Повести, рассказы, очерки, вошедшие в книгу, объединены общей темой, неисчерпаемой и увлекательной. Их действие протекает на бескрайних просторах азиатского материка: от джунглей Индокитая до заоблачных гималайских снегов; от древних оазисов Средней Азии до шумных базаров Индии. Автор совершил множество поездок по странам Востока, одинаково интересных и загадками прошлого и приметами сегодняшнего дня.
Содержание:
Путь Далай-Ламы 1
Истоки легенд 22
Тропы Востока 43
Атлас Гурагона 50
Примечания 79
Еремей Иудович Парнов
Драконы грома
Путь Далай-Ламы
Эмблема двойственности
"Распалась связь времен…" Как это удивительно сказано в шекспировском "Гамлете". Два мира могут совершенно обособленно пребывать бок о бок в едином пространстве только потому, что прервалась или безнадежно запуталась некогда скреплявшая их связь времен. Из Бангкока наш путь лежал в Малайзию, страну, во многом отличную от Таиланда, с иной историей и судьбой.
В Юго-Восточной Азии широко распространена эмблема "ян-инь": круг, разделенный волнистой линией на красное и белое поля. Считается, что она воплощает абсолютные противоположности мироздания: добро и зло, свет и тьму, правое и левое. Но недаром гласит пословица, что "нет худа без добра". В точном соответствии с житейской мудростью на белой половине эмблемы рдеет красная точка, на красной крохотным островком светится белая. Как символ надежды на то, что даже в самой тупиковой ситуации может найтись неожиданный выход. С развитием современной, привычной нам цивилизации древняя мудрость забылась. Вещие знаки стали в глазах людей лишь элементами орнамента. Только хироманты да бродячие заклинатели помнят истинное значение магических иероглифов. Но и они навряд ли постигают философскую глубину отвлеченных категорий, давших впоследствии пищу для размышлений диалектикам древнего мира. На основе идеи о противоположностях выросло и представление о всеобщей взаимосвязи. Как отмечает в своей последней книге "Запад и Восток" академик Н. И. Конрад, "представление о такой связи получило выражение в "восьми триграммах" "И-цзина", устанавливавших основные элементы природы - элементы бытия: небо, низина, огонь, гром, ветер, вода, гора, земля. На основе этих восьми триграмм были выработаны 64 гексаграммы, показывающие сочетание основных элементов и переход их друг в друга, то есть рисующие картину всеобщей связи явлений природы. Эту же идею в греческой философии сформулировал Гераклит, заявивший, что все переходит друг в друга: день - в ночь, холод - в тепло, зима - в лето, голод - в сытость. Та же идея всеобщей связи явлений распространилась и на человеческий мир".
В Змеином храме на малайзийском острове Пенанг эмблема двойственности явно намекала на то, что даже философский буддизм может спокойно уживаться с самым грубым суеверием и балаганными фокусами. Это становилось ясным при первом же взгляде на алтарь, где рядом с бронзовым изваянием владыки западного рая Амитабхи беззастенчиво дремали одуревшие от дыма сандаловых свечек змеи-куроеды. Страшные с виду, но абсолютно безвредные для человека, они стали главной приманкой для белых паломников из Америки, Австралии и Европы, жертвующих немалые средства на храм, в котором якобы сами собой излечиваются сорок девять болезней. Местные жители - китайцы и малайцы - приходили сюда поразвлечься. Словно в цирк или зоопарк. Заокеанские туристы щедро дарили чеки в надежде на чудо. Как тут не вспомнить "Плоды просвещения" Толстого? Впрочем, под многоярусной кровлей, осененной знаком "ян-инь", противоречия бытия носили несколько камерный характер. Хижина на сваях посреди зловонного клонга и ультрасовременный небоскреб с садом на крыше олицетворяли более резкий контраст.
Мне посчастливилось пересечь Малайзию по всем направлениям: от Пенанга до Кота Бару, от границы Таиланда до ведущей к Сингапуру дамбы в Джохорском проливе. В масштабах страны исконные ее полярности выходили далеко за границы очерченного некогда двухцветного круга, обретая четко выраженный социально-экономический подтекст.
Малайская федерация, состоящая из 13 штатов (бывшие султанаты Перлис, Кедах, Перак, Селангор, Негри-Сембилан, Келантан, Тренгану, Паханг, Джохор; сеттельменты Пенанг и Малакка и расположенные на о. Калимантан Саравак и Сабах - бывшие территории Британского Борнео), по праву может считаться уникальным государственным образованием. Достаточно сказать, что она являет собой единственный пример выборной монархии: верховного правителя избирают каждые пять лет из числа глав основных штатов. Не удивительно поэтому, что характерные для многих развивающихся стран проблемы порой обретают здесь весьма специфические оттенки. Этому способствует и этническая пестрота населения, приблизительно половину которого составляют собственно малайцы. Остальная часть приходится на долю китайцев, индийцев, индонезийцев, а также древних аборигенов полуострова, живущих в горных джунглях семангов, сеноев и джакунов. Еще более сложной предстает религиозная мозаика страны. Несмотря на то, что государственной религией считается ислам, Малайя и прилегающие к ней острова поражают разнообразием пагод и буддийских монастырей, конфуцианских кумирен и святилищ огнепоклонников-парсов, храмов, где справляют обряды индуисты и сикхи.
Сюда же следует причислить и анимистов, которые поклоняются духам в чащах заповедных лесов. Мне приходилось встречать в джунглях устрашающие изображения пучеглазого божка Перумана, Хозяина Кондока, убранных кабаньими клыками и окровавленными перьями грозных духов Пеку и Кланг Куэта, украшенную подвешенными черепами деревянную птицу-носорог. Не берусь судить о том, над чем персонально властвуют эти изрезанные ритуальной татуировкой изваяния. Некоторые названия, записанные мной со слов людей леса, я даже не нашел потом в самых полных сводах, составленных Британским музеем. Конечно, заезжему человеку это может показаться экзотическим курьезом, не более. В местных же условиях нельзя сбрасывать со счетов даже таких вот неведомых миру идолов.
В столичном музее я обратил внимание на манекен, одетый в защитную форму и малиновый берет отрядов "командос". Он находился в зале, где был представлен быт лесных племен, рядом с изображениями духов, бамбуковыми ловушками и сумпитаном - духовой трубкой, выбрасывающей отравленные стрелы. Таков оказался самый короткий путь из каменного века в атомный. Привыкшего к духовой трубке и луку обитателя джунглей наскоро обучили основам грамоты и отправили на плац, чтобы сделать из него идеального солдата для специальных операций в джунглях. Маршировать и стрелять по мишеням из автомата он, безусловно, научится. А уж как выслеживать в зеленом аду добычу - на сей раз она носит наименование "мятежника", - потомка знаменитых охотников за черепами учить не приходится. Недаром лучшие малиновые береты выходят именно из даяков, которых привозят в столицу из Сабаха или Саравака. Некоторые из них, возможно, даже родились в общинном "длинном" доме, где под потолком веками коптились черепа в травяной плетенке. Желтоватые и испещренные извилистыми трещинами, словно зимние дыни.
Что и говорить, сменить духовое ружье из дерева тапанг на реактивную базуку дело нехитрое. Зато справиться со сложностью нового непривычного мира, с новыми представлениями о зле и добре, видимо, гораздо сложнее… Тут связь времен несомненно оказалась нарушенной. Впрочем, пример с даяком-"командос" - случай действительно крайний. У молодой Федерации есть множество куда более важных, хотя и не столь резких проблем.
- У нас древняя самобытная культура, - сказал мне известный поэт Сухайми Мухаммад. - Но мы тем не менее молодая нация, вырвавшаяся из колониального мрака. Это трудный процесс. Главные наши беды: неграмотность, власть племенных традиций, догматы многочисленных религий. Должен сказать, что распространение мистических культов на Западе оказывает им мощную поддержку и здесь, у нас. Кое-кто считает, что динамизм современного мира можно сочетать с пережившими свой век обветшалыми традициями. С подобными представлениями не так просто бороться. Мы еще только нащупываем свой путь в двадцатый век.
Мне кажется, что под такое определение подпадает не только джакун - лесной охотник, ищущий новые тропы из душного мрака заболоченных джунглей, но и молодой малайский учитель, приехавший учить детишек на лесную безымянную реку, и сборщик каучука, и рабочий на оловянном прииске.
С представителем племени морских джакунов я познакомился на восточном побережье, истерзанном в ту пору холодным ветром и муссонным дождем. Темнокожий старик ловил рыбу, ловко набрасывая на нее самозатягивающуюся сеть с кольцами-грузилами. Мы были вдвоем на песчаной косе, через которую перекатывались взбаламученные волны, подтачивающие красно-бурые корневища кокосовых пальм. Тем не менее нам удалось объясниться без помощи переводчика.
Из рисунков на песке я узнал, что у старика умер родственник и он до ночи полной луны будет кормить душу усопшего свежей рыбой, в то время как другие родичи поддерживают огонь, отгоняющий злых духов.
Закончив свой пиктографический рассказ, старик вопросительно уставился на меня. Я нарисовал самолет. Он понимающе кивнул, важно показал пальцем на небо и, забросив сеть, забыл о моем существовании. О самолетах он явно знал больше, чем я о первобытной магии, и мой мир не интересовал его.
На "Боинге-737" с золотым изображением воздушного змея - знак малайской авиакомпании - лететь от этих мест до Куала-Лумпура не более часа. Иначе чем прыжком через тысячу лет такой перелет не назовешь. Но все-таки у рыболова-джакуна и столичного химика, получившего ученую степень в Кембридже, общая земля и общее прошлое. И хотя связь времен явно распалась, она тем не менее существовала. Археологические находки последних лет неопровержимо подтвердили предания народов, населяющих Малакку. Это очень древняя земля, которую задолго до нашей эры освоили австролоиды семанги и сенои - близкие к южноиндийским веддоидные племена. Южномонголоидные кланы - предки нынешних джакунов, пришли на хорошо обжитые места во II–I тысячелетии до нашей эры. Уже две тысячи лет назад на территории современной Малайзии возникли первые государственные образования. Одни из них просуществовали вплоть до XI века, другие - Тунсун, Лангкасука, Кора Фусара - распались как раз в то время, когда формировался ислам, будущая официальная религия Малайзии. Определяющее влияние на эти первые малаккские королевства оказали индийцы: купцы, проповедники, мореходы. В Кедахе и на Пенанге найдено множество каменных плит с индийскими надписями, относящиеся к IV–V векам. Джунгли, покрывающие почти 80 процентов малайской территории, сохранили для потомков крепостные стены, руины индуистских святилищ и пагод, статуи брахманистских богов и буддийских проповедников. Индийская культура, ее религии - индуизм и, особенно, буддизм, оставили неизгладимый, ясно видимый след на всей малайской цивилизации. В буддийский храм на Пенанге, знаменитый своим колоссальным изображением пребывающего в нирване Будды - статуя уступает по размерам лишь "Преклоненному Будде" из одноименного вата в Бангкоке, - стекаются богомольцы со всей Южной и Юго-Восточной Азии. Танцы, музыка, фольклор и народные обычаи малайцев тоже хранят в себе чудесные отблески Индии, покорившей соседние народы не мечом, а задумчивой улыбкой своих бессмертных героев. Яркими наслоениями на этот, как говорят археологи, "культурный пласт" легла богатая история индонезийского царства Шривиджайя с центром на Суматре, когда на малаккское побережье хлынул поток островных переселенцев. Ожесточенное соперничество между яванской империей Маджапахит и кхонтайской Аютией тоже обогатило пеструю сокровищницу малайской самобытности, хотя и положило начало длинной цепи религиозных и междуусобных войн, сокрушивших один за другим ранние султанаты.
Пропасть разделяет асфальт Куала-Лумпура и жаркую мангрову Келантана. Но мы знаем теперь, обломки каких великолепных мостов таятся в ее глубине.
Малайзийская столица поражает своей удивительной чистотой и сверхсовременным обликом. Не только банки многих стран мира и шикарные отели систем "Хилтон", "Мерлин", "Мандарин" выдержаны здесь в строгом урбанистическом стиле, но и мечети тоже. А национальная мечеть "Меджид Негара" своими ажурными, чисто модернистскими конструкциями удивительно похожа на атомный или космический центр. Любопытно, что в ее недрах скрывается точная копия Каабы, вокруг которой совершают своего рода тренировочный обход паломники перед поездкой в Мекку. Контраст между формой и содержанием налицо, таким образом, и здесь, в мечети. В границах же молодого и сравнительно небольшого города (еще в конце прошлого века здесь стояли только свайные хижины) вообще уживаются несколько обособленных, резко отличных друг от друга мирков. Порой кажется, что ты бродишь в сказочной стране Диснея, настолько быстро и коренным образом меняется облик домов, магазинов да и самих людей, когда "европейский" город переходит в "малайский", а драконы и бумажные фонарики китайского квартала сменяются типично индийским колоритом. Эти внезапные кинематографические переходы улавливает не только глаз. Иными становятся запахи, музыка, говор. Порой кажется, что ветер и тот начинает задувать с другого океана. Даже ночью, в полной темноте можно подстеречь тревожный момент смены декораций, когда из какого-нибудь переулка блеснет маслянистая вода клонга или повеет вдруг отвратительным для большинства и самым притягательным для немногих ароматом дурьяна. Удивительный фрукт этот, колючее сокровище джунглей Калимантана, которое малайцы зовут "адом и раем", лишь изредка можно встретить в индийском квартале и никогда - в европейском.
Таков он, этот своеобразнейший город, возросший на олове, разведанные запасы которого вывели Малайзию на первое место в капиталистическом мире. Кстати, именно с оловом связана одна из наиболее примечательных страниц истории страны. В 1830 году султан Малакки Мухаммед послал экспедицию в район реки Келанг, которая ныне мирно несет свои глинистые воды мимо железнодорожного вокзала. Из восьмидесяти семи китайских кули, которые тащили вьюки со снаряжением и провизией, назад вернулось только восемнадцать. Остальные навсегда остались в буйной мангрове, подступавшей тогда к самым берегам. Одних утащили в воду крокодилы, другие встретили на своей тропе черно-белую болотную гадюку - крайта, но большинство погибло от малярии. Скромным показался и венец изнурительного, поистине самоубийственного труда.
Вместо золотого песка и самоцветов руководители экспедиции поднесли султану лишь скромный мешочек с тяжелыми черно-блестящими зернами оловосодержащего касситерита. Именно так было положено начало "оловянной лихорадке", которая известна миру куда менее таких недугов от наживы, как "лихорадка золотая", "нефтяная" и т. п. Но жизней она унесла не меньше. Впрочем, никто и не брал на себя труд подсчитать, сколько малайских, китайских и индийских рабочих навсегда сгинули в джунглях Келанга, прежде чем поднялись на его берегах небоскребы из стекла и бетона.
Впрочем, быстрому росту Куала-Лумпур обязан не только олову, но и каучуку. Тем 22 зернам бразильской гевеи, которые, рискуя жизнью, выкрали британские агенты. Эти считанные зернышки были тайно выращены в Сингапуре и дали потом жизнь всем каучуковым плантациям Азии. Уже в Сингапуре, сидя на историческом пне одного из этих патриархов каучука, я понял, что наш бурный век сумел поставить свою определяющую точку и на этой столь авантюрно начавшейся эпопее.
После того, как на мировой рынок хлынул поток дешевой американской резины, синтезированной из нефти, каучуковый бум сразу пошел на убыль. Энергетический кризис и последовавший за ним спад автомобильного производства нанес плантациям гевеи еще более жестокий удар. Грустная ирония есть в том, что исследовательские фирмы в Куала-Лумпуре разрабатывают ныне проекты получения бензина из природного каучука. Если бы это знал Лебедев, впервые в мире синтезировавший резину из нефтяных газов! Пока такой "обратный" процесс не рентабелен, но кто знает, как высоко поднимутся цены на нефть в будущем…
Во всяком случае, замечательный асфальт, покрывающий проспекты и площади малазийской столицы, щедро замешан на латексе - белом соке гевеи.
В отличие от каучука, цены на олово постоянно росли. И несмотря на то, что оловодобывающие драги и гидравлические карьеры охватывают лишь один процент территории, Малайзия является главным экспортером этого незаменимого для современной техники металла. Почти все добытое олово, частично в слитках, частично как обогащенная руда или в виде готовых изделий, с клеймом фирмы "Селангор пьютер" поступает на мировой рынок через Сингапур. Торговля оловом и непревзойденными по чистоте оловянными изделиями является основной статьей малайского экспорта. Хотя одно лишь перемещение сложной и дорогостоящей драги на новое место обходится в три миллиона малайских долларов, овчинка явно стоит выделки. Резерв дешевой рабочей силы позволяет предпринимателям извлекать высокие прибыли. Но - как тут не вспомнить красно-белый круг - эта же самая причина мешает им расширить масштабы добычи. Смысл этого кажущегося парадокса разъяснил мне моторист Лан, работавший раньше на каучуковой фактории Пенанга.
- Здесь я получаю в два раза больше, чем на плантации гевеи. Все мало-мальски квалифицированные механизаторы перебрались бы на оловянные разработки, если бы не жилье. Очень уж дороги квартиры.
Ларчик открывался, как ему и положено, просто. Оловянные компании не спешат расширять масштабы добычи по двум причинам: по-первых, они заинтересованы в высоком уровне цен, во-вторых, хотят сохранить постоянный резерв рабочей силы. Последним обстоятельством объясняется и фантастическая дороговизна земли в районе разработок. Не случайно многие семьи, отчаявшись снять жилье, вынуждены прибегать к нелегальной застройке. Такие возведенные за одну ночь хижины наутро безжалостно разрушает полиция. Сообщения об этом не сходят со страниц местной печати. По крайней мере, так обстоит дело близ столицы или таких крупных центров, как Джорджтаун. В джунглях нелегальные застройщики чувствуют себя более уверенно. Пока земля не понадобится для прокладки дорог или строительства предприятий, их не тронут. Таков молчаливый компромисс, таковы, наконец, условия жестокой игры.