– Ага! Что я говорил!!!
– А что вы говорили, месье? – осторожно полюбопытствовал Митрий.
– А то, что по моему заказу сюда приедут лучшие парикмахеры из Парижа!
– Но мы вовсе не…
– Да, мой друг – знаменитый парижский куафер, – любезно осклабился Иван, незаметно толкнув локтем приятеля. – А я его сопровождаю. Сочиняю, знаете ли, книжку об искусстве причесок. Так мы не очень задержались?
– Нет, нет, не очень. В самый раз!
– Видите ли, наши костюмы еще не прибыли… Даже не знаю, удобно ли будет так, по-простому?
– О, бросьте, господа! Вот, входите в приемную, а я быстренько доложу.
Оставив гостей в узкой прихожей, обитой зеленым шелком, босоногий проворно взметнулся по лестнице на второй этаж, откуда тотчас же послышались возбужденные голоса.
– Митька, ты стричь умеешь? – тихо поинтересовался Иван.
– Нет.
– И я – нет. Это плохо.
– Да понимаю… Думаешь, побьют?
– Если смогут! – Иван горделиво подбоченился и зачем-то перешел на высокий штиль. – Не трепещи перед зигзагом судьбы, младой вьюнош, ибо все, что ни делается, – к лучшему.
– Хорошо тебе говорить, – вздохнул отрок. – Подстригать-то мне. Все ж таки это я – парижский куафер, а ты так, сочинитель.
– Ладно, прорвемся! – Иван хлопнул приятеля по плечу. – В крайнем случае, как говорит Прохор, – набьем всем морды да свалим.
– Да уж, – улыбнулся Митька. – Вот Прохора-то нам как раз сейчас и не хватает.
В этот момент вниз по лестнице сбежал сутулый – по-прежнему босиком – и, любезно улыбаясь, предложил:
– Поднимайтесь за мной, господа.
Приятели переглянулись и, усмехнувшись, направились вслед за провожатым. Надо сказать, изнутри дом производил какое-то двойственное впечатление – блеска и нищеты одновременно. Старая скрипучая лестница – и обитые дорогим шелком стены, украшенный лепниной потолок – и прогнившие доски пола, беломраморные статуэтки в нишах – и мышеловка почти у самой двери.
Открывшаяся их взору расположенная на втором этаже зала, однако, больше дышала богатством, нежели бедностью. Стены так же были обиты шелком, только уже не зеленым, а ярко-желтым, причем самого дорогого фасона – в мелкий карминно-красный цветочек. С потолка свисала люстра на двенадцать свечей, из которых все двенадцать и горели, как видно, хозяин не экономил на освещении. Напротив входного проема краснел угольками камин, хотя окна были распахнуты от жары. Мебель – два резных книжных шкафа, полочки, канапе, полукресла и овальный столик – казалась бы довольно милой, если б не топорщилась кое-где щепками. Было очень похоже на то, что проживающие здесь люди имели странную привычку метать в меблировку ножи, а то и топоры!
– Нет, это след алебарды, – поднявшись навстречу гостям, с улыбкой пояснил невысокий человек с приятным холеным лицом, обрамленным длинными темными локонами, и тоже – босой! Видимо, это и был сам хозяин. Красно-желтый – как у слуги, только из более дорогого сукна – костюм его являл собою столь же разительную двойственность, как и все жилище: с одной стороны, фасон камзола с многочисленными разрезами и буфами наводил на мысль об итальянских походах славного короля Франциска, управлявшего Францией лет сто назад, а с другой – воротник и манжеты бросались в глаза наимоднейшим кружевом, работы лучших кружевниц Брюсселя или Брабанта. В углу висело распятие, а в другом курился магометанский кальян.
– Мы имеем честь лицезреть господина Мердо? – так и не дождавшись, пока хозяин дома представится, осведомился Иван.
– Да, я – Ален Мердо, – кивнул хозяин. – А это – мой слуга Батистен. Видите, ходим по дому босыми – по новой методе парижского эскулапа Филиппа де Ло, утверждающего, что именно так в землю или в пол уйдут все болезни. Вы, кстати, его не знаете?
– Нет.
– Жаль, жаль… Ну что ж, я, со своей стороны, весьма рад видеть перед собой знаменитых куаферов! У нас тут хоть и не столица, но, знаете ли, имеется какое-никакое общество, приходится, так сказать, соответствовать… Вы нюхаете табак? Нет? Ну, тогда не стану и предлагать. Сам-то я больше предпочитаю кальян. Ну, будем делать прическу?
– Да, – хмуро отозвался Митрий. – Пожалуй. Присаживайтесь вот сюда, в полукресло, господин Мердо.
Мердо вдруг громко расхохотался, захихикал слуга, и вообще смеялись они довольно долго: едва унимал смех господин, как не мог себя сдерживать слуга, а когда он сдерживался, с новой силой хохотал хозяин.
– О, нет, нет, – наконец утихомирился господин Мердо. – Подстригать нужно отнюдь не меня.
– Слава богу,– искренне обрадовался Митрий.
Иван же быстро поинтересовался – кого же?
– Моего сына Оливье, – утерев набежавшие на глаза слезы, пояснил хозяин. – Сейчас Батисьен его приведет.
Вообще, господин Мердо в некоторые моменты казался явно умалишенным, а иногда же рассуждал вполне здраво. Вот и пойми…
– Звали, отец? – Из смежной комнаты в залу вошел подросток лет четырнадцати или около того, по крайней мере на вид он был чуть младше Митрия. В какой-то серой хламиде, естественно, босой, с рассеянным взглядом, он напоминал сумасшедшего куда больше, нежели его родитель. Бледное, такое же красивое, как и у отца, лицо, большие темные глаза, длинные белокурые волосы – и какой-то туманный непонятный лепет. Первые слова его, наверно, были единственными, из которых можно было хоть что-то понять.
– Это парикмахеры, Оливье, – пояснил господин Мердо. – Лучшие парикмахеры, из самого Парижа. Садись, они тебя подстригут.
– Собака, – послушно усаживаясь в кресло, ни с того ни с сего вдруг произнес мальчик. – Она бегает вокруг, лает, кусает… А корабли плывут.
– Да, корабли плывут, – улыбнулся хозяин. – И луна светит.
– Солнце так палит. Душно, душно! – Оливье вдруг рванулся из кресла, словно бы хотел выскочить из окна… но тут же осел и вяло махнул рукою. – Луна светит.
– Несчастный отрок, – чуть слышно шепнул Иван. – Вообще, думаю, мы зря подозревали этого Мердо. Ему уж точно не до Жан-Поля – тут совсем другие проблемы. Ну, что встал, Митька? Стриги да пойдем отсюда.
Подойдя к сидящему в кресле мальчику, Митрий задумчиво поклацал ножницами… Потом взял гребень, расчесал Оливье волосы. Снова немного постоял и, обернувшись к хозяину, спросил, нет ли поблизости какого-нибудь подходящего для парикмахерского искусства предмета, к примеру ночного горшка.
– Горшок? – Господин Мердо повернулся к слуге. – Конечно есть. Принеси, Батисьен.
Поклонившись, слуга тут же исполнил приказ, торжественно вручив Митрию позолоченную посудину, которую лжекуафер, недолго думая, нахлобучил мальчишке на голову.
– Ну, вот, – довольно сказал Митрий, быстро обрезая ножницами торчащие из-под горшка пряди. – Самая новейшая прическа! В Париже вся королевская семья стрижется именно так.
Иван еле сдержал подступивший к самому горлу хохот. Хорошо хоть Митька делал свое дело, как мог, быстро.
"Клац-клац, клац-клац, – стучали ножницы. Клац-клац…"
Господин Мердо и его слуга Батисьен синхронно кивали головами. Вверх-вниз, вверх-вниз, вверх…
– Все! – Отхватив наконец последний клок, Митрий снял со своей жертвы (иного слова не подберешь) ночную посудину и, зажав ее под мышкой, небрежно взмахнул рукой. – Вуаля!
Нельзя сказать, чтобы подстриженный под горшок Оливье вдруг резко подурнел, но что стал смотреться куда как смешнее – факт.
– С вас два с половиной ливра, господин Мердо, – вконец обнаглел Митька.
К вящему удивлению Ивана, хозяин дома беспрекословно отсчитал деньги и горячо поблагодарил "парижского куафера". А несчастный, только что подстриженный – вернее, обкорнанный – сын его лишь тупо смотрел вперед да все поминал какую-то собаку – лает, мол. Да, жаль парня…
– Ну, мы, пожалуй, пойдем, – светски улыбнулся Иван. – Дела, знаете ли.
– Рады будем видеть вас еще раз, – учтиво поклонился хозяин и, зачем-то подпрыгнув, велел слуге проводить гостей. Ну да те и сами рады были поскорее убраться – жалко вот только было напрасно потраченного времени. Хотя… два с половиной ливра за полчаса – весьма недурно, господа, весьма!
Попрощавшись, приятели вышли из дома и едва не столкнулись в воротах с каким-то верзилой в ботфортах и с окладистой бородой. Резко пахнуло табаком и ромом. Сгустившуюся темноту разгонял льющийся из окон дома свет, но в саду было где спрятаться, а неожиданный визитер показался Ивану столь подозрительным, что он придержал за рукав Митрия:
– Постой-ка… Поглядим, раз уж пришли.
Спрятавшись за акацией, друзья наблюдали, как верзила что-то пробурчал слуге и, когда тот скрылся в доме, по-хозяйски распахнул ворота, заведя в них запряженную парой лошадей повозку, вернее крытый рогожей фургон.
Из дома навстречу бородачу метнулась быстрая фигура.
– Ты с ума сошел, Расилье! – прозвучал нервный, ломающийся, как у всех подростков, голос. Весьма решительно прозвучал, совсем не похоже на бред сумасшедшего!
– Вот так вот, Митрий, – прошептал Иван. – А мы думали – парень-то дурачок!
– Здравствуйте, господин Оливье, – басом отозвался бородач. – Понимаю, что чуть было вас не подвел, но… – Он развел руками. – Этот новый королевский лейтенант такой дотошный… Все ж не поверил, выслал наперерез баркас. Едва ушли.
– А товар? – перебил мальчишка. – Товар – цел?
– Да вот же он, господин, в телеге.
– В телеге, – насмешливо передразнил Оливье. – Хорошо, не попались страже.
– Так ведь не зря сгрузили весь товар в Уистреаме. Пришлось. Зато успели до темноты.
– За вами никто не следил?
– Нет, клянусь святым Николаем!
– Нет, значит… Так… А вот сейчас, прямо перед домом, вам никто не встретился?
– Нет, – отрицательно мотнул головой бородач. – А что, кто-то должен был?
Иван с Митрием затаили дыхание.
– Двое, – пояснил отрок. – Один чуть старше меня, темноволосый, другой лет восемнадцати, светлый… Впрочем, в темноте не особо-то разберешь. Так не проходили?
– Да нет, никого не видели. Хотя, сейчас спрошу у ребят…
– Постой. – Оливье по-хозяйски остановил бородатого. – Кто там с тобой?
– Как и всегда. Жан Кривой Глаз и Венсан Душитель. Так позвать их?
– Не надо, я сам к ним подойду. Ты пока подведи лошадей к складу.
– Слушаюсь, месье Оливье.
Бесшумно – оси были хорошо смазаны – фургон проехал мимо притаившихся за акациями парней и резко повернул влево. Чуть скрипнув, закрылись ворота. В доме хлопнула дверь – видно, поднялся к себе Оливье. Свет наверху вдруг внезапно погас, сделалось темно – как раз очень удобно для того, чтобы незаметно выскользнуть, что Иван с Митрием немедленно и проделали, вернее, попытались проделать… У самых ворот вдруг резко вспыхнули факелы! Вынырнувший из темноты бородач схватил за шею Митрия, Иван же вдруг почувствовал между лопатками холодный ствол аркебузы.
– А, господа парикмахеры! – выйдя из-за яблони, нехорошо усмехнулся Оливье Мердо. – Страсть как не терпится узнать – какого черта вы заявились в наш дом?
Глава 9
Песня Прохора
А что, почтеннейший, коли вам здесь слегка
Почистят палкою сутяжные бока?
Жан-Батист Мольер. "Тартюф, или Обманщик"
Июнь-июль 1604 г. Кан
– Так вы так и не смогли достать для меня эту книгу, брат Жером? – Аскетического вида монахиня в темно-коричневой рясе пронзила собеседника пристальным тяжким взглядом, словно бы подозревала его во всех семи смертных грехах.
Монах поежился – вот ведь, никогда б не стал лишний раз встречаться с этой стервой, кабы не просьба приятеля… кстати неизвестно куда сгинувшего.
– Попробую еще поискать в библиотеке замка, – пробубнил брат Жером. – Кстати, матушка Женевьева, не встречали ли вы некого брата Гилберта, бенедиктинца? Сей паломник должен нашему монастырю кое-что…
– Брат Гилберт? – Аббатиса зло поджала тонкие сухие губы. – Нет, не знаю такого. Не видела.
"Врет, – подумал монах, опытным, привыкшим ко всякой лжи взглядом наблюдая, как ноздри матушки-настоятельницы раздуваются гневом. – Определенно врет. По словам послушницы Марго, встречалась она с этим Гилбертом, встречалась".
– Как я могла принимать в аббатстве мужчину, пусть даже монаха? – Настоятельница резко повысила голос и без того неприятный, скрипучий – словно гвоздем по стеклу. – Да и вам, брат Жером, нечего делать у нас без особой на то нужды!
Последние слова аббатиса произнесла таким ледяным тоном, как будто брат Жером пришел в женское аббатство не для разговора с матушкой-настоятельницей, а исключительно в гнусных, развратных целях – задумав склонить к прелюбодеянию какую-нибудь миловидную монашенку. Черт, и угораздило же! И ведь не скажешь, будто заглянул по пути – женский и мужской монастыри располагались в противоположных концах города.
Поспешно простившись, брат Жером покинул "abbaye aux dames" и, мысленно крестясь, быстро зашагал по Нижней улице. От хмурого лица его, казалось, шарахались даже встречные кошки. Еще бы не хмуриться! Такая вот она и была, матушка Женевьева, – легко могла испортить настроение любому.
Навалившаяся на город ночь пахла смородиной и малиной. Ветер разогнал тучи, кончился надоедливый дождь, и в темном глубоком небе засияли звезды. Тонкий серп месяца повис, закачался над шпилем собора, отражаясь в сливающихся водах Одона и Орна.
– Ну? – Оливье Мердо пристально посмотрел на схваченных в саду "куаферов". – Так кто вас послал? Председатель торговой палаты? Или месье королевский прокурор? Молчать не советую – мои люди неплохо умеют развязывать языки.
Маячившие позади рожи – другого слова не подберешь – гнусно осклабились.
Пленники, как и те, кто их только что прихватил, с относительным комфортом расположились на заднем дворе в старом сарае. Оливье Мердо – а все говорило о том, что именно он и был здесь главным, – уселся на копну соломы, пленники со связанными за спиной руками стояли посередине, остальные – вдоль стен. Потрескивая, горели в воткнутом в землю подсвечнике недешевые восковые свечи, освещая кучу тряпья в дальнем углу – какие-то обрывки одежды, старые прохудившиеся башмаки, сломанную удочку с леской из конского волоса… Хлам.
– Прежде можно один вопрос, господа? – вполне учтиво поинтересовался Иван.
Оливье вскинул глаза:
– Смотря какой… Впрочем, извольте. Спрашивайте – я отвечу. Право, надеюсь, что и вы поступите так же. Оно вам же и лучше будет. Ну?
– Как вы узнали, месье, что мы вовсе не парикмахеры?
– Как? – Подросток хохотнул и зябко потер руки. – Ну, вы уж совсем меня за идиота приняли. Да проще простого! Во-первых, ваш выговор вовсе не парижский, видал я парижан, скорее так говорят южане; во-вторых, вы, молодой человек, – Оливье перевел взгляд на Митьку, – похоже, первый раз взяли в руки ножницы – честно говоря, иногда было так больно, что я еле терпел…
– Извините, – обиженно просил Митрий.
– И наконец, в-третьих, – продолжал юный хозяин. – Вы задавали множество излишних вопросов и слишком пристально осматривали дом. Теперь мой вопрос – кто вы такие?
Иван пожал плечами, прикидывая, сможет ли он резким движением ноги достать подсвечник. Выходило, что сможет… особенно если подвинуться, ну, хотя бы на совсем маленький шажок, такой, еле заметный… вот…
– Думаю, вам не стоит пытаться бежать. – Оливье с ухмылкой поднялся и переставил подсвечник поближе к двери. Могу вас заверить, наши пистолеты заряжены и – еще раз напоминаю – все мы довольно метко стреляем.
– Хорошо, – кивнул Иван. – Думаю, мы расскажем вам всю правду, но предупреждаю – вам вряд ли удастся извлечь из нее выгоду.
– Ну, это уж не вам решать, – резонно заметил подросток. – Рассказывайте!
– Начнем с того, что мы, как вы догадались, не парижане…
– Ну, это мы давно поняли!
– … и даже не французы… а русские!
– Русские?! – Удивлению собравшихся не было предела. – И можете это доказать?
– Можем… У нас здесь друзья, которым прекрасно известна наша история.
– Хорошо. – Оливье погрыз ногти. – К доказательствам перейдем позже, а сейчас поясните – каким ветром вас сюда занесло?
– Мы учились в Сорбонне…
– Ого!
– И недавно приехали в гости в Кан, к… одному нашему другу.
– Имя! – повелительно бросил Оливье. – Имя вашего друга! Имейте в виду, не скажете, так мы у вас его вырвем. Верно, Венсан?
– Да уж, ваша милость, обязательно вырвем!
Иван прищурил глаза:
– Думаю, обойдемся и без угроз. Нашего друга зовут Жан-Поль д’Эвре.
– Ах вот оно что! Слыхал про такого.
– Именно из-за него мы и проникли в ваш дом, месье Мердо. Жан-Поль, видите ли, пропал. Исчез, и мы подумали…
– А с какого боку здесь я? – неподдельно изумился юный хозяин. – Мне-то какое дело до вашего пропавшего дружка?
– Так ведь он – суконник. А таковых в городе еще трое: господин Жали, госпожа Экюлье и вы.
– А, – понятливо кивнул Оливье. – Вы полагали, что я пришил конкурента! Напрасно, смею вас уверить. Я давно уже не занимаюсь сукном… А мой бедный отец только… Впрочем, вам это знать ни к чему. – Поднявшись на ноги, подросток прошелся вдоль дальней стены. – Допустим, я вам поверил, – резко обернулся он. – Но из сарая не выпущу! По крайней мере недели две-три. Вы, господа, увидели здесь кое-что лишнее…
– Это телегу-то неизвестно с чем?
– И потому задержитесь… гм… ненадолго.
– Но как мы тогда отыщем нашего друга?
– Ваши дела.
– Тогда еще один вопрос – госпожа Экюлье, она…
– Нет, – юный Мердо ухмыльнулся. – Элен Экюлье тоже ни к чему никого убирать – предприятие у нее неплохое, все под одной крышей, как в Голландии или Англии. Сбыт давно налажен… Нет, ваш Жан-Поль ей не соперник, даже не думайте.
– Тогда где же он? – вскрикнул Митрий.
– Это вы меня спрашиваете?
Оливье рассмеялся – громко, беззаботно, совсем по-детски, после чего приказал:
– Уходим. Ты, Венсан, покуда останешься здесь – сторожить.
Кивнув пленникам, молодой господин покинул сарай вместе со своими весьма подозрительными компаньонами. Скрипнув, ударилась о косяк дверь. За ней кто-то завозился, видать, припирал бревном.
– Эко… – начал было Митрий, но Иван тут же на него цыкнул: – Тсс! Может, еще чего услышим?
Не услышали, как ни старались, слишком уж далеко отошли пленители, слишком уж тихо говорили. А интересно было бы послушать: и вопрос бородача Расилье, и – особенно – ответ юного господина Мердо.
– Они и вправду русские? Ты веришь?
– Не знаю. Да и какая разница? Все равно к утру их необходимо того… – Оливье чиркнул по шее большим пальцем. – Русские – не русские, все равно они видели и фургон, и вас. Могли слышать наш разговор, могли догадаться. Не мне вам говорить, контрабанда – дело королевского суда, а он редко выносит оправдательные приговоры. Вам очень хочется обвенчаться с петлей, господа? Вот и мне не очень. А потому эта ночь должна стать последней для русских, или кто там они есть еще.
– Как думаешь, Иван, они нас отпустят? – тихо спросил Митрий.
– Думаю, нет. Скорее всего вряд ли мы доживем до утра.
– Но почему?! Мы ж им не соперники и не враги!
– А потому, что это для них самое простое, Митька. Прирежут да кинут в реку – плывите до самого моря, или что там у них?
– Пролив Манш.