Спустя некоторое время поезд въезжал в Стерлинг, где туристам предстояло сделать пересадку. В Стерлинге они ничего не увидели. Миновав вокзал по крытому мосту, под которым пыхтели и фыркали паровозы, они вышли на другую платформу. Жонатан взял билеты второго класса по цене три шиллинга и три пенса каждый и, из-за некомпетентности и невнимательности служащих, с трудом отыскал нужный поезд. Вместе с Жаком они вошли в купе, уже набитое до отказа английскими дамами, не выказавшими ни малейшего восторга по поводу мужского соседства. А когда Жонатан обмолвился, что едет в Глазго, почтенные пожилые миссис радостно поторопились ему сообщить, что он ошибся поездом. Действительно, этот состав возвращался в Оклей. Друзья спешно выбрались из вагона в тот самый момент, когда уже раздавался свисток локомотива на Глазго, и бросились в купе с чисто французской импульсивностью.
После Стерлинга железнодорожный путь удаляется от Форта, отделяющего Нижнюю Шотландию от Горной, так что залив даже называют "уздой горцев". Вальтер Скотт в романе "Роб Рой" пишет, что у Форта вид скорее английской, чем шотландской, реки. Жак, к величайшему своему сожалению, не смог удостовериться в справедливости данного замечания. Поезд увозил его на юг, и, внутренне сопротивляясь этому, он испытывал чувство сожаления, ибо все помыслы его постоянно обращались к северу. Но Жонатан утешил его, сообщив, что экскурсия на озера позволит подняться высоко в горы.
В нескольких милях от Стерлинга железная дорога проходит вблизи поселка Баннокберн, где Роберт Брюс разгромил короля Англии Эдуарда II. Далее путь лежит вдоль судоходного канала Форта. Множество плоскодонных судов бороздят его воды, и в сумерках мачты сливаются с деревьями на берегу. Вечерело, когда показался Каслкери, где еще видны остатки знаменитой римской стены, воздвигнутой Агриколой для защиты от независимых каледонцев Севера. Покорители мира принуждены были остановиться перед гордым, отважным народом, стонущим под владычеством англичан. Наконец поезд вошел в длинный тоннель и остановился в самом центре Глазго.
Глава XXX
ЗАПАХ ЧЕСТЕРА
Выйдя из здания вокзала, путешественники оказались на очень красивой площади с зеленым сквером, украшенным колоннами со статуями. Однако опустившиеся сумерки не позволили французам что-либо рассмотреть. Пришлось ограничиться тем, что Жонатан с трудом разобрал в темноте название площади, где они находились: Сент-Джордж-сквер. Прямо перед собой они увидели "Комрис-Роял-отель". Здесь молодые люди были встречены очень милыми, предупредительными девушками. Жак, посягая на права друга, пробормотал несколько слов, имевших самые честные и искренние намерения быть английскими; молодые мисс проявили максимум снисходительности и не без усилий смогли понять, что приезжим требовалась комната с двумя кроватями. Гости были препровождены в номер на первом этаже.
После длительных омовений новые постояльцы вошли в салон и сели за большой стол, изъявив желание поужинать. В ожидании ужина Жак с интересом рассматривал развешанные по стенам картины с видами Эдинбурга. Ему доставляло удовольствие вновь представлять себя на этих улицах, им исхоженных, и гордо повторять про себя:
"Я тоже был там!"
Весь во власти этого занятия он переходил от одной картины к другой, как вдруг был выведен из состояния мечтательности странным, если не сказать тошнотворным, запахом, достигшим его ноздрей.
- Что бы это могло быть, друг Жонатан?
- Не имею ни малейшего понятия, но это "что-то" весьма неприятно. Можно подумать, что ты на борту парохода в сильную качку, когда морская болезнь…
Любезный музыкант рассуждал со знанием дела. Говоря так, он достиг угла зала и указал Жаку на полку стойки:
- Вот источник зла!
- Что же это?
- Кем-то оставленный здесь огромный честер.
Когда появился официант, друзьям удалось, хотя и с трудом, убедить его вынести из зала этот кошмарный продукт.
Поглотив достаточное количество холодной баранины, Йоркского окорока и чая, друзья ринулись навстречу неизведанному - посмотреть на вечерний Глазго. Довольно красивые площади, черные дома, темные, как пустые магазины, и унылые, как заводы; во всем облике ночного города ощущалось сходство с Ливерпулем, проистекающее от малопоэтических нюансов индустриального центра. Это бросалось в глаза в первую очередь.
- Это не Шотландия, - грустно заметил Жак, - и завтра мы проснемся под грохот молотов, вдыхая заводской дым.
Случай, это капризное божество, покровительствующее бродягам и путешественникам, привел парижан на берег Клайда, к мосту Глазго. Множество торговых судов, парусных и пароходов, стояли на якоре возле моста, последнего перед слиянием реки с северным каналом. Глядя отсюда на город, друзья заметили на небе яркое красное зарево. Тщетно пытались они понять причину происходящего. Колоссальную часть неба занимала пылающая дуга, непрерывно пронзаемая молниями и озаряемая вспышками. Жонатан считал это заревом от большого пожара, Жак склонялся к индустриальному объяснению феномена. Он полагал, что наблюдается отсвет каких-то высоких печей в разгаре топки. И тот и другой ошибались. Лишь позже друзья узнали, что присутствовали при интереснейшем природном явлении - знаменитом северном сиянии 30 августа 1859 года. Парижане вернулись в "Комрис-Роял-отель" по широким пустынным улицам. На домах одной из них Жаку посчастливилось разобрать название - Аргайл-стрит, другая называлась Бьюкенен-стрит. Туристы несколько подустали после дня дождя, ветра и солнца, а кроме того, хотели пораньше встать, чтобы перед поездкой на озера успеть осмотреть крупный индустриальный центр Шотландии.
Широкие кровати, ширина которых подчеркивалась узостью простынь, ожидали их в просторной спальне с крашеными балками потолка. Комната была несколько мрачновата, и Жонатан не удержался от сравнения себя и друга с детьми Эдуарда. Ему припомнилась картина Поля Делароша, а композитор не без содроганья думал о тени свирепого лорда Тиррела. Но поскольку наши герои были не настолько царственными особами, чтобы быть умерщвленными во сне, а среди их предков не имелось ни малейшего Ричарда III, они благополучно проспали ночь и проснулись с рассветом, как самые обычные путешественники. Расплатившись по счету, парижане покинули "Комрис-Роял-отель".
На улицах уже царило шумное оживление, что весьма удивило Жонатана. Но его изумление прошло, когда Жак сообщил ему, что с начала века население города возросло с 75 тысяч до 350 тысяч жителей. Теперь, при дневном свете, они увидели, что их ночные впечатления подтвердились - Глазго был точной копией Ливерпуля по характеру и атмосфере. Множество общественных зданий, претендующих на монументальность, почерневшие от туманов и угольной пыли, представляли собой довольно грустное зрелище. В центре Джордж-сквер стояли памятники Вальтеру Скотту и Джеймсу Уатту. Двое великих людей были увековечены рядом, причем подписи на памятниках отсутствовали, так что романиста можно было принять за изобретателя паровой машины, а инженера - за автора "Пертской красавицы". В довершение всего внешне они были очень похожи.
Начало дня было пасмурным и серым. С неба сыпался обычный для Англии мелкий дождь, который скорее пачкает, чем мочит. Тем не менее, поскольку наши друзья приехали смотреть достопримечательности, Жак направился к довольно известному собору по Сент-Джордж-стрит.
- Всегда и везде одни и те же имена и одни и те же улицы, - заметил он.
В этот утренний час крестьяне и фермеры из окрестных мест везли на городские рынки горы фруктов и овощей, погоняя лошадей "whig a more, whig а тоге", что значит: "пошли быстрее". Либеральная партия Англии позаимствовала это восклицание погонщиков в качестве лозунга. Что же касается тори, или монархистов, то название их партии происходит от "tory me", что в точности соответствует девизу французских воров: "Жизнь или кошелек".
Когда на пути достойных представителей крестьянства Западной Шотландии, шествующих по улицам Глазго, встречался черный городской ручей, они, нимало не смущаясь, снимали ботинки, храбро шлепая по липкой, вонючей грязи.
- Конечно, чтобы перейти ручей, туфли ни к чему, - рассуждал Жонатан, - но я предпочитаю не менять привычек.
Кафедральный собор Глазго посвящен святому Мунго, в нем нашли отражение разные эпохи готической архитектуры. Высоко в небо вознес он тяжелую колокольню. Это единственный религиозный памятник Шотландии, который пощадили фанатики реформы, и с этой точки зрения представляет несомненный интерес. Жак, к своему величайшему сожалению, не смог увидеть его внутреннее убранство. Дверь была заперта, и сколько молодые люди ни стучали, никто не откликнулся. Протестантская вера, похоже, не следует принципу: "Стучите, и отворят вам". Туристам пришлось удовлетвориться осмотром некрополя, расположенного на соседнем холме, и вызвать в памяти великолепные описания великого романиста. Ибо именно сюда направились лорд Осбалдистон и старый Эндрю Ферсервис по прибытии в Глазго, куда скрылся Роб Рой. Вот прибежище скорби, где на могилах Вальтеру Скотту виделись слова пророка: "Стенания, сожаления и несчастья!"
Глава XXXI
СОСИСКИ И ЗОНТИКИ
Закончив созерцание одинокого, печального, навевающего меланхолию места, туристы отправились на поиски экипажа, поскольку хотели как можно больше успеть осмотреть за оставшееся до экскурсии время. Широкая карета, обитая утрехтским бархатом, вскоре предоставила им уютный приют. Жонатан дал понять кучеру, что вначале они хотят проехать в порт, затем прокатиться и осмотреть улицы и парки города. Кучер подчинился желанию пассажиров, и лошади затрусили к порту Глазго.
В торговой части города туристы увидели действительно очень красивые улицы: банки, общественные здания, музеи, приюты, убежища, больницы, Биржа, библиотека, клубы, залы для собраний и другие постройки встречаются здесь во множестве. Здания изобилуют массивными, часто неудачно расположенными колоннами. Пристрастие англичан к этим архитектурным элементам может сравниться только с их любовью к лошадям, а пожалуй, даже превосходит последнее. Нередко обе страсти объединяются, и случается увидеть бронзовых коней на каменных колоннах, что не добавляет монументальности памятнику. Порт Глазго отличается большой коммерческой активностью. Огромные пакгаузы протянулись вдоль набережных Клайда и хранят горы и горы товаров. Но после Ливерпуля Глазго уже не ошеломлял, и фиакр, нигде не останавливаясь, быстро проследовал дальше.
Куда же теперь смышленый кучер повез своих седоков? В какие районы города направил он их пытливые изыскания? Этого они никогда не смогли узнать. Они вспоминали потом красивые кольца аллей, случайный парк на верхушке холма с великолепными, почти совсем новыми сооружениями, какие-то памятники, здания, изгибы незнакомых улиц… Когда впоследствии Жак изучал план Глазго, пытаясь понять, где же они были, он так и не смог узнать этот парк и отнес его к тем пленительным, волшебным уголкам страны сновидений, в которую в юности уносит нас по ночам воображение.
Как бы там ни было, два часа спустя путешественники оказались снова на Сент-Джордж-сквер. Жонатан щедро заплатил любезному автомедону и справился, не найдется ли поблизости кафе, чтобы позавтракать. Искомое находилось неподалеку от Биржи. Завтрак был ничем не примечательным, если не считать того, что холодная лососина была подана под уксусом и без капли масла. После пиршества и до самого отправления французы фланировали по окружающим вокзал улицам, и Жак читал все вывески, делясь с другом довольно своеобразными идеями:
- У англичан все-таки великолепные названия, с полнокровными звучными слогами, приятными на слух и на вид. Я нахожу, что они превосходят наши французские имена.
- Тебе так кажется, потому что ты - иностранец, - возразил другу Жонатан, - но для самих англичан эффект абсолютно другой. А кстати, ты хотел бы зваться, например, мистер Тэйлор, мистер Бекон или мистер Фокс?
- Конечно, нет ничего достойнее!
- А это между тем, как если бы ты звался господин Портной, господин Сало или господин Лис. Вполне вероятно, что обычное простонародное французское имя придется по вкусу в Англии и что имя господин Уложилошадь покажется очень благозвучным.
- Все это сбивает меня с толку.
- То же можно сказать про любой язык. Послушай, как хорошо звучат испанское Акуадо, итальянское Буонкомпаньи, Циммерманны и Шнайдеры немцев и так до Ротшильда, чье настоящее имя - Майер, а для немцев он всего-навсего господин барон Красного щита!
- Что я могу возразить? - сдался Жак. - Твоя эрудиция меня приводит в замешательство.
Так, беседуя о том о сем, путешественники очутились перед колбасной лавкой, где работала необычная машина, движимая паром. Это был удивительный механизм. На одном его конце ставили живого поросенка, а на другом тот появлялся в виде очень аппетитных сосисок.
- Какой народ! Какое гениальное применение пара в гастрономии! - воскликнул пораженный Жак. - И еще удивляются, что подобная нация становится владычицей мира! Вот увидишь, в один прекрасный день будет изобретена машина в пятьсот лошадиных сил, способная цивилизовать дикарей Океании!
- Это будет, безусловно, не хуже английских миссионеров. Одно другого стоит, - скептически заметил менее восторженный Жонатан.
- После такого зрелища нам уже не остается ничего другого как уехать; хочу покинуть Глазго, унося в душе это потрясающее впечатление.
Сказано - сделано, и друзья тут же отправились на станцию железной дороги Глазго - Эдинбург. Оттуда они поехали поездом, идущим через Дамбартон и Баллох к южной оконечности озера Ломонд.
Жонатан за одиннадцать пенсов взял билеты третьего класса, и французы вошли в купе, в котором ухоженный домашний скот чувствовал бы себя неуютно. Там не было не только дверей, но и стекол, так что ввиду усиливавшегося дождя путешественникам пришлось укрыться под раскрытыми зонтами.
- Надо заметить, - произнес Жонатан, - что в Англии столь мало привыкли к солнечному свету, что зонты для англичан не что иное, как приспособление для получения тени - "umbrella"!
Глава XXXII
НА БОРТУ "ПРИНЦА АЛЬБЕРТА"
Между торговой столицей Шотландии и южной оконечностью озера Ломонд не более двадцати миль. Железная дорога проходит через Дамбартон, королевский город и столицу графства. Удачно расположенный на месте слияния Клайда и Ливена, все еще укрепленный согласно договору об унии, замок живописно венчает обе вершины огромного базальтового утеса. Отсюда, из Дамбартона, уезжала Мария Стюарт, чтобы стать королевой Франции. И еще одно историческое обстоятельство делало это место знаменательным в глазах французов. Здесь в 1815 году английское правительство намеревалось заточить Наполеона: Дамбартон или Святая Елена - и здесь и там мрачная скала, предназначенная британской ненавистью доверившемуся врагу.
Вскоре поезд остановился в Баллохе, возле деревянной эстакады, спускавшейся к самому берегу озера Лох-Ломонд.
- Вот оно, первое озеро в моей жизни! - воскликнул Жак.
- И первая гора, - поддержал его Жонатан, - ибо то, что ты видел до сих пор, были игрушечные несерьезные горы - горы для парижан, карманные горы.
Туристы поспешили со станции, спустились к озеру и заняли места на борту пассажирского парового судна "Принц Альберт", взяв билеты до Инверснайда, на северной оконечности озера, и заплатив за них два шиллинга и шесть пенни за каждый.
- Дороговато за пробег в какие-то тридцать миль, зато какое плаванье! Дружище Жонатан, подумать только, ведь мы в стране Мак-Грегора!
Озеро Ломонд предстало перед туристами вначале группой мелких живописнейших островков самых разнообразных форм и очертаний, рассыпавшихся по водной глади. "Принц Альберт" огибал обрывистые берега, пробираясь в проливах между ними, и перед путниками открывались то плодородные равнины, то дикие ущелья, ощетинившиеся вековыми утесами, то пустынные долины. Тысячи видов сменяли друг друга. У каждого из этих островов есть своя легенда, и история этой страны читалась в каждой детали ее пейзажа. Озеро, вероятно, достигает в этой части четырех-пяти миль в ширину. Своими очертаниями и характером оно напомнило Жаку Онтарио - озеро тысяч островов, так замечательно описанных соперником Вальтера Скотта Казалось, природа призвала на помощь все свое воображение, создавая острова озера Ломонд: одни - каменистые, дикие, без признака зелени - вздымали ввысь острые пики скал рядом с округлыми зелеными спинами других; березы и лиственницы последних как будто протестовали своими пышными кронами против пожелтевшего, иссохшего вереска первых; а воды озера с равным спокойствием омывали подножие тех и других. Вскоре показалась Балма - врата в горную страну Хайленд. Неподалеку Жак заметил несколько могил, в которых были погребены представители древнего клана Мак-Грегор.