Интонация была повелительная, резкая, свидетельствующая о решительном и своенравном характере девушки.
Вместе с тем он почувствовал, что одной рукой его заставляют лечь спиной на подушку, а другой осторожно поддерживают сзади, смягчая падение.
- Вы пролежали без сознания целые сутки, - добавила она, - мне пришлось взять все хозяйство на себя. Вы не встанете с постели, пока я вам этого не разрешу, не раньше. Скажите, какое лекарство вы принимаете? Хинин? Вот порошок в десять гран. Так, хорошо. Вы должны меня слушаться.
- Милая барышня… - запротестовал он.
- Замолчите, вам не позволяется говорить, - перебила она его, - то есть спорить нельзя. Говорить что-нибудь другое вы можете.
- Но плантация…
- Плантация не нуждается в вашей смерти. Не хотите ли узнать что-нибудь обо мне? Ваше молчание обижает меня. Я потерпела кораблекрушение, а вам до меня, как будто, нет никакого дела, и у вас только и разговора, что об этой злосчастной плантации. Разве вы не чувствуете, что я сгораю желанием рассказать кому-нибудь о моем первом кораблекрушении?
Шелдон улыбнулся. Это была первая его улыбка за все эти долгие, мучительные недели. И улыбку эту вызвали не столько сами слова, сколько сопровождавшее их выражение лица этой девушки, веселое, шутливое и лукавое в одно и то же время, ее смеющиеся глаза и уморительные гримасы. Его заинтересовало, сколько ей может быть лет, и он ответил:
- Да, пожалуйста, расскажите!
- Нет, не стану, теперь не стану, - возразила она капризно, тряхнув головкой. - Я найду себе какого-нибудь другого собеседника, которого не придется упрашивать выслушать интересную историю моих приключений. Прежде всего мне нужны ваши указания. Когда надо звонить в колокол на полевые работы, я уже знаю, но этим ограничивается почти все то, что мне удалось выведать до сих пор. Я не понимаю диковинного жаргона ваших людей. Когда им звонить на обед?
- В одиннадцать часов. Во втором часу они снова принимаются за работу.
- Хорошо, благодарю вас. А теперь извольте сказать, где находится ключ от кладовой? Мне нужно накормить своих людей.
- Ваших людей?! - воскликнул он с ужасом. - Консервами? О, нет! Пошлите их в людскую: пусть обедают вместе с рабочими.
Глаза девушки сверкнули так же, как и третьего дня, и брови ее так же точно насупились.
- Этого я не допущу; мои слуги - люди. Я побывала в ваших жалких бараках и видела, чем питаются эти несчастные рабочие, фу, картошкой. Без соли. Без всякой приправы. Одним только картофелем. Может быть, я не разобрала как следует, но они, кажется, уверяли, что никогда ничего другого не видели за столом. Два раза в день, и так всю неделю. Неужели правда? Мои люди ни за что на свете не согласились бы на такой режим. Где ключи?
- Они висят на вешалке над часами.
Он уступил довольно кротко, но когда она отыскала ключи и стала снимать их, то услышала, как он пробормотал:
- Этого еще не хватало, неграм консервы!
Замечание это задело ее за живое. Она рассердилась не на шутку и вся вспыхнула румянцем.
- Мои люди - не негры; чем вы скорее это усвоите, тем будет лучше для наших взаимных отношений. Что же касается консервов, то я за них заплачу. Пожалуйста, не беспокойтесь на этот счет. Вам не следует волноваться, это может вам повредить. А я не засижусь у вас долго: я пробуду здесь до тех пор, пока вы не поправитесь, и уеду с сознанием, что не оставила на произвол судьбы нуждающегося в помощи белого человека.
- Вы - американка, скажите? - спросил он смиренно.
Неожиданный вопрос несколько смутил ее.
- Да, американка, - призналась она, косясь на него вопросительно. - А вам на что это нужно знать?
- Так себе, ни за чем. Я так и думал!
- Продолжайте!
Он покачал головой.
- Что вы хотите этим сказать? - спросил он.
- О, ничего. Я подумала, что вы собрались отпустить какую-нибудь шутку по этому поводу.
- А меня зовут Шелдон, Давид Шелдон, - сказал он просто, протягивая ей свою исхудалую руку.
Она сначала попятилась, но потом тоже отрекомендовалась:
- Мое имя Лэкленд, Джен Лэкленд. Ну, будем друзьями, - сказала она, пожимая протянутую руку.
- Иначе и быть не могло… - заикнулся он.
- Так что же, могу я кормить своих людей вашими консервами? - повторила она.
- До тех пор, пока не пригонят коров, - пошутил он, подлаживаясь под ее игривое настроение. - В Беранду, хочу я сказать. Вы понимаете, что у нас тут, в Беранде, коров не водится.
Она холодно посмотрела на него.
- Что это, шутка?
- Право не знаю… я… я полагаю, что да… но, впрочем, вы видите - я совсем болен.
- А вы англичанин? Да? - спросила она после некоторой паузы.
- Нет, это уже чересчур даже и для больного человека! - воскликнул он. - Вы и без того знаете, что я англичанин.
- О, - сказала она рассеянно, - я так и знала, что вы англичанин.
Он нахмурился, поджал губы, но потом прыснул со смеху, и они оба весело расхохотались.
- Сам виноват, - признался он. - Не надо было поддразнивать вас. Вперед буду осторожнее.
- Продолжайте в том же духе, а я пойду готовить завтрак. Чего бы вам хотелось съесть?
Он отрицательно покачал головой.
- Вам будет полезно чего-нибудь скушать. Лихорадка у вас прошла, и остается только окрепнуть. Подождите чуть-чуть.
Она выбежала из комнаты, подняв с пола у дверей непомерно большие сандалии, и, сконфузившись, побежала на кухню.
"Клянусь, она унесла мои сандалии, - подумал он про себя. - Бедняжка! У нее нет ничего, кроме резиновых сапог, в которых ее выбросило на берег".
Глава V
Она хочет стать плантатором
Шелдон стал быстро поправляться. Лихорадка скоро прошла, и осталось только набираться сил. Джен завладела кухней, и за обедом в Беранде появились такие вкусные блюда, от которых Шелдон давно уже отвык. Джен сама приготовляла кушанье для выздоравливающего, и благодаря ее заботливому уходу за какие-нибудь двое суток Шелдон окреп настолько, что уже мог понемножку прогуливаться по веранде. Создалось весьма странное положение, которое решительно ставило Шелдона в тупик; но удивительнее всего, что девушка, по-видимому, совершенно не замечала никакой неловкости. Она расположилась здесь, как у себя дома, и вошла в роль домашней хозяйки, как будто гостила у родного отца или брата, или же, как будто сама была тоже мужчиной.
- Какое интересное приключение, говорила она. - Это похоже на страницу романа. Море забрасывает меня в неведомые страны, где я нахожу беспомощного больного окруженного двумя сотнями рабов…
- Наемников, - внес поправку Шелдон, - законтрактованных по договору рабочих. Они закабаляются только на три года и вступают в соглашение добровольно.
- Так, так, - перебила она торопливо, - и где я встречаю полуживого белого человека, окруженного двумястами завербованных людоедов. Ведь они людоеды, не так ли? Или это все только басни?
- Басни, - улыбнулся он. - Хороши басни, нечего сказать. Добрая половина моих батраков - людоеды. Они бы не задумались скушать вас, если бы им представился подходящий для этого случай.
- Что вы говорите?! - обомлела она. - Это только предположение или же вы серьезно в этом убеждены?
- Убежден.
- Почему? На каком основании? Ваши собственные рабочие…
- Да, да, мои собственные рабочие и домашние слуги и даже тот самый поваренок, который благодаря вам научился делать такие вкусные пирожки. Не далее как три месяца тому назад одиннадцать человек из них утащили у меня вельбот и бежали на Малаиту. Девять беглецов добрались до Малаиты. Остальные двое были с Сан-Кристоваля. Что за идиоты эти двое с Сан-Кристоваля! Ведь то же самое произошло бы, если бы двое малаитян доверились девяти туземцам с Сан-Кристоваля и сели с ними в одну лодку!
- Как? - спросила она порывисто. - Что вы хотите этим сказать?
- А то, что девять человек родом из Малаиты съели двух человек родом из Сан-Кристоваля, и съели дочиста, оставив нетронутыми одни только головы, ибо головы у них расцениваются слишком дорого и предназначаются для другого употребления. Они их сунули под палубу, а теперь эти две основательно прокопченные головы вывешены напоказ в какой-нибудь деревушке, расположенной в лесах Ланга-Ланга.
Она всплеснула руками, и глаза ее закрылись.
- Так они в самом деле подлинные людоеды! Каково! В двадцатом столетии! А я-то сокрушалась, что романы и приключения отошли в вечность.
Шелдон высоко поднял брови и покосился на нее с притворным недоумением.
- В чем дело? - задорно спросила она.
- Не взыщите, пожалуйста, только мне кажется, что перспектива быть съеденным кучкой грязных дикарей не отличается особенно заманчивой романтической прелестью.
- Нет, нет! - подхватила она. - Но попасть в их среду, наблюдать за ними, управлять целыми сотнями таких дикарей и избежать той участи, на которую вы намекаете, это если и не романтично, то, во всяком случае, составляет квинтэссенцию приключений. А мир приключений и романтики тесно связаны между собой, как вы знаете.
- Так что, по-вашему, очутиться в брюхе негра, это - квинтэссенция приключений? - улыбнулся он благодушно.
- У вас положительно нет ни капли поэтического чутья! - воскликнула Джен. - Вы так же тупы, угрюмы и скаредны, как все те скучные деловые люди, которые, бывало, приходили к нам в гости. Зачем вы только сюда забрались, не понимаю. Вам бы следовало оставаться дома и мирно прозябать в роли какого-нибудь банковского клерка или… или…
- Или лавочника. Благодарю!
- Да, именно что-нибудь в этом роде. Какими судьбами вас занесло сюда, на край света?
- Я хочу зарабатывать хлеб и пробить себе дорогу.
- "Горек путь младшего сына. Нелегко ему устроить себе очаг и обзавестись седлом" , - продекламировала она нараспев. - Что может быть романтичнее этого положения? Подумайте, сколько этих обездоленных младших сыновей скитается по миру в поисках "очага и седла" и сколько бесчисленных приключений открывается на их горьком пути. И вот мы оба вступили на этот путь и забрели в самую чащу.
- Я… я прошу извинения… - заикнулся он.
- У меня нет ни очага, ни седла, да и вообще ничего и никого не осталось; и я тоже, подобно вам, забралась на край света.
- Готов согласиться, что в вашем положении, действительно, имеется известная доля романтизма, - признался он.
Шелдон невольно подумал о том, как эта девушка проводит ночь на веранде в гамаке, под пологом от москитов и как ее сторожат эти телохранители - таитяне, прикорнув поодаль в углу.
До сего дня он по болезни не мог воспротивиться этому, но теперь он непременно настоит на том, чтобы она ночевала в доме, а сам перейдет на веранду.
- Знаете, я всю жизнь мечтала о приключениях, но я встречалась с ними только в романах. Мне никогда и в голову не приходило, что я на самом деле буду переживать что-нибудь в этом роде. Все это произошло как-то совершенно неожиданно. Года два тому назад я была вполне уверена, что впереди… - Тут она замялась немного и скривила губки. - Да, мне казалось, что впереди у меня одна только перспектива - замужество.
- И вы предпочли этой перспективе общество каннибалов и "Кольт", - подсказал он с улыбкой.
- О людоедах я не помышляла, но перевязь с патронами… Да, это я люблю.
- Но, наверное, вы не решились бы выстрелить из револьвера даже в случае крайней необходимости. А если бы и спустили курок, - добавил он, - то, наверное, промахнулись бы.
Она вскочила и направилась к дверям. Он догадался, что она пошла за своим револьвером.
- Постойте, куда вы? - остановил он ее. - Вот мой револьвер. Но что вы с ним будете делать?
- Я попаду вон в тот блок на флагштоке.
Он недоверчиво улыбнулся.
- Только вот я незнакома с этой системой, - промолвила она нерешительно, поворачивая во все стороны револьвер хозяина.
- Курок не тугой. Нажимайте слегка!
- Знаю, знаю, - перебила она торопливо. - Автоматический… стоит только нажать. Но система другая. - Она тщательно осмотрела оружие. - Он заряжен. Много ли в нем патронов?
Она выстрелила в цель, но блок не дрогнул.
- Чересчур далеко, - сказал он ей в утешение.
Но Джен закусила губы и выстрелила вторично. Пуля взвизгнула, отлетела рикошетом от цели. Металлический блок закачался во все стороны. Девушка продолжала стрелять, пока не выпустила все восемь зарядов, и шесть раз попала в цель. Блок не сорвался с гафеля, но был приведен в негодность. Шелдон изумился немало. Очевидно, эта барышня стреляет лучше его и даже покойника Хью Друммонда. Женщины, которых он видел до сих пор, когда, бывало, брались за ружье или револьвер, обыкновенно, закрывали глаза, ахали и палили в пространство…
- Замечательное искусство… для женщины, - сказал он. - Вы только два раза промахнулись и притом стреляя из чужого револьвера.
- Не понимаю, как это я могла два раза промазать? - сокрушалась она. - Такой чудесный револьвер. Дайте мне другую обойму, и я не промахнусь больше ни разу в какую хотите цель.
- Верю вам на слово. Надо будет переменить блок. Вайсбери! Поди-ка, фелла, достань новый блок из кладовой.
- Бьюсь об заклад, что вы не попадете подряд восемь раз в любую цель, - задорно проговорила она.
- На этот счет не беспокойтесь, - ответил он. - А кто же вас учил стрелять?
- О, сначала отец, а потом Фон и его ковбой. Папа был замечательный стрелок, но молодчина Фон не уступал ему нисколько.
Шелдон подумал про себя, кем мог быть этот Фон? Уж не тот ли самый молодец, который внушал ей два года назад, что ее участь - замужество?
- Где лежит ваша родина, в какой области Соединенных Штатов? - спросил он. - Чикаго, Чолинг или где-нибудь дальше? Ведь вы мне еще ничего про себя не рассказали. До сих пор я узнал только ваше имя; Джен Лэкленд неизвестно откуда.
- Родина моя лежит гораздо дальше на запад.
- А ну, постойте: Невада?
Она отрицательно покачала головой.
- Калифорния?
- Еще того дальше!
- Дальше идти некуда, или я позабыл географию.
- Не географию, а политические события, - рассмеялась она. - Разве вы не помните про "аннексию"?
- Филиппины , - спохватился он.
- Нет, Гавайские острова. Я родом оттуда. Прекрасная страна. Я все тоскую по ней. Мне пришлось побывать и на чужбине. Я жила в Нью-Йорке, когда случился крах. Но Гавайские острова… По-моему, нет лучше места на свете!
- Но тогда каким-же образом и зачем вас занесло сюда, в эти позабытые Богом края? - удивился он, и добавил с горькой усмешкой: - Сюда приезжают искать счастья одни дураки.
- Но Нильсона, однако же, нельзя было назвать дураком, не так ли? - возразила она. - Насколько мне известно, он составил себе тут состояние в три миллиона.
- Да, это слишком верно, и вот это-то меня и заманило и привело сюда.
- Так же, как и меня, - сказала она. - Папа наслышался про него, когда жил на Маркизских островах , и мы с ним отправились в путь-дорогу. Только бедный папа не доехал до места.
- Он умер, ваш папа? - заикнулся Шелдон.
Джен кивнула в ответ головой и глаза ее затуманились слезами.
- Лучше я вам расскажу все по порядку. - Она встряхнула головой, гордо отгоняя от себя нахлынувшие мрачные мысли, как подобает женщине, вооруженной длинноствольным кольтом и в "Баден-Пауэле" вместо шляпки. - Моя родина - Хило на острове Гаваи, самом большом и самом лучшем из всей группы Сандвичевых островов. Меня воспитали так, как обыкновенно воспитывают девочек в этих местах. Они растут на воле и выучиваются отлично ездить верхом и отлично плавать, не зная еще таблицы умножения. Про себя я не помню, когда мне случилось в первый раз вскарабкаться на лошадь и как я выучилась плавать. Во всяком случае, это было в ту пору, когда я еще не умела читать по складам. Папа владел обширными пастбищами на острове Гаваи и на острове Мауи. В одной Хохуне у него было с лишком двести тысяч акров луговой земли. Эта местность расположена между Маун Коа и Маун Лоа; там-то я научилась стрелять, охотясь за сернами и разной другой дичью. На Молокан водятся тигры. Фон был управляющим в Хохуне. Обе дочери его были моими ровесницами и подругами, и летом я всегда жила вместе с ними и даже один раз прожила у них круглый год. Нас всех трудно было отличить от индианок. Нельзя сказать, чтобы мы стали дикарками, но мы страстно хотели уподобиться настоящим дикаркам. Само собой разумеется, что у нас были и гувернантки, и уроки, и шитье, и что мы занимались домашним хозяйством; но склонить нас ко всем этим скучным занятиям можно было только обещаниями дать лошадей и пустить на охоту.
Фон был когда-то бравый вояка, а папа был старым морским волком, и оба они любили старую дисциплину; но ни у тех двух девочек, ни у меня не было матери, а они оба, бедняги, были вдовцы. Они отчаянно баловали нас. Можете судить, что это было, когда мы кончали уроки. Они забирали нас с собой на охоту и обращались с нами по-товарищески. Всякую домашнюю работу мы должны были научиться делать сами вдвое лучше, чем это делают местные слуги, и таким образом мы готовились с честью занять положение настоящих хозяек. Мы всегда сами приготовляли для них коктэйль. Это дело настолько важное, что его никак нельзя было поручать слуге. И вообще, мы должны были выучиться все делать сами так, чтобы в случае надобности могли обойтись без посторонней помощи. Например, лошадей всегда, конечно, ловили и седлали нам ковбои, но мы и сами сумели бы при случае отправиться в загон и управиться с ними.
- Что значит управиться? - спросил Шелдон.