- Вы не отдаете себе еще надлежащего отчета в нашем положении, - начал он поучать ее. - Прежде всего надо держать их в узде. Снисходительность и гуманность обращения - против этого нельзя ничего возразить, но править ими одним только этим способом невозможно. Гавайцы и таитяне, это - дело другое. Что касается их, то я с вами согласен. Вы полагаете, что они ценят ласковое обращение. Охотно вам верю. Лично мне с ними не приходилось сталкиваться. А вы не знаете негров, и здесь вы должны на меня положиться. Они совсем не то, что ваши земляки. Вы привыкли к полинезийцам. А здешний народ - меланезийцы. Посмотрите на их курчавую шевелюру. Они стоят на гораздо более низкой ступени развития, нежели американские негры. Смею вас уверить, что разница между теми и другими огромная.
Вы не добьетесь от них ни благодарности, ни любви. Если будете обращаться с ними гуманно, они припишут это вашей глупости. Если вы будете снисходительны, то они подумают, что вы их боитесь. А если они будут думать, что вы их боитесь, то будьте настороже, они до вас доберутся. Обратите внимание, например, на тот процесс, который обычно совершается в мозгу бушмена, когда он встречает в своих родимых зарослях белого человека. Его первая мысль исполнена ужаса: "Убьет или не убьет меня этот белый дьявол?" Второй проблеск мысли, когда он почувствовал, что его еще не убили, это: "Не могу ли я убить его сам?" Недалеко отсюда, милях в двадцати, на нашем побережье проживал некий Пакарт, колониальный торговец. Он гордился тем, что обращается с туземцами по-человечески и что ни разу ни в кого не стрелял. В конце концов он лишился всякого авторитета. Он, бывало, садился в вельбот и приезжал навестить меня и моего друга Хью. Когда его команда решала, что пора возвращаться домой, он должен был подчиняться ее воле и следовать за нею, хотя он был не прочь погостить и подольше. Помню, как-то раз, в воскресенье, Пакарт сидел с нами за обедом. Не успели поставить суповую миску на стол, как Хью заметил выглядывавшую из дверей черную рожу. Хью встал из-за стола, чтобы дать нагоняй нарушителю устава Беранды. Негр, в случае надобности, должен обращаться к слуге, а сам ожидать у калитки. А этот нахал, принадлежавший к команде Пакарта, осмелился без спросу взойти на веранду, отлично сознавая, что нарушает строгое постановление.
"Чего тебе нужно?" - спросил его Хью.
"Скажите белому человеку, который тут с вами, что мы, фелла-матросы, собрались уезжать. Пускай поторопится, мы ждать не будем. Мы уедем!"
Хью отвесил ему такого тумака, что тот кубарем слетел с лестницы.
- Но ведь этот бесчеловечный поступок ничем нельзя оправдать! - возразила Джен. - Ведь вам бы и в голову не пришло спустить с лестницы белого человека.
- В том-то и дело, что он был не белый, а черный. Этот негодяй-негр поступал сознательно дерзко и оскорблял своим вызывающим поведением не только своего хозяина, но в его лице также и всех белых хозяев-плантаторов на Соломоновых островах. Он оскорбил меня. Он оскорбил Хью. Он нанес оскорбление всей Беранде.
- С вашей точки зрения только; не упускайте этого из вида, с точки зрения права сильного…
- Да, - прервал ее Шелдон. - А Пакарт уступал праву слабого. И к чему же это привело? Я вот живу еще до сих пор, а Пакарт давно убрался со света. Он остался верен себе до конца; он в высшей степени деликатно обходился со слугами, а они выжидали только, пока его свалит с ног лихорадка. Теперь голова его украшает витрину национального музея на острове Малаите. Они унаследовали после него два вельбота, доверху нагруженных добычей. Был тут еще некий капитан Мэкензи с "Миноты". Он тоже был сторонником гуманного обращения. Он считал, что взаимное доверие несовместимо с употреблением оружия. Набирая рабочих на Малаите, он при вторичной поездке завернул в Бину, которая расположена неподалеку от Ланга-Ланга. Команда его была безоружна. Он держал винтовки под замком у себя в каюте. Отправляясь к берегу на вельботе с целью произвести набор, он разгуливал по палубе, не имея при себе даже револьвера. Его убили томагавком. Голова его осталась на Малаите. Можно сказать, что он покончил самоубийством. И Пакарта я тоже причисляю к самоубийцам.
- Я не спорю, что приходится соблюдать известную осторожность при сношениях с дикарями, - согласилась Джен, - но я убеждена, что следует обращаться с ними по-человечески - кротко и снисходительно.
- Готов подписаться обеими руками. Но взвесьте, пожалуйста, следующее: Беранда, безусловно, - самая скверная плантация на Соломоновых островах с точки зрения рабочей силы. Причина этого явления лучше всего доказывает справедливость вашего принципа. Прежние владельцы Беранды не отличались особенной деликатностью. Их было двое. Оба они были, можно сказать, грубые животные. Один из них был янки родом из Южной Америки: другой - пьяница-немец. Они торговали рабами. Начать с того, что они скупили рабочих у Джонни Битого, известного вербовщика Соломоновых островов. В настоящее время Джонни отбывает десятилетнюю каторгу на островах Фиджи, за ничем не вызванное убийство чернокожего. За последнее время его пребывания в здешних местах он до того вооружил против себя всех местных жителей своими подвигами, что туземцы его возненавидели, и чернокожие на Малаите наотрез отказывались от всяких сношений с ним. Единственный способ, каким он мог с тех пор закабалять рабочих, состоял в том, что, прослышав об убийстве или о целом ряде убийств, он являлся на место действия и забирал преступников, укрывавшихся от преследования. Последние, избегая наказания, добровольно отдавались ему. Этих беглых убийц называют здесь "головорезами". На побережье затевается свалка; какой-нибудь несчастный негр бежит к морю, не чуя под собой земли, а вдогонку ему летит куча стрел и копий. Вельбот Джонни Битого стоит наготове и принимает к себе беглеца. За последнее время ему оставалось промышлять исключительно вышеуказанным способом.
Прежние владельцы Беранды, мои предшественники, как раз скупили у него партию этих самых "головорезов", закабаливших себя на пять лет. Понимаете, какую выгоду извлекает вербовщик, спекулируя на таком товаре? Он легко мог бы закабалить любого "головореза" даже на целый десяток лет, если бы только закон не противился этому. Так вот видите, с какими отчаянными людьми нам приходится иметь дело. Правда, многие из них вымерли, одних поубивали, некоторые из них отбывают тюремное заключение в Тулаги. Первые владельцы плантации мало занимались расчисткой почвы и насаждениями. У них убили управляющего. Одному из хозяев чуть не отсекли всю руку ударом ножа. Другого дважды ранили копьем. Оба они были буйного нрава и в то же время порядочные трусы, и в конце концов им пришлось убраться отсюда. Их выгнали в буквальном смысле слова, выгнали их же собственные негры. На смену им пришли ваш покорнейший слуга и бедняга Хью - два малоопытных новичка, которым и пришлось кое-как ладить с этими отчаянными людьми. Мы не отдавали себе надлежащего отчета в положении вещей, когда приобретали плантацию. И что же нам оставалось делать, как не выкручиваться и приспособляться по мере сил.
Первым нашим промахом следует считать неблагоразумно-снисходительное отношение к этим черным "сорви-головам". На первых порах мы старались воздействовать на них разумным убеждением, мягкостью. Негры вывели отсюда такое заключение, что мы их боимся. Мне стыдно вспомнить, до чего мы глупо вели себя в первое время. Они зазнавались, дерзко угрожали нам и даже оскорбляли; а мы упорно продолжали вести свою линию в надежде на то, что наша порядочность подействует на них благотворно. Но мы обманулись в наших расчетах; дела с каждым днем шли все хуже и хуже. Дошло, наконец, до того, что, когда бедному Хью случилось как-то выручать одного из прислужников, он чуть за это не поплатился жизнью. К счастью, мне удалось в тот раз поспеть к нему на выручку вовремя.
С тех пор мы переменили свою политику и ввели режим крепкого кулака. Нам оставалось только два выхода: или прибегнуть к силе, или бросить все и уйти.
Но мы вложили в это предприятие все свои деньги. И ликвидировать его, - это значило окончательно разориться. Помимо того, тут замешался вопрос самолюбия. Мы решили добиться успеха во что бы то ни стало. Предстояло выдержать жестокую схватку. Тем более, что Беранда была и осталась до сих пор самой худшей из всех плантаций Соломоновых островов в отношении качества рабочих рук. Изволите видеть: никто из белых не решался поступить к нам на службу. Напрасно мы соблазняли их выгодными предложениями. Шестерым мы предлагали занять место управляющего. Не скажу, чтобы они боялись; нет, они ничего не боялись, но, по-видимому, они считали наше предприятие малонадежным. По крайней мере, последний из приглашенных и отказавшихся от места управляющего мотивировал свой отказ именно таким образом. Так что нам вместе с Хью пришлось кое-как самим управляться, без всякой посторонней помощи.
- И когда его не стало, то вы решили продолжать двигать дело один как есть? - воскликнула Джен, и при этом у нее загорелись глаза.
- Я думаю, что справлюсь, что пробьюсь как-нибудь. Будьте же снисходительны ко мне, мисс Лэкленд, памятуя, что мое положение представляет столь исключительные особенности, и не упрекайте меня так беспощадно в жестокости. В нашем распоряжении толпа очень плохих работников, и нам приходится заставлять их работать. Вы сами видели, как обстоят дела на нашей плантации. Что касается саженцев на нашей плантации, которым уже года по три, по четыре, то смею вас уверить, что лучших вы не найдете на всем протяжении Соломоновых островов. Мы упорно добивались привести плантацию в самый цветущий вид. Мы постоянно пополняли состав наших служащих. С этой целью мы приобрели шхуну "Джесси". Мы решили заняться вербовкой рабочих рук сами. В будущем году потребуется удвоить число рабочих. Срок найма завербованных в первый срок истекает вскоре. Эти последние, конечно, портили до некоторой степени вновь прибывших; но надо полагать, что зло излечимо и что Беранда рано или поздно займет свое место в ряду наиболее благоустроенных местных плантаций.
Джен молча кивнула головой в знак согласия. Она погрузилась в созерцание картины, которая яркими штрихами рисовалась в ее воображении. Она видела на этой картине одинокого белого человека, разбитого лихорадкой, как параличом, беспомощно раскинувшегося в креслах. А в груди его бьется сердце, которое, подчиняясь закону какой-то непонятной расовой алхимии, до последнего своего удара не утрачивает стремления к власти.
- Жаль, - прошептала она. - Но белому человеку, видимо, трудно отказаться от роли властителя.
- Я вовсе не стремлюсь к власти, - поправил Шелдон. - Клянусь жизнью, я и сам не понимаю, как попал сюда. Но как бы то ни было, я очутился здесь. А коли так, то я отсюда не уйду.
- Такова уже историческая судьба нашей расы, - слабо улыбнулась Джен. - Мы, белые, с незапамятных времен были разбойниками и пиратами. Мы пропитаны этим ядом насквозь, это в нашей крови, и трудно нам отрешиться от этого.
- Я никогда, признаюсь, не вдавался в такие абстракции, - сказал он в заключение. - Мне некогда было доискиваться, какие исторические причины привели меня сюда. Я был слишком занят делом.
Глава VIII
Местный колорит
На закате к берегу подошел маленький кетч, стал на якорь, и вскоре после этого на берегу появился сам шкипер. Этот молодой двадцатилетний парень, обладавший певучим голосом, гладкой речью, особенно заинтересовал Джен после того, как Шелдон сообщил ей, что он разъезжает один с черными матросами и что в настоящее время он возвращается из поездки на Малаиту. Джен почуяла веяние романтизма, узнав, что этот молодой человек, по имени Христиан Юнг, - уроженец острова Норфолька, прямой потомок знаменитого Джона Юнга, прославившегося своим участием в историческом мятеже на "Боунти". Бархатные глаза, смуглый цвет лица выдавали его смешанное происхождение. В его жилах текла англо-саксонская и таитянская кровь; казалось, в его характере совершенно отсутствовала черта жестокости, свойственная англичанину. Но он не лишен был закала, благодаря которому он только и мог управлять своим кетчем и уцелеть, постоянно имея дело с воинственным населением Соломоновых островов. Молодой человек не ожидал встретить женщину в доме Шелдона, и был несколько смущен при виде Джен. Но Джен очень скоро рассеяла это чувство неловкости; она держала себя совершенно по-товарищески, и ее свободные манеры, непринужденная речь даже несколько коробили Шелдона. Юнг не привез никаких важных новостей. Но зато у него в запасе оказалась целая куча мелких новостей местного характера и интереса. Он знал решительно все, что делается на Соломоновых островах. Пятнадцать человек чернокожих батраков сбежали с плантации Лунга, похитив несколько ружей; они бродят в лесах восточной части Гвадалканарского побережья. Недавно они подали весть, что скоро вернутся на плантацию, чтобы убить трех надсмотрщиков, из которых двое в настоящее время устраивают на них облаву. Юнг высказывал предположение, что если их только не поймают, то они, пожалуй, доберутся до Беранды, рыская по побережью, чтобы стибрить вельбот.
- Я позабыл сообщить вам, что ваш торговый агент на юге недавно убит, - обратился он к Шелдону. - Пять больших челноков прибыло в Порт-Адамс. Дикари темной ночью незаметно пристали к берегу и захватили Оскара врасплох. Чего им не удалось украсть, они подожгли. Это известие доставила "Флибберти-Джиббет", проходившая через Мболи. Я как раз находился в Мболи, когда туда донеслась эта весть.
- Должно быть, мне придется ликвидировать свою контору на юге, - вставил Шелдон.
- В течение последнего года вы теряете вот уже второго агента, - заметил Юнг. - Там надо непременно жить вдвоем - одному уцелеть трудно. Туда постоянно заглядывают дикари с Малаиты, а вы знаете, что за милое местечко этот Порт-Адамс. Я привез вам собаку. Ее вам посылает Томми Джонс с острова Нила. Он говорит, она была вам обещана. Это первоклассная ищейка. Стоило этому псу показаться у меня на борту, как вся черная команда уже очутилась на реях. Томми дал ему очень подходящую кличку. Этот пес настоящий "Сатана".
- Удивляюсь, как вы до сих пор не завели у себя собаки, - вставила Джен.
- Неудобное здесь для собак место. Их пожирают крокодилы. Месяца два назад в лагуне Мэйрову убили Джека Ханлея, - пропел Юнг своим сладким голоском. - Эту новость мы узнали от "Апостола".
- Где находится Мэйрову? - спросила Джен.
- В Новой Георгии, в двухстах милях отсюда на восток, - ответил Шелдон. - Как раз за нею лежит Бугенвиль .
- Его прикончили подручные слуги, - продолжал докладывать Юнг. - На это дело их подбили туземцы Лагуны. Его команда на Санта-Круца улизнула на одном из вельботов в Шуазель, а Мазэр отправился к Мэйрову на "Лилли". Мазэр предал огню их деревушку и отобрал у них голову Хаплея. Он отыскал ее в одном из шалашей, где ее вялили негры. Вот вам и все мои новости. Да, вот еще: на восточном побережье Изабеллы откопали целый склад Лиэнфильдских винтовок новейшей системы. Трудно понять, как они попали в руки туземцев. Не мешало бы правительству навести об этом следствие. Потом еще вот что: в наши края недавно заходило военное судно "Комбриан". Оно истребило три поселка в отместку за "Миноту", знаете, и бомбардировало лес. А оттуда отправилось в Суу наводить такие же порядки.
Разговор перешел на темы более общего характера, и когда Юнг поднялся уходить, Джен спросила у него:
- Как вы успеваете управляться со всеми этими делами один?
Он уставился на нее своими большими девичьими глазами и, повременив немного, ответил нежным голоском, с самой изысканной любезностью:
- О, я отлично справляюсь и с людьми, и с делами. Разумеется, иной раз приходится туго. Без этого не обойдешься. Главное старание надо приложить к тому, чтобы они не подумали, что вы их боитесь. Мне частенько приходилось пугаться, но никогда я не показывал этого.
- А вы думали, что он и комара не обидит, - заметил шутливо Шелдон, когда молодой человек отправился восвояси. - Все потомки знаменитых бунтарей, высадившихся на Норфолькских островах, слеплены из одного теста. Но посмотрите на Юнга. Года три назад, когда он уже командовал "Минервой", ему пришлось заехать в Суу на Малаиту. Там было много каторжников, отбывших срок наказания в Квинслэнде. Их собралась там целая шайка. И вот они задумали раздобыть его голову. Сын их вождя, старого кривого Билли, служивший по договору на Лунга, умер от дизентерии. По их понятиям, необходимо было компенсировать эту потерю головой бледнолицего человека, и притом безразлично чьей, лишь бы белой. А Юнг в то время был еще безусым юношей, и им казалось, что до него добраться ничего не стоит. Они пустились на военную хитрость: заманили его вельбот к берегу, обещая доставить рекрутов, и перебили всех его матросов. Тем временем шайка каторжан из Суу накинулась на Юнга, остававшегося на борту "Минервы" и приготовлявшего в ту минуту динамитную шашку для глушения рыбы. Он запалил ее и запустил в негров. Юнг не любит, когда ему напоминают об этом. Трубка была коротенькая; уцелевшие кинулись за борт, а Юнг обрубил якорный канат и дал тягу. Дикари теперь готовы уплатить за его голову целых сто сажен монетных раковин, цена которых - сто фунтов стерлингов. Тем не менее, Юнг продолжает время от времени заезжать в Суу. Он был там не так давно: отвозил на родину тридцать человек, отслуживших свои сроки рабочих с плантации братьев Фурклум на мысе Мари.
- Во всяком случае, сообщенные им сегодня новости до некоторой степени проливают яркий свет на окружающую обстановку, - сказала Джен. - Как бы там ни было, но жизнь эта полна ярких красок. Чтобы подчеркнуть местный колорит, следовало бы на географических картах залить Соломоновы острова красной краской с желтыми по ней крапинками в виду свирепствующих здесь эпидемий.
- Соломоновы острова не везде одинаковы, - ответил Шелдон. - Бесспорно, Беранда - самая худшая плантация, и дела ее идут все хуже и хуже. Нигде кругом нет такого огромного числа заболеваний. Даже "Джесси" не убереглась от заразы. В этом отношении Беранде не повезло. Упоминая о ней, местные старожилы только покачивают головой. Над Берандой тяготеет какое-то проклятие.
- Беранда оправится, - заявила решительно Джен. - Смешно поддаваться суевериям. Важно начало. Потом вы увидите, все пойдет, как по маслу - не вечно же одни неудачи, хотя мне думается, что климат Соломоновых островов губителен для людей белой расы.