадо" царили тишина и покой. Мягким оранжевым светом светился низкий потолок. На белоснежных постелях в спокойных, расслабленных позах лежали четыре человека, опутанные гибкими змеями контрольных и лечебных шлангов.
Лобов, заложив руки за спину, прохаживался по толстому зеленому ковру, совершенно заглушавшему звуки его шагов. Третьи сутки без сна.
Иногда Лобов садился в кресло, доставал из кармана записную книжку и заново перечитывал написанные стенографической вязью страницы. Сначала строчки тянулись ровными линиями, но чем дальше, тем становились все более неуклюжими, неровными, корявыми, пока, наконец, не обрывались на полуслове. Если бы не эта записка, кто знает, остался ли в живых хоть кто-нибудь из этих четверых?
Записную книжку Лобов нашел на груди Лены Зим, она прижимала ее к себе обеими руками как величайшую драгоценность, С большим трудом Лобову удалось освободить и взять ее.
"ВНИМАНИЕ! - было написано на книжке крупными буквами, - СООБЩЕНИЕ ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ ВАЖНОСТИ!"
А дальше уже шел сам текст сообщения: "Для всех тех, кто употребляет в пищу местные плоды, колибриды представляют смертельную опасность! Совершенно безобидные во всех других отношениях нектарийцы имеют полностью паразитический способ размножения. В сосущих органах колибридов непрерывно продуцируется геновирус, который способен коренным образом перестроить наследственный механизм клеток. Питаясь нектаром цветов, колибриды заражают их геновирусом. Зараженными оказываются и некоторые плоды, развивающиеся из этих цветов. Вместе с плодами геновирус попадает в кишечник животных, всасывается в кровь, разносится по всему телу и усваивается клетками. Там геновирус дозревает, приспосабливаясь к тонким особенностям обмена веществ животного-хозяина. Это позволяет ему впоследствии легко преодолеть барьер несовместимости и в кратчайший срок подавить защитные силы чужого организма. Заражение геновирусом само по себе никакой опасности, по-видимому, не представляет.
Когда начинается период роения, колибриды перестраиваются на продуцирование другого типа вируса, который мы называли роевым! Колибриды, перемещаясь над лесом плотным роем, отыскивают животное, пораженное подходящим штаммом геновируса, нападают на него и клювами непосредственно в кровь и ткани вводят значительные количества роевого вируса. При достаточной дозе он бурно взаимодействует с геновирусом, инкубирующим в клетках. В результате развивается острое, молниеносно протекающее заболевание, приводящее к полному оцепенению организма. Существо, подвергшееся атаке роя колибридов, впадает в полное оцепенение.
Оцепеневший организм с течением времени окукливается и одевается твердой оболочкой, превращаясь в подобие яйца. Ткани окуклившегося животного образуют достаточно однородную биомассу, в которой формируется от нескольких десятков до сотен и тысяч автономных центров развития. Эти центры подавляют окружающие клетки, подчиняют их общей программе развития и становятся зародышами будущих колибридов.
Весь этот сложный механизм взаимодействия роевого вируса и геновируса оставался для нас тайной до самого последнего момента. Мы заблуждались! Мы считали, что размножение колибридов происходит с помощью одного геновируса и что для его активизации требуется лишь достаточно длительный инкубационный период. Мы не поняли, что роевой вирус - своеобразный спусковой крючок молниеносной болезни-превращения. Роевой геновирус мы считали штаммом обычного геновируса с повышенной активностью и более коротким инкубационным периодом. Такие штаммы почти всегда возникают в ходе вирусных эпидемий и пандемий. Геновирус же был изучен нами детально. Мы создали культуру вирсофага, с помощью которой удалось полностью излечить нескольких местных животных, находящихся в начальной стадии оцепенения. А самое главное - мы считали геновирус совершенно безопасным для человека! И это, как нам казалось, было безусловно подтверждено большой серией опытов. Как мы ошибались! Только теперь, под этим деревом, когда Виктор уже потерял сознание, все факты о колибридах вдруг обрели для меня совсем другой смысл и иначе связались друг с другом. Словно повязку сняли у меня с глаз. Но уже поздно!"
Дальше запись Лены все более и более заметно теряла свою четкость.
"Мне все хуже, спешу. В станционной лаборатории в десятом термостате - чистая культура вирусофага-антигеновируса. Испытана на местных животных, результаты хорошие. Немедленно введите ее мне и Виктору! Первая инъекция - 10 000 ед, через два часа - полдозы. С риском не считайтесь, будет поздно! Виктору дозу увеличьте. Он не вакцинирован. У нас был один инъ…"
На этом запись обрывалась. Лобов закрыл глаза, представляя, как девушка, отчетливо сознававшая неизбежность удивительной смерти, водит по записной книжке цепенеющей рукой, а рядом лежит уже совершенно равнодушный ко всему. Виктор. Ее Виктор! Виктор, которому уже никто не в силах помочь, даже теперь. Да, этот хитроумный ларчик природы, как и многие другие ее порождения, открывался просто. На Орнитерре нет крупных хищников, нет травоядных колоссов, откладывающих яйца огромной величины. Тут живут колибриды, крохотные красавицы птички с самым подлым путем развития, какой только можно придумать!
Слабый посторонний звук заставил Лобова насторожиться. Пряча записную книжку в карман, он вскочил на ноги.
- Иван, - услышал он слабый шепот с первой койки.
Это пришел в себя Кронин. И хотя Лобов давно ждал этого момента, хотя он знал по машинному прогнозу, что первым очнется именно Алексей, у него от волнения перехватило дыхание. Быстро и осторожно ступая по ковру, Лобов подошел к его постели.
- Иван!
Кронин смотрел на него добрыми беспомощными глазами. Лобов присел на край его постели, комок стоял у него в горле, мешая говорить.
- Мы живы, Иван? Это ты? Или мне все еще снятся сны? Какие дивные сны, Иван!
Лобов передохнул и ответил:
- Живы, Алеша, живы.
- А Клим?
- Все живы.
- Все? - требовательно переспросил инженер.
- Все. - Лобов помедлил и добавил: - Все, кроме Ромео.
- Ромео? Какого Ромео? - словно вспоминая что-то, слабо произнес Кронин.
- У стажеров, Алеша, был один разовый инъектор на двоих. И когда пришла беда, Ромео, не колеблясь, отдал его своей Джульетте.
Но Алексей уже не слышал Лобова, он засыпал.
- Ромео! - бормотал он беспокойно. - Ромео и Джульетта… Кто такие Ромео и Джульетта? Бедные чувственные дети со слаборазвитым интеллектом!
Лобов поправил ему волосы и вытер со лба пот.
Юрий Гаврилович Тупицын родился в 1925 году. С шестнадцати лет он связал свою судьбу с авиацией, закончил с отличием штурманское училище, а в 1955 году с золотой медалью - военно-воздушную академию. Живет и работает в городе Оренбурге. Публикуемый рассказ - первое выступление Ю. Г. Тупицына в литературе.
Гилберт Кийт ЧЕСТЕРТОН
ВОСТОРЖЕННЫЙ ВОР
Рисунки В. КОЛТУНОВА
Имя Нэдвеев
Нэдвеев знали все; можно сказать, что это имя было овеяно славой. Альфред Великий запасся их изделиями, когда бродил по лесам и мечтал об изгнании данов - во всяком случае, такой вывод напрашивался, когда высмотрели на плакат, где ослепительно яркий король предлагает Бисквиты Нэдвея взамен сожженных лепешек. Это имя гремело трубным гласом Шекспиру - во всяком случае, так сообщала нам реклама, на которой великий драматург приветствовал восторженной улыбкой великие Бисквиты. Нельсон в разгар битвы видел его на небе - судя по тем огромным, таким привычным рекламам, изображающим Трафальгарский бой, к которым как нельзя лучше подходят возвышенные строки: "О Нельсон и Нэдвей, вы дали славу нам!" Привыкли мы и к другой рекламе, на которой моряк строчит из пулемета, осыпая прохожих градом нэдвеевских изделий и преувеличивая тем самым их смертоносную силу. Те, кому посчастливилось вкусить Бисквитов, не совсем понимали, что же отличает их от менее прославленных печений. Многие подозревали, что разница в плакатах, окруживших имя Нэдвеев пылающей пышностью геральдики и красотой праздничных шествий.
Всем этим цветением красок и звуков заправлял невзрачный, хмурый человек в очках, с козлиной бородкой, выходивший из дому только в контору и в кирпичную молельню баптистов. М-р Джекоб Нэдвей (позже, конечно, сэр Джекоб Нэдвей, а еще позже - лорд Нормандэйл) основал фирму и наводнил мир Бисквитами. Он жил очень просто, хотя мог позволить себе любую роскошь. Он мог нанять секретаршей высокородную Миллисент Мильтон, дочь разорившихся аристократов, с которыми был когда-то слегка знаком. С тех пор они поменялись местами, и теперь м-р Нэдвей мог позволить себе роскошь и помочь осиротевшей Миллисент. К сожалению, Миллисент не позволяла себе отказаться от его помощи.
Однако она нередко мечтала об этой роскоши. Нельзя сказать, чтобы старый Нэдвей плохо обращался с ней или мало платил. Благочестивый радикал был не так прост. Он прекрасно понимал всю сложность отношений между разбогатевшим плебеем и обедневшей патрицианкой. Миллисент знала Нэдвеев до того, как пошла к ним в услужение, и с ней приходилось держаться как с другом, хотя вряд ли она, будь ее воля, выбрала бы в друзья именно эту семью. Тем не менее она нашла в ней друзей, а одно время думала даже, что нашла друга.