Альпинисты проснулись рано утром. Не хотелось вставать. В спальных мешках было тепло и уютно. Усталость и безразличие охватывали непреодолимыми оковами. Надвигалось то страшное состояние апатии и безволия, которое в горах опаснее лавин и трещин.
- Пойдём, Юра, - сказал Гущин, собрав последние силы. - За нас никто вниз не пойдёт.
Шиянов вылез из мешка и помог вылезти Гущину. Он надел ему башмаки. И перед тем, как тронуться в путь, запасливый Гущин вынул из кармана галетку, которую он сберёг. Маленький белый квадратик был драгоценностью. Шиянов разломал его на две равные части.
С огромным трудом, держась одной рукой за ступеньки, спустился Гущин по верёвочной лестнице, которая восемь дней тому назад испугала носильщиков. Пятый "жандарм" был преодолён, ещё одна ступень к спасению пройдена.
Гущин, как и раньше, шёл впереди, разгребая снег ногами, иногда сидя съезжая по заснеженным скалам. Шиянов страховал его и затем без страховки спускался сам.
Миновали четвёртый "жандарм". До лагеря "5900" оставалось пройти только один третий. И тут альпинисты едва не были сброшены с ребра в пропасть порывом вьюги.
"…1/IX.
…Вот и последний "жандарм". Он большой, но самый лёгкий из всех. Здесь надо быть очень осторожным в отношении сброса камней - этот "жандарм" очень сыпуч. Внизу уже видны палатки лагеря "5900" и около них два носильщика, которые по снежной гривке лезут к нам, чтобы помочь и взять вещи.
Но вдруг на ребре показывается сильнейший снежный смерч и в несколько секунд доходит до нас. В это время я, стоя на коленях под стенкой, страховал Гущина. Мелкий, сухой снег так больно ударил в лицо и а руки, что пришлось замереть в том положении, в каком застал смерч, и мы лежали, уткнувшись в снег, пока над нами бушевала буря. Гущина она застала в очень неудобном положении, и он вынужден был продвинуться дальше. Для этого должен был двинуться метра на три я. Тронулись. Новый порыв ветра, и я услышал шум наверху, быстро поднял голову и совершенно инстинктивно Рванул её в сторону. Камень фунтов в 10 - 1 5, сорванный ветром с гребня, ударил меня вскользь по голове и плечу. Удар был всё-таки настолько силён, что на мгновенье я был ошеломлён. Руки разжались, и я повис на крюке. В следующее Мгновенье я уже снова прочно укрепился в новом безопасном месте над скалой".
Миновали третий "жандарм". С помощью вышедших навстречу Нишана и Ураима Керима стали спускаться по крутому снежнику к лагерю "5900".
Носильщики пришли сюда ещё утром, чтобы идти с Цаком на помощь верхней группе. Но туман, снегопад и вьюга остановили их.
До лагеря "5900" добрались в темноте. В лагере был Цак. И тут кончились все испытания.
Носильщики сняли с Гущина и Шиянова башмаки и оледенелые, твёрдые, как броня, костюмы. Цак приготовил ужин и чай.
Начавшаяся вечером вьюга перешла ночью в шторм. Шторм разогнал туман. Горы, одетые в сверкающий покров свежевыпавшего снега, снова раскрылись. На вершинных гребнях стояли "флажки" - полотнища снежной пыли, свидетельствовавшие о продолжающемся урагане.
Шторм бушевал и на ребре, грозя сорвать в пропасть всякого, кто рискнёт выйти из палатки. Цак с носильщиками снова вынуждены были отказаться от попытки подняться в верхние лагери. Впрочем, Ураим Керим и при хорошей погоде не смог бы идти вверх: накануне он поднимался без очков, не зная, что рассеянный туманом свет ещё опаснее солнечных лучей. Сегодня он ослеп и испытывал сильную резь в глазах.
Когда ветер немного стих, Шиянов, Гущин и Ураим Керим начали спуск в лагерь "5600". Цак я Нишан остались на "5900", чтобы при первой возможности идти наверх. Однако вскоре и Нишан спустился на "5600", говоря, что у него болит нога.
В лагере "5600" альпинистов встретил доктор Маслов. И здесь впервые, через девять дней после ранения. Гущину была оказана медицинская помощь. Доктор очистил рану, извлёк оттуда мелкие камни, расширил выход для гноя.
Затем Гущин, Шиянов и Ураим Керим с "Ураимом - голова болит" и Абдурахманом, находившимся в лагере "5600". начали спуск в ледниковый лагерь.
Мы выслушали рассказ наших товарищей. Положение было тяжёлое. Больше всего мы боялись, что штурмовики, ушедши( 30 августа к вершине без спальных мешков, не учтут опасности тумана. Найти в тумане в фирновых полях две маленькие палатки было почти невозможно. Заночевать в снегу без спальных мешков значило замёрзнуть наверняка.
Но и в том случае, если они 30-го вернулись в лагерь, их судьба внушала серьёзную тревогу.
После подробного обсуждения мы установили следующие возможные варианты:
30/VIII - заброска станции и возвращение в лагерь.
31/VIII - 1/IX - отсиживание в палатках от непогоды.
2/IX - установка станции.
3/IX - спуск в лагерь "б 400".
Если 30/VIII станцию к месту установки забросить не удалось, то вариант несколько менялся: на 2/IX приходилась заброска станции, на 3/IX - установка и спуск на "б 400".
В эти варианты Гок Харлампиев внёс поправку: он предполагал, что 2/IX из-за сильного ветра штурмовики должны были оставаться в палатках. В этом случае они могли сегодня, 3/IX, устанавливать станцию и завтра, 4/IX, спускаться на "б 400".
Эта поправка была нами отвергнута. Мы сопоставили количество имевшегося у штурмовиков продовольствия с длинной вереницей дней непогоды и пришли к выводу, что сегодня, 3 сентября, последний день, когда можно надеяться увидеть штурмовиков на фирне, спускающимися вниз из лагеря "б 900". В про - тивном случае надо было считаться с возможностью гибели группы.
Впоследствии однако оказалось, что Гок был прав.
Не успели мы занести в протокол наше решение, как со скал спустился Абдурахман с запиской Маслаева. На записке был нарисован пик Сталина и наверху, там, где должен был находиться лагерь "6900", поставлен крестик. "Здесь сидит или стоит человек", - писал Маслаев.
Итак, по крайней мере один из штурмовиков благополучно пережил шторм. Надо было спешить с помощью, надо было как можно скорее доставить наверх продовольствие. Мы неотступно следили в бинокль за горой: несмотря на хорошую погоду, никто не поднимался по ребру от лагеря "5600". Очевидно, носильщики не пошли в верхние лагери. Поэтому Дудин и Гок Харлампиев с Абдурахманом после обеда начали подъем на "5600".
Вскоре после их ухода Маслаев сообщил со скал, что он видит. двух человек, поднимающихся от лагеря "6900" в направлении к вершине.
Мы были изумлены. Неужели наши товарищи, пережив дни страшного шторма, продолжали восхождение при полном отсутствии продуктов?
4 сентября с утра мы стали следить за горой. Мы видели, как Две маленькие чёрные фигурки стали подниматься по ребру от лагеря "5600". Нишан и Зекир шли наверх с продовольствием для штурмовиков. Мы видели, как они прошли второй "жандарм" и подошли к трещине, где находился лагерь "5900", как через десять минут уже не две, а три фигурки продолжали подъем: Цак присоединился к носильщикам. Они миновали третий "жандарм", показались на снежнике между третьим и четвёртым. Прошли четвёртый и стали подходить к пятому. Исчезли в скалах пятого "жандарма"…
Весь день мы следили в бинокль за ребром. Мы боялись увидеть на нем спускающихся вниз носильщиков. Это значило бы, что они не сумели подняться в лагерь "б 400".
До вечера ребро оставалось безлюдным. Носильщики дошли. Помощь была подана.
Не слишком ли поздно?
Ближайшие дни должны были дать на это ответ.
Гущин и Шиянов отлёживались в палатке. Шиянов спал день и ночь. Гущина мучила рука. Она распухла чудовищно. Из раны шёл жёлтый гной вперемежку с маленькими камешками. Ураим Керим с чайным отваром на глазах лежал в своём маленьком шустере. Зрение постепенно к нему возвращалось.
Приходилось удивляться здоровью и выносливости Гущина. Хотя больная рука не давала ему спать, он очень быстро оправлялся от пережитого. С каждым днём он все больше становился похожим на прежнего Гущина, весёлого, толстолицего, с блестящими глазами, с стройным, не по годам молодым телом легкоатлета.
Маслаев по-прежнему неутомимо возился со своей радиостанцией. И хотя ему ещё ни разу не удалось кого-нибудь "поймать", он несколько раз в день посылал в эфир мои сообщения о ходе штурма.
Вечером он провёл нам в палатки наушники. Лёжа в спальных мешках, мы "ловили" Москву. Сквозь свист, треск и визг в эфире прорывались иногда отрывки концерта и фразы из речей.
На другой день утром я послал Абдурахмана на "5600" за доктором, прося его спуститься в ледниковый. Гущину становилось все хуже, можно было опасаться осложнений.
В ожидании доктора мы с Капланом отправились на наблюдательный пункт на скалы. Мы видели, как два человека спустились с третьего "жандарма" в лагерь "5900". Это, очевидно, вернулись носильщики, поднявшиеся накануне с Цаком в верхние лагери. Маслаев сменил нас на скалах. Мы спустились в лагерь. Вскоре с "5600" пришёл доктор. Он осунулся, похудел.
Он осмотрел раненую руку Гущина, удалил омертвевшие ткани и снова извлёк из раны несколько мелких камешкоз.
К вечеру с "5600" спустились Абдурахман и Зекир. Зекир шёл, пошатываясь от усталости. Лицо его почернело, левая щека при падении была поранена о камни. Но он радостно и победно улыбался, протягивая мне маленький клочок бумаги. Это была записка Цака Дудину. Она начиналась словами:
"Только мы поднялись на "6400", как туда спустились Николай Петрович, Гетье и Абалаков. Станция поставлена, вершина взята".
С странным чувством смотрел я на этот серый клочок бумаги, положивший конец всем нашим тревогам и опасениям, возвестивший славную победу.
Восхождение было окончено, оставалось возвращение назад. Нам предстоял трудный путь по ледникам, через реки, по Алайской долине, И все же казалось, что экспедиция была окончена.
Победа далась не легко. Цак сообщал, что Абалаков заболел ледниковой слепотой, у Гетье нелады с сердцем, у Николая Петровича обморожены пальцы на руках и ногах. Поэтому спуститься они сумеют только завтра.
Но все это не пугало: люди были живы, и это было главное. Ведь в последние дни каждый из нас в глубине души опасался их гибели.
Хотелось получить ответ на десятки вопросов, узнать поскорее подробности восхождения: все ли трое достигли вершины, в каком месте поставлена станция.
Мы начали готовиться к их встрече. Надо было прежде всего позаботиться о хорошем питании для них. Я послал Зекира в подгорный лагерь, где находился наш караван, наказав ему прислать на другой день с одним из караванщиков киичьего мяса. Остальной караван должен был придти в ледниковый лагерь 7 - го.
6-го с утра доктор, Каплан, Маслаев и все носильщики стали собираться на "5600" навстречу победителям вершины. Надо было помочь им при спуске и принести вниз оборудование лагерей "5900" и "5600". Маслаев захватил с собой метеорологический самописец, который решено было установить на "5600". Елдаш и я остались в ледниковом, чтобы приготовить все для встречи победителей. Наши "инвалиды" - Шиянов и Гущин - также не покинули своих палаток.
К вечеру мы увидели, как носильщики поднялись по ребру в лагерь "5900". Позже на снежнике между четвёртым и третьим "жандармом" показалась первая двойка, медленно спускавшаяся вниз. Из "5900" ей навстречу вышли носильщики. Уже стало темнеть, когда вторая двойка штурмовиков начала спуск по снежнику к лагерю "5900".
В ночь из подгорного приехал караванщик Талубхан с киикчиной.
7-го с утра мы начали готовиться к встрече. После десятидневной голодовки альпинисты верхней группы должны были найти в ледниковом хороший обед. Мы с Елдашом варили, жарили, пекли.
Около часа дня альпинисты начали спуск из лагеря "5900" к лагерю "5600". В ледниковом их можно было ждать к вечеру.
Уже начинает темнеть, когда из-за поворота на леднике показываются чёрные фигурки Дудина, Гока, Маслаева, Каплана, доктора и носильщиков. Они идут тремя группами. Последняя группа движется очень медленно. Никак не удаётся разглядеть в бинокль, сколько в ней человек - трое или четверо.
Первым на морене показывается Абалаков. В походке этого железного сибиряка нет и следа утомления. Он идёт, как всегда - скоро и споро, слегка переваливаясь с ноги на ногу, словно таёжный медвежонок. Только кожа на скулах потемнела от мороза и шторма.
Через полчаса приходит с носильщиками Николай Петрович. Ему больно ступать отмороженными ногами, вокруг глаз легли синяки усталости, но идёт он бодро. Он добирается до своей палатки и ложится. Мы снимаем с ног его башмаки: холодные, безжизненные пальцы забинтованы, бинты окровавлены.
Он сообщает первые подробности. Он достиг середины вершинного гребня, до его высшей южной точки дошёл только Абалаков.
Потом я иду с Абдурахманом и Ураимом Керимом навстречу Гетье. Уже темно. Несмотря на это, Абдурахман с поразительной уверенностью находит дорогу в сераках. Мы встречаем , Маслаева, который установил на площадке у лагеря "5600" |свой метеорологический самописец. Гетье, Дудина, Гока и доктора мы находим в конце сераков, перед выходом на ледник. Гок и доктор ведут Гетье под руки. Поэтому-то мы и не могли определить в бинокль численность последней группы.
Мы идём к лагерю. Мы доводим Гетье до его палатки, раздеваем его и укладываем в спальный мешок.
XII.
Шторм на высоте 6900 метров. - Засыпаны снегом. - Болезнь Гетье. - Взятие вершины. - Спуск на "6400". - Встреча с Цаком и носильщиками.
Это "когда-нибудь потом" наступило не скоро.
Мы вернулись в Ош. Сентябрь был на исходе. Стояла благодатная южная осень. Поля были покрыты снегом созревшего хлопка. Спелые гроздья винограда просвечивали янтарём.
Мы жили на базе ТПЭ и отдыхали после трехмесячного похода. На базе было спокойно и тихо. Все отряды памирского направления, кроме двух, оставшихся на зимовку, закончили свою работу. Начальники отрядов сидели по палаткам и строчили отчёты. Они готовились к заключительной конференции в Сталинабаде.
Марковский, весело поблёскивая голубыми детскими глазками, довольный результатами работ Памирской группы, расхаживал между базой и гостиницей, где он квартировал.
На столе в его номере лежала карта восточного Памира. Вся территория, кроме небольшой области в юго-восточном углу, была покрыта площадной съёмкой.
Со всех концов Таджикистана на имя Горбунова поступали телеграммы. И из этого вороха сообщений вырисовывались основные, важнейшие результаты экспедиции.
- Золото было найдено в районе северного золотоносного пояса у западных берегов Кара-Куля и в долине рек Муксу и Ат-Джайляу. Отряды Клунникова и Стратановича продолжали свои изыскания. Их результаты могли выявиться - только весной, после зимних работ.
- В центральной части Туркестано-Алайского хребта в верховьях Исфары геологические партии Ионина и Соседко обнаружили большую оловоносную провинцию.
- В бассейне Зеравшана в урочище Кули-Калон отряд Соболевского нашёл ценнейшее месторождение оптического флюорита. Кристаллы флюорита представляли собой по качеству и размерам мировые уникумы.
- Найден вольфрам, радий и уран.
- Геолог Иванова обнаружила в Зеравшанском хребте сурьму.
Николай Петрович не мог ходить. В отмороженных пальцах ног шёл процесс сухой гангрены. Мы с утра выносили его в сад на соломенный шезлонг. И здесь оя работал: выслушивал доклады, писал приказы и письма, вёл совещания.
И однажды, в солнечный знойный день, Николай Петрович, Абалаков и Гетье рассказали нам подробно о восхождении.
30 августа, когда Гущин, Цак и Шиянов начали спуск из лагеря "6900", Абалаков, Горбунов и Гетье направились к вершине. Абалаков и Гетье несли в спинных мешках разобранную на две части радиостанцию. Под тяжестью непосильной ноши Гетье каждые десять-пятнадцать шагов останавливался и в изнеможении падал в снег. Разреженность воздуха и пятидневное недоедание ослабили его. Через полчаса Горбунов переложил станцию в свой рюкзак. Она оказалась слишком тяжёлой и для него. Было ясно, что дотащить радиостанцию до вершины не удастся. Не хватало Гущина с его силой и тренированностью. Вдвоём с Абалаковым они, может быть, и справились бы с этой задачей.
Надо было возвращаться. Надо было возвращаться и потому, что туман сгущался и становилось все труднее найти лагерь. А заблудиться и заночевать в снегу без спальных мешков - значило наверняка замёрзнуть: температура ночью пала до 25 градусов ниже нуля.
Штурмовики вернулись в лагерь. Недалеко от него, на высоте 6850 метров они нашли участок твёрдого фирна и здесь установили радиостанцию.
Утром тридцать первого туман сгустился. Минимальный термометр показывал ночную температуру - 45 градусов мороза. Начиналась вьюга. Надо было отсиживаться в палатках. Гетье чувствовал себя плохо - сказалось чрезмерное напряжение предыдущих дней.
Николай Петрович, рискуя заблудиться в снежном буране, с утра отправился проверить работу радиостанции. Она не работала. Горбунов с огромным трудом перенёс её к лагерю. Здесь, в палатке, на двадцатиградусном морозе, он разобрал её. Оказалось, что разошлись контакты. Исправив повреждения, Николай Петрович и Абалаков вновь собрали станцию и установили её возле лагеря.
К вечеру усилилась метель. Сухая снежная пыль проникала сквозь щели наглухо зашнурованных палаток, скоплялась на полу и в углах маленькими сугробами.
Гетье становилось все хуже. Сердце едва справлялось с работой. Ночью начались мучительные сердечные спазмы и рвота. Больной лежал недвижно в спальном мешке, обливая жёлчью себя и Горбунова.
Первого сентября погода ещё ухудшилась. Усилились снегопад и вьюга. Палатки и спальные мешки покрылись слоем инея.
Гетье не принимал ни пищи, ни питья. Глоток воды немедленно вызывал приступ рвоты.
В ночь на 2 сентября разразился шторм - страшный, неудержимый шторм горных вершин. Ветер гнал по фирновым полям облака снежной пыли и обрушивал их на две маленькие палатки, затерянные в ледяной пустыне. Снежные смерчи крутились вокруг них в яростном танце, снег ложился на них сугробами.
Полы палаток провисали под тяжестью снежных пластов, свободное пространство становилось все меньше. Ночью в палатке, где спали Горбунов и Гетье, сломались стойки, и снег придавил альпинистов. Ни тот, ни другой не могли пошевелиться. Абалаков укрепил свою палатку ледорубом и рюкзаком, сохранив таким образом свободу передвижения. Утром он прорыл проход в сугробе, вышел наружу и крышкой от походной кухни откопал своих товарищей.
Туман разошёлся, ярко светило солнце. Близкая, но недосягаемая, сверкала свежевыпавшим снегом вершина пика Сталина. В продолжавшемся шторме на ней бешено крутились облака снежной пыли. Панорама горных вершин, скрытая двухдневным туманом, снова открылась перед альпинистами.
Ветер продолжал наметать сугробы на палатки. Днём снова пришлось разгребать снег.
Горбунов и Абалаков разделили скудный рацион дневного пайка. Продовольствие было на исходе. Оставалась одна банка рыбных консервов и одна плитка шоколада.
Гетье по-прежнему недвижно лежал в палатке. Рвота утихла, но возобновлялась при малейшей попытке принять пищу или выпить глоток воды. Заострившееся лицо было мертвенно бледно.
3 сентября шторм наконец стих, и наступила ясная безветренная погода. Гора, казалось, разжала страшный кулак, в который захватила трех смельчаков,