ГЛАВА 4
Через неделю Таруси, весь в бинтах, прихрамывая и опираясь на палку, отправился к прокурору. Он принес ему официальное заявление, в котором просил приостановить возбужденное им против Салиха дело. Этот шаг Таруси предпринял сознательно, без чьей-либо подсказки.
Тем, кто осуждал его за это, он отвечал:
- У нас свои счеты с Салихом. Обвиняемых и обвинителей тут нет. Закон я уважаю, но жаловаться не хочу. Если Салих опять ворвется в мою кофейню или начнет приставать к кому-нибудь в порту, пусть тогда пеняет на себя. Аллах ему будет судьей.
После драки в кофейне дружки Салиха сразу же отвернулись от него. Более того, они даже злорадствовали. Уж такая это публика. У них свое понятие о дружбе. В их кругу уважают только сильного и смелого. Ты победил - ты и герой. Таруси они всегда считали человеком смелым и решительным. То, что он не спасовал перед Салихом Барру, их не удивило. Но ведь он не только не струсил, а еще и дал ему как следует по зубам. Сбросил Салиха в море, хотя у того были и нож и револьвер, а у Таруси только палка. "Молодец Таруси!" - с нескрываемым восхищением говорили вчерашние дружки Салиха, обсуждая в кофейнях и винных погребках последнюю городскую сенсацию.
На другой день после визита Таруси к прокурору в кофейню ввалилась шумная компания его новых восторженных почитателей. Они пришли засвидетельствовать ему свое уважение и объявить его своим другом.
- Вы меня не за того принимаете, - попытался отмахнуться от них Таруси. - Мой принцип: не тронь меня - и я не трону. Ну а кто полезет, тому несдобровать. Получится как с Салихом - забудет даже про мамочку, которая еще в утробе снабдила его ножом.
- Но ты Салиха не списывай. Он еще может показать клыки.
- Ничего. Двум смертям не бывать, одной, говорят, не миновать.
- Может быть, он в тюрьме немножко остынет и ума-разума наберется.
- Я лично попросил уже, чтобы его выпустили из тюрьмы.
- Ты что, хочешь, чтобы Салих гулял на свободе? И чего же ты ждешь от него?
- Да ничего…
- Салих - бешеная собака. От него всего можно ожидать. Но теперь он будет иметь дело и с нами. Мы ему за тебя еще вложим!
- Лучше не надо. Я уж сам буду расхлебывать кашу. Как-нибудь сами разберемся.
- Как знаешь… Но про нас не забывай… Салих ведь что бешеная собака…
От этого разговора у Таруси остался неприятный осадок. Еще не хватало, чтобы эти бездельники и хвастуны зачислили его в свою компанию. От этой шатии-братии одна дорога - в петлю. Тоже нашлись приятели! Слушать каждый вечер их болтовню! Может быть, еще и угощать их? Нет, этому не бывать! И он приказал Абу Мухаммеду подавать им кофе, как всем, - за плату.
- Не робей, Абу Мухаммед, бери! Бери со всех без исключения. Не станут платить - укажем на дверь. Будут упираться - поможем, как Салиху. Неужто я должен еще перед ними лебезить? Уважение к себе терять? Мне на их деньги наплевать - ими не разбогатеешь. Мне честь моя дорога. Я в море-то ни перед кем не унижался, а уж на суше и подавно не буду!
- Воля твоя, Таруси, да хранит тебя аллах! Как сказал, так и будет. Хочешь кофе - деньги на стол.
Не нравится - уматывай! Я знаю, у кого служу. Да и многие теперь поняли, с кем имеют дело. Вряд ли кто осмелится скандалить в нашей кофейне!
- Э, Абу Мухаммед, не зарекайся! Все может быть.
- А почему бы тебе не поговорить с Абу Рашидом?
- О чем мне с ним говорить? - вспылил Таруси. - Кто он такой? Губернатор или министр? Чтобы я его имени больше не слышал! Понял? Занимайся своим делом. Подавай кофе и деньги получай. Со всех! Со всех без исключения.
- И даже с Абу Рашида?
- И с него тоже, - отрезал Таруси и сразу почувствовал в плече, под бинтом, острую ноющую боль.
Просто упоминание имени Абу Рашида выводило Таруси из равновесия. Вспомнился последний разговор с начальником порта. Конечно, тот все передал Абу Рашиду, за тем и приходил. Что-то теперь предпримет Абу Рашид? Прекратит свои козни или, наоборот, с еще большим злом будет мстить? Наймет какого-нибудь другого головореза. А может быть, притворится, что все забыл, чтобы усыпить бдительность, а потом сделает неожиданный рывок? Ведь я никуда не денусь. Прикован к суше - в море мне сейчас дела нет. Но в порт к нему работать не пойду!
В те времена, когда он плавал на "Мансуре", порядки в порту были совсем другие. Не было такого движения судов. Не было столько грузов. И грузчиков, и моряков было меньше. Суда приходили, разгружались и уходили. Тут же швартовались и торговые суда, и рыбацкие фелюги. Случались иногда, как и во всяком порту, драки и ссоры. Теперь же корабли бросают якорь на рейде. А вокруг них - баржи. Взад-вперед снуют баркасы, лодки. На берегу сотни грузчиков, носильщиков, рабочих. И всем этим заправляет и распоряжается один человек - Абу Рашид. Сейчас, во время войны, движение в порту несколько уменьшилось, но после войны оно станет еще более оживленным. Дел у Абу Рашида будет невпроворот. Ему нужно во что бы то ни стало сохранить свою власть и влияние. Кто-кто, а Абу Рашид не будет сидеть сложа руки.
ГЛАВА 5
Да, Абу Рашид времени зря не терял. Действовал он энергично, дело вел с размахом. Еще до того, как Александреттский порт перешел к Турции , он сумел прибрать к рукам все работы, связанные с разгрузкой и погрузкой кораблей на рейде. Все баржи, баркасы и лодки он скупил, хотя и пришлось выдержать нелегкий бой со своими конкурентами. Пришлось пойти даже на риск, поставить все на карту. Абу Рашид в таких делах был азартным игроком.
"Мне бояться нечего, - говорил он своим конкурентам. - Начинал с нуля и кончить могу нулем. Как говорят, пан или пропал!"
Все знали: Абу Рашид слов на ветер не бросает и, если он на что-то решился, его никто и ничто не остановит. Это был человек властолюбивый, настойчивый и решительный. Хотя внешне он вовсе не производил такого впечатления: ниже среднего роста, худощавый, скорее хилый. Вежливый и внимательный, Абу Рашид всегда находил время, чтобы принять и выслушать каждого, кто обращался к нему. Одет очень скромно. В простых матросских штанах, старом пиджаке и выгоревшем на солнце тарбуше, которого он никогда не снимал с головы, он походил на сотни других грузчиков. В любое время его можно было найти или в портовой кофейне, или на пирсе. Люди, наслышанные ранее о его могуществе и всесилии, столкнувшись с ним, никак не могли поверить, что это и есть тот самый знаменитый Абу Рашид, особенно если его видели рядом с расфранченным и напыщенным начальником порта или в окружении щеголеватых капитанов судов.
Абу Рашид не притворялся. Он действительно был таким. Ходил по порту, незаметно появляясь то в одном, то в другом месте, окидывал хозяйским оком все причалы, отдавал распоряжения, руководил погрузкой, и все это он делал тихо, спокойно, чуть ли не с виноватой улыбкой - извините, мол, что вмешиваюсь. Но если кто-то - конкурент, какой-нибудь портовый чиновник, руководитель профсоюза, владелец судна или простой моряк и грузчик - становился ему поперек дороги, он сразу преображался. От его обходительности и приветливости не оставалось и следа. Он сбрасывал их как ненужную маску и становился властным, злым и беспощадным стариком, готовым, впрочем, снова изобразить на лице любезную улыбку и живейшее участие, когда противник был устранен.
Обычно такой процедуре предшествуют всегда какие-то непредвиденные события и неприятные случайности: или тонет судно, или вспыхивает где-то пожар, или с кем-то происходит несчастный случай; потом все улаживается: кого-то переводят на другую работу, кого-то снимают, а этого назначают, а тот срывает богатый куш - и все шито-крыто, делается без шума, крика и суеты.
Судьба каждого матроса и даже грузчика в порту зависела от прихоти Абу Рашида. Пришелся по нраву - будешь работать; чем-то не угодил или, не дай бог, прогневил - лучше подобру-поздорову уходи сам, а не то в один прекрасный день и пузыри можешь пустить.
Работа в порту адова. День и ночь между кораблями на рейде и набережной снуют нагруженные с верхом баркасы и лодки. Вдоль всей набережной - штабеля тюков, мешков, ящиков. Один за другим вереницей проходят грузчики. У каждого на плечах ноша - да такая, что ноги подкашиваются. Сгибаясь чуть не до земли под ее тяжестью, грузчики тащат ее или на склад, или на баржу. С баржи груз поднимается на судно, а с судна взамен опускаются тюки и ящики тоже не легче весом. И так с утра до поздней ночи, с ночи до утра, туда и назад, без остановки, без передышки. Попробуй только вякни слово, что, мол, с тобой поступают не по закону, - тут же очутишься за воротами порта.
Однажды Таруси довелось посмотреть, как блюдут "законы" в порту. Шла погрузка баржи. На какого-то беднягу взвалили такой ящик, что он даже закачался под ним, но кое-как устоял. Потом, медленно, неуверенно передвигая ноги, стал подниматься с грузом по шаткой доске. С каждым шагом ноги его слабели, он склонялся все ниже и ниже. Казалось, он вот-вот рухнет под непосильной ношей, но все-таки вопреки всему двигался, как-то странно покачиваясь, шел будто с шестом по канату. И когда он уже почти достиг борта баржи, ящик на его спине вдруг накренился и полетел вниз, а вслед за ним - и потерявший равновесие грузчик. Все, кто стоял на набережной, так и ахнули. Бросились на помощь грузчику. Бедняга лежал почти бездыханный, залитый кровью. У каждого от сострадания к нему сжалось сердце. И только один человек не проявил никакого сочувствия к пострадавшему - это был помощник Абу Рашида. Он с бранью набросился на грузчика. Тогда другой грузчик решил вступиться за товарища. Помощник Абу Рашида грубо оттолкнул его, потом схватил за ворот рубахи, притянул к себе и сильно, наотмашь ударил по лицу.
Таруси, наблюдавший за этой отвратительной сценой, не мог остаться простым, безучастным свидетелем. Ему было жалко покалеченного, обливавшегося кровью грузчика и до боли обидно за вступившегося и пострадавшего ни за что товарища. Таруси попытался пристыдить и как-то урезонить обидчика. Однако тот смерил его с головы до ног презрительным взглядом и небрежно оттолкнул в сторону. Неизвестно, чем кончилось бы все это, если бы к месту события не подоспел сам Абу Рашид. Он извинился перед Таруси за недоразумение, успокоил его и тут же при всех отругал своего помощника за бездушное отношение к грузчику, громко заявив, чтобы все слышали, что он и впредь не потерпит подобного обращения с рабочими.
Насколько он был искренен при этом, трудно сказать. Во всяком случае, Абу Рашид не только на словах оказал внимание изувеченному грузчику. Что же касается его заступника, то тому вскоре пришлось поплатиться за свой благородный поступок. В тот же день его жестоко избили и посоветовали больше в порту не появляться. До Таруси также дошло, что Абу Рашид высказал недовольство и его поведением.
"Я не люблю, - сказал он в присутствии портовых рабочих, - когда в дела порта вмешиваются посторонние люди".
Выгнанный из порта грузчик пришел к Таруси поделиться с ним своим горем. Поблагодарив Таруси за поддержку, он попросил замолвить словечко Абу Рашиду, чтобы его снова приняли на работу в порт.
Таруси задумался. Он оказался в довольно-таки щекотливом положении. Тяжело отказать грузчику, но еще тяжелее - просить о чем-то Абу Рашида. К тому же он был заранее уверен, что, если даже сегодня грузчика восстановят на работе, все равно завтра его поставят в такие условия, что он будет вынужден покинуть порт. Но все же Таруси попросил своего знакомого капитана Кадри Джунди, чтобы тот устроил на работу грузчика. Как-никак у человека большая семья - нельзя, чтобы он остался без работы. Кадри Джунди в знак особого уважения к Таруси пристроил грузчика. Узнав об этом, Абу Рашид вскипятился. "Опять этот чужак Таруси, - закричал он, - сует своей нос, куда его не просят. Грузчиков подстрекает. Что ему здесь надо?"
Таруси, конечно, задело за живое такое высказывание Абу Рашида. Его публично оскорбили. Выходит, это он, Таруси, который побратался с морем, посторонний человек в порту! Разве он не имеет больше никакого отношения к морю? Кто ему может запретить приходить в порт? Может быть, море и порт тоже принадлежат Абу Рашиду? В конце концов, кто такой Абу Рашид? Почему он командует в порту? Ведь должна же найтись и на него управа…
Так размышлял Таруси, и внутри у него закипала злость: доколе будет царствовать в мире несправедливость?
Где же выход? - этот проклятый вопрос, на который он никак не мог найти ответа, не давал ему покоя. Может быть, мне и в самом деле не лезть, куда меня не просят. Что, мне своих забот мало?
Но не только вражда с Абу Рашидом лишала Таруси душевного спокойствия. Жизнь на суше была, оказывается, куда сложнее, чем в море. Да, здесь совсем другие проблемы. Они, пожалуй, еще более сложные и запутанные. Да и сам Таруси, бросивший якорь на суше, сильно переменился. Он не был уже тем беззаботным юнцом, который, кроме моря, ничего не знал и знать не хотел. Теперь многое интересовало его, и он стал чаще задумываться над всем, что происходило вокруг.
А происходило много непонятного. Да, и на берегу тоже есть свои рифы, штормы, водовороты. И город, и порт, и его кофейня вовлечены в этот непонятный водоворот событий. Во всем мире разыгрался бешеный шторм. Шарик земной бросает в океане жизни, как щепку. Люди барахтаются, суетятся, чего-то хотят, чего-то добиваются. О чем-то спорят, доказывают что-то друг другу. Как разобраться во всем этом?
Вот Абу Хамид твердит все время:
- Если немцы победят, победим и мы. Почему? А потому, что французы и англичане наши враги. А враг нашего врага - это наш друг. И выходит, что немцы - наши друзья. Как только Германия победит, мы сразу обретем свободу и независимость. Прогоним всех иностранцев и их прихвостней, станем хозяевами в собственном доме.
Таруси, конечно, посмеивался, слушая Абу Хамида. Пусть себе говорит: всерьез его слова он не принимал и слушал больше приличия ради. Но, размышляя потом наедине, он приходил к выводу, что и в рассуждениях Абу Хамида есть доля истины. В самом деле, сколько можно терпеть в своей стране чужеземцев? Так жить больше нельзя! Он не очень верит Абу Хамиду. Чаще он пропускает мимо ушей болтовню по радио из Берлина. Ему надоели и эти бесконечные споры в кофейне. Но ведь и запретить спорить людям тоже нельзя. Когда ему становилось невмоготу, он по своему обыкновению незаметно выходил из кофейни и искал уединения где-нибудь у моря. И все же кое-какие слова посетителей глубоко западали ему в память, тревожили душу. Невольно заставляли задумываться не только над их смыслом, но и по-новому оценивать людей, которые их произносили.
"Почему, - спрашивал себя Таруси, - всех этих людей так волнует политика? Почему, например, учитель Кямиль никогда не говорит о школе, где он преподает? А взять Абу Хамида. Он забывает обо всем, когда слушает радиопередачи из Берлина. И в то же время, почему Абу Хамид так ненавидит учителя Кямиля? Наверное, потому, что учитель высказывается против Германии. Ну а я за кого? С кем я? Да ни с кем! Просто сам по себе. Пока не знаю, за кого и против кого я. Радио из Берлина я ведь тоже иногда слушаю. Бывает, что говорят вроде и правильные вещи. А если вдуматься, то и учитель Кямиль тоже прав. С ним трудно не согласиться. Как трудно не согласиться и с другими моими клиентами. Многие из них - думающие люди. И хотя я прячусь иногда от них, но и без них я жить уже не могу. Привык, сроднился с ними. Они мне стали дороги, как и сама кофейня. Нет, Абу Рашиду не удастся выжить меня отсюда. Я пустил уже тут корни, и выкорчевать меня будет не так-то просто!"
ГЛАВА 6
Абу Рашид не имел обыкновения сразу раскрывать свои карты. Он сначала разложит их, внимательно изучит, если надо - перетасует и только потом вступает в игру. Иногда он позволял себе и спасовать, но только для того, чтобы завтра выиграть наверняка.
Когда начальник порта передавал ему весь свой разговор с Таруси, Абу Рашид только посмеивался.
"Таруси пока для меня не опасен, и в расчет его можно не брать, - размышлял Абу Рашид. - У него нет ни своего судна, ни даже баркаса, так что он не конкурент мне. В порту не работает и делам моим не вредит. Но он в присутствии моряков и грузчиков непочтительно говорит обо мне. А кому это приятно? Дурной пример заразителен. Те, чего доброго, потом и сами возомнят, что им все позволено. Он оказывает плохое влияние на других. Это опасно. Особенно в такое неспокойное время, когда моряки и грузчики создают профсоюзы, выдвигают свои требования, пытаются установить свой контроль. Нет, с таким безобразием я никогда не смирюсь!"
Абу Рашид твердо уверовал в то, что порт - это его сфера деятельности, только его - и больше ничья. И распоряжаться там может только он один. Кого захочет - наймет, кого захочет - уволит. Все должно быть так, как он того желает. Даром, что ли, он регулярно подкармливает все начальство в порту. А для чего он ссужает деньгами своих кандидатов во время выборов? Разве не для того, чтобы они, обретя власть, поддерживали потом его? А сколько подарков и бакшишей он раздает всяким чиновникам? А сколько паразитов просто содержит? А во время праздников он для чего кормит безработных и всякую рвань, устраивая для них специальный обед? Все для того, чтобы утвердить и укрепить свою единоличную власть в порту. Так было, и так должно быть всегда.
Конечно, если бы Таруси был более сговорчив и покладист, можно было бы и с ним найти общий язык. Абу Рашид и сам не возражал бы выпить в кофейне Таруси чашечку кофе и мирно побеседовать с ним. Но Таруси лезет на рожон. Значит, надо все-таки его проучить. Заставить смотать отсюда удочки. А лучше вообще убрать. Невелика потеря. Во всяком случае, он, Абу Рашид, ничего не потеряет. Его хата, как всегда бывало в таких случаях, останется с краю. Мало ли в порту всяких драк. А в драке все может быть. При чем здесь он? До этого по крайней мере всегда все гладко проходило…
- Значит, говоришь, можно зайти к Таруси выпить кофе? - спросил Абу Рашид у начальника порта. - Ну, а кофе хоть умеют там готовить?
- Кофе у него отличный. Хозяин-то, правда, человек ершистый. Да ты и сам знаешь его лучше меня. Но не думай, что я только кофе ходил к нему пить. Я постарался убедить Таруси, что его благополучие зависит от него самого. Мол, не стоит ему лишними хлопотами себя обременять.
- Ну и как? Убедил?