Повесть о красном Дундиче - Владимир Богомолов 10 стр.


Надо было доложить о ЧП штабу фронта, но рука будто налилась неподъемной тяжестью, не могла дотянуться до рычага телефонного аппарата. И хорошо, что не поднялась: через час с Максимовского разъезда сообщили, что видят шесть броневиков, вышедших из Воропоново. А через четверть часа, как кипятком на голую спину: машины скрылись в падине и не показываются на взлобке, слышен треск пулеметов и винтовок.

- Немедленно прикажите возвращаться на базу! - кричал в трубку командарм так, что дрожала мембрана. - Не-ме-дленно! - повторил он.

Минут через двадцать поступило то сообщение, которого так ждал и так страшился командарм, - бензин кончился. Экипажи отбиваются. Белые не хотят разбивать броневики снарядами, пытаются вернуть их в целости и сохранности.

В течение дня наши кавалеристы дважды прорывались к бронемашинам, но ничем не смогли помочь, если не считать пулеметные ленты и винтовочные патроны, которые успели подбросить в открытые люки. Оба раза передавали Дундичу приказ штаба: поджечь броневики, а самим пересесть на коней. Но тот спокойно отвечал, что эту операцию он всегда успеет провести, ему важнее получить бензин.

А завод молчал. На телефонные звонки подолгу не отвечали, А если снимали трубку, то непременно люди несведущие. Отвечали однозначно: не знаю, пойду поищу. И только когда терпение лопнуло и Ворошилов готов был вскочить в седло и аллюром мчаться на завод, оттуда, захлебываясь от радости, сообщили: бензин пошел.

Вот тогда и снарядил командарм обоз с горючим.

Ночью красные кавалеристы в третий раз оттеснили белых к станции. Во время этого рейда и подвезли горючее к автомашинам. Быстро заправили моторы. Порученец передал Дундичу строгий наказ командарма: немедленно вернуться. Иван Антонович успокоительно похлопал по плечу порученца:

- Скачите! Мы вас догоним!

А на поверку вышло, что не только не догнали, но и до сих пор не появились на базе. Тут что угодно можно подумать. Лишь Буденный, пришедший к Ворошилову, внешне сохранял спокойствие. Накручивая на просмоленный самосадом палец черный ус, добродушно заметил:

- Придумал что-то, чертов сын.

- Ну что он может придумать? - горячился командарм. - Вот езжай на место и выясни. Если он вернулся, всыпь ему хорошенько. - Потом, подумав, добавил: - Сам всыплю, а ты - доставь его сюда.

Утром казаки снова пошли в атаку на броневики. Раз красные их не угнали, значит, нет у них горючего. В штабе генерала Краснова решили во что бы то ни стало вернуть их как можно скорее. Поэтому предложение расстрелять их из пушек, закидать гранатами, обложить дровами и поджечь отвергли единогласно. Еще раз решили обратиться к затворникам со словом войскового атамана, посулить им чины и награды. Но если и это не поможет, притащить броневики в Воропоново. Для этой цели генерал не пожалел свой автомобиль, а для остальных бронемашин собрали целое стадо быков.

Сначала белые шли осторожно, остерегаясь подвоха: ведь красные вчера могли обеспечить броневики патронами. Но пулеметы молчали. И даже стволы их не вращались, обычно уже этим наводя ужас. "А что, если красные ушли ночью восвояси?"

Буденный, устроившись на гребне взгорка, не опускал от глаз бинокль. От нетерпения мелко дрожали руки. "Чего он ждет? - думал с тревогой. - Самый раз ударить по кадетам. Ну, браток!" - мысленно командовал Семен Михайлович. Но броневики молчали.

Вот уже в лощину спустилось стадо волов. Впереди медленно двигалась черная, блестящая никелированными деталями легковая автомашина. Стоящий в ней офицер что-то кричал и размахивал руками.

Казаки вплотную подошли к броневикам, стали стучать прикладами в железные двери, требовать, чтобы красные механики сдались в плен и перешли на службу к генералу Краснову.

- Ну, что? - спросил офицер с погонами капитана, подбегая к крайнему броневику.

- Только что голый зад не показывают, - доложил пожилой хорунжий, - а уж отвечают так, что хоть всех святых выноси. И еще поют. Вот послухайте.

- Ничего, - высокомерно сказал капитан. - Совсем иначе запоют в штабе его превосходительства. Цепляйте!

Казаки со смехом, с озорными прибаутками стали цеплять толстенными канатами броневики к ярму быков. Взобрались кто на коней, кто на волов, кто похрабрее - на броневики, и тронулась эта кавалькада в путь.

Все, что можно было предположить дерзкого, бесшабашного и даже ухарского, Буденный передумал в эти минуты, но не мог объяснить поведения Дундича. Посмотрел на других командиров, которые устроились тут же: может, они знают задумку комэска? Но те сами терялись в догадках. Впору хоть поднимай полк и бросай его в атаку, отбивай эти треклятые броневики.

Рывком поднялся с разостланной бурки комдив, повернулся к ординарцу, но в это время в ложбине ударил пулемет, за ним второй… Загрохотали моторы броневиков.

Опешившие кадеты сначала ничего не поняли, но когда броневики дали задний ход, потянув за собой упирающихся быков, казаки побросали налыгачи, скатились с упряжек и пустились бежать.

Через час бронедивизион возвратился на базу, и механики, обрезая остатки веревок, весело рассказывали красноармейцам, как красновские ретивые волы хотели пересилить стальных коней…

Поворотный день

Станица Качалинская, растянувшая свои просторные улицы от устья Паншинки до Сакарки, зажиточная, многолюдная, близко расположенная к железной дороге, представляла собой важный стратегический пункт на северо-западном участке Царицынского фронта.

Три раза полк Хижняка, куда перевели Дундича заместителем, врывался на окраины станицы и три раза откатывался к железнодорожной станции. И лишь отчаянная ночная атака вынудила улагаевцев отступить к займищу. Контратака не принесла им успеха. Потеряв веру в возврат Качалинской, кадеты ушли в станицу Иловлинскую, а командир полка все ждал: откуда и когда начнется новый штурм его позиций.

Так и не дождавшись до утра сражения, Хижняк явно забеспокоился. Не верил он в безвозвратное бегство казаков.

- Нужна разведка, - говорил он, не обращаясь ни к кому конкретно, меряя горницу длинными ногами, - Без разведки мы как суслики в норе.

Командиры эскадронов, окружившие ведерный самовар, молчали, ожидая, что решит комполка. Они знали, что усиленное охранение на всех возможных подходах выставлено. И теперь самый раз, напившись чаю, сбросить казенную амуницию, упасть на постель и провалиться в сон на часок-другой. Ведь двое суток глаз не сомкнули.

- Нет, сейчас не до сна, - сказал Хижняк. - Улагай мастер кишки сонным выпускать.

- Знамо дело, - вяло сказал кто-то.

- А раз "знамо", - остановился возле стола командир, - значит, нужна разведка, и незамедлительная.

- Светает на дворе, - сказал комиссар Вишняков. - Днем они не сунутся, а в ночь можно выйти. Сейчас самое время сменить посты да всем вздремнуть. Только мы с тобой, командир, будем бодрствовать.

- Ну, будь по-твоему, комиссар, - сказал, поразмыслив, Хижняк.

- Не надо ждать вечера, - вмешался в разговор Дундич. - Самый раз идти утром.

- Если ты такой нетерпеливый - иди, - сказал комиссар и с интересом поглядел на новичка.

- Правда, сходи, товарищ Дундич, - попросил комполка. - Ты, должно быть, надумал что-то?

- Есть тут кое-что, - постучал Иван по лбу.

- Не дело это, - сердито проворчал комиссар, - чтоб строевые командиры ходили в разведку. Что скажет товарищ Буденный?

- Скажет: "Молодец, Ваня", - улыбнулся Дундич.

Ему понравилось ворчание комиссара. Значит, ценит, не хочет потерять его. Видимо, не знает, что для Дундича ничего лучше разведки не существует. Хотя всякий уход в тыл белых не безобидная прогулка. Но этот риск всегда менее ощутим для полка, бригады, дивизии, чем неожиданное нападение белых.

- Ты поделись планом, - попросил Вишняков, - а мы подумаем, кому его исполнять.

Такого оборота событий Дундич не предвидел. В словах комиссара он уловил даже что-то вроде недоверия. Это задело самолюбие.

- Ну, так выкладывай, - уже потребовал комиссар, когда их взгляды, как шашки в рукопашной, перехлестнулись и ни тот, ни другой не отвел глаза.

Все с интересом повернулись к ним.

- Беру своих земляков, - медленно заговорил Дундич, поправляя щеточки рыжеватых усов. - Говорю Улагаю: мы из "дикой" дивизии, пришли помогать тебе.

- Ну, это примитивно, - разочаровался Вишняков.

- Да, не фонтан, - согласился командир полка.

- Все будет в ажуре, - загорячился Дундич. - Я же не так поеду, - показал он на свой красный френч. - Буду хорунжим или есаулом. И ребята нацепят погоны, кокарды…

- Ну, тогда еще куда ни шло, - медленно произнес Хижняк и поглядел на комиссара.

- А документы есть? - чуть оживился тот.

- Хорунжий Руслан Алеев и есаул Лека Думбаев, - назвал Дундич фамилии офицеров "дикой" дивизии. Он запомнил их после рейда в калмыцкие степи, когда Иван Шпитальный приторочил к седлу две бекеши с серебряными газырями и офицерскими книжками.

- Сочиняешь? - спросил комиссар. - А вообще-то имена красивые: Руслан, Алеко. Пушкина небось начитался?

- Пушкина не читал, - обиделся Иван Антонович. - Офицерские книжки в руках держал. Своими глазами видел.

- У них все могет быть, - вступился за Дундича эскадронный. - Я когда на Тереке служил, у нас в сотне два братана було Цагаевых. Одного Мамедом звали, а другого, не поверите, Харей.

Хохот потряс стены уютной горницы. А не ожидавший такой реакции эскадронный перекрестился:

- Ей-богу, не брешу.

- Тоже книжку его смотрел? - спросил сквозь смех Вишняков.

Дундич стремглав сорвался с места, и не успел командир полка отсмеяться, как его заместитель уже гомонул наружной дверью веранды.

- Обиделся, - сказал Хижняк.

Его слова прозвучали упреком недоверчивому комиссару. И все теперь с некоторым укором глядели на того. А Вишняков, пряча усмешку в усы, заметил:

- На обидчивых воду возят.

Но через минуту дверь в горницу с шумом распахнулась, и Дундич протянул две зелененькие книжицы:

- Читайте!

- Я без этих книжечек пустил бы тебя, - мягчея голосом, сказал комиссар, возвращая документы Дундичу.

- А ты знаешь, Иван Антонович, - обратился командир к своему заместителю, - Мамонтов за твою голову тыщу колокольчиков обещает?

Дундич хмыкнул:

- Куда столько вешать будут?

- Так у нас николаевские золотые рубли называют, - объяснил командир с удовольствием.

А комиссар добавил:

- И вешать будут не колокольчики, а того, за кого они обещаны. Так что охотников за тобой много. Но самый хитрый из них, пожалуй, Улагай. Поэтому будь предельно осторожен, товарищ Дундич. Чуть что не так и…

- Ну ты, Константин, точно на плаху людей отправляешь, - сделал упрек своему политкому Хижняк. - После твоих слов не то что в разведку, за малой нуждой в леваду не пойдешь без оглядки.

Каким-то нескладным получился весь этот разговор. С тяжелым сердцем Дундич покинул штаб. Он привык, что в его успех верили безоговорочно. А тут… Слишком угнетали нетерпеливого Дундича и медлительность, и рассудочность, и вроде бы оглядка на каждый чих.

Дом, в котором они со Шпитальным заняли горницу, находился через плетень от штаба. Чтобы сократить путь, Дундич решил не выходить на улицу, теперь уже обласканную солнцем, а, проваливаясь в снегу, направился к хлеву, возле которого зияла дыра в изгороди. Не доходя до лаза, услышал в сарае шорохи и тяжелое дыхание. "Неужто кадет копошится?" - подумал Дундич и, расстегнув кобуру, подошел к приоткрытой двери, притаился. В сарае тоже притихли. Иван Антонович постоял с минуту, потом носком сапога распахнул дверь и приказал:

- А ну, выходи!

Первым в проеме показался его ординарец с красным, будто ошпаренным кипятком лицом. И невинно спросил:

- Что случилось, товарищ командир?

Дундичу сразу стало стыдно и за расстегнутую кобуру, и за свой приказ. "Вот черт, - выругался он про себя. - И тут подвох вышел". А вслух сказал:

- Думал тебя у коней застать, а не в чужом хлеву.

- Да мы туточки с Клавдеей сено зараз реквизуем.

За его спиной появилось ничуть не смущенное лицо молодой казачки. Пуховый платок сбился на воротник и открыл иссиня-черную корону волос. Она решительно отодвинула Шпитального со своего пути и предстала перед Дундичем. Вздрагивающие в улыбке сочные губы, чуть продолговатые озорные глаза под густой бечевкой бровей то ли зазывали, то ли отталкивали временных ухажеров - сразу не понять. Накидывая шаль на голову, она подняла руки, словно поддразнивая Дундича высокой грудью. И медленно пошла в глубь двора. Возле крыльца повернулась и насмешливо упрекнула ординарца:

- Говорила тебе, глупой, в сумерки приходи за сеном.

- Прийду, - шагнул за ней Шпитальный. - Прийду, Клавдея. Ты только не обмани.

- Она, может, и не обманет, а вот ты обманешь, - сказал Дундич, жалея своего ординарца, у которого срывается такое приятное свидание. - Сейчас завтракаем и уходим.

- Куда? - растерянно поглядел на девушку Шпитальный.

- За кудыкину гору, - беззлобно отбрил его командир.

Как это может показаться ни странным, но ему тоже почему-то захотелось понравиться этой красивой казачке. Но в следующее мгновение всплыл образ Марии Самариной, и он, чуть улыбнувшись, собрался уходить, когда Клавдия, вернувшись, вплотную подошла к нему.

- Ну что, красный командир? - с вызовом спросила Клавдия. - Подумал небось, что я со всеми шастаю по сараям?

- Нет, мой Ванюшка хороший. И в бою смелый.

- С кадетами не знаю, а с девками дюже смелый. Да и ты, видать, не промах.

- А о тебе я плохо не думаю, - произнес он, уводя разговор о себе.

- А как? Расскажи. Мне дюже интересно.

- Хорошо бы с такой в санях на тройке прокатиться, - сказал он, чтобы поддержать шутливый тон беседы.

- Ну, поехали! - предложила казачка. И тут же залилась смехом. - Только ты ведь до Колдаирова меня не довезешь, испугаешься свою Марью.

"Вот чертов хохол! - досадливо подумал о своем болтливом ординарце Дундич. - Когда успел?" Но ему стало приятно, что Клавдия не осуждает его выбор. И он совсем миролюбиво сказал:

- Ну, мне пора!

- Прощай, джигит, - ответила на этот раз без усмешки казачка и подняла над головой руку. - А как будете выходить, отпусти Ивана на минутку.

Из станицы выступили, когда солнце уже поднялось над хребтиной правобережья. Легкой рысью ринулись к Дону. Впереди Дундич в шерстяной бекеше и широкой бурке, под которой скрывались погоны есаула. Стремя в стремя ехал с ним Петр Негош в форме хорунжего. Остальные держались поодаль.

Что ждет их за этой безлесой пойменной равниной? Конечно, Хижняку надо знать, собираются ли белые снова отбить станицу. Хотя в штабе полка в этом никто не сомневался, нужно было подтверждение. Да и не мешало бы знать, какими силами располагает Улагай.

"Самое лучшее, - думал Дундич, - встретить кадетский разъезд где-нибудь в балке или в займище. Тогда не придется ехать в Иловлю. Возьмем пленных, те все расскажут". Эта мысль вдруг кольнула горечью. Он уличил себя в том, что впервые с опаской едет в штаб хитрого и жестокого генерала. Еще утром у него не было тени сомнения в успехе вылазки. Но после разговора с комиссаром, а особенно после возвращения Шпитального со свидания (Дундич выполнил просьбу Клавдии) тревога заползла в душу. Но не будешь же объяснять Хижняку, что предчувствуешь беду. Недоброе было и в прощальном наказе казачки Шпитальному:

- Скажи своему командиру, что у того генерала тоже есть такие же чеченцы, как Дундич.

И хотя Шпитальный пытался втолковать ей, что Дундич не чеченец, а приехал в Россию из Сербии и что они едут не к генералу Улагаю, а совсем в другую сторону, она, глядя на речистого ухажера, как на несмышленого дитятю, серьезно и озабоченно повторяла:

- Мое дело упредить вас. Они, басурманы те, лютее любых кадетов.

- Что-то ты приуныл, Лека? - окликнул Дундича новым, непривычным именем Негош. - Неужели близко принял к сердцу слова этой плутовки. Она - или вражий лазутчик, или чересчур охочая бабенка. Не хотелось ей отпускать Ивана, вот и наговорила всяческих страстей.

Бесхитростная догадка Негоша поразила Дундича своей простой правдой. И он укорил себя: ну почему порой бываю таким суеверным? Вот Негош не мается дурью. Для него все просто. А может, и в самом деле тут нет никакой сложности?

За чернолесьем резко проступила незапятнанная белизна противоположного склона балки. И он поразился этому контрасту цветов. Миновали свой последний кордон, попрощались с товарищами, спустились к Дону и пошли песчаным прибрежьем вверх по реке. За Сакаркой углубились в займище. Отыскали прибитую оттепелью серую ленту санной дороги. Тут уже могли столкнуться с любой неожиданностью. Дундич приказал ехать осторожно. Вышли к Ильменям, заросшим высоким камышом, тоскливо шуршащим замороженными стеблями.

Впереди застрекотала воронья стая: кто-то вспугнул птиц. А может, вороны заметили группу Дундича? Нет, вьются над черной осиной. Неужели разведка улагаевцев? На всякий случай приготовились к схватке. Сошли с дороги, замаскировались в терновом сухостое.

Показалась усталая кобыла, запряженная в сани. За ними вторые. В санях сидели пожилые казаки в валенках, овчинных шубах, потертых малахаях. Из-под жидких охапок сена торчали трезубцы вил, концы веревок.

На луг за сеном, понял Дундич, вспомнив санный след от стожков на поляне, и глазами посоветовался с Негошем: "Остановим?" Тот выразительно кивнул.

- Казачки, стой! - потребовал Дундич, выезжая на дорогу.

Лошади остановились. Казаки исподлобья глянули на всадников в погонах. Взгляд их, кроме досады, ничего не выражал.

- Откуда и куда? - спросил Дундич у того, кто показался ему старшим по возрасту.

- Из Шишкина, на луг за сеном, - с достоинством ответил казак, сбивая кнутом налипший на валенки снег.

- Кто в хуторе?

- Мы вот, да бабы, да малые дети, - так же неспешно отвечал казак.

- Не виляй. Наши или красные?

- Войска нету, - уверенно сказал казак и смело глянул в лицо Дундича. - Вчерась ищо были, но вчерась же и ушли. Слух дошел, будто Буденный нацелился на Иловлинску. Ну, они туды и подались.

- А ну, распахни шубу, - потребовал Негош.

Казаки вывернули полы овчинных полушубков, растопырили руки, как бы говоря: сами видите - без оружия мы. Шпитальный, соскочив с седла, облапал бородачей, пошарил под охапками, доложил:

- Как есть пустые.

- Говорите, до самой Иловли никаких войск нет? - уточнил Дундич.

- Не должно быть, - пожал плечами старший. - Но чтоб не сбрехать, слухай суды, ваше благородие: красные могут быть в Кузьмичах, а ваши на разъезде. Так что ступайте на станицу прямо через Ильмень.

- Целиной чижало, - наконец заговорил и второй возница. - Снег-то вона какой. По колено. И вязкий что глина.

- Пожалуй, - согласился первый. - Это я к тому, что тута полная безопасность, а тама, - он указал на невидимый хутор - могет всякое случиться.

- Спасибо за совет, старики. Езжайте. Мы тут сами решим, как лучше, - сказал Дундич, жестом провожая встречных. И, как только сани скрылись за ближайшим поворотом, предложил: - Не пойдем целиной. Коней жалко. Они нам еще пригодятся.

Назад Дальше