Дождь Шукры - Виктор Суханов 5 стр.


После представления мы с Жаклин пошли вниз по Елисейским полям. К сожалению, улица Берри, на которой находилась гостиница "Калифорния", была рядом. Мне не хотелось идти в гостиницу, Жаклин также предложила погулять, но я сразу же заметил, что нас "опекали". Это была открытая слежка, и я подумал, что, скорее всего, это охрана, выделенная нам Куртье. Профессор предупредил, что нас будут охранять. "Вели" нас четверо молодых людей: один впереди, один сзади и двое почти вплотную за нами. Жаклин тоже заметила "сопровождение".

- Надеюсь, нас не собираются похищать, - сказала она, - но все же пойдем в гостиницу, такая прогулка малоприятна.

- Нет, не беспокойся. Это забота Куртье о нас. Охраняют, как президента с супругой.

Мы свернули налево и пошли в отель. Номера у нас были на разных этажах, и мы грустно улыбнулись друг другу, расставаясь в лифте без дверей.

Гостиница "Калифорния" известна тем, что если вы пойдете от лифта по коридору влево, то сделаете изломанный круг и вернетесь к лифту справа. В коридоре у моего номера стоял стул, а на нем сидел человек. Заметив меня, он поздоровался и сказал:

- Не беспокойтесь, мсье Виктор, профессор просил оберегать ваш сон. Я всю ночь буду дежурить у ваших дверей.

- Благодарю, - ответил я, - и желаю вам спокойной ночи!

Ночью ничего не произошло, если не считать сильного дождя. Но от него только лучше спалось. К тому же эти старые гостиницы, к которым принадлежит "Калифорния", хороши тем, что имеют окна, выходящие во внутренний дворик, похожий на большой колодец, так что здесь, в самом центре Парижа, уличный шум не проникал в комнату и не мешал спать.

Утром я поблагодарил своего стража, по-прежнему сидевшего на стуле у моих дверей, встретился внизу в холле с Жаклин, и мы отправились в Солонь. Но еще раньше у гостиницы ко мне подошел охранник-швед, которого я знал как одного из, подручных Дюшато, и, извинившись, сказал, что впереди и позади моего "пежо" пойдут автомашины с охраной - таков категоричный приказ Куртье.

- Ты случайно не восточный принц, инкогнито путешествующий по Европе? - спросила меня Жаклин, когда мы уселись в автомашину. - Что-то меня до сих пор никогда так не охраняли. Всю ночь перед моей дверью сидел охранник.

- Я четвертый сын сорок восьмой жены его величества славнейшего из королей, главного электровозбудителя душ своих подданных Махмуда Двести тридцать восьмого. Выходи за меня замуж, и я сделаю тебя своей любимой женой.

- Я не хочу быть только любимой женой, Виктор. Я хочу быть единственной и любимой женой. Так что выбирай: или я, или все женщины мира!

- Конечно, все женщины мира… не стоят твоего мизинца.

- Подхалим, но все же не теряй надежды!

Куртье встретил нас очень приветливо и, улыбнувшись, сказал, что мы хорошо выполнили служебное поручение. Жаклин с удивлением посмотрела на меня, но промолчала. Заметив это, профессор сказал:

- Не удивляйтесь, Жаклин. Виктор и сам не знает, что он делал. Я вам все объясню, но позднее.

Так тогда я и не понял, зачем Куртье посылал меня в Париж.

ДЕЛИ И КАТМАНДУ

Прошло несколько недель. Однажды вечером Куртье пригласил меня в свой кабинет.

- Что такое Общество Девяти Неизвестных? - спросил он в своей обычной манере задавать неожиданные вопросы.

- Разумеется, я ничего не знаю об этом обществе, - несколько резче, чем следовало бы, ответил я.

- Сорэ-ва е кунай дэс! - заметил профессор.

- Сорэ-ва е ий дэс! - ответствовал я и добавил: - Забивать голову излишней информацией не следует - это мешает чистоте логического мышления.

- Прекрасный образчик фрондерства молодого человека, который отсутствие знаний пытается оправдать демагогическими выкрутасами, - беззлобно сказал Куртье. - В кладовой человеческого мозга всегда так много пустых полок, что если иногда аккуратно ставить туда знания, то это может пригодиться. Важно только именно раскладывать по полочкам знания, а не валить все в одну кучу - иначе потом, при надобности, ничего не найдешь. А теперь я объясню тебе, что такое Общество Девяти Неизвестных и почему я вдруг заговорил с тобой по-японски.

Как говорится в сказках, давным-давно в одной прекрасной восточной стране жил-был император. Давным-давно - это более двух тысяч лет назад, а прекрасная страна - это Индия. Когда император был еще молодым, то все его заслуги, пожалуй, заключались в том, что он был внуком Великого Деда… Надо сказать, что этот дед не родился царем и, известно о его происхождении лишь то, что отец его матери был смотрителем царских павлинов. Говорят также, что этот будущий дед в молодости был умен, энергичен и честолюбив. Наверное, за это царь прогнал его из своей столицы, города Паталипутры, современной Патны. Но дед не унывал. Он нашел себе верного друга по имени Чанакья и вместе с ним поднял народ на севере страны против греческого гарнизона, оставленного Александром Македонским. Разгромив греков, друзья выгнали из Паталипутры царя из династии Нандов, после чего будущий Великий Дед сам занял трон. Было это в 321 году до нашей эры, а звали деда Чандрагупта.

Но это еще не все. После этого Чандрагупта нанес жестокое поражение бывшему полководцу Александра Македонского Селевку, правившему всеми странами от Малой Азии до Индии, отобрал у него Гандхару - часть сегодняшнего Афганистана, заодно женился на его дочери и, наконец, объединил в одно государство многие провинции Индии. Благодаря всем сим славным действиям Чандрагупта вошел навечно в историю…

- Все это хорошо и интересно, профессор, но при чем здесь Общество Девяти Неизвестных?

- Погоди, две тысячи лет длилось довольно долго, а ты хочешь, чтобы я выложил тебе все за две секунды. Внука Чандрагупты, молодого императора, звали Ашока, в молодости он пока ничем себя не прославил, но тоже имел намерение запечатлеть свое имя на скрижалях истории. Он долго размышлял, как это сделать, и наконец решил, что история особенно хорошо сохраняет в своих летописях страницы, написанные не пером, а мечом, так как кровь выцветает в памяти людской не так быстро, как чернила. Возможно, по этой причине молодой властитель решил для начала включить в состав своей империи соседнее государство Калингу.

Императорские войска разгромили соседей, и вечером его величество лично пожаловал на поле брани, чтобы полюбоваться плодами своей победы. Он увидел тысячи и тысячи трупов вперемешку с тысячами умирающих, истекающих кровью людей. Это зрелище глубоко потрясло императора, и он начал задумываться о цене, которую великие мира сего платят за свое непомерное тщеславие. После этого император стал заниматься науками и созидательной деятельностью. Это, кстати, и прославило его имя в истории. Прославило больше, чем иных прославляли ратные подвиги. Герберт Уэллс писал, что Ашока был единственным в мировой истории монархом-воителем, который отказался от дальнейших завоеваний тогда, когда еще одерживал победы.

Когда ты, Виктор, завтра будешь в Дели, советую тебе остановиться в самом большом городском отеле, носящем имя императора Ашоки.

- Масса интересных сведений, профессор. И не только касающихся прошлого, но и будущего. Конечно, я польщен, что мое имя упоминается в непосредственной близости от имени великого Ашоки, но особенно интересно то, что завтра я буду в Дели…

- Не смущайся, Виктор. Завтра тебе действительно придется полететь в Индию по нашим делам. Билет тебе уже приготовлен. А из Индии - в Японию. Вот почему я заговорил с тобой по-японски. А что касается Ашоки, то, потрясенный ужасами войны, точнее, ее апофеозом, увиденным вечером после битвы, он основал Общество Девяти Неизвестных, одну из самых тайных в истории организаций. Ее цель - не допустить, чтобы знания, содержавшие сведения о новых опасных средствах уничтожения людей, могли бы получить распространение. Это было первое известное человечеству общество, которое уничтожало знания, содержавшие в себе секреты массового убийства людей.

У меня в Индии и в Японии есть друзья, которые разделяют идеи императора Ашоки. Ты встретишься с ними и получишь интересующие нас сведения. Могу заверить тебя, что эти сведения будут применены только в интересах человечества, а люди, которые дадут тебе их, - гуманисты в самом высоком смысле этого слова.

В Индии ты проведешь несколько дней. Как любознательный, праздношатающийся турист. Съезди куда-нибудь, побывай, кроме Дели, еще в каком-нибудь городе: Мадрасе или Калькутте, например. Кроме того, слетай в Непал. Это всего час лету. Очень живописная страна. В Катманду есть красивые старые кварталы с множеством любопытных лавочек. Заодно выполнишь в Непале одно мое поручение. Впрочем, в Индии тебе тоже надо будет кое-что сделать…

Куртье еще долго инструктировал меня, заставляя повторять вслух то, что я должен был сделать. Записывать он ничего не разрешил.

На другой день я уже был в Дели. Город оказался малоэтажным и растянутым на многие десятки километров. Как и советовал Куртье, я остановился в отеле Ашока. Отель был длинный, не очень высокий (по нынешним временам), расположенный в небольшом парке. Нижние и подвальные этажи здания занимали дорогие магазины, рестораны, бассейны, сауны… Я побродил по магазинам, подивился кашмирским коврам (не красоте, а ценам), наткнулся на великолепные резные шахматы из слоновой кости и черного дерева, мысленно поздравил себя, что сэкономил четыре тысячи долларов, или тридцатое лишним тысяч рупий (именно столько стоили понравившиеся мне шахматы), и не спеша поднялся к себе в номер. Из номера я позвонил своему старому-старому другу Роберу Креанжу, с которым когда-то мы вместе учились в Сорбонне. Робер с семьей обосновался в Дели и работал представителем какой-то мульти-национальной фирмы. Он очень обрадовался моему звонку и обещал вечером заехать за мной на машине и повезти к себе в гости.

А пока я решил немного прогуляться около отеля. Каждый незнакомый город обычно познается и запоминается именно в те минуты, когда ты имеешь возможность побродить по нему один, без спешки и добровольного конвоя из друзей или знакомых.

Выйдя из отеля, я чуть было не столкнулся со слоном. Слон был смирный, покрытый красочными нарядами. Рядом стоял проводник, предлагавший за несколько рупий покататься на слоне или сфотографироваться с ним. Кататься мне не хотелось, хотя очень захотелось дать слону что-нибудь вкусное. К сожалению, в карманах не было ничего подходящего. Видно уловив мои мысли, слон внимательно посмотрел на меня и грустно переступил с ноги на ногу. Я помахал ему рукой и пошел дальше. Через парк я спустился вниз к улице.

Улица была широкой, тенистой и безлюдной. С обеих ее сторон на тротуаре росли большие старые деревья. Заложив руки за спину и поглядывая с опаской вверх (кто-то мне говорил, что в Индии лучше не ходить под деревьями - оттуда может спикировать на тебя какая-нибудь насекомообразная пакость и укусить), я медленно прогуливался вдоль улицы. Вдруг что-то шмякнулось мне на левый ботинок. Какая-то белая масса, напоминающая тесто. Я с подозрением посмотрел на крону дерева - может быть, птица совершила свой туалет?..

Но тут слева от меня возник человек. Это был индиец с ящиком для чистки обуви. Оказывается, подкравшись ко мне сзади, он ловко плеснул на мой левый ботинок белую пасту, чтобы предложить мне свои услуги. Я хотел рассердиться, но потом рассмеялся и поставил ногу на его ящик. Чего только не придумают бедняки, чтобы заработать лишнюю рупию! Чистильщик ловко расправился с моими ботинками, и я полез за портмоне, чтобы расплатиться. Неожиданно индиец как-то странно посмотрел на меня и сделал левой рукой жест, привлекший мое внимание. Это был пароль, о котором предупреждал вчера Куртье. Пальцами левой руки я изобразил необходимый отзыв. Когда я протянул чистильщику деньги, он умудрился взять их так, что в моей руке оказался маленький, туго свернутый бумажный комочек. В бумажке содержались нужные мне сведения. Я медленно пошел дальше, сняв через некоторое время с лацкана пиджака небольшой голубой значок, по которому чистильщик определил, кто я такой. Еще через некоторое время я развернул бумажный комок, на котором было написано место встречи, время и пароль. Город, в котором я должен был получить материалы для Куртье, назывался Катманду.

Вечер я провел у Робера Креанжа. Небольшой двухэтажный домик находился в центре зеленой лужайки, по краям которой росли невысокие деревья. Жена и дети Робера улетели на две недели в Париж, слуг (повара, садовника и ночного сторожа) он отпустил, и мы блаженствовали вдвоем за столиком на лужайке, попивая джин с тоником и закусывая чем бог послал… из ближайшего китайского ресторанчика. "Бог послал" в основном креветки, правда довольно вкусно приготовленные, и еще разные дары моря.

Мы вспоминали студенческие годы и нашу дружную компанию - четверых мушкетеров, как нас часто называли в университетском городке под Парижем в общежитии "Дом Соединенных Штатов". Атосом у нас был, бесспорно, Питер Спарк - американец из Массачусетса, весьма гордившийся тем, что он родился в Бостоне от родителей, также родившихся в Бостоне. Семейные хроники Спарков особенно подчеркивали тот факт, что одна из родственниц по отцовской линии происходила от англичанина, прибывшего в Северную Америку в 1620 году на знаменитом корабле "Мейфлауэр". Как известно, именно эта группа английских пуритан, или, как их еще зовут, отцов-пилигримов, основала Новый Плимут, с которого и начались колонии Новой Англии. Если не считать родства с "Мейфлауэр", других сколь-нибудь видимых недостатков у Питера, пожалуй, не замечалось. Это был высокий блондин, великолепный образчик того самого североамериканского янки, которого терпеть не могут в южных штатах. У южан, как известно, свои взгляды на экстерьер.

В обыденной жизни Питер был открытым, дружелюбным парнем, щепетильно порядочным во всем, что касалось данных им обещаний. В общежитии шутили, что слово Питера надежней, чем номерной счет в швейцарском банке. Наш Атос изучал физику и подолгу пропадал в лабораториях. Он увлекался какими-то новомодными теориями и пытался найти им подтверждение, ставя многочисленные эксперименты.

Арамисом в нашей компании, несомненно, был Анри Фалле, именуемый порой своими недоброжелателями "французский англичанин": мать Анри была урожденной леди Ден-Норант. У Анри было симпатичное лукавое лицо, тонкая талия и густая черная шевелюра, которую он, впрочем, коротко подстригал. Из нашей компании Анри больше всех бегал за девушками и часто бранил судьбу за то, что она поселила нас в "Доме Соединенных Штатов". Надо заметить, что в те времена "Дом Соединенных Штатов" отличался нравственной строгостью и не шел ни в какое сравнение с несколькими десятками национальных домов-общежитий, расположенных в парке парижского университетского городка. У меня не раз мелькала мысль, что основали американский дом прямые потомки пуритан, которые поплыли в Америку на "Мейфлауэре". Достаточно сказать, что наше старомодное здание было разделено на две половины: правую - женскую и левую - мужскую. Внизу находился общий холл и несколько комнатушек без дверей, где можно было принимать гостей или встречаться с лицами, проживавшими на другой половине дома. О том, чтобы попасть студенту на половину студенток или наоборот, не могло быть и речи. Это помогало нам в какой-то степени не отвлекаться от учебы, но в то же время создавало атмосферу монастыря, которая сильно не нравилась нашему Анри.

Анри был человеком весьма разносторонним. Как и Питер, он изучал физику, но умудрялся быть довольно сведущим в вопросах литературы, музыки, искусства. И прекрасного пола. Влюблялся он часто, легко сходился с предметом своей страсти и так же легко умел расставаться с ним. Девушки "а него почему-то не обижались. Возможно, быстро понимали, что этот беззаботный симпатичный парень просто не создан для серьезной семейной жизни.

Невзирая на любвеобильность, Анри был способным физиком, он умел находить неожиданные, оригинальные решения сложных проблем. За это его очень ценили и прочили ему большую будущность в науке. Интересно, что жизненного прототипа Арамиса из "Трех мушкетеров" тоже звали Анри…

Портоса среди нас не было, но Робер Креанж был к этому имени все же ближе, чем я. Этот крупный, провинциального вида парень олицетворял собой надежность, обстоятельность и упорство в достижении цели. В отличие от героя Дюма он отнюдь не был хвастуном и не любил красиво одеваться. Зато у него, как и у Портоса, были ясные жизненные идеалы, и если литературный персонаж твердо стремился к сундуку герцогини-вдовушки, то Робер, в соответствии с духом времени, мечтал о кабинете юрисконсульта в большой многонациональной компании. Он и учился на юридическом, одновременно уделяя много времени экономическим наукам. Девицами он не интересовался.

Робер был самым целеустремленным из нашей четверки. Он вырос в маленьком провинциальном городке в центре Франции и не мог обмануть надежд своей многочисленной родни, видевшей в нем будущего генерального директора солидной фирмы. Кроме того, он твердо решил объехать весь мир. Кабинет юрисконсульта представлялся ему первой ступенькой своей лестницы жизни. Положение, занимаемое им в Дели, свидетельствовало, что он уверенно продвигался по этой лестнице.

Итак, на мою долю оставалась роль д'Артаньяна. Не знаю, насколько я подходил для этого, но с гасконцем меня объединяло, возможно, одно качество - изобретательность, умение выпутываться из сложных ситуаций.

Несмотря на разность характеров и темпераментов, наша четверка крепко дружила, и трое всегда приходили на помощь тому, кто оказался в трудном положении.

- У меня недавно в гостях был Питер, - прервал мои воспоминания Робер. - Он приезжал сюда по делам своей фирмы "Грейт пасифик энд атлантик ойл" и вел переговоры с компанией, которую я представляю.

- Интересно посмотреть, каким он стал!

- Еще как интересно, - усмехнулся Робер. - Только не это.

Неожиданно он встал, вошел в дом и вскоре вернулся, неся в руках небольшой блестящий стереомагнитофон-радиоприемник "Санио", из которого лилась нежная восточная музыка. Поставив магнитофон на наш стол, Робер продолжил беседу, сильно понизив голос:

- Питер прилетал не столько по делам своей фирмы - это был предлог, - сколько для того, чтобы встретиться со мной. Меня же он просил немедленно связаться с тобой. Если бы ты так неожиданно не прилетел в Дели, я через несколько дней был бы в Париже: официально - чтобы присоединиться к своей семье, а на самом деле - чтобы найти тебя.

Робер снова встал, вроде бы для того, чтобы размяться. Он походил по лужайке, внимательно осматривая изгородь, окружавшую участок. Музыка из магнитофона продолжала звучать. Вернувшись к столу, Робер тихо продолжал:

Назад Дальше