- А, я до сих пор этого и не подозревала! - воскликнула Джен. - Да, да, это так. Англичанин способен совершить потрясающе героический подвиг, но, оставаясь верен себе, замыкается и молчит. Он скромен, сдержан и чужд самохвальства. Но молчание его чрезвычайно красноречиво. Эффект равносилен тому, как если бы он сказал: "Да, я всегда делаю то же самое. Для меня это сущие пустяки. Но отсюда вы можете заключить, на какие истинно великие подвиги я способен при случае. А это, это - безделица; это ничтожный эпизод, знаете ли, не заслуживает внимания. В нем нет ничего из ряда вон выходящего". А про себя скажу, что если бы мне довелось, например, рискнуть жизнью при взрыве или спасти от смерти человека, то я бы хотела, чтобы об этом непременно узнали все мои друзья и все друзья моих друзей. Я возгордилась бы пуще самого Люцифера. Признайтесь, мистер Шелдон, разве вы не гордитесь внутренне, в глубине души, когда вам случается совершить что-нибудь смелое, отважное?
Шелдон кинул головой.
- А если так, - сказала она, налегая на слова с особенным ударением, - то разве гордость, скрывающаяся под личиною притворного равнодушия, не равносильна лжи?
- Да, это верно, - согласился он. - Но ведь нам ежедневно приходится лгать таким образом. Это - плод воспитания, а англичане - самые благовоспитанные люди на свете, вот и все. Когда-нибудь и ваши соотечественники сделаются столь же благовоспитанными людьми. Не даром мистер Тюдор считает янки еще несовершеннолетними.
- Слава Богу, что мы еще не начали привыкать к такой лжи! - вырвалось у Джен от души.
- О, что касается вас, то вы уже начали, - поспешно возразил Шелдон. - Не далее, как третьего дня, вы солгали как раз таким образом. Помните, когда вы взобрались на одних руках по гарделю на флагшток? Ваше лицо являло образ воплощенного лицемерия.
- Правда, ничего подобного не было!
- Позвольте, позвольте, - продолжал он. - Выражение вашего лица было такое покойное, безмятежное, как будто бы вы нежились в кресле. Судя по вашему лицу, можно было подумать, что взбираться на руках по канату совершенно пустяковое дело. Надеюсь, вы не станете спорить, если я выскажу предположение, что когда вы в первый раз пробовали подняться на одних руках по канату, то, наверное, порядочно пыхтели и гримасничали. А теперь подобно чемпиону, выступающему на арене цирка, вы уже настолько тренированы, что легко можете удержаться от подобных гримас. Вы приучили себя скрывать свои ощущения, скрывать от людей то напряженное усилие, которое заставляет напрягаться ваши мускулы. А в этом сказывается, выражаясь словами мистера Тюдора, самое тонкое проявление самохвальства. Вот так-то и наша английская сдержанность представляет собою не что иное, как своего рода тренировку, и только. Слов нет, мы гордимся в душе своими поступками и деяниями, гордимся, не уступая в этом чувстве самому Люциферу и даже, пожалуй, еще того больше. Но мы - взрослые люди, и нам претит величаться.
- Сдаюсь, - вскричала Джен. - В конце концов вы не так уж глупы, как кажется.
- Да, признаюсь, вы нас приперли к стене, - согласился Тюдор. - Однако, вам бы не удалось этого сделать, если бы вы не отступили от своих собственных правил.
- Как так?
- Вы погрешили против вашей благовоспитанности тем, что заговорили о ней.
Джен восторженно забила в ладоши.
Тюдор вынул из портсигара и закурил новую папиросу, а Шелдон даже не пошевельнулся и продолжал невозмутимо молчать.
- Ага, попались! - поддразнивала его Джен. - Почему вы не разобьете в пух и прах его доводы?
- Право, мне сказать больше нечего, - ответил ей Шелдон. - Я знаю, что моя позиция неприступна, и довольствуюсь этим сознанием.
- Вы могли бы сказать, - подзадоривала она его, - что когда взрослый человек находится в обществе ребятишек дошкольного возраста, то он должен приноравливаться к их языку для того, чтобы они могли его понимать. Вот причина, ради которой вы позволили себе на время отступить от ваших благовоспитанных правил. Только таким образом и можно было вразумить нас, малолетних детей.
- Вы перешли на сторону противника, мисс Лэкленд, и в самом пылу сражения, - жалобно простонал Тюдор.
Но она уже его не слушала. Отвернувшись от своих собеседников, она стала пристально всматриваться в море.
Они последовали ее примеру и увидели зеленые огни и туманные очертания парусов какого-то корабля.
- Неужели это возвращается "Марта"? - забеспокоился Тюдор.
- Нет, боковые огни поставлены слишком низко, - заметила Джен. - Слышите? Вот они весла вытаскивают. Такое большое судно, как "Марта", на веслах не тронулось бы с места.
- Имейте в виду, что "Марта" снабжена газолиновым двигателем в двадцать пять лошадиных сил, - сказал Тюдор.
- Как раз такое судно, какое нам нужно, - деловито заметила Джен, обращаясь к Шелдону. - Я постараюсь раздобыть себе шхуну с подобной машиной. Пусть это будет хотя бы подержанный двигатель.
- Но это поведет к лишним затратам на машиниста, - возразил он.
- Расход окупится быстротой передвижения, - доказывала Джен, - я в этом совершенно уверена. Если бы вы не отличались таким чрезмерным консерватизмом, то, заменяя шкипера, я бы сэкономила гораздо больше, чем обошлось бы жалование машинисту.
Шелдон не соблаговолил ответить на этот выпад, и она посмотрела на него с укоризной. Он смотрел на море, а она вглядывалась в черты его лица, озаренные светом фонаря, - упрямые, строгие, резко обозначенные, с девственной линией рта и более тонкими, чем у Тюдора, губами. В первый раз ей бросилось в глаза это выражение самоуверенной силы, спокойствия, прямоты и стойкой решимости. Потом она перевела глаза на Тюдора. У этого более миловидное, более смазливое лицо, такое лицо, которое привлекает с первого взгляда. Но ей не нравились очертания рта, который как будто был нарочно устроен для поцелуев, а она ненавидела поцелуи.
Ощущение, испытанное Джен, нельзя было назвать вполне сознательным. Фигура Тюдора производила на нее какое-то неуловимое, смутное, отталкивающее впечатление. На этот раз она как-то усомнилась в этом молодом человеке. Возможно, что Шелдон высказал справедливое суждение о его характере. Впрочем, этот вопрос мало ее интересовал в настоящее время, ибо все, что связано с морем, - корабли, морские приключения, - занимали ее несравненно больше, нежели какие бы то ни было кавалеры.
В настоящую минуту она пронизывала взором темноту тропических сумерек, вглядываясь в смутные очертания парусов, освещаемых зелеными огоньками, и прислушиваясь к скрипу весел в уключинах. Она угадывала особенные формы нагих чернокожих гребцов, ритмично выпрямляющихся при взмахе весел. Ей мерещилась фигура капитана, направляющего свой корабль на якорную стоянку, присматривающегося к темным силуэтам деревьев на берегу, соразмеряющего обманчивые в темноте расстояния, ощущающего на лице своем свежее прикосновение берегового бриза, который только что стал подувать, взвешивающего, обдумывающего всю совокупность различных сил, действующих на курс корабля, тех сил, благодаря которым, или вопреки сопротивлению которых он вел свое судно вперед. Все это она инстинктивно угадывала, потому что все это увлекало, захватывало ее, как может захватывать только настоящего моряка. Она уловила всплеск два раза выброшенного лота и ожидала услышать обычно следующий за этим возглас.
Вот заговорил мужской голос, отдававший приказание рулевому, и она вздрогнула от удовольствия. Капитан скомандовал басом: "Лево руля!" Джен догадалась, что перемена направления была сделана с целью противопоставить подувшему ветерку бездействовавшие паруса, и собиралась тотчас же услышать, как этот же самый басок скомандует: "Так держать!" Она снова вздрогнула, когда услышала ожидаемый возглас. Лот плеснул еще раз, и за этим последовало донесение: "Семьдесят футов!"
- Отдавай! - донесся из темноты отчетливый голос.
Загремела якорная цепь, завертелись шкивы на блоках со скрипом, которые прозвучали в ее ушах слаще всякой музыки. Передние паруса были спущены прежде всего. Она различала все маневры парусами и почти угадывала нетерпеливые движения матроса, тянувшего канат. Ее нисколько не интересовали теперь стоявшие возле нее двое мужчин и она не обращала на них ровно никакого внимания до тех пор, пока не приблизились оба огонька, зеленый и красный, и пока выброшенный якорь не оставил судна.
Шелдон задавался вопросом: какое бы это могло быть судно? Тюдор настаивал на том, что это должна быть "Марта".
- Это "Миневра", - решила Джен.
- Почем вы знаете? - спросил недоверчиво Шелдон.
- Во-первых, это кетч. А во-вторых, я безошибочно различаю скрип его блоков, которые слишком велики для гарделя.
Темная фигура отделилась от ворот и пересекла по диагонали усадьбу. Очевидно, эта фигура наблюдала подходившее судно.
- Это ты, Утами? - окликнула Джен.
- Нет, мисси, Матаму! - отвечал фигура.
- Какое это судно? Как ты думаешь?
- Мой думает, "Минерва".
Джен победоносно взглянула на Шелдона, который в ответ поклонился ей.
- Ежели так думает Матаму, то, значит, верно, - пробормотал он.
- А если это говорит мисс Лэкленд, то позволительно усомниться, - воскликнула она, - как вы сомневаетесь в ее способностях заменять на корабле капитана. Ну, подождите же! Когда-нибудь вы раскаетесь в своей неучтивости. Вот уж спускают шлюпку и через несколько минут мы будем пожимать руку Христиана Юнга.
Лалаперу подал стаканы, папиросы и неизбежное виски с содой. Не прошло и пяти минут, как перед ними предстал смуглый, нежный, изящный молодой человек - Христиан Юнг.
Глава XVI
Девочка, которая еще не выросла
Христиан Юнг привез опять, как и в прошлый раз, целую кучу новостей. В Гукуту царит повальное пьянство, люди хвастают тем, что пьют даже в промежутках между выпивками. На Изабелле у туземцев завелись откуда-то новенькие ружья. На Малаите идет разбой. Том Бутлер болен. Последняя и самая важная новость, это то, что "Матамбо" застряла в рифах в Шортлендсе и должна будет потерять рейс из-за необходимости произвести ремонт.
- В виду этого придется отложить поездку в Сидней недель на пять, - сказал Шелдон, обращаясь к Джен.
- И потерять драгоценное время, - добавила она с досадой.
- Если вам нужно ехать в Сидней, - сказал Юнг, - то имейте в виду, что завтра вечером из Тулаги выходит "Юполу".
- Разве она не идет вербовать чернокожих для немцев в Самоа? - спросила Джен. - Впрочем, я могу отправиться кружным путем через Самоа и пересесть в Апнии на пароход Компании Транспорта. Хотя это и крюк, но все-таки выигрыш во времени будет.
- На этот раз "Юполу" направляется прямо в Сидней, - объявил Юнг. - Она, видите ли, идет в сухой док; если хотите, вы успеете застать ее завтра до пяти часов вечера. Я сам говорил с капитаном.
- Но я должна сначала заехать в Гувуту, - сказала она капризным тоном, как бы призывая в свидетели остальных собеседников. - Ведь мне нужно сделать кое-какие закупки. Не могу же я показаться в столицу в этом берандском костюме. Я должна запастись в Гувуту всем необходимым и дорогой сошью себе платье. Я пойду собираться и через час буду готова, Лалаперу! Позови сюда Адаму-Адама и скажи фелла Орифайри, чтобы он отнес на вельбот съестные припасы.
Она встала с места и обратилась к Шелдону:
- Распорядитесь, пожалуйста, чтобы ваши люди спустили вельбот, мой вельбот, разумеется. Я отправлюсь ровно через час.
Тюдор и Шелдон одновременно вынули свои карманные часы.
- Зачем вам так торопиться? Вам придется ехать всю ночь. Не лучше ли выехать рано утром?
- И не успеть ничего закупить? Нет, благодарю покорно. Притом, может случиться, что "Юполу" раньше назначенного времени снимется с якоря; ведь это не регулярный пассажирский пароход. А, принимая во внимание изнеженные нравы обывателей Гувуту, надо полагать, что самое лучшее время для закупок, это - утренние часы. Извините, иду укладываться.
- Я поеду вас провожать, - объявил Шелдон.
- Я бы мог доставить вас на "Минерве", - предложил Юнг.
Она улыбнулась и отклонила его предложение.
- Я пойду в вельботе. Вы все так беспокоитесь обо мне, как будто бы я никогда в жизни не выходила из дому. Вам, мистер Шелдон, я, в качестве вашего компаньона, не могу разрешить покинуть Беранду и оторваться от хозяйственных дел и забот из-за ошибочного представления о правилах рыцарской вежливости. Если вы не позволяете мне исправлять должность шкипера, то я, в свою очередь, не позволю вам разгуливать по морю в качестве покровителя молодой особы, которая не нуждается ни в каком покровительстве. А что касается вас, капитан Юнг, то вы прекрасно знаете, что вышли из Гувуты не далее, как сегодня утром, по пути в Марау и что, как вы сами сказали, через два часа вам предстоит трогаться в дальнейший путь.
- А мне не дозволено будет проводить вас? - пропел Тюдор умоляющим голосом, ударившим Шелдона по нервам.
- Нет, нет, ни в коем случае. Вы делайте свое дело, а я буду делать свое. Я приехала на Соломоновы острова для того, чтобы работать, а не для того, чтобы со мной носились, как с какой-нибудь куклой. У меня своих провожатых довольно: еще семеро таких же молодцов, как вот этот.
Адаму-Адам уже стоял перед ней, как колосс. Он был головой выше всех трех белых мужчин. Легкая ткань, облегавшая его исполинские члены, не скрывала пластических выпуклостей его чудовищных мускулов.
- Вот это кулак - так кулак, - воскликнул Тюдор, - не особенно-то приятно получить пинка от такой махины.
- Вполне с вами согласна! - Джен покатилась со смеху, припомнив потешный случай. - Однажды он отделал при мне капитана шведского корабля в бухте Левука на островах Фиджи. Капитан, действительно, провинился. Я видела эту сцену собственными глазами. Поразительно! Адаму чуть дотронулся до него и сломал ему руку. Помнишь, Адаму?
Дюжий таитянин осклабился и кивнул головой. Карие глаза его, как у лани, казалось, совершенно противоречили представлению о столь воинственных наклонностях.
- Мы отправляемся, большой брат, через час на вельботе в Гувуту, - обратилась к нему Джен. - Скажи всем братьям, чтобы они приготовились. Мы захватим "Юполу" и поедем в Сидней. Назад вернемся на новой шхуне. Заберите с собой смену белья и денгары . Там стоят холода. Беги скорее и прикажи им поторопиться. Ружья оставьте здесь. Сдайте их мистеру Шелдону. Они нам не понадобятся.
- Если вы серьезно решили ехать… - начал было Шелдон.
- Это давно решено, - оборвала она.
- Иду укладывать свои вещи. Сделайте одолжение, отпустите, пожалуйста, моим людям табаку и всякой всячины на дорогу.
Через час после этого трое мужчин распрощались с Джен, проводив ее на берег. Она подала знак, и вельбот отчалил. Шесть матросов взялись за весла, седьмой сел на носу, а Адаму-Адам стал с большим веслом у руля. Джен устроилась на офицерском месте и посылала оттуда прощальные приветствия. Она опять была в том же самом наряде, в котором спаслась при кораблекрушении: тесная курточка, с долгоствольным кольтом на просторном кожаном поясе, широкополая стэтсоновская шляпа, из-под которой выбивались ее пышные волосы.
- Уходите скорее домой! - крикнула она им. - Поднимается сильный ветер. Надеюсь, что якорь у вас на длинной цепи, капитан Юнг! До свиданья, до свиданья, прощайте!
Последние слова доносились из мглы, окутавшей удалявшийся вельбот. А они продолжали стоять на берегу, и долго еще всматривались в темную даль, поглотившую лодку, прислушиваясь к равномерному скрипу весел в уключинах до тех пор, пока эти звуки совсем не замерли.
- Она совсем еще девочка, - протянул решительно Христиан Юнг. Видимо, он только сейчас сделал это открытие. - Да, она совсем еще девочка, - повторил он еще раз и еще более внушительно.
- Чертовски мила, и турист, каких мало, - весело рассмеялся Тюдор. - С огоньком, не правда ли, Шелдон, а?
- Да, она очень смелая, - уклончиво ответил Шелдон. Ему не хотелось поддерживать этот неприятный для него разговор.
- Настоящая американка, - продолжал Тюдор. - Раз, два - и готово. Энергия, независимость. Ваше мнение, капитан?
- Очень молода, очень молода, совсем еще девочка, - ответил капитан "Минервы", продолжая впиваться взором в черную мглу, застилавшую море.
Ночная темь, казалось, внезапно сгустилась, когда они повернули назад и стали ощупью пробираться к воротам.
- Берегитесь орехов, - предупредил Шелдон. Сильный порыв ветра прошумел между пальмами. Они схватились за руки и, пошатываясь, быстро зашагали вверх по дорожке, на которую дождем сыпались спелые кокосовые орехи.
Добравшись до веранды и комфортабельно расположившись на ней, они молча потягивали свое виски и поглядывали в сторону моря, где сквозь завесу хлынувшего дождя можно было различить плясавшие огоньки "Минервы".
"Там, во мраке, - думал Шелдон, - затерялась эта несозревшая девушка, женщина по виду и мальчик в душе. Она оставила Беранду в бурную непогоду, подобную той, которая выкинула ее на этот берег; в том же вельботе, с тем же Адаму-Адамом у руля и с той же экзотической командой здоровенных матросов на веслах; в той же самой стэтсоновской шляпе и с тем же самым длинноствольным револьвером у пояса". И вдруг он почувствовал прилив нежности ко всем этим принадлежащим ей вещам, над которыми он тайком так ехидно посмеивался, когда увидел их в первый раз. Заметив, какое сентиментальное направление приняли его мысли, он хотел было рассмеяться. Но из этого ничего не вышло. В ту же минуту он опять предался своим мечтам о револьвере, поясе и шляпе. "Несомненно, это - любовь!" - подумал он, и в душе у него шевельнулось гордое сознание того, что Соломоновы острова еще не иссушили в нем сердца.
Час спустя Христиан Юнг встал, выколотил свою трубку и собрался уходить.
- Славная девушка, - кинул он на прощанье Шелдону. Слова эти вырвались у него без всякого повода, но точно выразили то, что каждый из них думал про себя. - Она набрала себе отличную команду и сама превосходный моряк. Спокойной ночи, мистер Шелдон! Нет ли каких поручений в Марау? Готов служить.
Он отвернулся и взглянул на звезды, пробивавшиеся из-за туч.
- Ночка выдается на славу. Пользуясь попутным ветром, они уже, наверное, поставили парус и на рассвете уже будут в Гувуту. Покойной ночи!
- Видно, и мне, старику, пора трогаться, - сказал Тюдор, поднимаясь с места и ставя на стол стакан. - Завтра спозаранку отправляюсь в поход. Я бессовестно злоупотребляю вашим гостеприимством. Спокойной ночи!